Империя. Том 3

Относительно провинций Эбро, где он учредил губернаторства, Наполеон не стал скрывать плана дальнейшего их присоединения к Франции в возмещение его расходов; однако добавил, что присоединение будет оплачено компенсацией, а таковой может стать присоединение к Испании Португалии, но прежде чем присоединить, ее нужно завоевать, а для этого нужно выгнать из нее англичан, после чего добиться от них мира, что не так-то просто. Повторив эти речи несколько раз в различных ситуациях, Наполеон удержал при себе министров брата и, казалось, отложил решение всех трудных вопросов до окончания кампании 1810 года, которая, возможно, завершив войну, положит конец и недоумениям Жозефа. Испанские министры остались в Париже, дабы вести переговоры и пользоваться любым случаем повлиять на несгибаемую волю Наполеона.

Пока же Наполеон обещал им добавить некоторые войска к армии Центра, после чего занялся окончательным решением хода операций на 1810 год. Он совершил настоящую ошибку, не атаковав англичан сразу же, в феврале или марте, всеми имевшимися тогда силами, ибо на юге Испании сезон военных операций начинался очень рано. Но располагавшиеся прежде вокруг Мадрида 80 тысяч солдат теперь были разбросаны между Байленом, Гренадой, Севильей, Кадисом и Бадахосом, и для доукомплектования Португальской армии следовало дожидаться прибытия всех направленных в нее войск. Теперь предстояла уже не весенняя, а осенняя кампания, ибо летом, особенно на юге полуострова, жара делает военные операции невозможными. Оставалось плодотворно использовать май, июнь, июль и август.

Принужденный к более медленной войне, Наполеон задумал сделать ее методической и начать вторжение в Португалию с осады крепостей. Уже было решено, что Сюше осадит Лериду и Мекиненсу, а Ожеро, прежде чем снова двигаться на Валенсию, осадит Тортосу и Таррагону. Наполеон решил, что Сульт, не оставляя попыток захватить Кадис, попытается захватить и Бадахос; что Массена, в свою очередь, пока будет завершаться формирование его армии, завершит осады Сьюдад-Родриго и Альмейды, которые являлись ключами к Португалии со стороны Кастилии. В сентябре, после захвата этих опорных пунктов, планировалось начать общее наступление на Лиссабон: Массена выдвинется по правому берегу Тахо, а Сульт – по левому. По новому плану всё лето отводилось осадам.

Сюше приступил к выполнению поставленной перед ним задачи еще в апреле. Десятого числа он расположил свою штаб-квартиру в Монсоне, где заранее собрал осадное снаряжение: тяжелую артиллерию, фашины, туры и орудия всякого рода. Его корпус, возросший в результате прибытия последних подкреплений до 30 с лишним тысяч человек, мог выставить на линию не более 24 тысяч солдат. Оставив около 10 тысяч человек для охраны Арагона, он с 14 тысячами направился на Лериду и осадил ее с обоих берегов Сегре. Этих сил было довольно для штурма крепости, но приходилось опасаться, что их окажется недостаточно, если придется прикрывать осаду от весьма вероятных нападений извне. Правда, Наполеон приказывал Ожеро и Сюше воспользоваться соседством друг друга для взаимопомощи. Ожеро должен был прикрывать осады Лериды и Мекиненсы, пока Сюше их будет осуществлять, а Сюше, в свою очередь, мог прикрыть осады Тортосы и Таррагоны, в то время как Ожеро посвятит им свои силы.

К несчастью, армия Каталонии разрывалась меж тысячью разных забот, то прикрывая французскую границу, на которую каждодневно покушались летучие отряды, то вынужденная мчаться в Барселону, чтобы защитить этот город или доставить ему продовольствие, то призываемая на помощь в осаде Остальрика, и зачастую не успевала справляться с этими задачами, поскольку хотела исполнить их все сразу. Тут требовались редкостные изобретательность и энергия, а старый Ожеро, преемник Сен-Сира, не был таким уж одаренным человеком. В ту минуту он находился перед Остальриком, далеко от Лериды. Поэтому Сюше прибыл к крепости один, но ничуть не волнуясь, ибо умел вовремя разделять свои силы между осадой и изгнанием армии, которая могла прийти его побеспокоить, и надеялся справиться с вверенной ему двойной задачей.

Крепость Лерида известна в истории, со времен Цезаря и до великого Конде она играла в войнах важную роль. Великий Конде, как все знают, не смог ее одолеть; герцогу Орлеанскому во время войны за наследство это удалось. Ныне можно было потерпеть неудачу в этом предприятии, хотя в нем и не было ничего чрезвычайного. Крепость располагалась на правом берегу реки Сегре, несущей в себе воды по крайней мере с половины Пиренейских гор. Город, построенный у подножия скалы, увенчанной укрепленным замком, стоит между скалой и Сегре, спереди частично защищен водами реки, и со всех сторон – навесным огнем из замка. Скала, на которой высится замок, отвесна почти со всех сторон, и только с юго-западной стороны на нее можно забраться по пологому склону, выходящему из города; однако ближе к вершине склон делается более отвесным и представляет отдельные выступы, на которых построены форт Гардени и редуты Сан-Фернандо и Пилар, так что та сторона, с которой открывается доступ к замку, сама защищена добротными укреплениями. Итак, нужно было под огнем из замка захватить город, а затем и сам замок, форсировав преграждавшие к нему путь укрепления.

В городе находились 18 тысяч фанатично настроенных жителей, а также гарнизон в 7–8 тысяч человек под командованием молодого и энергичного Хайме Гарсии Конде, отличившегося во время осады Хероны. У осажденных имелось достаточно продовольствия и боеприпасов, даже для долгой осады.

Сведущий офицер инженерной части Аксо решил атаковать город между рекой и замком Гардени с северо-восточной и самой населенной его стороны, чтобы подвергнуть мужество населения суровому испытанию. Правда, таким образом французы оказывались под огнем из замка, но природа участка облегчала рытье траншей, ибо при быстром приближении огонь должен был стать столь отвесным, что представлял уже гораздо меньшую опасность. К тому же при атаке с этой стороны войска не оставляли за собой форт Гардени, расположенный на противоположном склоне.

В то время как французы собирались открыть траншею, Сюше узнал из перехваченного письма, что испанский генерал О’Доннелл спешит на помощь Лериде с арагонскими и каталонскими войсками. Сюше не стал торопиться выступать ему навстречу, не желая отходить от Лериды ни слишком рано, ни слишком далеко: располагая мостами через Сегре, он мог за несколько часов перейти реку и выдвинуть свои силы навстречу неприятелю, оставив перед крепостью арьергард, достаточный для сдерживания гарнизона.

Двадцать второго апреля стало известно, что генерал О’Доннелл близко и подошел уже на расстояние одного марша. Он двигался из Каталонии по левому берегу Сегре, тогда как город и осадные войска находились на правом. Сюше принял такие диспозиции, чтобы противостоять и внешнему и внутреннему неприятелю. Генерал Арисп остался у городского моста, по которому гарнизон мог сообщаться с идущей на помощь армией, и должен был сдерживать и гарнизон, и корпус О’Доннелла. Мюнье, расположенный чуть выше на Сегре, должен был тотчас перейти через реку и, когда неприятель приблизится к мосту, охраняемому Ариспом, атаковать его с фланга.

На рассвете генерал О’Доннелл показался на краю равнины Маргалеф, простирающейся влево от Сегре, и тотчас вступил в дело. Его войско возглавлял авангард из легкой пехоты и кавалерии, а сам он двигался справа и слева от дороги двумя колоннами общей численностью в десять тысяч человек. Это были лучшие войска Каталонии и Арагона. Едва заслышав огонь аванпостов, генерал Арисп вскочил на коня и с 4-м гусарским и двумя ротами 115-го и 117-го линейных без колебаний атаковал неприятельский авангард и опрокинул его далеко на равнину. Достигнутое преимущество позволило ему вернуться к городу, дабы сдержать гарнизон, который уже начал дебушировать с моста через Сегре под радостные крики жителей. Арисп со 117-м линейным атаковали гарнизон в штыки, оттеснили его на мост и вынудили вернуться в крепость.

Пока шли эти быстрые бои, дивизия Мюнье перешла через Сегре и выдвинулась на поле сражения. Генерал атаковал обе испанские дивизии во фланг, пройдя через равнину Маргалеф самым коротким путем, по диагонали. Его пехоте предшествовал 13-й кирасирский, единственный полк тяжелой кавалерии, служивший в Испании, численностью двенадцать сотен всадников, под командованием превосходного офицера полковника Эгремона. Когда противник оказался в пределах досягаемости, кирасиры построились в боевые порядки, поставив пушки на крыльях и угрожая флангу испанской армии. После артиллерийского обстрела, когда неприятельская кавалерия выдвинулась вперед, чтобы прикрыть свою пехоту, кирасиры атаковали ее галопом и опрокинули. Валлонские гвардейцы тотчас встали в каре, чтобы защитить, в свою очередь, кавалерию. Но кирасиры продолжили атаку и прорвали и опрокинули всех, кто пытался подражать примеру валлонских гвардейцев. Через несколько минут вынудили сложить оружие почти шесть тысяч человек. Остатки неприятельского войска со всех ног бежали к дорогам Каталонии, а французам досталось множество пушек, знамен и обозов.

После такой блестящей победы можно было не опасаться, что кто-то помешает осаде. Траншею открыли 29 апреля. Подкопные работы были трудны, но не из-за твердости почвы, а из-за разлившихся в окрестностях вод Сегре, дождливой весны и весьма неприятного артиллерийского обстрела из замка. В нескольких каналах устроили плотины, чтобы отвести воду от траншей, и, как могли, укрывались от огня из замка. Подкопные работы велись в направлении бастионов под названием Кармен и Мадлен. Когда 6 мая все батареи были поставлены и оснащены, начали обстрел. Французская артиллерия вела его поначалу очень живо, но сильно страдала от артиллерии замка: несколько орудий оказались разбиты. Атакующие вынуждены были приостановить огонь, поставить новые батареи и изменить направление огня старых. Одну из них поставили на левом берегу Сегре, дабы обстреливать городской мост и – рикошетом – атакуемые бастионы. Новые работы поглотили дни с 8 по 12 мая, а затем обстрел возобновили, на сей раз с полным успехом: полностью подавили артиллерию со стен крепости, а артиллерия замка делалась менее опасной по мере приближения к замку. Наконец, французы смогли приступить к пробитию бреши, чтобы сделать возможным штурм.

Генерал Сюше и полковник Аксо намеревались добиться одновременного падения города и замка, направляя осаду таким образом, чтобы оттеснить население в замок, где люди смогут продержаться не более нескольких дней. Для этого нужно было завладеть фортом Гардени или хотя бы его внешними укреплениями.

Вечером 12-го Сюше направил три отборные колонны в атаку на редуты Пилар и Сан-Фернандо и укрепление, которое связывало их с Гардени. Все три укрепления удалось захватить штурмом, и хотя сам форт Гардени не попал в руки французов, цель была достигнута, ибо окружающие укрепления не могли более служить убежищем населению. При этих действиях французы потеряли сотню, а неприятель – около четырех сотен человек.

Тринадцатого мая главнокомандующий и полковник Аксо решили штурмовать крепость. Бреши в бастионах (Кармен и Мадлен) были уже достаточно широки, оставалось только их захватить. Двум колоннам назначалось идти на приступ одновременно. Слева у реки одна колонна собиралась атаковать бастион Кармен, а генерал Арисп, форсировав мост через Сегре, должен был напасть на его защитников с фланга; справа другая колонна должна была атаковать бастион Мадлен, в то время как роте саперов надлежало рушить ворота, дабы впустить армию. Сюше и Аксо, во главе резервов, держались в траншеях, готовые передвинуться туда, где в них будет нужда.

На закате по сигналу четырех бомб обе колонны ринулись из траншей в бреши и прорвались в них, несмотря на ужасающий огонь в лоб и с фланга. Они вступили в город, который за бастионами оказался забаррикадированным. Колонны выдвинулись по главной улице и уничтожили одно за другим заграждения, возведенные позади бастиона Мадлен. Со стороны бастиона Кармен успех был таким же. Генерал Арисп захватил мост через Сегре, и тогда, прорвавшись в город со всех сторон, французские колонны оттеснили население вперемешку с гарнизоном к подъему, ведущему в замок. Перепуганные жители бросались вслед за гарнизоном и в сам замок и искали убежища даже во рвах. Всю ночь Сюше забрасывал снарядами, бомбами и гранатами этот тесный участок, заполненный людьми, испускавшими страшные крики, – ужасающая сцена, которой нельзя было избежать, ибо, только доведя до отчаяния несчастных жителей, набившихся в замок, атакующие могли добиться окончания осады.

Какова бы ни была преданность коменданта и гарнизона, они не могли ни приютить и прокормить всё население, ни позволить ему погибнуть под взрывами бомб и снарядов. В полдень 14 мая комендант Гарсия Конде вывесил белый флаг. Гарнизон сдался в плен, оказав французам всё возможное сопротивление.

Эта прекрасная осада доставила, помимо важнейшей крепости Арагона, 7 тысяч пленных, 133 орудия, большое количество патронов, пороха и ружей и склады с прекрасными запасами. Неприятель потерял около 1200 человек, французы – 700 человек убитыми и ранеными. Взятие Лериды произвело сильное впечатление на эту часть Испании и поубавило веры жителей в непоколебимость их стен, обретенную после сопротивления Хероны.

Вскоре Наполеон, недовольный маршалом Ожеро, заменил его Макдональдом, который был очень крепок на поле боя, но мало годился для таких военных действий, где нужны были молодость, активность и изобретательность в средствах. Предоставив Сюше ведение дальнейших осад, в которых тот, как оказалось, был мастер, Наполеон придал ему половину армии Каталонии и поручил после взятия крепостей Арагона покорить и крепости Каталонии, Таррагону и Тортосу, первая из которых располагалась на морском побережье, а другая – в устье Эбро. Маршал Макдональд должен был действовать между Барселоной, Остальриком, Хероной и границей, придвигаясь к тем пунктам, где сможет содействовать великим осадам, вверенным Сюше.

В то время как в Арагоне происходили эти события, Наполеон наконец заставил Массена покинуть Париж и отправиться в Саламанку. Маршал Массена, испытанный двадцатью годами войн, уже ощущал на себе последствия столь длительных тягот. Наделенный политическим чутьем, равным его военным талантам, он не нуждался в кровавом и славном уроке Эсслинга, чтобы понять, что нынешним правлением перейден предел всяческого благоразумия, и французы огромными шагами движутся к катастрофе. Поучаствовав во всякого рода войнах в Калабрии, Италии, Германии и Польше, он не ждал ничего хорошего и от войны, что упорно велась в Испании, и не испытывал никакого желания компрометировать свою высокую славу на военном театре, где, казалось, встречались одновременно все возможные трудности, какие Наполеон возбудил против своей фортуны. Поэтому Массена выказывал величайшее нежелание возглавлять Португальскую кампанию. Будучи вынужден объясниться с Наполеоном, он сослался на трудности операции, недостаточность средств, пошатнувшееся здоровье и ослабевший вместе со здоровьем боевой дух, на неудобство командования подчиненными, которые считали себя ему ровней и не привыкли подчиняться никому, кроме Наполеона.

С обольстительной и властной фамильярностью, которую он умел применять в отношении старых товарищей по оружию, Наполеон приласкал старого солдата, напомнил ему о его славе и мощи, вошедших в поговорку, сказал ему всё, что мы любим выслушивать, даже в это не веря: что в последней кампании он выглядел как никогда молодым и крепким, что армия полнится его именем, что всем его подчиненным хватает ума не считать себя ему ровней; что климат Португалии целителен для его здоровья; что он уже отдохнул и отдохнет еще, ибо до начала наступательных операций три-четыре месяца уйдут на осады; что под его командованием будет не менее 80 тысяч человек с великолепным снаряжением; что его сил будет более чем достаточно против 30 тысяч англичан, как бы им ни помогали климат и португальские повстанцы; что это последнее усилие и, доверяя ему эту операцию, император оставляет ему и последнюю славу, которую следует, возможно, стяжать, ибо за ней, скорее всего, последует мир; что он станет одновременно самым славным и самым популярным из всех солдат Франции, завоевав морской мир, единственно желанный, потому его одного французы еще не добились. Все эти доводы, сопровождаемые тысячью ласковых и дружеских слов, увлекли, но не убедили старого Массена, который не мог ни в чем отказать самому щедрому из властителей, будучи несколько месяцев тому назад назначен принцем Эсслингским и осыпан почестями и богатствами. С грустью проницательного человека, который сдается из благодарности и послушания, но не питает иллюзий, он подчинился.

Волей-неволей приняв командование Португальской армией, Массена отправился в Саламанку, где его прибытия со страхом ожидали повстанцы, с доверием – солдаты, и с некоторым неудовольствием – двое главных его заместителей, Жюно и Ней. Жюно был главнокомандующим Португальской армией, почти королем, и возвращение туда в качестве подчиненного весьма ущемляло его гордость. Ней, против воли служивший под началом Сульта, которого ставил ниже себя, под началом Массена, признанного первым человеком во французской армии, готовился служить с меньшей досадой; но надеялся на честь лично схватиться с англичанами и испытал мучительное разочарование, узнав, что призван командовать в качестве заместителя. Он не выказал всего неудовольствия, которое ощущал, но скрытые чувства легко выходят наружу, особенно у пламенных душ. Ней и Жюно вскоре должны были представить тому свидетельства.

Массена пришлось столкнуться с огромными трудностями. Наполеон подготовил множество корпусов, соединение которых составило бы внушительную силу, но они еще не были организованы в армию. Не было ни штаба, ни интендантства, ни госпиталей, ни транспортных средств, ни общего артиллерийского парка, ни осадной артиллерии. Для сбора необходимого снаряжения требовались наличные деньги, потому что даже если безжалостно забирать имущество у населения, у него можно найти зерно, вино и скот, но нельзя найти пушек, мортир, лафетов, орудий и фургонов. Однако Наполеон не желал более посылать в Испанию средства, дабы вынудить генералов раздобывать их самостоятельно. Кроме того, устав от этой войны, скрытно пожиравшей силы Империи и начинавшей внушать ему отвращение, Наполеон более не уделял ей достаточного внимания. Всю корреспонденцию он приказал просматривать Бертье, отвечал на нее также через посредство этого трудолюбивого человека, и приказы, неспешно формировавшиеся на основе анализа корреспонденции и передаваемые через посредника, становились только отзвуком его воли, ослабленным многочисленным эхом. Потому и исполнялись редко и не полностью.

Печальный результат такого положения вещей и обнаружил Массена по прибытии в Саламанку. Конечно, некоторые порции снаряжения и некоторое количество мулов, лошадей и фургонов, присланных из Франции после подписания мира с Австрией, были получены, но их перехватывали по пути и использовали для повседневных нужд еще до вступления в кампанию. Конвои со снаряжением – если они не охранялись внушительными силами – перехватывали как никогда многочисленные и дерзкие банды повстанцев, и это были далеко не все трудности, которые предстояло преодолеть маршалу Массена. Неудовлетворение насущных нужд породило в армии множество злоупотреблений, которые командиры, из усталости или сообщничества, в конце концов перестали пресекать. Солдаты, а порой и офицеры забирали у крестьян скот и хлеб не для прокорма, что всегда извинительно в военное время, но для перепродажи, чтобы раздобыть немного денег. Они предавались и контрабанде, пропуская за мзду стада мулов, груженных колониальными продуктами, и доходили даже до того, что продавали свободу испанским пленным, позволяя им убегать за плату.

Помимо общего плачевного положения, каждый корпус имел собственные нужды. В Старой Кастилии могли действовать незамедлительно только 6-й корпус Нея и 8-й Жюно, да еще последний был растянут до Леона, то есть на расстояние 30–40 лье. Второй корпус генерала Ренье оставался на Тахо, по другую сторону Гвадаррамы, и должен был присоединиться к Португальской армии только после проведения осад. Однако силы этих корпусов не соответствовали надеждам и обещаниям Наполеона. Корпус Нея, который после присоединения дивизии Луазона должен был составлять 30 тысяч человек, насчитывал только 25 тысяч, настолько сокращалась численность войск при одном только вступлении в Испанию. Восьмой корпус, поначалу составлявший 40 тысяч человек, затем, после отправки множества подразделений в другие корпуса, теперь насчитывал не более 21 тысячи. Совсем недавно у Жюно забрали еще одну дивизию для охраны коммуникаций, каковая мера весьма усилила неудовольствие генерала. Третий и четвертый драгунские эскадроны, прибывшие частично, в соединении с первым и вторым эскадронами доставили генералу Монбрену резерв в 4 тысячи превосходных всадников, что доводило численный состав армии, которой Массена мог располагать незамедлительно, до примерно 52 тысяч человек. Правда, она должна была увеличиться за счет позднейшего присоединения 2-го корпуса. После всего перенесенного в Португалии при маршале Сульте и позже на Тахо этот корпус насчитывал не более 15 тысяч человек, остававшихся уже несколько месяцев без жалованья и почти голых, но столь же крепких и опытных, как солдаты Нея, и готовых, хоть и без удовольствия, к самым трудным военным операциям. Таким образом, призвав генерала Ренье, главнокомандующий мог собрать не более 66 тысяч человек, однако летние болезни, предстоящие осады, необходимость оставлять гарнизоны в завоеванных крепостях должны были уменьшить эту цифру на 15 тысяч и свести Португальскую армию к общей численности в 50 тысяч солдат.

Массена предвидел великие несчастья и писал Наполеону печальные, но глубоко разумные письма, такие, какие и надлежало писать одному из самых проницательных и опытных военачальников того времени. Он говорил правду без приуменьшений и преувеличений и требовал присылки недостающего, не обещая успеха, настолько трудна, как он считал, будет война не с объединенными силами португальцев и англичан, а с климатом и бесплодностью Португалии.

Ему прислали выбранного им самим интенданта, главного управляющего Ламбера, превосходного артиллерийского офицера генерала Эбле, отличного военного инженера генерала Лазовски и, наконец, начальника главного штаба генерала Фририона, который был предан Массена, умен, точен и смел. С их помощью и при содействии коменданта Саламанки генерала Тьебо маршал Массена принялся создавать то, чего не существовало, и исправлять то, что пришло в упадок. Для начала он приказал перевести контрибуции, которые корпуса накладывали на занимаемые ими провинции, в центральную кассу армии. Командиры корпусов уступили не без сопротивления, но Массена настоял на своем. Он поторопил присылку из Парижа некоторых средств для выплаты задолженностей по жалованью, а затем, с помощью раздобытых ресурсов, создал в Саламанке генеральные склады. Он подтянул к себе мулов, закупленных на юге Франции для нужд Португальской армии, приказал установить на осадные лафеты всю тяжелую артиллерию, какую удалось собрать, ускорил ее перевозку к Сьюдад-Родриго и присоединил к ней орудия и боеприпасы.

Крепость Сьюдад-Родриго, находившаяся в трех-четырех маршах от Саламанки, располагалась среди огромной безводной и пустынной равнины шириной в двадцать-тридцать лье: туда всё нужно было брать с собой. Массена отправил, что смог, для обеспечения собиравшихся там войск Нея. Массена приказал им приблизиться к крепости, построить там печи и бараки для продовольствия и боеприпасов, словом, завести всё необходимое для осады. Поскольку англичане, после вступления французов в Андалусию покинувшие испанскую Эстремадуру и ушедшие на север Португалии, могли попытаться помешать этим операциям, Массена предписал Жюно покинуть Леон и Бенавенте и передвинуться в направлении между Ледесмой и Саморой, дабы в случае необходимости иметь возможность сосредоточиться на правом фланге Нея. Благодаря этим приказам, за исполнением которых он следил с несвойственной ему бдительностью, Массена начал собирать в Саламанке снаряжение для внушительной армии, а вокруг Сьюдад-Родриго – всё то, чего требовала крупная осада.

Португальская кампания должна была начаться с осады Сьюдад-Родриго, и по этому поводу между Массена и его заместителями возникли первые разногласия. Англичане располагались в Визеу, в трех маршах от границы. Об их численности доходили различные сведения, армию оценивали в 20–40 тысяч человек, потому что смешивали англичан с португальцами, но никто не приписывал самим англичанам более 24 тысяч. Соседство с ними возбуждало пламенную смелость Нея. Он находил очень долгим и скучным выполнение осад Сьюдад-Родриго и Альмейды, расходование благородного рвения своих солдат ради посредственного результата – взятия крепостей, обладание которыми могло, конечно, убавить неудобств на дороге в Португалию, но не стало бы большим подспорьем в партизанской войне, угрожавшей французским тылам. Ней думал, что, напротив, сразу передвинув 6-й и 8-й корпуса и кавалерию Монбрена, то есть примерно 50 тысяч человек, на англичан и неожиданно атаковав их, французы имели все шансы разбить их, а после разгрома англичан крепости пали бы, вероятно, сами собой. Так французские войска достигли бы цели войны почти в первые же ее минуты.