Венец для королевы проклятых

– Это почтенный Амлер. Теперь он – ваш хозяин, и все вы должны слушаться его, почитать и повиноваться ему во всем, как надлежит рабам. Молитесь о том, чтобы боги поскорее послали вам добрых и щедрых хозяев!

Невольников отвели в большой сарай и заперли там. Они без сил повалились на пол, прикрытый соломой, и так, вповалку, заснули – все, но не Гвендилена. До поздней ночи она не могла сомкнуть глаз, несмотря на усталость. Раздувая ноздри, она вдыхала новые, прежде незнакомые запахи. Пахло солью, рыбой и еще чем-то неуловимым, но невероятно притягательным. В самом воздухе было что-то будоражащее, опасное и вместе с тем дарящее надежду. Все еще может измениться! Надо только верить в это, верить всей душой…

Где-то совсем рядом волны мерно бились о берег. Гвендилена заснула, и впервые за многие дни ей снилось что-то хорошее – что именно, она потом так и не смогла вспомнить, как ни старалась. Скорчившись на соломе, девушка спала, подложив руку под щеку, как когда-то в детстве, и улыбалась во сне.

Глава 2

И потянулись дни томительного ожидания… На ночь невольников запирали в большом сарае, а днем выводили на базарную площадь, чтобы выставить на продажу, словно скот. Кормили плохо и скудно, но все же не настолько, чтобы умереть с голоду – хозяин заботился о том, чтобы не пришлось нести убытки.

Покупатели были разные – домовитые хозяйки, подыскивающие умелых слуг, мастеровые, фермеры… Иногда попадались какие-то скользкие типы и женоподобные надушенные щеголи. Эти интересовались в основном миловидными мальчиками-подростками, и даже надсмотрщики на рынке смотрели на них с брезгливым презрением, опасаясь случайно прикоснуться.

Каждый день кого-то уводил новый хозяин, но почему-то на Гвендилену никто не обращал внимания. Покупатели скользили по ней равнодушным взглядом и проходили мимо. Никогда не забыть, как однажды она позавидовала трем девушкам – совсем юным, лет по тринадцать-четырнадцать! – которых купила какая-то полная, ярко одетая женщина, нарумяненная, с подведенными глазами… Другие невольницы потом шептались, что девочек продали в «веселый дом». Что это такое, Гвендилена себе не представляла, но название ей понравилось. Наверное, там совсем не плохо, если она выбирала самых миловидных!

Время шло. Весну сменило лето, когда от палящего зноя камни мостовой становились такими горячими, что обжигали ноги, потом в воздухе повеяло прохладой… С моря задули северные ветры, по ночам ревели шторма. Никого из бывших односельчан, с кем вместе Гвендилена пришла в Терегист, больше не осталось рядом. От этого она чувствовала себя еще более одинокой, хотя особой дружбы ни с кем из них не водила.

Амлер, работорговец, все чаще как-то странно посматривал в ее строну, и каждый раз у Гвендилены сердце сжималось от страха – что, если он хочет избавиться от нее? Хорошо еще, если просто прогонит прочь, чтобы не кормить попусту, а если убьет? Ведь прирезал же Хайрем несчастную Линну! Всем известно, что хозяин волен поступать с рабами как пожелает…

Но ее опасения оказались напрасными. В один из дней, когда летнее тепло отступает, освобождая место осени, Гвендилене все-таки повезло – по крайней мере, она сама так думала.

С самого утра день как-то не задался. Накрапывал мелкий дождь, покупателей на рынке было мало, а в Невольничьи ряды и вовсе почти никто не заходил. Надсмотрщики лениво переругивались между собой, и Амлер, опасливо поглядывая на небо, уже подумывал о том, что пора бы отвести «живой товар» назад в сарай – все равно торговли не будет!

Но вдруг послышался цокот копыт. Кавалькада всадников въехала на рыночную площадь, и Гвендилена вся сжалась от страха. Слишком уж это напомнило появление шеди-аваль в родной деревне! Правда, на этот раз всадники не выглядели столь грозными и на них не было черных плащей, развевающихся на ветру, но одинаковые бляхи на перевязях из алого бархата свидетельствовали о том, что эти люди находятся на королевской службе…

И добра от них ждать не стоит.

Завидев их, сам хозяин, Амлер, изменился в лице. Втянув голову в плечи, он даже попытался незаметно улизнуть, но не тут-то было. Один из рыцарей перегородил ему дорогу своим конем.

– Куда же ты, почтенный? – осведомился он. – Разве ты не рад нас видеть? А ведь недавно называл нас своими благодетелями!

Он подбоченился и с усмешкой наблюдал, как Амлер, стараясь сдержать дрожь в коленях, неуклюже кланялся, бормоча слова оправдания:

– Уверяю вас, господин Гирард, я и в мыслях не держал избегать вас! Просто… – он беспомощно оглянулся вокруг, словно ища поддержки, – просто я уронил монету и хотел ее найти!

Неизвестно откуда в руках у него появился золотой. Амлер поднял его, показывая всем, и радостно улыбнулся, словно и впрямь отыскал пропажу.

– Закатилась под помост… Верно, думала сбежать от папаши Амлера? Ну уж нет, от меня еще никто не сбегал! А кто сбегал – сильно жалел об этом, – бормотал он, будто разговаривая сам с собой, – теперь я нашел тебя благодаря господину Гирарду, и было бы только справедливо…

Он протянул монету на раскрытой ладони, всадники захохотали, но тот, кого он называл Гирардом, кажется, вовсе не настроен был шутить… Или рассчитывал получить гораздо больше.

– Прекрати паясничать, Амлер. Ты торгуешь, богатеешь… Но забываешь, кому обязан этим!

Толстяк как будто даже обиделся.

– Как вы можете говорить такое, почтенный Гирард! – произнес он. – Я делаю все что могу, даже больше! Верите ли, приходится торговать себе в убыток… Эти дармоеды обходятся мне дороже, чем стоят сами!

– Кого ты хочешь обмануть, старый лис? Тебе не удастся разжалобить даже собственную мать! Разве для этого доблестные шеди-аваль, стражи порядка и законности, доверяют тебе, ничтожному, распродавать достояние врагов короны?

– Я исправно плачу налоги королю! – Амлер даже чуть приосанился. – Извольте посмотреть, у меня есть охранная грамота с гербовой печатью!

Он вытащил из-за пазухи пергамент с большой сургучной печатью и торжествующе помахал им в воздухе, но всадника это вовсе не впечатлило.

– Этого недостаточно, Амлер! Ты не платишь налогов в казну принца Хильдегарда, нашего повелителя!

Амлер помолчал и осторожно спросил, искоса глядя на всадника:

– А что, разве принц Хильдегард уже стал королем? Неужто богам угодно было призвать к себе короля Людриха вместе с его старшим сыном, а я, ничтожный, не знаю об этом?

Удар хлыста чуть не сбил его с ног. Тот, кого он называл Гирардом, побледнел от гнева:

– Ты много болтаешь, Амлер. И, клянусь, дорого заплатишь за свой длинный язык!

И, обернувшись к своим спутникам, приказал:

– Эй, взять его! Все слышали, что он произносил хулу на членов королевской семьи и желал им смерти? А этих, – он указал на невольников, полумертвых от страха, – отправить в замок Кастель-Мар. Не пропадать же добру!

Глава 3

И снова был долгий путь… Правда, на этот раз не столь утомительный. То ли новые надсмотрщики оказались милосерднее шеди-аваль, то ли просто не хотели наносить урон достоянию своего господина, но к невольникам относились не в пример лучше – по крайней мере, их не били просто так. Большую часть пути Гвендилена и другие женщины проехали в телеге – пусть тряской и неудобной, но все же это было лучше, чем брести по дороге, сбивая ноги до кровавых мозолей!

Увидев издали высокие башни из розоватого камня, увенчанные изящными шпилями, девушка подумала, что, может быть, все не так уж и плохо… А когда подъехали ближе, невольно ахнула от восторга. Замок, построенный на краю скалы, казалось, парил над морем, являя собой настоящее чудо, сотворенное человеческими руками.

Когда телега въехала на задний двор, очарование рассеялось без следа. Гвендилена увидела горы отбросов, бочки и ящики, наваленные горой, клетки с домашней живностью… Кричали ослы, гоготали гуси, кудахтали куры и какие-то люди – по всей видимости, слуги – сновали туда-сюда с озабоченным видом.

Новых невольников провели в большую комнату с белеными стенами и высоким сводчатым потолком. За столом сидел мужчина средних лет с желтоватым, нездорового цвета лицом, на котором как будто навсегда застыло выражение брезгливого недовольства. Одет он был богато – в черный бархатный камзол, на груди поблескивала тяжелая золотая цепь, и Гвендилена сразу поняла, что перед ней важная персона.

Оглядев стоящих перед ним мужчин и женщин – грязных, измученных, утомленных дорогой, – он тяжело вздохнул. Даже у надсмотрщиков, сопровождающих рабов от самого Терегиста, вид был виноватый, словно у пекарей, привезших черствый хлеб, или зеленщиков, доставивших к столу высоких персон залежалые овощи.

– Что это? – процедил он сквозь зубы.

Старший среди надсмотрщиков выступил вперед.

– Новые слуги для нашего милостивого повелителя, принца Хильдегарда, – сказал он и, чуть помедлив, добавил, понизив голос: – Не сомневаюсь, что вы, почтенный майордом Скаларий, сможете распорядиться ими наилучшим образом.

А управляющий, похоже, и правда хорошо знал свое дело. Одного взгляда ему хватало для того, чтобы определить, к какой работе приставить нового невольника – на поля, в мастерские, на скотный двор… Худенькую, бледную до прозрачности молодую женщину, с трепетом ожидавшую решения своей судьбы, он отправил в мастерскую к швеям, ведающим бельем и платьем. Услышав его решение, она разрыдалась.

– Благодарю вас, господин! Я работала в лавке у самой Филидоры, умею плести кружева, могу вышивать золотом, знаю секрет росписи на шелке…

Упав на колени, бедняжка пыталась поцеловать его руку, но управляющий даже не взглянул на нее.

– Этих – на огород! – распорядился он, указав на двух крепких молодух, с щек которых еще не сошел здоровый деревенский румянец.

Гвендилене повезло больше – вместе с тремя другими девушками ее отправили на кухню. Поначалу она даже обрадовалась – по крайней мере, не придется работать под открытым небом… К тому же на кухне можно быть сытой, а она успела порядком наголодаться.

Но вскоре оказалось, что радоваться было рано. В первый же день Гвендилена поняла, что работа на кухне никогда не кончается! С раннего утра, еще до восхода солнца, служанки разжигали огонь в печах, и потом до поздней ночи гремели котлы и сковородки, что-то жарилось, кипело в больших котлах, томилось на медленном огне или запекалось в печи. Лишь за полночь, перемыв посуду и вычистив котлы, обессиленные служанки могли позволить себе краткий отдых. Спать приходилось здесь же, на полу, подстилая под себя грубые рогожи и ими же накрываясь. А утром все начиналось снова…

Старший повар Глан – огромный пузатый мужчина с остро отточенным ножом за поясом и свирепым выражением, как будто навеки застывшем на толстом красном лице с воинственно торчащими жесткими усами, – оказался человеком грубым и жестоким. Глядя, как он одним движением отрубает голову курице или потрошит еще бьющуюся рыбу, Гвендилена всякий раз чувствовала, как противный холодок ползет по спине. Было в этом что-то страшное, почти людоедское…

Правда, в своем деле он был великим мастером. Никто лучше его не мог приготовить суп с пряностями, изысканное жаркое или знаменитое фруктовое желе из девяти разноцветных слоев. Говорят, что сам принц Хильдегард ценил и отличал его, так что даже однажды поссорился со старшим братом, наследником престола принцем Сигрибертом, не согласившись уступить повара ему.

Правда это или нет, неизвестно, но Глан в самом деле находился на особом положении и вовсю пользовался этим. Провинившимся служанкам и младшим поварам часто доставались увесистые затрещины. Но еще хуже было тем девушкам, на кого повар начинал смотреть совсем по-другому – сально-похотливым взглядом. Конечно, отказать ему ни одна не смела, и вскоре он уводил очередную жертву в свою каморку. Бывало, что девушки возвращались, еле держась на ногах, и потом тихо плакали всю ночь, стараясь не потревожить других.

Видно, нерадостной была любовь старшего повара…

К счастью, на нее он никогда так не смотрел. Гвендилена, наверное, впервые в жизни радовалась своей некрасивости, а вскоре и вовсе позабыла о таких глупостях, как девичье кокетство или мечты о суженом.

Каждый ее день теперь был похож на другой, как два яйца из-под одной курицы. Порой она ловила себя на том, что даже не знала, какая погода за окном, зима стоит или лето… Да, в сущности, какая разница? Гвендилена так отупела от усталости, что почти перестала надеяться на перемены к лучшему в своей судьбе и вообще чувствовать что-либо. Как заморенная кляча на молотилке, она могла радоваться лишь еде и краткому отдыху. Если выдавалась свободная минута, она спешила свернуться в клубочек где-нибудь в укромном углу и закрыть глаза хоть ненадолго.

Лишь изредка по ночам ей снилось прекрасное лицо, глядящее на нее из глубины озера, и тихий голос, исходящий не то из-под земли, не то из потаенных глубин ее собственного существа, упорно твердил, что не надо отчаиваться и когда-нибудь все еще может измениться…

Гвендилена просыпалась в слезах, а потом, до боли стискивая пальцы, снова и снова повторяла эти слова как молитву. Казалось, от этого становится легче.

Глава 4

И в самом деле – однажды все изменилось.

День стоял ясный, теплый – настоящий весенний день. Лучи солнца пробивались сквозь закопченные окна, и казалось, что это милосердная богиня Анрабена, неустанно прядущая золотые нити надежды, протягивает их всем живущим – даже им, рабыням, до конца дней погребенным в кухонном чаду. Взбивая тесто у окна, Гвендилена прикрыла глаза, подставив лицо первому теплу, и чуть улыбалась. Мерные движения действовали убаюкивающе, и думалось о чем-то хорошем…

– Эй вы, бросайте работу! Забыли, какой сегодня день?

Голос старшего повара вернул ее к реальности. Гвендилена даже мутовку уронила от неожиданности. Она втянула голову в плечи, привычно ожидая окрика или затрещины, но Глану явно было не до нее.

– Амри-дейр наступил! Выходите во двор, да пошевеливайтесь!

Дважды повторять ему не пришлось. Служанки и повара послушно отложили свои ножи, скалки и поварешки, поснимали кастрюли и сковородки с огня и дружно устремились прочь.

Гвендилена тоже вышла со всеми, хотя и совершенно не понимала происходящего. Вначале ей было немного страшновато – ведь шеди-аваль тоже выгоняли на площадь ее односельчан! – но вскоре она успокоилась. Товарки выглядели такими оживленными, даже радостными… Молодые девушки кокетливо поправляли чепцы и передники, а бойкая Мелла торопливо подводила брови сажей.

– А что за день сегодня? – растерянно спросила Гвендилена.

– Эх ты, деревенщина, ничего не знаешь… – укорила ее толстуха Эсма, – раз в году даже у рабов бывает праздник!

– Говорят, давным-давно в этот день преданный раб спас императора Гвенидорма от пленения и смерти, – объяснила старая Редана. – В память об этом господа непременно обходят свои дома и одаривают слуг. Таков обычай Терегиста… Раньше, правда, еще и разрешали отдыхать от рассвета до вечерней звезды, но сейчас все не то, не так, как в старые времена!

– Раньше и вода мокрее была! – хихикнула рыжая Амма. – Лучше шевелись побыстрее, старушка!

– Да я тебя! – Редана замахнулась было на нее, но девчонка ловко увернулась под хохот товарок.

Пройдя длинным темным коридором, Гвендилена вместе с другими служанками оказалась на крытой галерее, куда обычно был заказан путь для кухонной прислуги – кроме особых случаев, разумеется. Спустившись по крутой лестнице с резными перилами из темного дерева, она вместе с другими служанками оказалась в просторном внутреннем дворе замке – не на заднем дворе, куда выходило кухонное окно и куда обычно подвозили съестные припасы, а на парадном, чистом, вымощенном ограненным розовато-серым камнем. Раньше Гвендилене никогда не приходилось бывать здесь, и она с любопытством вертела головой, оглядываясь вокруг.

И в самом деле, было на что посмотреть. Кажется, вся прислуга из замка собралась здесь сегодня! Бравые молодцы с лихо подкрученными усами, одетые в зеленые камзолы, кокетливые девушки в нарядных платьях и чепчиках, отделанных кружевами, и тут же, рядом – усталые изможденные мужчины и женщины в простой одежде из грубого полотна, сурового вида воины в кольчугах с мечами у пояса, ярко разодетые девицы с накрашенными лицами, карлики, горбатые уродцы, шуты в колпаках с колокольчиками… Вовсе диковинно выглядели люди с черной кожей, курчавыми волосами и толстыми, будто вывернутыми губами. Гвендилене очень любопытно было, пачкается ли их кожа, но подойти и потрогать она не посмела.

Слуги и служанки выстроились в ряд, словно в ожидании чего-то важного. Ждать пришлось долго. Солнце припекало, Гвендилена чувствовала, как затекают ноги от неподвижности, но приходилось терпеть. Наконец появился майордом Скаларий – тот самый, что когда-то распределял новоприбывших рабов. В руках он держал посох из черного дерева, украшенный позолотой и затейливой резьбой, а на его желтом одутловатом лице застыло выражение торжественной важности.

– Сегодня, в праздник Амри-дейр, наш милостивый господин принц Хильдегард и его семья по обычаю приветствуют своих слуг! – торжественно провозгласил он.

Майордом ударил посохом о камни. Откуда-то сверху послышалась музыка – Гвендилена не сразу поняла, что на галерее с противоположной стороны расположились скрипачи и флейтисты, – растворились кованые ворота, и во двор вошла целая процессия. Впереди шел высокий, широкоплечий молодой мужчина. Увидев его, Гвендилена почувствовала, как закружилась голова и подкосились колени.

Никогда в жизни она не думала, что человек из плоти и крови может быть так хорош собой, так совершенен! Казалось, перед ней предстал сам Реодан, милосердный и добрый солнечный бог, изображение которого она когда-то видела в храме. Алый плащ, схваченный на плече массивной золотой фибулой, отливал на солнце огнем, длинные каштановые кудри спадали ниже плеч, а ярко-синие глаза смотрели на мир весело и дерзко, с легким прищуром, словно этот красавец и баловень судьбы знал нечто особенное, поднимающее его высоко над другими людьми…

И возможно, так оно и было.

Гвендилена даже не сразу заметила, что рука об руку с ним шла дама в богатой одежде. Она выглядела совсем юной – вряд ли намного старше ее самой, – но за ее руку держался малыш лет трех-четырех от роду, наряженный в коричневый бархатный костюмчик и рубашку с кружевами, а округлившийся под платьем живот молодой женщины ясно говорил о том, что скоро ей снова предстоит стать матерью.

За ними шествовала многочисленная свита – нарядные дамы и кавалеры, но для Гвендилены их лица сливались в размытые пятна. Она видела лишь принца Хильдегарда и смотрела на него не отрываясь, словно хотела навсегда запечатлеть его образ в своей памяти, не упустить ни малейшей черточки…

Принц остановился в центре двора и поднял руку.

– Слушайте меня, мои рабы и слуги! Радуйтесь и веселитесь, Амри-дейр наступил!

Гвендилена почувствовала, как сердце ее затрепетало радостно и нежно. Казалось, принц Хильдегард говорит с ней одной! В этот миг она с радостью отдала бы жизнь лишь за его улыбку, взгляд или возможность прикоснуться к краю пурпурного плаща.

– Я, ваш господин, обещаю вам – тех, кто служит мне верно, я не забуду своей милостью.

– Слава принцу Хильдегарду! – хором отозвалась толпа.

Принц улыбнулся – слегка, лишь уголками губ! – потом повернулся на каблуках и зашагал прочь. Жена и маленький сын едва поспевали за ним, но, казалось, это нимало не заботит его. Видно было – он спешил покончить с необходимой обязанностью, чтобы вернуться к более приятным занятиям. Вслед за ними удалилась и свита.

Гвендилена почувствовала в горле тяжелый колючий комок. Ей казалось, что солнце спряталось за тучами и яркий весенний полдень превратился в серые сумерки. Принц Хильдегард появился ненадолго, но без него весь мир стал совсем другим, тусклым и унылым!

Праздник кончился… Но другие слуги продолжали стоять на месте, словно ожидая еще чего-то, и, как оказалось, не напрасно.

Майордом Скаларий снова ударил о камни своим жезлом.

– А теперь, по милости нашего господина и по обычаю предков, вас одарят деньгами и хлебом! Славьте щедрость принца Хильдегарда!

Во двор вышли какие-то женщины в одинаковых серых платьях с мешками в руках и принялись раздавать мелкие монеты и пресное печенье. Гвендилене ничего не досталось, но она сожалела лишь о том, что все кончилось так быстро.

Вернувшись с другими служанками на кухню, девушка не смогла сдержать слез. Стоило лишь ненадолго выйти наружу, увидеть небо и солнце, глотнуть воздуха, почувствовать свежий ветерок на лице – и привычная уже обстановка стала казаться просто невыносимой. Стены давили, от кухонного чада першило в горле, но главное – все ее существо захлестнуло такое отчаяние и безнадежность, что просто не хотелось жить дальше.

Впервые в жизни она почувствовала, как нежно и сладко щемит сердце при одной мысли о мужчине. Принц Хильдегард, самый прекрасный из всех людей, кого ей доводилось видеть, значил теперь для нее больше целого мира… Ради того, чтобы прикоснуться к нему, ощутить его поцелуй, отдать ему свое тело, она охотно приняла бы любую смерть, но разве он обратит свой взор на ничтожную рабыню? Тем более такую некрасивую…

Гвендилена плакала, вытирая слезы грязным передником. О своей тайне она не сказала бы даже под пыткой, но товарки поняли ее по-своему.

– Что ты ревешь, дурочка? – поддела рыжая Амма. – Не досталось монет? Надо быть порасторопнее! Ничего, может, в следующем году повезет…

– А может, и раньше! – утешила ее Эсма. У толстухи было доброе сердце.

– Принцесса Эвина скоро должна родить. Повитухи говорят, что, скорее всего, снова будет мальчик!

Повариха говорила об этом так, словно в плодовитости молодой госпожи была и ее прямая заслуга. Толстое, красное, лоснящееся лицо просто светилось от гордости.

– Когда родился старший сынок, принц Римеран, был большой праздник, – продолжала она, – обед с переменой двадцати пяти блюд, вот как! Сначала нам всем пришлось побегать, зато потом позволили посмотреть на танцы и фейерверк, а когда принцесса смогла встать с постели, она сама одаривала слуг!

– Да… наша молодая госпожа не только красива, но и добра, – отозвалась старая Редана, – жаль, что ей не придется стать королевой.

– Вот горе-то… Бедняжка навсегда останется принцессой! – хихикнула быстроглазая Мелла. – Но я бы не отказалась поменяться с ней местами!

Редана не удостоила ее даже взглядом.

– Принц Хильдегард, ее супруг, – младший сын короля Людриха, к тому же не от законной супруги, а от наложницы.

– Тебе-то откуда знать? – недоверчиво спросила Эсма, уперев руки в бока.

Старуха лишь усмехнулась.

– Откуда мне знать, говоришь? Я не провела всю жизнь, как вы, среди котлов и сковородок! Когда-то давно я служила самой королеве Магрид, нянчила ее с самого рождения. Уж она-то была настоящей королевой, можете мне поверить.

На морщинистом лице Реданы появилось странное выражение – мечтательное и нежное, так что стало видно, что когда-то она, пожалуй, была весьма недурна собой.

– Магрид… Голубка моя… Она всегда была такой доброй, красивой и кроткой! Слава о ней дошла до самой Орны, и король Людрих, который тогда еще был принцем, решил посвататься к ней славой и честью, как подобает по заветам Древних. Его отец, Гильдерик, был против этого брака – он уже нашел сыну другую невесту! – но Людрих всегда умел настоять на своем. Он отправился в Теуридан и, склонив голову, просил ее руки у отца, короля Вирида. Говорили, что он сделал это ради земель в истоках реки Велы, что шли в приданое за Магрид… Может, это правда, а может, и нет, но он был добрым мужем и любил ее всем сердцем – особенно после того, как она подарила ему наследника. В честь рождения принца Сигриберта он приказал построить храм Благодарения на центральной площади Орны. И, прямо скажу, за такого сына стоит благодарить богов!

– А что было дальше? – тихо спросила Мелла. Куда девался ее бойкий нрав… Девчонка смотрела на Редану широко раскрытыми глазами и слушала ее историю, как ребенок – волшебную сказку.

На лицо Реданы легла тень. Глаза стали скорбными, словно сейчас, спустя много лет, она снова переживала то давнее горе.

– Как говорят в моих родных местах, счастье не бывает долгим, – тихо вымолвила она. – Однажды Магрид сопровождала супруга на охоте. Король не любил расставаться с ней даже ненадолго… Стояла лютая зима, она простудилась, начала кашлять и таяла с каждым днем, словно восковая свечка. Людрих призвал к ней лучших лекарей, но они не смогли помочь. Их головы, выставленные на стене, потом долго пугали прохожих! А Магрид не дожила до весны.

Она помолчала недолго, чтобы перевести дух, и продолжала:

– После смерти супруги король пустился во все тяжкие. Безутешный вдовец начал устраивать такие оргии и кутежи, что старые слуги до сих пор боятся вспоминать о них. После таких ночей даже опытные, все на свете повидавшие шлюхи уходили в монахини! А еще, – Редана понизила голос и опасливо оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что кто-то посторонний может услышать ее, – бывало, что из покоев короля слуги тайком выносили чьи-то трупы, наспех завернутые в ковры и занавески… Кто были эти несчастные – никто не знал и не хотел бы знать.