Утопическая элегия. Эпос

– Успокойтесь, я с трудом Вас понимаю и поэтому отведу в комнату №1. В ней находится наш долгожитель, человек, который живет дольше всех и знает о зарождении нашего общества больше кого бы то ни было.

Здесь я опять был немного удивлен тем, что этот администратор, при всей моей несуразности объяснений по поводу своего появления в этом обществе, не принял меня за сумасшедшего и не отнесся ко мне с презрением, и не выставил меня вон, как это принято в моем бывшем обществе, а все таки попытался мне помочь, препроводив меня к тому, кто хоть что-то мне может объяснить. Администратор подвел меня к двери с номер 1 и жестом руки предложил открыть эту дверь и войти в комнату.

ИНДИГО КЕВ

Постучавшись в дверь под №1, я осторожно приоткрыл ее и заглянул в комнату.

– Здравствуйте, позвольте войти?

Не получив ответа, обернулся и посмотрел на администратора, но тот с улыбкой махнул мне головой, мол заходи, все нормально, ты ни кому ни чем не помешаешь. Я зашел. В комнате была легкая темнота. Постепенно мои глаза стали привыкать к сумраку комнаты. Я огляделся. Комната была примерно 20 квадратных метров. Убранство ее было аскетичным, хотя не лишенного скромного изящества. Я увидел стол, а за столом в кресле, слегка напоминающим небольшой трон, сидел человек. Это был мужчина. От двери, где я стоял, сложно было определить возраст этого мужчины. Но, что мне сразу бросилось в глаза, так это то, что он был совершенно белый, белые одеяния, белые волосы, белое лицо. Сидел он в пол-оборота к двери, поэтому я, вначале увидел только его профиль. Нос был с горбинкой, а верх уха слегка заострен, что придавало ему подобие эльфа. Но когда он повернулся ко мне, я от легкого шока даже немного дернулся, так как у него толи отсутствовали, толи были тоже белые ресницы и брови, а так же у него были белые зрачки. Морщин на его лице, я не заметил. В общем, его с полной ответственностью можно было принять за существо неизвестной цивилизации.

Я подошел к столу, за которым он сидел, и еще раз поздоровался. На меня смотрели глаза, создающие ощущение пустых глазниц. Но эти «пустые глазницы» словно приковали мой взгляд, и я отчетливо у себя в мозгу услышал слово: «Здравствуйте!», – хотя рот мужчины был закрыт. Вначале я подумал о чревовещании, но потом понял, что дело здесь не в чревовещании, а в передаче мыслей на расстоянии. В общем сплошная мистика. Сказать, что я был ошеломлен, значит, ничего не сказать. Он видно понял мое психологическое состояние и не стал далее тревожить мою психику. Дальнейшая беседа продолжалась путем разговорной речи.

Чтобы как-то отрешиться от мистического настроения, создающего легкий внутренний душевный дискомфорт, я стал пытаться определить возраст этого мужчины. Все – таки я попросил встречу с возрастным человеком, своего рода аксакалом, а передо мной был человек неопределенного возраста. Вся эта ситуация вводила меня в какой-то легкий психологический ступор. Из этого ступора меня вывел голос: «Присядьте, пожалуйста». Я с радостью осознал, что слова были озвучены голосом. Сев у стола, за которым сидел этот человек, я опять услышал голос: «Зачем вы пришли, что Вас интересует?».

– Здравствуйте, – произнес я еще раз, как заевшая пластинка.

– Мы уже здоровались.

Легким усилием воли я сбросил с себя оковы небольшого внутреннего оцепенения и выпалил одной фразой:

– Где я нахожусь, что здесь происходит, и почему все люди морально-сахарные? – после некоторой паузы я задал еще один вопрос. – А сколько Вам лет? – а потом добавил. – И, что это за заведение? Правда, мне сказали, что это дом Индиго, но что это такое?

Наступила небольшая пауза, которую он прервал.

– Меня зовут Кев.

Тут я понял, что сам не представился и не спросил его имени.

– Мне 147 лет, – продолжал он.

От слов о его возрасте у меня кажется, зашевелились волосы на голове и глаза стали шире лица, а еще меня немного удивила его имя, но этого он, кажется, не заметил. Я стал более пристально всматриваться в его лицо. Кожа на его лице и руках была как у младенца. Перехватив мой взгляд, он понял мое недоумение.

– Да, я вижу Вы и впрямь не местный и похоже Вы не местный не только нашей местности, но и нашего времени.

И словно не нуждаясь в моем ответе, он продолжал:

– Наши ученые научились сохранять внешний облик человека молодым довольно долго, но внутренние органы человека не поддаются омоложению и стареют естественным путем. Но иногда людям, несущим в себе некоторую информацию, будь – то история, философия или другое гуманитарное направление, предоставляется возможность получить вакцину, которая некоторым образом продлевает, так сказать, жизнь внутренних органов человека, частично омолаживая весь его организм. Эта вакцина очень дорога, так как она вырабатывается путем физико-химических действий с органами человека только, что ушедшего в «мир иной».

От этих слов, плюс сумрачное состояние комнаты, я стал испытывать сильную тошноту и ощущать онемение конечностей – рук и ног. Страх с такой скоростью стал сковывать меня, что я почти перестал дышать. Произошел сильнейший спазм моих дыхательных путей, и я стал терять сознание. И только одна мысль была в моей голове: «Все, я здесь, что бы стать донором этой вакцины. Меня вели».

Видно поняв, почему я нахожусь в таком состоянии, он сказал:

– Не бойтесь.

Это слово я услышал через слуховые рецепторы своего тела и оно, как взрыв атомной бомбы, прозвучало у меня в мозгу, от чего я словно вышел из оцепенения. Я стал дышать. Скажу Вам честно, я испытал такое счастье, которое никогда не испытывал. Счастье было каким-то физическим, как будто меня выкопали из ямы, где я был закопан живьем. Да, я понимаю, что одно слово, неподкрепленное ни какими действиями трудно было принять за правду. Но, то ли очень этого хотелось, то ли оно было каким-то гипнотическим, но оно меня оживило. Я стал усиленно дышать, будто только что явился из утробы матери и это были мои первые вздохи.

– Не бойтесь и успокойтесь, – услышал я его голос еще раз. – Я Вам сейчас все объясню. Раз Вы человек ниоткуда, почти никто, то я буду звать Вас Немо. Вы позволите мне Вас так называть? – скромно улыбаясь, спросил он.

Ну что ж пусть будет так, я НЕМО.

– Ага, – прошептал я. – Да, конечно, в принципе я и есть ниоткуда и никто, зовите меня Немо, – сказал я уже более отчетливо.

Кажется, уже и сам стал верить, что я ниоткуда и никто.

– Так вот, – продолжил Кев, – возможность стать донором для вакцины надо заслужить, человек должен быть высочайшего морального уровня, чист душой и благонравен. Отбор очень жесткий в смысле морально-этических и духовных норм. Почти, как в доисторические времена, когда приносили в жертву, т.е. отправляли посланца к Богам – самых лучших мужчин и женщин. Человек сам предлагает себя, так как знает, кому пойдет его вакцина – людям, которые поддерживают высочайшую духовно-нравственную составляющую нашего общества. Тем, которые поддерживают моральный облик нашего социума. Человек приносит себя в жертву будущему своего мира. Прошедшие этот отбор объявляют об этом во всех средствах массовой информации. Их считают почти как спасителей цивилизации, и не только за то, что они добровольно приносят себя в жертву спасения людей, но и как самых духовно чистых граждан. Так, что не льстите себе надеждой, Вы не подходите – уже не скрывая улыбки закончил Кев.

Но я уже пришел в себя от пережитого шока и произнес:

– А почему Вы так решили? – с нескрываемым циничным сарказмом спросил я. – Может рожей не вышел для Вашего обЧества?

Но он не стал мне парировать на мою реплику, просто продолжал, улыбаясь, смотреть на меня, правда, улыбка его была доброй и успокаивающей, никакого пренебрежения я в ней не усмотрел, да еще его белые глаза создавали ощущение умиротворенной бесконечности.

– И так, я надеюсь в полной мере ответил на Ваши вопрос о моем возрасте? – все также улыбаясь, проговорил Кев.

К счастью, он перестал пользоваться своими телепатическими возможностями, а говорил, как нормальный человек, что также способствовало в какой-то мере устранению внутреннего дискомфорта.

– Теперь о месте Вашего пребывания. Это Индиго Дом. Своего рода дом – интернат для величайших людей нашего общества. Но только каждый в своем специализированном направлении: философии, теологии, морализации, истории и так далее, я, например, имею величайшие познания в области истории и образования нашего общества.

При этом ни тени смущения и скромности я не усмотрел на его лице и не услышал в его голосе. Но это не было самолюбованием. Это была просто констатация факта. А его взгляд словно говорил: «Так есть и сомнений здесь быть не может».

– Что ж, – сказал я, – специально придав своему голосу легкий видимый сарказм, – просветите меня о Вашем обществе, что это за Рай на Земле, – повторил я свой первый вопрос, который озвучил при встрече с этим человеком, но если честно с легкой ноткой недоверия, которая появилась у меня после всего, что я здесь услышал. Потому, что где-то в глубине души у меня стало расти сомнение, а не в сумасшедшем ли я доме.

Но Кев, словно не замечая моего сарказма, недоверия и других, я бы сказал негативных эмоций, начал свое повествование.

ИСТОРИЯ СОРИИ

– История народа Сории началась очень давно, и я бы даже сказал парадоксально. В старые времена происходило много войн: «но для меня это было неудивительно, в истории моей цивилизации происходило тоже самое». – Одни народы, – продолжил он, – захватывали другие, менялись названия народов, слабые принимали названия более сильных, либо захватчики признавали и применяли к себе-то название, которое исторически закрепилось за той территорией, которою они захватывали. Только наш народ, племена нашего народа дошли до такой степени унижения, раздора и злобы по отношению друг к другу, что дошли до того, дабы не уничтожить, друг друга полностью, призвали добровольно себе хозяина. Призвали с целью, что бы он призванный ими властелин, правил ими и создал государство. Они добровольно отдали себя инородному властелину. Добровольно признали себя рабами и по духовному своему состоянию, и по физическому. И назвали они себя именем инородным – СОРИЯ и стали они Сорийцами, хотя до этого у них были другие племенные названия – алвянские, и позабыли они свои алвянские рода и племена. Поначалу иноземцы объединили племена алвянские под новым именем «Сория». Но вскоре уже среди объединенных племен Сорийских начались междоусобные раздоры. Опять застонала бывшая алвянская земля, а теперь уже Сорийская. И опять потребовался алвянским племенам – Сорийцам, иноземный правитель. Но теперь уже не пришлось им призывать к себе добровольно хозяина. Сам к ним пришел властелин иноземный « с раскосыми и жадными глазами», как сказано в наших летописях. И хотя Сорийцы вроде бы и сопротивлялись иноземным захватчикам, но разделены они были, не было среди них единства, и покорены они были. Так что хоть и недобровольно они иноземного хозяина на свою землю призвали, но раздробленность их гипотетически можно признать добровольным рабством. Бог решил угомонить разбушевавшихся Сорийцев. И как отец наказывает всех разбаловавшихся и дерущихся между собой детей, чтобы успокоить их, так и Бог направил гнев свой на Сорийскую землю, дабы утихомирить ее, чтобы Сорийцы не перебили сами себя. Да, зло было неслыханное на Сорийской земле с приходом врагов.

– Кев, я не понял, – перебил я его, – Вы сейчас рассказываете о своем мире или в искаженной форме освещаете мой? Что-то подобное происходило и в Мире, откуда я прибыл.

– Я говорю о своем, но параллели могут существовать. Так вот, прошло время, много времени, и опять начали объединятся Сорийцы под властью чужеземцев. Но, к сожалению, закрепилась у Сорийцев рабская натура, плохо стало жить Сорийцам без кнута. И повелось в истории Сории, как злой правитель над ними, так чтят они его и восхваляют, как добрый правитель, так гонят они его. Если кто нес им свободу, забивали они его и гнали со своей земли, а кто сильнее их угнетал, лебезили и пресмыкались перед ним. Как-то герой одной летописи решил каторжников освободить, разогнал он их стражников, а с них оковы сбил, так они его в знак «благодарности» камнями закидали. Чем сильнее правитель угнетал народ Сории, тем величественнее был он для них. Если же правитель доброту проявлял к ним, дураком его считали. Как-то пришел на Сорийскую землю новый враг, царем у них Аполион был. И хотел тот Аполион освободить крестьян Сорийских от рабства, в котором они были у своих Сорийских господ. Так крестьяне Сорийские, все как один, на борьбу с этим Аполионом поднялись и побили его, а потом гордились, что не позволили снять с себя оковы рабства. А господа их в знак благодарности еще сильнее гнет свой над ними усилили.

Шло время, власть менялась, то одно политическое направление было, то другое, но рабская натура Сорийская не исчезала, потому что рабом проще быть. По приказу ешь, по приказу спишь, по приказу работаешь и не надо ни о чем думать. Все за тебя решают. Не надо думать, что плохо, а что хорошо, за тебя это решат и скажут. Пусть забивают кого-то, значит он плохой. Главное, что бы меня не трогали. Пусть в рабстве, на коленях, но кормят же. Что называется по принципу, «Авось, была, не была».

Время шло. Появился на Сорийской земле новый правитель – Талий. Талий этот вроде бы и слова говорил правильные, хорошие, о счастье народном, знал он, что народу надо, как счастливым его сделать. Заслушался его народ Сорийский, возвеличил его, чуть ли не Богом его провозгласил. А Талий этот полстраны в тюрьмы и лагеря каторжные посажал и все это под эгидой борьбы со злом. А те, кто в лагеря каторжные еще не попали, считали, что правильно он делает, он их же от зла оберегает, пока сами там не оказывались. Но все равно считали его Богом, так как кормил он их и поил, и сроки жизни им отмерял, и не надо им было, ни о чем думать, жили как бараны в стойле, ели и спали, пока их не убивали. Не нужна им была свобода, при которой самим надо было думать, что такое хорошо, а что такое плохо. А вдруг ошибешься? На кого тогда вину свою сваливать? Вдруг сам виноват окажешься? А себя винить очень тяжело! А так хозяин все за тебя решит и виновного найдет, и накажет, а тебя еще покормит. И вся забота только и есть, что сидеть трястись, что бы вдруг сам виновным не оказался. А, что бы им не оказаться надо сильнее прогибаться перед хозяином, раболебствовать усерднее. Чтоб подольше пожить, да послаще поесть. А это все проще, чем встать с колен и трудом своим честным, а не лизоблюдством хлеб насущный себе добывать и решать самому, что же такое хорошо, а что такое плохо, а что еще хуже, сам окажешься плохим человеком и делаешь все плохое не по указке хозяина, а по велению своей черной души, тогда отвечать придется и перед людьми и перед Богом, а отвечать то ой как не хочется, ой как не хочется признавать себя подонком, ведь исправляться надо будет. А так живешь подлецом и вроде вины твоей в этом нет, потому что так хозяин велит, а у тебя вроде бы, как и выхода нет, что я могу сделать, от меня ничего не зависит, у меня выхода нет – я раб. А выход есть всегда. Только этот выход уж больно тернист, больно может быть, а я больно не хочу лучше уж пусть другому больно будет, а я позлорадствую.

Хотя, конечно, в качестве некоего оправдания духовно- нравственного состояния Сорийского народа, хочу сказать, что на его моральный облик повлияла еще и геополитическая ситуация. Геополитические интересы Сории всегда были важнее личностных. Это происходило от того, что Сория в начале своего зарождения всегда была под гнетом из вне. Поэтому Сорийский народ не обращал внимание на местное закабаление, а старался избавиться от внешнего. Так во всех странах нашей планеты происходили крестьянские восстания против закрепощения, и только в Сории крестьянин покорно молчал и не протестовал против внутреннего рабства. Так как его всегда отвлекали на внешнего врага и интересы государства, так сказать, геополитические интересы, власть имущих всегда ставились выше интересов народа. Постоянный страх перед внешним врагом и защита от него у Сорийского крестьянина зависела от его господина, и поэтому рабское закабаление на первом его этапе у смерда ассоциировалось с защитой от внешнего врага. По принципу долгосидящего заключенного – лучше я буду в тюрьме, где кормят, поят, одевают, предоставляют крышу над головой, водят на работу, говорят, когда отдыхать, ограждают от всех житейских проблем, только бы не идти в общество, где надо самому о себе думать, заботиться и решать проблемы.

Сорийцы, раболепствовали перед своими господами, но никогда не склоняли головы перед внешним врагом, бились до последнего, не думая о том, что несет им иноземец: добро или зло. Сориец, лучше умрет, чем поклонится врагу, который придет к нему со злом. Генетическая непримиримость внешнего навязывания, не позволяла Сорийцу принять иноземную волю. Если Сорийскому человеку грозили кулаком, то этот кулак, не пугал его, не подавлял его волю, а действовал, как красная тряпка на быка, и, в конечном счете, этот кулак оказывался в глотке грозящего. Но в тоже время Сориец, всегда принимал с распростертыми руками страждущего и отдавал ему последнее, так как душа Сорийца соответствует размерам его родины, а родина его большая и не оскудеет она никогда, и можно раздавать все и всем, но только добровольно, от души.

Тут Кев немного задумался, а потом продолжил с еле заметной улыбкой:

– Но вернемся к сухой истории без лирики, а то я Вас, наверное, немного утомил своим экскурсом в духовность Сорийского человека.

– Нет, нет нисколько, – ответил я, – продолжайте говорить, что считаете необходимым, тем более некоторые ассоциации у меня появляются и с историей моего мира.

– Хорошо, – опять начал свое повествование Кев. – Так вот, как-то пришел на Сорийскую землю новый правитель, звали его Ардачев. Человек вообще-то неплохой, конечно у него были недостатки. Он был человек, по большому счету, наивный, но не лишенный амбиций. И вот он решил, что может дать Сорийскому народу свободу. Дать рабу свободу своим волевым решением. Но придя к такому решению, он не проанализировал сущность Сорийского человека. Не проанализировал историческое развитие Сорийской нации, что только под жестким гнетом своего господина Сориец чувствует себя комфортно. Он может возмущаться, быть недовольным оковами, которые на нем надеты, роптать, но подсознательно понимать, что без оков, он станет не управляем. Как говорится, не приведи Бог пережить Сорийскую необузданность. Ведь свобода у Сорийца ассоциируется с вседозволенностью, безнаказанностью. Что собственно и произошло. После объявления свободы начался беспредел и неимоверный разгул преступности, отношения между людьми стали по принципу «человек, человеку – волк». Кто сильнее, стал отнимать у более слабого и гордиться этим. Кто много нахапал материальных ценностей, кто потерял совесть и нравственность, теми стали восхищаться и называть их «сильные мира сего», а те, кто продолжал честно работать, но не мог похвастаться большими материальными благами, так как не стал торговать своей честью и совестью, тех стали называть неудачниками, лохами. И произошло дикое расслоение в Сорийском обществе. Одни разбогатели, но потеряли нравственность, совесть и душу, а другие обнищали, и от этой нищеты некоторые приобрели злобу и зависть. И хотя на первом этапе насильственной свободы еще были люди с честью и совестью, но со временем их становилось все меньше и меньше. Страна разваливалась.

Тут Кев с хитрым прищуром спросил меня, пристально вглядываясь в мое лицо, будто анализировал мои экстрасенсорные возможности:

– А как Вы думаете, кого обвинили во всем происшедшем? Кого закидали камнями?

– Ну, исходя из предыстории, которую Вы мне поведали, я думаю того, кто дал Вам свободу.

– Точно. Потому что он не подумал, что Сорийский народ, народ от Бога. Имея невзгоды и горести, отсутствия избытка материальных благ, он тем самым имел огромную духовность и нравственность. Ибо невзгоды и отсутствие излишеств очищают душу от скверны, так как, не имея излишеств, человек испытывает сострадание к ближнему. Невзгоды даются Богом для очищения души потому, что когда человек испытывает боль от плохого, что есть в его жизни, он понимает боль другого человека, когда другому плохо. Сорийцы, возненавидели своего освободителя, по большому счету не от того, что кто-то стал богатым, а кто-то нищим и у большинства населения исчезла уверенность в спокойном и стабильном будущем. Нет. Они возненавидели его от того, что он лишил их общения с Богом. Он своей свободой выпустил все их пороки наружу. И вроде бы хочется быть с Богом, чистым душой, но пороки так сладки, что от них трудно отказаться. Сладко жрать и много спать, вот что стало хотеться Сорийцу, побольше отнять у другого, но при этом хочется быть с чистой душой, а это несовместимо, значит, надо искать виновного, из-за которого душа зачерствела и естественно козлом отпущения стал Ардачев. Всегда легче обвинить другого, чем себя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.