Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля».

***

Покинув камеру узника, юная целительница поднялась этажом выше, и, оставив стражников в коридоре, зашла в офицерскую комнату.

Госпожа Миррэтрис сидела в кресле за длинным столом, и, хмурясь, изучала какие-то документы. Заметив вошедшую, она отложила чтение.

– Что скажешь, Айлин?

– Ну… Состояние стабильное, – немного замялась девушка. – Более тщательный осмотр подтвердил, что никаких глубоких повреждений и вообще угроз для жизни нет. Конечно, организм пребывает в потрясении после электрического удара, но… В общем, я полагаю, что через несколько часов он полностью придет в себя. Я бы понаблюдала за полученными в результате… падения ушибами. Сейчас составила первичный отчет. Вот он, – Айлин протянула сделанные в камере Даана записи.

Госпожа Миррэтрис пробежала текст глазами, и задумчиво потерла подбородок.

– Интересно. В одном из рапортов, полученных от наших дознавателей, тоже есть несколько любопытных упоминаний. Вот, взгляни, – дама указала на один из лежащих на столе листов, – Там говорится о телесных наказаниях группы бесчинствующих студентов в Денфессе. Наш новый знакомый отдельно отмечен в числе охальников.

Айлин прочитала предложенный абзац и нахмурилась.

– Что же все это значит?

– Хороший вопрос, – ответила Госпожа Миррэтрис. – Для того, чтобы найти ответ на него, придется тщательно изучить этого человека. И понять, могут ли эти особенности быть нам полезны. Но сперва его следует подвергнуть Клятве Архадов. Только так мы сможем быть уверены в его намерениях. И если он был и останется абсолютно честен, лучше будет держать его в числе приближенных. Он говорил о том, что хочет служить. Что ж… Айлин, когда будешь проводить следующий осмотр, прозрачно намекни нашему знакомому, что для него здесь найдется рабочее место.

– А если он погибнет во время произнесения клятвы? – осторожно спросила девушка.

– Тогда у нас станет одним беспокойством меньше, – Госпожа Миррэтрис сложила листы пергамента стопкой и прижала их сверху ладонью. – Принесение Даанелем Тэреном Великой Клятвы Архадов назначено на полдень послезавтра. Я оповещу совет.

– Да, Госпожа, – Айлин коротко поклонилась.

– И ещё… – Госпожа Миррэтрис поднялась из кресла. – Никого, кроме нас двоих – даже Наэриса, Селена и Ярру – не стоит посвящать в подробности нашего исследования. И тем более сам Даанель Тэрен не должен до поры ничего знать. Это всё.

– Да, Госпожа.

***

Даан проснулся в довольно хорошем расположении духа. Он всё так же не был уверен в том, какое сейчас время суток и сколько он проспал, но он уже был в камере не один, и искренне этому радовался.

Менестрель не мог сказать, сменились ли стражники в его камере за то время, пока он пребывал в забытьи – их лёгкие доспехи, несомненно, были форменными, и различать стражей можно было только запомнив в лицо, полуприкрытое капюшоном. А Даан, разумеется, ни одного из них не запомнил. Зато он очень хорошо помнил лицо Госпожи Миррэтрис, в тот момент, когда развернул её к себе за плечо. Боги, что это был за взгляд! Ярче оказалась, разве что, последовавшая за ним ослепительная вспышка магического разряда.

Даан широко улыбнулся. Да. Она была здесь, рядом с ним. Это всё – не сон и не мираж. И слабая боль, оставшаяся от ушиба, подтверждала, что недавнее присутствие прекрасной леди в этой камере было правдой.

Узник умылся и получил свой завтрак – на этот раз, от него уже не скрывался стражник, приносящий еду, как это бывало прежде. Впрочем, и он, и оставшиеся в камере караульные, хранили молчание и никак не реагировали на попытки Даана завести с ними беседу. Ни вежливая, ни более насмешливая речь, казалось, не производит совершенно никакого воздействия, оставляя их безмолвными и неподвижными, словно они живые статуи. Не желая бесцельно переходить на грубость, Даан махнул рукой на «немых истуканов», и, усевшись на кровати, вновь придался своим мечтам.

Дверь открылась, и на пороге камеры, в сопровождении еще двоих охранников, появилась та самая юная девица, в которой Даан узнал вчерашнюю сестру милосердия.

– Как спалось, сударь Тэрен? – обратилась она, раскладывая на пустом столе пергаменты для записей и какие-то склянки, извлеченные из принесенной ею вместительной светлой сумки.

– Благодарю, весьма неплохо, – усмехнулся Даан. – Крепко.

– Сновидения?

– Не припомню.

– А самочувствие?

– Вполне нормальное.

– То есть ничего необычного? – чуть нахмурилась девушка. – Ни головокружений, ни боли в мускулах, суставах? Ломоты в костях?

– Да нет, ничего такого, – пожал плечами Даан, – Ну разве что локти гудят. И колени. Я же упал.

– Упали. Ну да, – девушка поджала губы. – К слову – я должна осмотреть места ушибов. Закатайте рукава до локтя и… штанины закатайте тоже. Снимать не нужно.

Даан рассмеялся, и принялся выполнять указание. Девушка, не обращая на его смех никакого внимания, старательно смотрела в листы пергамента, записывая туда что-то, и всем своим видом словно бы поторапливала пациента. Её тонкий профиль вдруг напомнили Даану о Сантиль. Впрочем, эта сестра милосердия, кажется, совсем не была похожа характером на робкую, запуганную девицу из «Золотого трилистника». Выжидающий взгляд, которым она наградила Даана, вполне это подтвердил.

– Покажите руки, – сухо скомандовала девушка. Даан выполнил. Она долго рассматривала его локти, прикасалась к ним прохладными пальцами, надавливала, интересовалась, насколько сильную это причиняет боль. Даан отвечал просто и честно, не находя особого смысла паясничать. Следы от ушибов были едва заметными. Девушка поделилась этими наблюдениями и поинтересовалась:

– И всегда так?

– А… на мне, в принципе, всё заживает как на собаке. Ну, так в народе говорят, знаете? – уточнил Даан, заметив, что она удивленно приподняла брови.

– Знаю, – подтвердила девушка. – И что вы об этом думаете?

– Вообще об этом не думаю, – пожал плечами Даан. – Ну то есть… А что в этом такого?

– Ничего, – ответила девушка. – У всех своя скорость, например, свёртываемости крови. Кто-то плохо переносит даже незначительное кровотечение, а у кого-то и более серьезные раны затягиваются быстро. То же с составом кожных покровов. У одних след от укола иглой остается месяцами, а у других шрам от удара кинжалом может бесследно пропасть меньше, чем за год. Особенно при надлежащей терапии.

Даан молча прослушал эту лекцию, и, по окончанию её, воззрился на говорившую. Девушка нахмурилась.

– Я оставлю для вас вот эту мазь. Нанесите на ушибы.

На всякий случай. Она заживляющая.

– Спасибо, юная леди… Как Вас, кстати, зовут? – поинтересовался Даан. – Вчера вас назвали «Вент-де-Росса».

– Да, – девушка посмотрела на него с некоторым подозрением.

– Так ведь называется местная Академия магов, да? – вспомнил музыкант. – Ваш отец имеет к ней отношение?

– Моя… матушка, – поправила девушка, слегка неуверенно. – Но имя здесь не играет никакой роли. И вообще, это не важно. Лучше скажите, чем собираетесь заниматься, когда выйдете отсюда. Вернетесь к музыке, путешествиям? Или… чем там занимаются менестрели.

– Не знаю, чем буду заниматься, – развел руками Даан, – я не думал об этом. Хотя нет. Думал, что не хотел бы покидать этих мест, цитадели…

– Так попроситесь остаться, – прямо сказала девушка, и, поднявшись со стула, принялась складывать склянки обратно в сумку. – Хоть сразу после того, как предстанете завтра перед Высоким Советом.

– Я завтра предстану перед Высоким Советом? – изумился Даан.

– Да, в полдень.

– А… сколько же сейчас времени? – задал музыкант живо интересовавший его вопрос.

– Шесть часов пополудни, – ответила девушка. – Вы проспали больше суток, если интересно. Не забудьте использовать мазь, которую я для вас оставила. Завтра за вами придут в назначенное время. И… в общем, я советую вам не упустить шанса – если вы вдруг задумаетесь о своей судьбе.

Она вышла, не дожидаясь ответа Даана. Караульные в камере сменились.

Музыкант взял со стола склянку смазью.

Шанс. Судьба. Да что же тут думать? Тут нужно действовать, и действовать по велению души. А в душе Даанеля Тэрена не было и тени сомнений.

ГЛАВА 6

Следующее утро началось торжественно.

Вопреки обыкновению, сегодня музыканта специально разбудили в назначенный для этого час. Пока он умывался, ему принесли смену одежды, пошитой из гладкой ткани, такой белоснежной, что Даану она показалась светящейся. Облачившись в неё, он почувствовал себя немного странно. Неуютно. Хотя, вещи были ему впору.

На столе стояло серебряное блюдо с высоким серебряным же кубком, до краев полным чистой ключевой воды. Из этого сегодня состоял весь завтрак Даана. Музыкант осушил кубок. Даже если эта скупая трапеза была похожа на последнюю перед казнью или чем-то подобным, отказываться от неё смысла не было.

Вскоре в камере появился уже знакомый Даану угрюмый господин. Сегодня он был одет не в парадный камзол, а в лёгкие латы и длинный тёмный плащ храмовника. Его сопровождала целая группа стражников. Оглядев музыканта с ног до головы мрачным взглядом, мужчина посоветовал:

– Если ты веришь в Создателя – молись ему.

Даан успел лишь набрать воздуха в грудь для того, чтобы ответить, но угрюмец сделал знак стражникам, и они окружили музыканта, готовые конвоировать его по приказу.

– Настало время Высокого Совета, – сообщил мрачный храмовник. – За мной.

И вышел из камеры. Один из стражников легко подтолкнул Даана, и вся процессия двинулась в коридор. Менестрель, проведший взаперти немыслимо долгое для себя время, жадно оглядывал всё вокруг. И хоть каменный коридор, освещенный люминарисом, выглядел скучным, после созерцания четырех стен камеры и он казался чудным разнообразием.

Шествие по коридорам продолжалось. Впереди шагал угрюмый храмовник, следом за ним старший конвоир, затем Даан в окружении стражников – двое перед ним, и двое позади. Замыкали ход еще два конвоира. Миновав коридор и спустившись по широкой лестнице к тяжелым, украшенным золотом дверям, процессия, наконец, остановилась. Конвоиры расступились, позволив храмовнику обратиться к Даану напрямую.

– Не смей глазеть по сторонам, попав в Великий Чертог. Не смей поднимать своих бесстыдных глаз на Высокий Совет, пока к тебе не обратятся. Не смей раскрывать рта, пока тебе не дадут слова, и не смей молчать, когда от тебя потребуют ответа. Здесь решится твоя судьба. Голову вниз. Взгляд в пол.

Даану ничего не оставалась, кроме как повиноваться. Двое конвоиров, стоящих сзади, как по команде завернули ему руки за спину. Раскрылись высокие двери, и Даана повели в зал.

Здесь было достаточно темно. Установленные в зале светильники были частично закрыты ажурными ставнями, делая освещение приглушенным и слабым. Дневной же свет проникал в это помещение через круглый витраж в куполообразном потолке. Даан, опустивший голову, не мог увидеть, что именно было изображено на этом витраже. Однако неплохо видел небольшую площадку в центре зала, к которой его вели. Площадка так же была круглой, её пол, сделанный из красного камня, слабо мерцал в неярком свете поставленных вокруг низких лампад. У краев площадки были установлены два небольших витых столба, увенчанных широкими кольцами. Даана поставили в середину этой площадки, заставив преклонить колени, и приковали его за запястья к витым столбикам. Музыкант не поднял головы. Холод металла коснулся его кожи, стягиваясь вокруг шеи плотным кольцом. Впрочем, металл довольно быстро нагрелся, и Даан практически перестал ощущать этот странный ошейник.

– Подними смиренный взгляд на Высокий Совет Архонтов, Даанель Тэрен, – нарушил звон торжественной тишины незнакомый голос, – и держи ответ, со всей чистотой сердца говоря лишь правду.

Даан позволил себе поднять голову, и взглянуть на Высокий Совет. Всего в нескольких шагах от него находилось освещенное возвышение, состоящее из трех широких ступеней. На каждой из этих ступеней были поставлены кресла – по два на нижней и на верхней, и одно – на центральной. Эти кресла занимали уважаемые советники чародеев-архадов. Но Даану достаточно было лишь одного взгляда на женщину в золотом шелке, украшенном россыпями блестящих иолитов, сидевшую в кресле на второй ступени, для того, чтобы остальные детали богатой обстановки перестали его интересовать. То была Госпожа Миррэтрис, и с этого момента все слова, что произносил менестрель, были адресованы только ей.

– Повинуюсь…

– Клянешься ли ты, Даанель Тэрен, что с чистыми помыслами ты проник в королевский дворец?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты, Даанель Тэрен, что никто из врагов государства просвещенных эледов, из противников Власти Императора – если такие существуют на землях ближних и дальних, из живых и разумных существ любой расы и племени, не подсылал тебя в императорский дворец во исполнение каких бы то ни было коварных намерений?

– Клянусь!

– Назови истинную причину, по которой ты посмел проникнуть во дворец, прикрывшись чужой личиной.

– Я мечтал выступить во дворце Его величества Императора эледов, – повторил Даан то, что и так уже говорил ни один раз.

– Признаешь ли ты себя виновным в совершенном поступке и испытываешь ли раскаяние в содеянном?

– Я… – Даан глубоко вздохнул, чувствуя, как внезапно начинает покалывать кожу под надетым ошейником. Как отвечать на это? Искренне. Виновен ли он? Пожалуй… Раскаивается ли? О, вовсе нет!..

И, улыбнувшись прекрасной Госпоже, безмолвно глядящей на него, Даан ответил так, как подсказывало ему сердце:

– Конечно, я виновен в том, что похитил чужую личность и, возможно, лишил кого-то лучшего шанса в жизни. Да, я виновен в том, что лгал, выдавая себя за другого. Но я ни минуты не жалею о своих поступках, и если бы у меня была возможность переиграть всё – я бы поступил так же, ни на миг не сомневаясь. Ведь именно этот проступок дал мне возможность увидеть прекрасную Госпожу Миррэтрис, находиться рядом с нею, беседовать, развлекать и испытывать к ней самую жаркую, самую искреннюю любовь, на которую только способны душа и сердце бедного поэта! И я молю Вас, Госпожа! Поверьте мне! Услышьте мою любовь! Позвольте мне остаться рядом с Вами и быть Вашим верным слугой, или убейте меня, потому что отныне моя жизнь принадлежит только Вам!

Пылкая речь менестреля, казалось, не тронула Высокий Совет чародеев. Впрочем, Даан смотрел на одну лишь Госпожу Миррэтрис. А на её лице – как показалось Даану – едва промелькнуло чуть заметное изумление, когда он вновь посмел признаться ей в своих чувствах. Мелькнуло – и снова замерло в непроницаемой величественной маске.

– Мы выслушали вас, сударь Тэрен, – наконец, проговорила Госпожа Миррэтрис, выступая от имени всего Совета. – И коль скоро все ваши клятвы и слова были искренними, сама Магия даровала вам жизнь и свободу. Но вы поспешили вручить их в мои руки, – она сделала короткий изящный жест, и стражники тотчас освободили Даана от оков и ошейника. Музыкант, тем не менее, остался в коленопреклоненной позе, поскольку Госпожа продолжила речь:

– С этого момента вы по своему собственному волеизъявлению принадлежите мне. Наэрис! – она резко перевела взгляд с восхищенного её словами Даана. – Сопроводите сударя Тэрена подготовиться к аудиенции, где ему будут разъяснены его новые обязанности.

– Слушаюсь, Госпожа, – подтвердил голос Наэриса. Даана, который все так же не мог перевести дух от восторга, подняли с колен, и настойчиво выпроводили из зала Высокого Совета.

***

– Вот это ты устроил представление, – хохотнул Наэрис, когда они с Дааном поднялись по лестнице, и вышли в светлый коридор со стрельчатыми арками окон, выходящих на широкий внутренний двор цитадели.

– Что? – Даан, увлекшийся созерцанием видов, открывшимся его взгляду, не сразу понял собеседника. Конвой его больше не сопровождал, и свобода опьяняла не хуже доброго вина. И тем более упоительна была эта свобода, что едва обретённая, она была утрачена ради пронзительного взгляда прекрасной дамы.

– Когда ты вдруг начал признаваться в любви Госпоже, – пояснил Наэрис. – Это, конечно, выше любых дозволенных речей. Я, сказать по правде, уж подумал, что почтенный эрмелл22 Ладегросс тебя на месте одним взглядом прикончит, после такой-то дерзости!

– Серьезно? А я даже не заметил… – Даан пожал плечами. – Что же этот эрмелл, как ты его назвал… самая важная здесь персона?

– Скоро сам узнаешь, – усмехнулся Наэрис, – всех важных персон и все правила. И, кстати, советую тебе их поскорее запомнить. Целее будешь.

– Спасибо за заботу, – кивнул Даан. – Куда мы так целенаправленно идем, к слову?

– Как это «куда»? – удивился его собеседник. – Ты разве не слышал, что сказала Госпожа Миррэтрис? У тебя аудиенция через два часа назначена, а ты неделю в камере просидел. Разумеется, тебе нужно хорошенько выкупаться! Потом переодеться, потом… а, там и отведенное время закончится.

– Боги! – Даан всплеснул руками. – Хорошенько выкупаться! Да сегодня просто день исполнения желаний!

Собеседники пересекли внутренний двор, и свернули на одну из боковых галерей.

– На самом деле, я бы считал такой день своим вторым рождением, – предположил Наэрис, – он ведь запросто мог стать и последним днем твоей жизни.

– Почему это? – слегка нахмурился Даан.

– Ну… если бы ты был не искренним во время произнесения Великой Клятвы Архадов…

– А что такого в этой клятве? – поинтересовался музыкант. – Я просто говорил то, что чувствовал.

– Никогда не слышал о Великой Клятве? – изумился Наэрис. – Тогда понятно, почему ты так спокоен.

– Ну, может, что-то и слышал, но… Да что в ней такого?

– Эта клятва, принятая у чародеев-архадов. У них в обществе сложная иерархия… Была… В общем, это такая клятва, в которой замешана сама Магия. Если архад нарушает данную клятву, он мгновенно лишается своей Магии и погибает. Разумеется, такие клятвы даются пожизненно – раз поклялся, и исполняешь обет, пока не настанет последний час. Поэтому у них исключительная верность слову. Да сколько их там осталось-то…

– Клятвы с участием самой Магии, – повторил Даан. – Серьезное дело. Но причем тут простые люди?

– Очень хороший вопрос, – согласился Наэрис. – Конечно, у простых людей никакой Магии нет, и на всю жизнь их клятвы не распространяются. Но это и не нужно! Архады запросто заряжают Магией предметы. Помнишь, на тебя надели ошейник?

– Как забыть!

– Вот! Именно в этом ошейнике на момент произнесение клятвы и заключена Магия. Стоит клянущемуся покривить душой хоть в одном из произнесенных им слов – сосредоточенная в ошейнике Магия убьет его на месте.

– То есть если бы я солгал, и на самом деле пробрался во дворец со злым умыслом, я бы погиб? – уточнил Даан.

– Мгновенно, – подтвердил его собеседник. – Я, почитай, полсотни раз видел, как Магия этого ошейника убивает лжецов и клятвопреступников.

– Тогда мне точно ничего не угрожало, – рассмеялся Да- ан. – Но я и в правду не понимаю, зачем было столько времени держать меня взаперти? Я не скрывал своих намерений, между прочим, и говорил правду с самого начала.

– Верно… Но знаешь ли, в эту твою правду было не так уж легко поверить. Кстати, напомню, – он вдруг остановился, и протянул руку. – Я Наэрис. Наэрис Талль.

– Даанель Тэрен, – менестрель ответил рукопожатием, – то есть – попросту Даан.

– О, это имя уже всем тут известно, – усмехнулся новый знакомый.

– Я всегда знал, что моя слава однажды будет меня опережать, – кивнул Даанель.

– А мы, тем временем, пришли, – оповестил Наэрис. – Местный термальный комплекс.

– Ба!.. – Даан прошел сквозь ряд гладких колонн, поддерживающих входные арки. – Давно я такого не видел!

– Там можно переодеться, – Наэрис махнул рукой налево. – А вот там, собственно, ванны. Слуги тут есть, недокучливые. Появятся, только если позвонишь в колокольчик – ты такие увидишь, они на подносах везде стоят. В общем – сам разберешься. А я не буду тебе мешать, разузнаю пока, готова ли для тебя одежда, и всё остальное. В общем – наслаждайся.

– Спасибо, – кивнул Даан в спину уходящего. – Непременно буду.

И поспешил как следует осмотреться. Потолки здания были невысокими, скругленными, украшенными прозрачной цветной мозаикой, пропускавшей дневной свет. Мягкий же свет, источаемый искусственными светильниками, струился из украшенных фресками стен.

Скинув с себя белоснежную одежду «обреченного на правду», и захватив простыню, Даан отправился в купальню. Ванны представляли собой небольшие овальные бассейны – в них можно было сидеть и даже полулежать на широких каменных приступках. У края одного из бассейнов стоял простой деревянный поднос с самыми разными средствами для купания. Каких только растворов, масел и бальзамов тут не было! Последний прием ванны в «Золотом трилистнике» и близко не стоял с этим разнообразием. Среди строя жестяных баночек и цветных склянок Даан обнаружил упомянутый Наэрисом колокольчик для вызова слуги и крупные пузатые песочные часы. По всей видимости, они нужны были для того, чтобы замечать, сколько времени принимаешь водные процедуры. Что ж, полезное приспособление. Особенно сейчас, когда до визита к Госпоже Миррэтрис осталось меньше двух часов, и терять остатки разума от нежданных благ цивилизации – когда можно потерять их от предстоящей встречи с прекрасной дамой – было бы слишком глупо. Даан рассмеялся, перевернул песочные часы, и с истинным наслаждением растянулся в приятной теплой воде.

Через добрый час времени чистый, гладко выбритый, аккуратно причесанный и душистый Даанель Тэрен, наряженный в весьма добротный костюм из гладкого коричневого сатина с золотистыми пряжками, восседал за накрытым столом в маленькой трапезной и чувствовал себя никак не меньше, чем герцогом. Перед важным визитом его велено было накормить, и Даан, отведавший за сегодняшним завтраком лишь ключевой воды, был искренне рад такому решению.

Наэрис Талль уселся напротив, и налил вина в два небольших кубка – себе и Даану.

– Вообще, тебе сейчас не стоит пить ничего, крепче кофе, – пояснил он, – но на самом деле, для храбрости немного винца не помешает.

– Для храбрости? – уточнил Даан. – А что, разве визит к Госпоже Миррэтрис – это так страшно?

– Узнаешь, – неопределенно ответил Наэрис. – Тут, вообще, трудно сказать. Но я бы на твоем месте поостерегся от разных там необдуманных фраз и словечек. Если ты умеешь, конечно.

– Умею, – кивнул Даан. – Просто не всегда пользуюсь этим навыком.

– А я заметил, – согласился собеседник, весело нарезая ветчину. – Кстати, я рад, что всё так сложилось. В смысле что ты жив.

– Вот спасибо, – рассмеялся Даан. – Всегда приятно, когда кто-то этому радуется. А то ведь тех, кто считает факт моего существования прискорбным, наверняка не так уж мало.

– Ну, я не из их числа, – усмехнулся Наэрис. – В конце концов, теперь в Цере-де-Сор у меня появился интересный собеседник. Да, я о тебе. И да, я не сомневаюсь в том, что с тобой есть о чем поговорить.

– Совершенно верно, – музыкант почувствовал себя немного польщенным, а это согревало не хуже вина. – А что же, тут вообще поговорить не с кем?

– Ну как тебе сказать, – скривился Наэрис, подпирая рукой щеку. – Всяких разумных да образованных тут, конечно много. В Цере-де-Сор, как-никак, живут практически все архады и Совет Магов, включая саму Госпожу Миррэтрис. Но ты же понимаешь – ни к одному из них, ни тем более к ней нельзя вот так запросто подойти, и поговорить о погоде. Они же, считай, полубоги! Субординация, здравый смысл, инстинкт самосохранения… если тебе знакомы такие понятия.

– Слышал пару раз, – усмехнулся Даан.

– Так вот, – продолжал Наэрис. – К ним не пойдешь. С солдатнёй и слугами общаться на равных – ну такое себе удовольствие. Разве что какая-нибудь приятная горничная или белошвейка порадует глаз. Но это же совсем не того толка беседы!

– О, да!

– Угу. Ну а остальные… Взять, к примеру, Селена. Ты уже должен его помнить – такой унылый тип со скорбной миной и заунывным голосом.

– Как забыть, – согласился Даан. – Такой точно не скажет лишнего.

– Вот-вот. В лучшем случае можно обсудить вопросы чистоты помыслов и духовного пути. Причем, в основном, не его собственных, а собеседника. Одной такой беседы, как правило, достаточно. Вот можно, конечно, попробовать поговорить с Яррой – если она в настроении. Это такая… рыжая девица… Из северян.

– Кажется, видел. Мельком. Еще во дворце Императора, – припомнил Даан, не сильно отвлекаясь от еды.

– Ну да. Конечно. Она недалеко от ореховой гостиной была. Когда тебя арестовывали. Занятно получилось.

– Да я не в обиде, поверишь? – усмехнулся Даан, вытирая руки о большую полотняную салфетку. – И что же Ярра?

– Если она в настроении – то с ней можно поговорить. Правда, далеко не обо всем. Она хоть и при мече да воинской чести, да всё равно девица, – продолжил рассказ Наэрис – А если она еще и не в настроении – лучше беги. Ну и выпивать с ней – себе дороже. Не пьянеет вообще. А когда ты уже не понимаешь, где пол, где потолок, а дама-собутыльница трезва, как будто пила только воду – этак, знаешь ли, потерять уважение к самому себе можно. Кто остается? Юная Айлин. Эту птичку вообще не считаем, – Наэрис махнул рукой, – пока она сама до разговора не снизойдет. Да и опять же… Девица. Так что – сам видишь. Твоему появлению здесь можно только порадоваться.