Сатирический роман Двойник

– А вдруг цены на нефть так вырастут, что бюджет все-таки наполнится? И как тогда быть? – раздался голос из зала.

– Прокладкин, – усмехнулся Шулер, – ты даже читать не умеешь. Там же всё написано. Все предусмотрено, – он тяжело вздохнул, – как бы не поднялись цены на нефть, наши нефтяные олигархи платить налогов практически не будут. Тем более что вся собственность, присвоенная олигархами, будет переведена в оффшорные зоны. Хорошо, если бюджету достанется малая часть одного процента. И для этого прописана целая куча схем. Ещё специально для бюджета предусмотрен такой механизм разорения, как миллиардные кредиты от МРФ – Международного Ростовщического Фонда. Это кредиты специально для России на разные цели под бешеные проценты. Даже Ротшильду такие проценты было бы стыдно брать! Но мы берем, мы не стыдливые. Смысл ещё в том, что ни один кредит по назначению использован не будет, их разворуют ещё до поступления в страну. А их тоже надо отдавать, – опять удар по бюджету. Ещё не одно пока не родившиеся поколение россиян будет возвращать эти деньги, – он поискал глазами в зале Прокладкина, – понял, болезный?!

– Ну а вдруг? – не сдавался Прокладкин. – Вдруг появятся лишние деньги? У нас чего только не бывает! Страна такая.

– В Плане это не предусмотрено, – с улыбкой парировал Шулер, – значит, этого не может быть! Но если вдруг случится, господин Прокладкин, ведь у вас чего только не бывает, – он почти кокетничал, – тогда мы из лишних российских денег сделаем специальный фонд, – Шулер уже открыто смеялся, – и, да простит меня Ротшильд, без всяких процентов начнем инвестировать экономику Америки и развитых европейских стран! – всегда сдержанный Шулер уже давился от смеха. – России-то зачем деньги? А нам в самый раз придутся. Да ещё без процентов. А вы потом будете по всему миру инвестиции искать.

Зал почти рыдал от хохота! Даже Секретарь, всегда сдержанный на людях, достал платочек и стал вытирать глаза. Фест-министр похрюкивал от смеха и показывал всем зубы. Наконец смех утих. Шулер, улыбаясь, продолжил:

– Ну и насмешил ты нас, Прокладкин! Придётся мне, наверное, назначить тебя министром эстрады. Раз ты такой смешной! – отбросив смех, Шулер продолжил более строгим голосом. – В ближайшее время мы проведём собеседования с каждым из вас, определим профпригодность. По итогам я произведу назначения на должности: в Правительство, в министерства, комитеты и службы… Некоторые пойдут на партийную работу в парламент. А некоторым придётся выехать на места губернаторами, парламентариями, начальниками… Готовьтесь, господа. Вас ждёт тяжёлая работа. На этом совещание закончено, все свободны!

Будущие начальники позакрывали свои блокнотики, убрали по карманам обкусанные ручки и медленно, стараясь не шуметь, пошли к выходу. Хайдар направился к президиуму. За ним шёл Рыжпейс и ещё какой-то толстый мальчишка.

– Доктор Шулер, – засуетился Хайдар, – у меня уже есть хорошая кандидатура на министра по сокращению внешних экономических связей! – он показал на толстого мальчишку. – Я его лично знаю. Хороший парень, профессионал. Кухонный демократ. Мы с ним часто ругали на кухне тоталитарный режим!

Шулер оглядел претендента. Мальчишка был плотненький, с большими, жирными губами и в очках. Одет в синие поношенные джинсы, мятую красную майку с надписью «USA» и нечищеные замшевые ботинки грязно-рыжего цвета.

– Господин О́вен! – представил его Хайдар, причмокивая. – У него хорошее образование, крупный специалист.

– А говорить он умеет, Ове́н этот? – прищурился Секретарь.

– О́вен! – поправил Секретаря фёст-министр. – Говорить умеет…

– Скажи что-нибудь! – заинтересованно сказал Шулер О́вену.

– Я – господин О́вен. Кухонный демократ. Крупный специалист… Хочу быть богатым. Иметь хорошую квартиру, машину и дачу.

– Вижу, что крупный! – Шулер удовлетворённо вздохнул. Достав большую тетрадь с красивой надписью «Назначенцы», он стал что-то в ней писать. Взглянув на Хайдара, он сказал:

– Хорошо… Я его беру. О́вена этого. За него головой отвечаешь! Тебе с ним работать…

– Ещё у меня есть кандидатура министра иностранных дел! – добавил Хайдар. – Университетское образование, знает языки, специалист по греческим надписям… Демократ.

– Опять кухонный? – съязвил Секретарь.

– Либерал… Настоящий…

– Нет! – оборвал его Шулер. – Это место уже занято. Министром я назначил Козырькова.

– Козырькова? – удивлённо причмокнул Хайдар. – Он же двух слов сказать не может: глаза на выкате и подстрижен, как двухмесячный зэк… Доктор Шулер, а ведь ему страну надо представлять за границей. У него же на всех костюмах штанишки и рукавчики корче, чем надо, на десять сантиметров… Такой вид, что он из них давно вырос…

– Мне такой министр на иностранные дела и нужен! – отрезал Шулер. – Твоего могу только заместителем назначить.

– А у меня есть один честный школьный друг! – проснулся Рыжпейс. – Может его назначить на министра финансов? Или на центральный банк? Я его в детстве за мороженым часто посылал: ни разу не было, чтобы он сдачу не принёс!.. Очень честный человек!..

– Всё! – грубо сказал Шулер. – Больше без собеседования никого назначать не буду!.. Разговор окончен.

– Я только хотел, – заискивающе начал Хайдар.

– Господа офицеры! – скомандовал Шулер. – Кррругом марш! Вон отсюда!

Хайдар и Рыжпейс повернулись кругом и пошли к выходу вальяжной независимой походкой… Невдалеке их скромно ждал Бурдалис…

– Хорошие у тебя офицеры! – ехидно заметил Секретарь. – Не в ногу строем ходят…

– Надо было мне настоять, Филь, чтобы и на тебя погоны надеть, – ответил Шулер, – ходил бы строем, офицеров учил…

– Не придумали ещё такого шеврона, который бы я надел. Я буду штатским генералом.

– Ладно… И так послужишь делу демократии… Без погонов… Ты знаешь, что уже нашли подходящего двойника? Завтра приедет.

– Где?

– Точно не знаю, где-то в Сибири. С утра его посмотрят специалисты, а потом и мы с ним поговорим. Очень интересно посмотреть.

Глава 4. Знакомство

Михаил Потапович был в некотором ошеломлении. Его привели в очень большой кабинет с роскошным убранством: высокие потолки, золотая лепнина, дорогая мебель; сквозь приоткрытые шторы был виден красивый и нарядный собор с золотыми куполами и крестами; все говорило о том, что он попал к людям, которые решают очень много в этой жизни. Такую роскошь раньше он видел только в музеях… Михаил Потапович огляделся, и не найдя в кабинете икон, перекрестился на крест собора, видневшегося в окне.

– Господи! Спаси, сохрани и помилуй мя, грешного! – он отвесил земной поклон.

Резкий окрик заставил его вздрогнуть.

– Что такой?! Болван! Мужьик! Скотин! – из дальнего края большого кабинета на него, набычившись, бежал человек. Лицо его было перекошено злобой и ненавистью.

– Болван! Скотин! Монах поган! Если есть у меня работа́ть – не будешь этот дрянь делать! Понял, скотин?! крест нельзя, нельзя крест! Этот очень плох! – он прыгал перед Михаилом Потаповичем, как маленькая собачка перед медведем, и ругался. Не зная как себя вести, Михаил Потапович стоял смирно, не понимая, чем так разгневал этого человека, и терпел. Очень хотелось дать ему сверху по голове кулаком, как молотом по наковальне, но он сдерживался – оробел очень.

– Вы меня простите, пожалуйста, если я что-то не то сделал, – Михаил Потапович замялся, – у Вас в кабинете икон нет, вот я на соборный крест и перекрестился. Только и всего.

Подойдя к Михаилу Потаповичу вплотную, доктор Шулер (а это был он), стал его внимательно разглядывать. Разглядывал долго, можно сказать, изучал.

– Что же это у вас за народ такой? Или пьяница, или вор, а если нет – так уж точно верующий.

Шулер направился к своему столу, стоявшему в глубине кабинета. Медленно подошел, сел, посидел немного, о чем-то думая.

– Подойди сюда! – громко и резко выкрикнул он уже без признаков акцента. – Встань тут! – показал рукой на место прямо перед его столом. – Отвечать на мои вопросы честно и ясно! – Шулер вбуравился в него глазами, как рентгеном. – Пьешь горькую?! – почти крикнул он.

– Да что Вы? Как можно? – Михаил Потапович немного смутился, вспомнив вчерашний ужин с Карпычем. – Я же человек верующий и пью только по праздникам. Когда это можно… А так – нет! – он прямо и открыто посмотрел в глаза иностранцу. Взгляда не отводил. По всему было видно, что не врёт. «Да и что нам с Карпычем пол-литра на двоих? – подумал Михаил Потапович, глядя на иностранца, – только сласть развести…».

– Воруешь?! – иностранец почти выкрикивал слова.

– Да что Вы в самом деле? Что мне воровать-то? – Михаил Потапович немного разволновался и занервничал. – И, вообще, я хотел бы знать, зачем меня сюда позвали, и что всё это значит? – и, покраснев, добавил: – Это что, допрос?! – он перешел на повышенные тона. – Я честный человек, ничего не воровал и любому могу открыто в глаза посмотреть! И, вообще, кто Вы такой? По какому праву называете меня на «ты»? – уже и иностранцу стало ясно, что Михаил Потапович сильно разволновался. – Я, как мне кажется, постарше Вас буду!

– Тише, тише! – примирительно произнес иностранец. – До чего Вы все орать любите! – он поморщился. – Сейчас я все тебе объясню. «А ведь до чего похож, собака. И что хорошо: так – не очень похож – приглядываться надо, а немного грима – и вылитый Папа! – подумал иностранец, косясь на лежащие на столе фотографии, уже сделанные утром. – И, главное, так быстро нашли!»

– Я являюсь главным иностранным советником Папы, – он перехватил удивленный взгляд Михаила Потаповича, – то есть, Президента вашего, мы все его так называем между собой! Я здесь для оказания посильной и непосильной помощи Вашей стране! – он гордо, с чувством превосходства посмотрел на собеседника. «Прав был Сергей Сергеевич, – подумал Михаил Потапович, – вот так коллизия!»

– Садись, – иностранец указал рукой на кресло.

– Скажите, – обратился Михаил Потапович, присаживаясь, – а зачем нашему Президенту нужен иностранный советник? У нас же полно своих ученых, специалистов в разных областях. Наше образование одно из лучших в мире. И наука не из последних. Я сам ученый – знаю!

– Вашему Президенту, как выяснилось, кроме водки, соленых огурцов и лука с чесноком больше вообще ничего не нужно… Ещё из интересов: поорать в пьяном виде, конечно, повыпендриваться, поглумиться над людьми и на ложках деревянных поиграть… Ну и всё, пожалуй. На этом его обширные интересы заканчиваются, – иностранец грустно, со знанием дела, улыбнулся.

– Как же Вы так про нашего Президента говорите? – опять возмутился Михаил Потапович.

– Не горячись, – иностранец грустно и устало улыбнулся, – поработаешь с нами, и сам всё узнаешь… Хотя, тебе проще, ты с ним видеться почти не будешь.

– Видеться с Президентом?! А что я должен делать-то?! – воскликнул Михаил Потапович. – Может, я не умею, или мне не подойдет эта работа. Я всю жизнь ракеты конструировал. Больше ничего не умею делать, только, если на огороде… Я, видите ли, в последнее время, когда завод наш разогнали, на огороде немного…

– От тебя уже ничего не зависит. Главное, чтобы нам подошло! – иностранец посмотрел на Михаила Потаповича гневно, – Понял? Работать будешь двойником нашего Папы. Он, как я уже говорил, очень водочкой увлекается: запои, воняет перегаром, лук, чеснок. Недавно одному иностранному послу пришлось скорую помощь вызывать – так надышался!

– Да я же не похож совсем! – в отчаянии воскликнул Михаил Потапович.

– Похож! Наши спецы в нос тебе пластмашки разные совали?

– Да! И в уши тоже, и в рот. Довольно неприятная процедура! – Михаил Потапович поморщился, вспоминая, как его битый час крутили, вертели и фотографировали.

– Так вот. Я смотрел фотографии – копия. Без грима не очень похож, а с пластмашками – копия. Это и ценно. Так тебя никто не узнает, а двадцать минут работы – и ты Папа. Ни у кого даже мысли не возникнет. Дезодорант с запахом чесночно-лукового перегара уже заказали французским парфюмерам, будешь понемножечку душиться перед ответственными мероприятиями. Ну а то, что неприятно, потерпишь. За такие бабки, которые ты будешь получать, всё можно вынести.

– Так я же ни разу на собрании не выступал, не то, что перед большим залом, двух слов связать не смогу, волноваться буду! – Михаил Потапович махнул рукой. – Боюсь я!

– Бояться не надо. Если не знаешь, что говорить, говори: «Я не отступлюсь от курса реформ, панимашь!», – и всё. Папа тоже больше ничего говорить не может. Обучим тебя, придется и за партой посидеть, взгляды свои многие поменять…

Михаил Потапович сидел на краешке большого кожаного кресла. В голове у него проносилось сразу очень много мыслей. С одной стороны, было очень страшно… Он, из маленького сибирского городка, почти что из деревни… Ну пару раз на собраниях доклады делал… И то… А тут?! Если иностранец правду говорит, то ему придется полностью Президента заменять. Съезды, Верховные советы, Правительство, с людьми встречаться… Позора не оберёшься… Стыдно перед людьми.… Ну, а с другой стороны, иностранец говорил про хорошую оплату… А деньги-то ой как нужны сейчас… Ведь дома скоро, кроме картошки с огурцами, и есть-то будет нечего… Ладно мы с женой. А дети, а, особенно, внуки… Им же расти нужно, а на одной картошке кто вырастет?

– Извините, пожалуйста! – обратился Михаил Потапович к иностранцу. – Что будет входить в круг моих обязанностей, я приблизительно понял, – он засмущался и немного покраснел, – а какие будут у меня условия, какая зарплата?

– Потапыч! – фамильярно заговорил иностранец. – Ведь, по-вашему, так можно называть? – он, судя по всему, пришел в хорошее расположение духа и развеселился, – «Потапыч» – это твой папа?

– Нет. Моего отца звали «Потап» – это старинное русское имя. Когда к человеку обращаются уважительно, обязательно называют его по отчеству. Я, Михаил, отца моего звали Потапом, значит я – Михаил, сын Потапа, значит «Потапович». Друзья могут назвать меня Мишей, Мишкой… на «ты». Но это только друзья, мать, жена или очень близкие люди. А все остальные – на «Вы» и по имени и отчеству. Тем более те, кто младше меня. И мне было удивительно, что Вы, по виду очень достойный человек, называете меня на «ты».

– Я очень хорошо говорю по-вашему, – ответил иностранец, – практически без акцента. Акцент появляется, когда волнуюсь, но слова иногда путаю – очень сложный язык. Но мне не очень понятно, как вы говорите. «Вы – Ты». Это сложно и не нужно… В нашем языке всех называют на «ты». И при чём тут мой папа? Это, может быть, нужно только для идентификации личности… Обращаться правильнее ко всем на «Ты» – как это есть в нашем языке. Не важно – старше он или младше… Главнее, у кого кошелек толще. Надо приучать вас говорить правильно. Как у нас. Только на «Ты» и без всяких пап. Это лишнее.

– Да! – вставил слово Михаил Потапович. – Язык у нас, действительно, сложный. Но на нем разговаривает очень много людей разных национальностей и на большой территории. Несколько десятков тысяч километров от края до края, и все друг друга понимают. Я слышал, что в Европе люди одной национальности не всегда могут понять друг друга. Ну, а обращение на «Вы» и по отчеству – это наши традиции и культура. Нам так лучше. Если все начнут друг другу тыкать, я уж и не знаю, что получится.

– Ты, Потапыч, не переживай за то, что получится. За это уже я отвечаю. Будем делать тут демократию! А я главный демократический специалист в мире. То есть главный специалист по построению демократий. «Кстати, – подумал иностранец, – а почему его так быстро нашли? В силовых органах, которым это было поручено, давно идут реформы. Всех спецов давно выгнали… – иностранец задумался, – значит не всех?! – он ехидно улыбнулся. – Попрятались гады. Ну, я вас!..» – Ну, поскольку вы, ваша страна, есть самые большие и значимые, – продолжал говорить иностранец, – заслали меня, самого крутого спеца, то есть, послали. Зовут меня доктор Шулер.

– Какая странная фамилия, – Михаил Потапович улыбнулся, – какая-то карточная. Так Вы врач?

– Да. Я врач! – неприятно улыбаясь, заявил Шулер. – Буду лечить вас всех. Терапия, – он опять улыбнулся, – шоковая! Очень эффективный метод! Я врач – шоковый терапевт.

Михаил Потапович натянуто улыбнулся в ответ. Ситуация была крайне неприятная, и напряжение пока не спадало. Он чувствовал, что попал на самый верх, выше не бывает, но во что для него всё это выльется? Иностранец был ему несимпатичен, желание дать сверху кулаком по башке не проходило, но он держался. Чтобы разрядить обстановку, Михаил Потапович решил продолжить тему русского языка.

– Говорят, что таким распространением нашего языка, – продолжил свою мысль Михаил Потапович, – мы обязаны нашей православной Вере и Церкви. Они объединяют.

– Молчат! Скотин! – Шулер опять разволновался. «Во как! Как просто его разозлить! – подумал Михаил Потапович, – Церковь-то чем ему не угодила? А говорил, что образованный… Надо с ним поаккуратнее».

– Извините ещё раз, – виновато проговорил Михаил Потапович, – чем это я вас опять разозлил? Вы против Церкви?

– Я не против Церкви! – Шулер опять взял себя в руки и заговорил без акцента. – Я за демократию! А Церковь Ваша и Вера – одно из главных препятствий на пути к демократии. Говорил я со священниками – дикие люди. Менять ничего не хотят, нарушают права человека на каждом шагу. Женщин унижают. Почему, говорю им, женщин в алтарь не пускаете? Почему? Что там такого, что им видеть нельзя? Почему они должны голову покрывать в церкви? Не объяснили мне они толком ничего. На Библию ссылались, мол, там так записано. Чушь! Когда его писали? Тогда еще настоящую демократию не придумали! Пора уже поправки вносить: вот наши священники это всё корректируют, – видно было, что Шулер душой болеет за демократию, вообще, и права женщин в Церкви, в частности. И ему очень не нравится православная Церковь.

– Так ведь женщины, которые в церковь ходят, против этого и не возражают. Наоборот, приветствуют! – Михаил Потапович начал объяснять. – Наша Церковь тем и отличается от других христианских церквей, что на протяжении веков в ней ничего не меняется… Ни службы, ни принципы… Ну, не может женщина быть священником. Не может! Зато она может быть Женщиной! – разгорячился Михаил Потапович. – И в этом тоже заложен огромный смысл. А мужчина должен быть Мужчиной. И в этом огромный смысл! А у Вас получаются мутанты какие-то… Не мужик – не баба… Все в штанах. Кому это нужно? А прав и свобод и в нашем варианте у всех достаточно. Просто сейчас растеряли многие традиции… Коммунисты подсобили в этом сильно… Хотя, – Михаил Потапович немного задумался, – не только коммунисты, они уже добивали наши устои, а рушить их цари начали… Некоторые… А возьмите мусульман: у них женщины, вообще, молятся отдельно от мужчин… И чадра, а не косынка… И никто не жалуется. Если только реалити-шоу по телевизору насмотрятся… И то очень быстро таких в чувство приводят. Они свои традиции получше нас сохранили.

– Ничего, ничего. Мы тут наведем порядок! – иностранец многозначительно покачал головой. – Заслали меня, а я всегда привожу в исполнение намеченные цели. С мусульманами мы тоже разберемся. Всему своё время.

– Послали, – вежливо подправил иностранца Михаил Потапович. «Тебя еще не послали! – подумал он. – У тебя еще всё впереди. Или, как сказала уборщица тетя Маша на нашем оборонно-сковородочном заводе: «У нас все спереди!» Да, Тяжелый случай!»

– Спасибо! – ответил Шулер. – Всё время путаю эти два слова.

«А зря! – подумал Михаил Потапович, которому Шулер не нравился всё больше и больше. – Пора бы уж и не путать».

– Теперь о корыстном! – Шулер опять вбуравился в него глазами. – На процент мы тебя взять не можем – и так много народа набирается. Будешь просто получать достойное вознаграждение за свой труд! – немного подумав, он добавил: – Ежемесячно.

Михаил Потапович, никак не ожидавший такого резкого поворота в разговоре, стушевался. Было как-то неудобно говорить о деньгах, очень смутила его фраза про проценты… Совсем он в этом не разбирался. Слышал, что у кого-то из начальства была даже такая кличка «Два процента», но как их сюда присобачить и по какому поводу, он не знал. «Да и от чего проценты? – думал Михаил Потапович, – Вот тебе и кандидат наук! В процентах запутался. А может надо поторговаться? Да и фамилия у иностранца располагает. Хотя, стыдно как-то. Как на рынке…». Он сразу вспомнил свою семью, вспомнил, как им сейчас нужны деньги… «А может сказать ему наудачу: «Пять процентов – и точка!»? Карпыча бы сейчас сюда. Он бы подсказал… Он знает – он плавал». И тут же очень захотелось добавить: «В дерьме этом».

– И какое же Вы предполагаете вознаграждение? – неожиданно для самого себя выпалил Михаил Потапович. – Без процента! – усилил он свою фразу. «Господи! Где я этого нахватался?! – в ужасе подумал он. – Домой приеду – сразу телевизор выкину!»

– Зарплата у тебя будет три тысячи долларов стодолларовыми бумажками каждый месяц. Жить ты будешь рядом, в отличной гостинице. Здесь у тебя будет отдельный кабинет для работы. Питание, проживание, лечение – бесплатно. Рабочий день ненормированный – когда будешь нужен, тогда и работа. Выходные и отпуск – как получится, если будет свободное время, – Шулер задумался и оценивающе посмотрел на Михаила Потаповича, – да! Одежду, конечно же, придётся всю сменить – тоже за наш счет. Работа у тебя будет, пока Папа при должности, а это несколько лет точно. Хотя, потом, может быть, он тебя будет привлекать на подработку.

– А платить будете без задержек? На заводе у нас уже год не платят ничего.

– Регулярно будем платить, – поморщившись, выдвил Шулер, – тут тебе не завод. Откроешь себе счёт в банке, туда и будем перечислять ежемесячно. – Что еще? – Шулер задумался. – Начиная с завтрашнего дня будем тебя понемногу вводить в курс дел, но в перспективе придется садиться за парту и учиться – больно ты дикий и дремучий.

– Товарищ Шулер, – Михаил Потапович запнулся, – ой! Извините, доктор Шулер, у меня высшее образование и кандидатская степень, какой же я дремучий?! – он обиженно посмотрел на иностранца.

– Я не про образование говорю. Может ты в ракетах своих и разбираешься, не знаю, но чтобы быть политиком, надо ещё очень много всего знать и уметь. Даже больше уметь, чем знать. Знать надо основные моменты. Вот этому всему мы тебя и научим. Сейчас получишь пропуск, первые тридцать купюр авансом, и тебя проводят в гостиницу. Обживайся, а завтра утром сюда, на работу.

Иностранец нажал на какую-то кнопку на столе и приказал:

– Срочно пригласите ко мне Секретаря. Жду его в своем кабинете! – и, обращаясь к Михаилу Потаповичу, сказал: – Сейчас придет Секретарь, это начальник всего аппарата Папы. Зовут его Филат Сергеевич. Он, можно сказать, второй человек в стране, без него не проходит ни одно решение. Посмотрит на тебя, и начнём работать. В целом, ты мне понравился, хотя очень многое надо ломать, очень многое.

В дверях появился Секретарь.

– Здравств… уй…! – он не успел договорить и, спотыкнувшись обо что-то на пороге, по воздуху, как змей Горыныч, влетел в кабинет. Секретарь громко приземлился недалеко от Михаила Потаповича и при посадке сильно щелкнул зубами. Лёжа на животе в неестественной позе, подбородком он упирался в большой, как корабль, до блеска начищенный ботинок.

– Нет! Сил моих больше нет! – простонал Секретарь. – Как на передовой! Хотя сам не воевал, но теперь понял, как это. На фронте… – Секретарь начал подниматься, одной рукой проверяя челюсть, другой, прижимая к груди ботинок, – Вы это нарочно?! – он укоризненно посмотрел на Шулера, в недоумении приподнявшегося со своего кресла, и сильно покрасневшего и смущенного Михаила Потаповича. Секретарь обернулся к двери. Там, на пороге, гордо стоял второй начищенный ботинок. Судя по размеру, он мог принадлежать только Михаилу Потаповичу. Секретарь посмотрел ему на ноги.

– Ну почему? Почему Вы в носках? Почему? – он сделал плачущее лицо. – Вы нарочно их там поставили?! Кто же снимает обувь в кабинете?

– Я, я не хотел, – тихо пробормотал Михаил Потапович. Ему было неудобно и стыдно. Я не нарочно. Просто тут везде ковры, чисто. Я думал… – он развел руками.

– Один опять ложку об меня сломал только что! Другой – засады устраивает! – Секретарь с остервенением сплюнул. – Пропадем мы так. Как ты думаешь? Шулер?! – возмутился он, обращаясь к иностранцу. – Погибнем?

– Да не расстраивайся ты так, Филя. Потерпи немного! – он подошел к Секретарю и стал отряхивать его дорогой костюм. – Вот познакомься: Михаил Потапович. Наш новый Папа. Прошу любить и жаловать! – он сделал жест в сторону Михаила Потаповича. – Не пьет, не курит, на ложках не играет! – Михаил Потапович подошел к Секретарю и пожал осторожно протянутую ему руку.

– Ой, ой, ой! – взвизгнул Секретарь, вырывая руку. – Зачем же так сильно? Мне больно! – он стал растирать свою ладонь. – Вы нарочно опять? – Секретарь злобно посмотрел на Михаила Потаповича.