Ананасы в шампанском

Хабанера III

От грёз Кларета – в глазах рубины,Рубины страсти, фиалки нег.В хрустальных вазах коралл рябиныИ белопудрый, и сладкий снег.Струятся взоры… Лукавят серьги…Кострят экстазы… Струнят глаза…– Как он возможен, миражный берег… —В бокал шепнула синьора Za.О, бездна тайны! О, тайна бездны!Забвенье глуби… Гамак волны…Как мы подземны! Как мы надзвездны!Как мы бездонны! Как мы полны!Шуршат истомно муары влаги,Вино сверкает, как стих поэм…И закружились от чар малагиГоловки женщин и кризантэм…

Каретка куртизанки

Каретка куртизанки, в коричневую лошадь,По хвойному откосу спускается на пляж.Чтоб ножки не промокли, их надо окалошить, —Блюстителем здоровья назначен юный паж.Кудрявым музыкантам предложено исполнитьБравадную мазурку. Маэстро, за пюпитр!Удастся ль душу дамы восторженно омолнитьКурортному оркестру из мелодичных цитр?Цилиндры солнцевеют, причесанные лоско,И дамьи туалеты пригодны для витрин.Смеется куртизанка. Ей вторит солнце броско.Как хорошо в буфете пить крем-де-мандарин!За чем же дело стало? – к буфету, черный кучер!Гарсон, сымпровизируй блестящий файф-о-клок…Каретка куртизанки опять всё круче, круче,И паж к ботинкам дамы, как фокстерьер, прилег…

Нелли

Константину Олимпову

В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли,Где под пудрой молитвенник, а на ней Поль де Кок,Где брюссельское кружево… на платке из фланели! —На кушетке загрезился молодой педагог.Познакомился в опере и влюбился, как юнкер.Он готов осупружиться, он решился на всё.Перед нею он держится, точно мальчик, на струнке,С нею в паре катается и играет в серсо.Он читает ей Шницлера, посвящает в коктэбли,Восхвалив авиацию, осуждает КитайИ, в ревнивом неверии, тайно метит в констэбли…Нелли нехотя слушает. – «Лучше ты покатай».«Философия похоти!.. – Нелли думает едко. —Я в любви разуверилась, господин педагог…О, когда бы на „Блерио“ поместилась кушетка!Интродукция – Гауптман, а финал – Поль де Кок!»

Клуб дам

Я в комфортабельной карете, на эллипсических                                                            рессорах,Люблю заехать в златополдень на чашку чая в женоклуб,Где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах                                                         и о ссорах,Где глупый вправе слыть не глупым, но умный                                            непременно глуп…О, фешенебельные темы! от вас тоска моя развеется!Трепещут губы иронично, как земляничное желе…– Индейцы – точно ананасы, и ананасы –                                                  как индейцы…Острит креолка, вспоминая о экзотической земле.Градоначальница зевает, облокотясь на пианино,И смотрит в окна, где истомно бредет хмелеющий                                                            Июль.Вкруг золотеет паутина, как символ ленных пленов                                                          сплина,И я, сравнив себя со всеми, люблю клуб дам                                            не потому ль?..

Эксцессерка

Ты пришла в шоколадной шаплетке,Подняла золотую вуаль.И, смотря на паркетные клетки,Положила боа на рояль.Ты затихла на палевом кресле,Каблучком молоточа паркет…Отчего-то шепнула: «А если?..»И лицо окунула в букет.У окна альпорозы в корзинеЧуть вздохнули, – их вздох витьеват.Я не видел кузины в кузине,И едва ли я в том виноват…Ты взглянула утонченно-пьяно,Прищемляя мне сердце зрачком…И вонзила стрелу, как Диана,Отточив острие язычком…И поплыл я, вдыхая сигару,Ткя седой и качелящий тюль, —Погрузиться в твою Ниагару,Сенокося твой спелый июль…

Chanson coquette[4]

Над морем сидели они на веранде,Глаза устремив к горизонту.Виконт сомневался в своей виконтессе,Она доверяла виконту.Но пели веселые синие волныИ вечера южного влага,И пела душа, танцевавшая в море:«Доверие – высшее благо»…И песнь поднималась легко на веранде,Смущение верилось зонту…Виконт целовал башмачок виконтессы,Она отдавалась виконту!

Юг на севере

Я остановила у эскимосской юртыПегого оленя, – он поглядел умно.   А я достала фрукты   И стала пить вино.И в тундре – вы понимаете? – стало южно…В щелчках мороза – дробь кастаньет…   И захохотала я жемчужно,   Наведя на эскимоса свой лорнет.

Фантазия восхода

Утреет. В предутреннем лепетеЛьнет рыба к свинцовому грузику.На лилий похожи все лебеди,И солнце похоже на музыку!Светило над мраморной виллоюАлеет румянцем свидания.Придворной певицей СивиллоюНа башне пропета «Титания».У статуи Мирры паломникиЦветками кадят, точно ладаном.Мечтатели – вечно бездомники…Мечтатели – в платье заплатанном.В лице, гениально изваянном,Богини краса несказанная!Гимн Солнцу исполнен хозяином,«Осанна!» гремит за «Осанною!».Коктэбли звучат за коктэблями,Поют их прекрасные женщины;Их станы колышатся стеблями,Их лица улыбкой увенчаны.Все гнезда в лопочущем хлопоте…Все травы в бриллиантовом трепете.Удало в ладони захлопайте, —И к солнцу поднимутся лебеди!

Полонез «Титания»

(“Mignon”, ария Филины)

1Зовусь Титанией, царицей фей,Я, лунокудрая нимфея – ночь!Мой паж, сообщник мой, немой Морфей,   Соткал июнь,   Вуаля лунь;   Но только дунь, —      Прочь!2Благоуханная, как детский сон,И легковейная, как мотылек,Порхаю всюду я, и, вознесен   Моим крылом,   Мир стал орлом;   Взмахну жезлом,      Лёг!3Со свитой эльфовой сажусь в челнокНа хрупких крылышках, к Земле летя,Я из дурман-травы плету венок,   И на лету   Всю волю ту   В него вплету      Я!

Песенка Филины

(“Mignon”, А. Thomas)

Лаэрт, Лаэрт, мой милый,Возлюбленный Лаэрт!Сейчас я получилаСиреневый конверт.   Чего вы рот раскрыли,   Как стофранко́вый клерк?   Дает нам снова крылья   Барон фон Розенберг!Зовет нас на гастролиВ свой замок на концерт.Вы, право, точно кролик,Любимый мой Лаэрт!   Послушайте, мой шельма,   Покрасьте свой парик.   Пускай зовет Вильгельма   Капризный Фредерик.Ах, ужин за спектаклемНа сто один куверт…Как весел он! – не так ли,Мой преданный Лаэрт?..

Диссона

Георгию Иванову

В желтой гостиной, из серого клена, с обивкою                                                  шелковой,Ваше сиятельство любит по вторникам томный                                                   журфикс.В дамской венгерке комичного цвета,                                 коричнево-белковой,Вы предлагаете тонкому обществу ирисный кэкс,Нежно вдыхая сигары Эрцгерцога абрис фиалковый…Ваше сиятельство к тридцатилетнему – модному –                                                      возрастуТело имеете универсальное… как барельеф…Душу душистую, тщательно скрытую в шелковом                                                     шелесте,Очень удобную для проституток и для королев…Впрочем, простите мне, Ваше Сиятельство,                                           алые шалости…Вашим супругом, послом в Арлекинии, ярко                                            правительство:Ум и талант дипломата суть высшие качества…Но для меня, для безумца, его аристотельство,Как и поэзы мои для него, лишь чудачество…Самое ж лучшее в нем, это – Ваше Сиятельство!

Эпиталама

   Пою в помпезной эпиталаме   – О, Златолира, воспламеней! —   Пою Безумье твое и Пламя,   Бог новобрачных, бог Гименей!Весенься вечно, бог пьяный слепо,Всегда весенься, наивный бог!Душа грёзэра, как рай, нелепа!..Вздох Гименея – Ивлиса вздох!   Журчит в фиалах вино, как зелье,   О, молодые, для вас одних!   Цветы огрезят вам новоселье —   Тебе, невеста! тебе, жених!Костер ветреет… Кто смеет в пламя?!Тот, кто пылает костра сильней!Пою в победной эпиталамеТебя, бог свадьбы, бог Гименей!

В шалэ березовом

Поэметта

В шалэ березовом, совсем игрушечном                                    и комфортабельном,У зеркалозера, в лесу одебренном, в июне севера,Убила девушка, в смущеньи ревности, ударом сабельнымСлепого юношу, в чье ослепление так слепо верила.Травой олуненной придя из ельника с охапкой хвороста,В шалэ березовом над Белолилией застала юного,Лицо склонившего к цветку молочному в порыве                                                            горести,Тепло шептавшего слова признания в тоске июневой…У лесоозера, в шалэ березовом, – березозебренном, —Над мертвой лилией, над трупом юноши, самоуверенно,Плескалась девушка рыданья хохотом темно-серебряным…– И было гибельно. – И было тундрово. – И было                                                             северно.

Сонет

Мы познакомились с ней в опере, – в то время,Когда Филина пела полонез.И я с тех пор – в очарованья дреме,С тех пор она – в рядах моих принцесс.Став одалиской в грёзовом гареме,Она едва ли знает мой пароль…А я седлаю Память: ногу в стремя, —И еду к ней, непознанный король.Влюблен ли я, дрожит в руке перо ль,Мне всё равно; но вспоминать мне сладкоТу девушку и данную ей роль.Ее руки душистая перчаткаИ до сих пор устам моим верна…Но встречу вновь посеять – нет зерна!

Сонет

Ее любовь проснулась в девять лет,Когда иной ребенок занят куклой.Дитя цвело, как томный персик пухлый,И кудри вились, точно триолет.Любовь дала малютке амулет:Ее пленил – как сказка – мальчик смуглый…Стал, через месяц, месяц дружбы – круглый.Где, виконтесса, наше трио лет?Ах, нет того, что так пленяло нас,Как нет детей с игрой в любовь невинной.Стремится смуглый мальчик на Парнас,А девочка прием дает в гостинойИ, посыпая «пудрой» ананас,Ткет разговор, изысканный и длинный.

Сонет

По вечерам графинин фаэтонМогли бы вы заметить у курзала.Она входила в зал, давая тон,Как капельмейстер, настроеньям зала.Раз навсегда графиня показалаКрасивый ум, прищуренный бутонЧуть зрелых губ, в глазах застывший стон,Как монумент неверности вассала…В ее очей фиалковую глубьСтремилось сердце каждого мужчины.Но окунать их не было причины, —Напрасно взоры ныли: приголубь…И охлаждал поклонников шедевраСарказм ее сиятельства из сэвра.

Когда придет корабль

Вы оделись вечером кисейноИ в саду стоите у бассейна,Наблюдая, как лунеет мраморИ проток дрожит на нем муаром.Корабли оякорили бухты:Привезли тропические фрукты,Привезли узорчатые ткани,Привезли мечты об океане.А когда придет бразильский крейсер,Лейтенант расскажет Вам про гейзер.И сравнит… но это так интимно!..Напевая нечто вроде гимна.Он расскажет о лазори Ганга,О проказах злых орангутанга,О циничном африканском танцеИ о вечном летуне – «Голландце».Он покажет Вам альбом Камчатки,Где еще культура не в зачатке,Намекнет о нежной дружбе с гейшей,Умолчав о близости дальнейшей…За моря мечтой своей зареяв,Распустив павлиньево свой веер,Вы к нему прижметесь в теплой дрожи,Полюбив его еще дороже…

В госпитале

Елене Семеновой

В незабудковом вуальном платье,С белорозой в блондных волосах,Навещаешь ты в седьмой палатеЮношу, побитого в горах…   И когда стеклянной галереей   Ты идешь, улыбна и легка,   Зацветают, весело пестрея,   Под ногой цветы половика.Льется в окна ароматный рокот…Ты вздыхаешь с музыкой в лицеПтичье пенье, – и смущенный докторМнет в руке написанный рецепт…   А больной, разматывая марлю,   Не умея чувств своих скрывать,   Отставляя рюмку с Беникарло,   Проклинает скучную кровать…И весенней девушкой омаен,Упоен девической весной,Талию твою слегка сжимая,Хочет жить больной!

Любить единственно…

Любить пленительно одну и ту же,В полузабвении молить: «Приди!Пригубь уста мои, пригубь и туже   Озёра страсти запруди!»И бронзой верности грудь окандалив,Ручьиться шелестно в извивах душ;И сочным вечером, когда он палев,   Быть каждой женщине, как муж.Сметь смело чувствовать и труд пчелиныйСветло опринципить в своем уме;То – сок из ландыша, то – из малины   И в поцелуе, и в письме…Пускай же милая твоя не тужитИ не устраивает слезоём:Любить единственно, одну и ту же, —   Не надо вечно быть вдвоем!

В пяти верстах по полотну…

Весело, весело сердцу! звонко, душа, освирелься! —Прогрохотал искрометно и эластично экспресс.Я загорелся восторгом! я загляделся на рельсы! —Дама в окне улыбалась, дама смотрела на лес.Ручкой меня целовала. Поздно! – но как же тут                                                        «раньше»?..Эти глаза… вы – фиалки! эти глаза… вы – огни!Солнце, закатное солнце! твой дирижабль оранжев!Сяду в него, – повинуйся, поезд любви обгони!Кто и куда? – не ответит. Если и хочет, не может.И не догнать, и не встретить. Грёза – сердечная моль.Всё, что находит, теряет сердце мое… Боже, Боже!Призрачный промельк экспресса дал мне чаруйную                                                           боль.

Nocturno

Навевали смуть былого окариныГде-то в тихо вечеревшем далеке, —И сирены, водяные балерины,Заводили хороводы на реке.Пропитались все растенья соловьямиИ гудели, замирая, как струна.А в воде – в реке, в пруде, в озерах, в яме —Фонарями разбросалася луна.Засветились на танцующей сиренеВодоро́сли под луной, как светляки.Захотелось белых лилий и сирени, —Но они друг другу странно далеки…

Сказка сиреневой кисти

Пастель

Напевая лунные ноктюрны,Бредил Май о призрачной вакханке,Охлаждал свой жар росой из урны,И скользили ножки, точно санки,Порошею бело-яблоновой.Скованы желанья знойным хмелем…И блистая белизной слоновойРовных зубок, шепчет ночь: «ПостелемСвадебное ложе на поляне,Набросаем ландышей, азалийТам, где бродят вдумчивые лани,Там, где мы впервые рассказалиСердцем сердцу смутные волненья,Ожидая тщетно выполненья,Как шагов невыясненных в зале»…Тут луна скользнула в аметистеГлаз царицы, скрытой сонным тюлем, —И вспорхнули грёзы Мая ульем,И впились в сиреневые кисти…

Полярные пылы

Снеговая поэма

Влюбленная в Северный Полюс Норвегия   В гордой застыла дремоте.Ленивые лоси! вы серебро-пегие,   Льдяное пламя поймете…И там, где сливается с снегом медведица,   Грёза ее постоянна…Бледнея в экстазе, сомнамбулой светится   Так же, как д’Арк Иоанна.Не быть Северянке любовницей Полюса:   Полюс – бесплотен, как грёза…Стремленья об иглы лесов укололися…   Гаснет ее ариозо…Морей привидения – глыбы ледя́ные —   Точат насмешливо лязги…И марева сыплют пророчества рдяные   Во́лнам в сердитой припляске…Дух Полюса чутко тревожит элегия, —   Она воплощается в ноте…И гордо вздыхая обманом, Норвегия   Вновь застывает в дремоте.

Квадрат квадратов

Никогда ни о чём не хочу говорить…О поверь! – я устал, я совсем изнемог…Был года палачом, – палачу не парить…Точно зверь, заплутал меж поэм и тревог…Ни о чём никогда говорить не хочу…Я устал… О, поверь! изнемог я совсем…Палачом был года – не парить палачу…Заплутал, точно зверь, меж тревог и поэм…Не хочу говорить никогда ни о чём…Я совсем изнемог… О, поверь! я устал…Палачу не парить!.. был года палачом…Меж поэм и тревог, точно зверь, заплутал…Говорить не хочу ни о чём никогда!..Изнемог я совсем, я устал, о, поверь!..Не парить палачу!.. палачом был года!..Меж тревог и поэм заплутал, точно зверь!..

В предгрозье

Этюд

Захрустели пухлые кайзэрки,Задымился ароматный чай,И княжна улыбкою грёзэркиПодарила графа невзначай.Золотая легкая соломкаЗаструила в грёзы алькермес.Оттого, что говорили громко,Колыхался в сердце траур месс.Пряное душистое предгрозьеЗадыхало груди. У реки,Погрузясь в бездумье и безгрёзье.Удили форелей старики.Ненавистник дождевых истерик —Вздрагивал и нервничал дубок.Я пошел проветриться на берег,И меня кололо в левый бок.Детонировал бесслухий тенор —На соседней даче лейтенант,Вспыливал нахохлившийся кенар —Божиею милостью талант.Небеса растерянно ослепли,Ветер зашарахался в листве,Дождевые капли хлестко крепли, —И душа заныла о родстве…Было жаль, что плачет сердце чье-то,Безотчетно к милому влекло.Я пошел, не дав себе отчета,Постучать в балконное стекло.Я один, – что может быть противней?Мне любовь, любовь ее нужна!А княжна рыдала перед ливнем,И звала, звала меня княжна!Молниями ярко озаряем,Домик погрузил меня в уют.Мы сердца друг другу поверяем,И они так грёзово поют.Снова – чай, хрустящие кайзэрки.И цветы, и фрукты, и ликер,И княжны, лазоревой грёзэрки,И любовь, и ласковый укор…

Грасильда

1Когда взвуалится фиоль,   Офлеря ручеек,Берет Грасильда канифоль,   И скрипку, и смычок.Потом идет на горный скат   Запеть свои псалмы.Вокруг леса, вокруг закат,   И нивы, и холмы.Прозрачна песня, как слюда,   Как бриллиант в воде…И ни туда, и ни сюда, —   И всюду, и везде!2Я выхожу в вечерний сад,   Утопленный в луне.Шагну вперед, шагну назад, —   То к дубу, то к волне.Повсюду сон, везде туман,   Как обруч – голоса…Струят чарующий обман   Еловые леса.Грасильда песнь поет во тьме,   Подобную звезде…И ни в груди, и ни в уме, —   И всюду, и везде!3Какая ночь! – и глушь, и тишь,   И сонь, и лунь, и воль…Зачем же, сердце, ты грустишь?   Откуда эта боль?Грасильда, пой. Грасильда, пой,   Маячь пути ко сну.Твоей симфонией слепой   Я сердце захлестну!Грасильда, пой!.. Уста к устам, —   И мы уснем в воде…Любовь ни здесь, любовь ни там, —   И всюду, и везде!

Июневый набросок

Мисс Лиль

Взгляни-ка, девочка, взгляни-ка! —В лесу поспела земляника,И прифрантился мухомор —Объект насмешек и умор…О, поверни на речку глазы(Я не хочу сказать: глаза…):Там утки, точно водолазы,Ныряют прямо в небеса.Ты слышишь? – чьи-то голосаЗвучат так весело-задорноНад обнебесенной рекой?Дитя, послушай, – успокойСвою печаль; пойми, всё вздорноЗдесь, на земле… Своей тоскойТы ничего тут не изменишь,Как нищего ни обезденежь.Как полдня ты не олунишь…Взгляни вокруг себя, взгляни ж!Оно подобно мигу, лето…Дитя, ты только посмотри:Ведь мухомор – как Риголетто,Да не один еще, – их три!

Гурманка

Сонет

Ты ласточек рисуешь на меню,Взбивая сливки к тертому каштану.За это я тебе не изменюИ никогда любить не перестану.Всё жирное, что угрожает стану,В загоне у тебя. Я не виню,Что петуха ты знаешь по РостануИ вовсе ты не знаешь про свинью.Зато когда твой фаворит – арабчикПодаст с икрою паюсною рябчик,   Кувшин Шабли и стерлядь из Шексны,Пикантно сжав утонченные ноздри,Ты вздрогнешь так, что улыбнутся сестры,   Приняв ту дрожь за веянье весны…

Марионетка проказ

Новелла

Чистокровные лошади распылились в припляске,Любопытством и трепетом вся толпа сражена.По столичному городу проезжает в коляскеКружевная, капризная властелина жена.Улыбаясь презрительно на крутые поклоныИ считая холопами без различия всех,Вдруг заметила женщина – там, где храма колонны,Нечто красочно-резкое, задохнувшее смех.Оборванец, красивее всех любовников замка,Шевелил ее чувственность, раболепно застыв,И проснулась в ней женщина, и проснулась в ней                                                              самка,И она передернулась, как в оркестре мотив.Повелела капризница посадить оборванцаНа подушку атласную прямо рядом с собой.И толпа оскорбленная не сдержала румянца,Хоть наружно осталася безнадежной рабой.А когда перепуганный – очарованный – нищийБессознательно выполнил гривуазный приказ,Утомленная женщина, отшвырнув голенищи,Растоптала коляскою марьонетку проказ…

Prélude I

Я, белоснежный, печальноюный бубенчик-ландыш,   Шуршу в свой чепчик   Зефира легче   Для птичек певчих…И тихо плачу белесой ночью, что миг мне дан лишь   Для вдохновенья,   Для упоенья   Самозабвенья…   О, Май душистый,   Приляг на мшистый   Ковер пушистый!Люблю, как утром мои коронки ты обрильянтишь!   На луноструне   Пою чаруний —Стрекоз ажурных… Я – милый, белый, улыбный ландыш —   Усну в июне…

Virelai

Я голоса ее не слышал,И имени ее не знал……Она была в злофейном крэпе……В ее глазах грустили степи…Когда она из церкви вышлаИ вздрогнула – я застонал…Но голоса ее не слышал,Но имени ее не знал.

Дель-Аква-Тор

Лирическая вуаль

1– Иди к цветку Виктории Регине,   Иди в просторИ передай привет от герцогини   Дель-Аква-Тор.На том цветке созрело государство;   Найди шалэ;У входа – страж, в руке у стража – астра,   Звезда во мгле.Тогда скажи, застолбенея в дверцах:   «Несу простор!Привет тебе, лилиесердный герцог   Дель-Аква-Тор!Вставай на путь, по благости Богини   Тоску забудь…Внемли послу грозо́вой герцогини —   Вставай на путь!Довольно мук; ты долго пожил ало,   Твой бред кровав;Она тебя увидеть пожелала,   К себе призвав.Довольно мук – их искупило время…   Твой взор смущен…Коня, коня! огнистей ногу в стремя, —   Ведь ты прощен!»2Ушел посол к Виктории Регине,   Ушел в простор,Чтоб передать привет от герцогини   Дель-Аква-Тор.Он долго брел в обетах ложных далей   И – в щелях скал —Испепелил подошвы у сандалий,   И всё искал.Искал страну и втайне думал: сгину, —   Не поверну…Искал страну Викторию Регину,   Искал страну.Лишь для него пчела будила струны   Своих мандол;Лишь для него ломалось о буруны   Весло гондол;Лишь для него провеерила воздух   Слюда цикад.И шел гонец, и шел с гонцом сам Грёз-Дух —   Все наугад.Он не пришел к Виктории Регине,   Он не пришел;Не передал прощенья герцогини, —   Он не нашел.Он не нашел такой страны цветковой   И – между скал —Погиб посол, искать всегда готовый…   Да, он искал!3Прошли века, дымя свои седины,   Свой прах сложив,В земле – рабы, и в склепах – паладины,   Но герцог – жив.Он жив! Он жив! Он пьет очами сердца   Пустой простор.И мира нет, – но где-то бьется герцог   Дель-Аква-Тор…

Сонаты в шторм

На Ваших эффектных нервах звучали всю ночь сонаты,А Вы возлежали на башне на ландышевом ковре…Трещала, палила буря, и якорные канаты,Как будто титаны-струны, озвучили весь корвет.Но разве Вам было дело, что где-то рыдают и стонут,Что бешеный шторм грохочет, бросая на скалы фрегат.Вы пили вино мятежно. Вы брали монбланную ноту!Сверкали агаты брошек, но ярче был взоров агат!Трещала, палила буря. Стонала дворцовая пристань.Кричали и гибли люди. Корабль набегал на корабль.А вы, семеня гранаты, смеясь, целовали артиста…Он сел за рояль, как гений, – окончил игру, как раб…

Балькис и Валтасар

Лириза (по Анатолю Франсу)

Прекрасною зовут тебя поэты,Великою зовут тебя жрецыМирра Лохвицкая1. Царь Валтасар у стен СабатаПовеял шумный ароматЦветов, забвенней, чем Нирвана.Конец пути для каравана:Вот и она, страна Сабат!Царь Эфиопский ВалтасарВскричал рабам: «Поторопитесь!О, маг мой мудрый, Сембобитис,Мы у Балькис, царицы чар!Снимайте пыльные тюкиС присевших в устали верблюдов,И мирру, в грани изумрудов,И золотые пустяки».Гостей приветствует весна,Цветут струистые гранаты;Как птицы, девушки крылаты,Всё жаждет ласки и вина!Где золотеют купола —Фонтан, лук сабель влажно-певчих,Ракетит ароматный жемчугИ рассекает пополам!Волнуйно-теневый эскизСкользнул по зубчикам дворцовым, —В наряде чувственно-пунцовомК гостям спускается Балькис.Цветет улыбка на губах,Разгоряченных соком пальмы, —И Валтасар, как раб опальный,Повержен долу при рабах…2. В шатре блаженстваУлыбно светит с неба Син —Цветка эдемского тычинкой.Царь кипарисною лучинкойРазлепесточил апельсин.В углу распластан леопард,И – кобылицею на воле —Балькис, в гирляндах центифолий,На нем волшбит колоду карт.Ланитный алый бархат смугл,И губы алчущие пряны…Глаза – беспочвенные страны,Куда – ни слон, ни конь, ни мул…Омиррен палевый шатер,И царь, омгленный ароматом,От страсти судорожно-матов,К царице руки распростер…Менкера, евнух женофоб,Бледнеет желтою досадой…А в окна льется ночь из сада —Черна, как истый эфиоп.И вот несет уже кувшинС водой душистою Алави…И Суламифь, в истомной славе,Ждет жгучей бездны, как вершин…3. В ЭфиопииОлунен ленно-струйный Нил,И вечер, взяв свое кадило,Дымит чешуйкам крокодила, —Он сердце к сердцу заманил.Печален юный Валтасар.Трепещут грёзы к Суламите…На звёзды смотрит он: «ПоймитеМою любовь к царице чар!»Он обращается к Кандас:«Пойми, Балькис меня отвергла,И прогнала меня, как негра.Насмешкою маслинных глаз!..»Тиха терраса у реки.Спят Сембобитис и Менкера.Завоет в роще пальм пантера,Завьются змеи в тростники, —И снова тишь. Тоской объят,Царь погружается в безгрёзье…Склонился ангел в нежной позе,Твердит, что вымышлен Сабат…Всё это – сон, мечта, каприз…Извечный вымысел вселенский……В стране Сабат царь КомагенскийБерет горящую Балькис!

Городская осень

Как элегантна осень в городе,Где в ратуше дух моды внедрен!Куда вы только ни посмотрите —Везде на клумбах рододендрон…   Как лоско матовы и дымчаты   Пласты смолового асфальта,   И как корректно-переливчаты   Слова констэблевого альта!Маркизы, древья улиц стриженных,Блестят кокетливо и ало;В лиловом инее – их, выжженныхУлыбкой солнца, тишь спаяла.   Надменен вылощенный памятник   (И глуповат! – прибавлю в скобках…)   Из пыли летней вынут громотник   Рукой детей, от лени робких.А в лиловеющие сумерки, —Торцами вздорного проспекта, —Зевают в фаэтонах грумики,Окукленные для эффекта…   Костюм кокоток так аляповат…   Картавый смех под блесткий веер…   И Фантазер на пунце Запада   Зовет в страну своих феерий!..