Сатирический роман Двойник

Андрей Осипов

Сатирический роман Двойник

«И не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте. Ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить».

Послание к Ефесянам Святого апостола Павла, Гл. 5 (11–12)

Глава 1. Собрание

– Значит так. Ещё один стакан – и конец нашей демократии! Всё! Наглая, самодовольная рожа, самодур, алкоголик! Тут ложкой деревянной меня спьяну треснул. Да так больно. Прямо по голове попал. Я знаю, он нарочно туда метил. «Где водка? – кричит. – Если через минуту водки не будет – раздавлю, панимашь!!! В пыль сотру лагерную!» Я ему резонно замечаю, что я сюда поставлен вопросы решать, то есть консультировать его и подсказывать, как правильно наладить демократию в стране. А он кричит: «Без водки не позволю демократию строить, сначала водка, панимашь, а потом демократия! У нас, – кричит, – менталитет такой, а не хочешь, катись обратно, панимашь, и у себя эту хрень заморскую налаживай!» Ну разве это работа? – говоривший был очень разгорячён. – Насосётся водки, как клоп крови, и дебоширит. Нам надо принимать какое-то решение. Дальше так продолжаться не может – завалим всю операцию! То есть демократизацию!

Вся эта пламенная тирада была выдана докладчиком на большом совещании. Он действительно был очень взволнован, глаза его горели огнем. Звали докладчика доктор Шулер. Доктор – не в смысле врач, а просто доктор. Но почему и что это означает, до сих пор до конца непонятно: то ли звание такое, то ли обращение.… На докладчике был очень приличный и, судя по всему, дорогущий костюм от какого-то известного кутюрье (тоже, кстати, непонятно – имя это, или фамилия, может кличка такая, или фирма так называется?). Лицо он имел очень благородное и значительное: прямой нос, чуть-чуть пробивающаяся на висках седина, правильные черты лица… Такие лица раньше имели секретари парткомов средней руки, некоторые актеры, которые их играли, и нарисованные люди на агитационных плакатах. И ещё схожесть была, очевидно, в том, что и доктор Шулер, и секретари парткомов, и люди с плакатов, были «беременны» некой идеей, которую им надо было нести в массы, поэтому и лица имели одухотворенные. Доктор Шулер был очень большой начальник – руководитель Группировки иностранных советников, присланных в страну для оказания всяческого содействия и окончательного внедрения в России демократии. У него имелись чрезвычайные полномочия: по любому вопросу его слово было решающим и окончательным. Он мог назначить, уволить, снять, растоптать и обезвредить любого человека в этой стране. Некоторым исключением из общего правила был всенародно избранный Президент.

– Вот так, – закончил пламенную речь доктор Шулер и направился на свое место в президиум. Присутствующие, в основном, иностранцы, в таких же дорогих костюмах, как и у докладчика, но не все с такими же благородными лицами незамедлительно отреагировали репликами с мест.

– Ес, ес! Я, я! Уи, уи! – слышалось со всех сторон. Реже доносилось восклицание: «Добже! Добже!» По всему было видно, что ситуация, изложенная докладчиком, им знакома не понаслышке. Все очень разволновались. Но, справедливости ради, надо сказать, что, несмотря на волнение, собравшиеся вели себя очень достойно. Никаких безобразий и анархических проявлений типа вскакивания с мест и резких выкриков никто себе не позволил. Сразу было видно, что люди организованные и сдержанные. На трибуну выскочил один из них – советник по демократизации процессов употребления алкоголя:

– Нас заслал в этот дикий страна для приведения в ичполнение ошень важных работ. Ми все есть, за исключений руководства этот страна, – он сделал небольшой поклончик в сторону, где сидели несколько человек, по виду от иностранцев ни чем не отличавшихся, – ошень хорош спецья́лист в ошень разный область. Нас прислал помож этот дремучий и бескультурный страна встать на путь демократ. Ми знал, что будит не прост. Работа́ем много, учим, обисняем, наставляем. И всё ради того, чтобы этот народ получил свой свобод. Вышел из ос зла и начал жить по нашим закона́м – закона́м свободного мира. А Президент – алкач! Так работа́ть нельзя. Я ест ошень большой, – советник гордо и надменно посмотрел в зал, хотя росточку был маленького и совсем дохленький, – ошень большой спесья́лист по алкоголь. Я и наш Президент лечил. Наш наук ошень продвинут и ми имеем ошень много средств от запой. Но так работа́ть нельзя. Если этот будет продолжаться, генералу доложу, в каких условий служит приходится. Тут, как вы говорит, один из трех: или надо его в наш хорош клиник ло́жить, но этот ошень долг, или вставить на весь глубину его большой жоп ваш русский ракет, иначе толк не получится!!! – щуплый советник обреченно махнул рукой и направился на свое место.

– Ракет! Ракет! – закричали в зале. – Ес, ес! Я, я! Уи, уи!!! Ракет!!! – зал опять загалдел. – Добже!

– Господин фёст-министр, – громко сказал доктор Шулер, – что Вы на это скажете?

Тут забеспокоилась и зашевелилась группа господ, которую алкогольный советник назвал руководством этой страны. Группа была очень похожа на основную массу иностранных советников, но при этом резко от них отличалась. Хотя и костюмы дорогие, и держались с достоинством… Наверное, дело было в лицах: один был какой-то подозрительно рыжий и наглый, у другого были такие хитрые глаза, и они так быстро бегали в орбитах, что голова могла закружиться, если долго на него смотреть… Фест-министр был подозрительно толст, маленького роста и похож на молочного поросенка: щечки висели и при разговоре покачивались… Вид слегка удивлённый и озабоченный, как будто его только что оторвали от корытца со сгущённым молоком. Он всё время причмокивал и присасывал языком, как обычно делают вампиры и упыри в страшных фильмах… Фёст-министр встал.

– Не ракету, – ответил он, – не ракету, мистер Дринкер, – повторил фёст-министр, обращаясь то ли к предыдущему оратору, то ли к залу, – а торпедо. Это препарат такой против запоев, только он малоэффективный, – все сидящие рядом с фёст-министром одобрительно, с видом профессионалов, закивали головами. – И вообще, вы все, конечно, очень хорошие специалисты в разных областях, – он недружелюбно посмотрел в сторону мистера Дринкера и зловеще причмокнул, – поэтому вас и заслали, извините, прислали к нам советниками. Но запои оставьте нам, мы в этом лучше вас разбираемся. Пил, пьет и будет пить: ничего не поделаешь, уж очень долго это у него всё… Сказывается большой опыт партийно-хозяйственной работы. И торпедо, наверное, не одну переварил, – фёст-министр причмокнул и показал всем зубы, – это для нас даже лучше. Стакан налил – бумагу подписал, второй налил – ещё подписал… Польстил немного ему, пьяному, – он и растаял. Президент должен быть управляемый. А то попадется какой-нибудь, себе на уме, выпендриваться станет. А у нас, господа, План – План Демократизации, утвержденный всеми странами свободного демократического мира, – фёст-министр повысил голос, из последних сил сдерживаясь от присасываний и причмокиваний, которые были бы в данной ситуации очень неуместны, – План операции по демократизации России. И мы этого добьемся любой ценой, товарищи! – торжественно и пафосно закончил свое выступление фёст-министр, видимо рассчитывая на овации. Но этого не случилось. Раздались жидкие аплодисменты, и опять посыпались вопросы и комментарии. «Проклятое коммунистическое прошлое сказывается, – шепнул он рыжему, сидящему рядом, – привык я на партсобраниях выступать».

– А как Президента предъявлят, он же выступат должен, – раздались голоса из зала, – в народ ходи́т. С таким опухшим харем. И язык у него ещё!.. Такое иногда хлюпнет!

– И ещё дерётся! – все опять загалдели. – Грубит! Хамит! – напряжение в зале нарастало. Вопрос был действительно непростой.

– Давайте уже привыкать к особенностям нашего языка, – заискивающе улыбаясь ответил фёст-министр, – не харя, а рожа. Или морда. Харя у свиньи – про Президента так нельзя говорить. Ну, а насчёт предъявить народу? Мы долго прорабатывали этот вопрос в Правительстве… И нашли выход из этого положения. Поручим спецслужбам найти двойника. Чтобы не запойный был. Страна у нас большая, народу пока ещё много… Найдём и будем его предъявлять в трезвом виде. Подучим, пообтешем, и вперед! – фёст-министр заговорщицки улыбнулся и причмокнул. – Как вам наш План?! – он посмотрел на доктора Шулера.

– Куда вперед? Опять вперед?! – раздался ропот из зала.

– Выражение такое. К делу отношения не имеет, – фёст-министр смутился, – меня раньше заставляли статьи про победу коммунизма писать, вот и осталось, товарищи… Извините. Господа… Правда, платили хорошо… – фёст-министр засмущался. – Вперед к победе демократии во всем мире! Ура, господа! – громко сказал он. Но зал его не поддержал, засомневался…

– А как двойник от настоящий отличать будем? Может, ему носит красный носки, или сделат его без волос?! – раздался голос из зала.

– Ну, как так? – расстроился фёст-министр. – Как лысый? Он же не похож будет тогда. Отличать просто – по запаху: если перегаром не прёт – значит, двойник. Всё очень просто… Двойника мы найдем в ближайшее время, просьба оказывать ему помощь и содействие по всем вопросам. И ещё. Уже поступают жалобы. Вы все, иностранные советники, работаете по своей специфике с профильными комитетами и министерствами, – фёст-министр сделал озабоченное лицо и хрюкнул, – Большая просьба: не пугать народ. Депутаты, министры… Они ведь тоже люди. Я, конечно, понимаю, что очень много там дремучих граждан, знают мало по своим темам, необразованные, но где других взять? Зато надёжные. У меня всё, – он обернулся к доктору Шулеру и причмокнул.

В президиуме сидел ещё один большой начальник. Без преувеличения можно сказать, что он являлся вторым человеком в стране, после доктора Шулера. Это был Секретарь, глава всей администрации Президента Филат Сергеевич: среднего роста, не худой, не толстый, с непримечательной внешностью, молчаливый и спокойный. Перед принятием любого важного решения Шулер обязательно с ним консультировался. Они внимательно выслушали фёст-министра. «А ведь поросёнок Швайник дело говорит, – тихо сказал Шулеру Секретарь. – Как это мне раньше в голову не пришло? Надо искать двойника.». Называть Хайдара «Швайником» начал Шулер: «Больно он на свинью похож. На маленькую, добрую свинку…».

– Спасибо, господин Хайдар! – громко сказал Шулер, обращаясь к фёст-министру. – Ошень хорошее предложение… Ищите! – и, обращаясь в зал:

– Прошу учест просьба фёст-министр. Надо относиться бережно к местному руководству этот страна. Не пугат. Не бранит. Действовать, преимущественно, из укрытий. Всем спасибо. Всем советник занят свой рабочий мест, – он грозно посмотрел в зал, – Виполнят!

Присутствующие неторопливо и размеренно потянулись к выходу. Только фёст-министр и его товарищи направились к президиуму.

– Доктор Шулер, – сказал фёст-министр, – вот, товарищи интересуются, – он плотоядно чмокнул, – когда же, наконец, начнётся приватизация? Мы готовы. И товарищ Бурдалис, – он показал на хитрого господина, – и, особенно, товарищ Рыжпейс.

– Ждём, – добавил Рыжпейс, – прям руки чешутся. Наконец-то приступить к выполнению ответственного, большого задания… А то всё больше трепотня какая-то…

– Ничего, ничего, ребятушки, – ответил Шулер, – скоро. Скоро начнётся настоящая работа, – он покровительственно похлопал Рыжпейса по плечу. И обращаясь к Секретарю, сказал:

– Застоялись офицеры!.. Ничего. Скоро им горячо придётся!..

Глава 2. Приезд

Поскольку кухонька у Виктора Карповича была маленькая, ужинал он в комнате, у телевизора. Чтобы было удобнее смотреть, брал табуретку, ставил её перед креслом – единственным, комфортным сидением в квартире, а на ней уже накрывал себе незамысловатый ужин. Карпыч (все так его называли и очень редко Виктором Карпычем) был родом из небольшого сибирского городка. Как и все сибиряки очень любил пельмени. Когда варил их, обязательно клал в воду лист лаврушки и сыпал несколько горошин черного перца. Потом, пока пельмени варились, делал к ним свой любимый соус: наливал в блюдечко уксус и добавлял туда горчицу, всё это хорошенько перемешивая. Поставив на табуретку тарелку с горячими пельменями, добавив сливочного масла, он обильно посыпал их молотым черным перцем, подготавливал пакетик с майонезом, из которого выдавливал его на каждую пельмешку отдельно, уже подцепив её на вилку. Включив телевизор и приготовившись ужинать, он услышал звонок в дверь.

– Кто там? – недовольно спросил Карпыч, пытаясь разглядеть гостя в глазок.

– Сто грамм! С прицепом! Примешь? – раздался из-за двери знакомый голос.

Голос принадлежал Михаилу Потаповичу, двоюродному дяде Карпыча, который жил и работал в том же сибирском городке, откуда был родом и Карпыч. Отношения у них всегда были тёплые и дружеские, но не виделись они уже несколько лет, поэтому Карпыч, никак не ожидавший увидеть своего дядю, очень ему обрадовался. Быстро открыв дверь, Карпыч выскочил в коридор и обнял его.

– Здравствуй, дорогой! Как я рад тебя видеть. Что так внезапно, без звонка?! – они обнялись и расцеловались по русской традиции три раза.

– Да не мог я позвонить, – ответил Михаил Потапович, – у нас во всём городе телефоны отключили! Говорят за неуплату… Не знаю… А телеграмму не отбил, так точного адреса твоего нет… Добирался так, на авось…

– Ну, давай, медведь сибирский, заходи. Гостем будешь! – Карпыч оценивающе посмотрел на родственника. Михаил Потапович, действительно, слегка напоминал медведя: большого роста, мощная фигура, крепкий… Карпыч же, наоборот, роста был невысокого, среднего телосложения…

– Ну и видок у тебя… Прямо – медведь из леса с чемоданами! Немытый – в столицу! – Михаил Потапович улыбнулся… Он знал веселый нрав племянника и на его шутки не обижался. Но и сам за словом в карман не лез.

Карпыч еще раз оглядел гостя. Михаил Потапович действительно был похож на медведя средних лет… Ну и одет, конечно, не по столичному… На спине рюкзак, переживший не один поход, два больших чемодана, не современных, пластиковых, с колесиками, а старых, добротных, такие много могут выдержать… Глядя на них, сразу было видно, что они тяжелые. Подхватив чемоданы, зашли в квартиру.

– Да, – сказал Михаил Потапович, оглядевшись, – сразу видно, что свой первый миллион ты ещё не заработал. Скромненько у тебя, – увидев тарелку с пельменями, одиноко стоявшую на табуретке, он потянулся к чемоданам, – Ну ничего, сейчас мы тебя подкормим! – открыв чемодан, достал несколько банок. – Куда ставить прикажете, уважаемый? – спросил он, довольно улыбаясь.

Традиция эта идет, наверное, издавна… В гости с пустыми руками ездить как-то неудобно… Когда Михаил Потапович освободил оба чемодана и рюкзак, жизненного пространства в квартирке не осталось совсем. Всё было заставлено банками, пакетами, свертками, мешочками… Даже на обеих конфорках маленькой газовой плиты нагло стояли трехлитровые банки с солениями: огурцами и помидорами…

– Миш, – грустно произнес Карпыч, глядя на все это изобилие, – а ты не подумал, где я жить-то буду? – он ухмыльнулся. – Ты надолго приехал? Пока половину не съешь – не отпущу.

– А я-то тут причём? Это все супруга твоя переживает.

– Ты же знаешь, что у меня с ней разделение труда – она готовит, я ем!

– Она говорит: «Как там Витя? На одних пельменях, небось, сидит?! Надо ему витаминчиков обязательно!» Пришлось взять… Это называется: из нищей провинции – в богатую Москву! – Михаил Потапович сделал широкий жест рукой, как бы охватывая всё привезенное, – вот соления: грибочки белые маринованные, рыжики, маслята… Очень хорошо идут под охлажденную, хорошую водку…

– Миш! – подал голос Карпыч. – Ты разве не знаешь? Водка бывает или хорошая или очень хорошая!

– Если это водка – тогда да! Но это у вас в Москве… Знал бы ты, что у нас сейчас под видом водки продают…

– Да ты, Миш, не думай, что в Москве все так уж шикарно, – констатировал Карпыч.

– Давай уже с гостинцами разберемся, а потом и поболтаем… Завершая тему грибов, должен напомнить тебе, что грибы – это не еда, а закуска! И употребление их в отдельности от крепких напитков категорически запрещается! А то ты тут, в столице, может, забыл уже? Дальше… Сушеные грибочки… Потом идут овощи… Огурцы: солёные, маринованные, малосольные… Тоже, кстати, закуска… Но иногда можно и так… Хотя и не приветствуется… С помидорами, думаю, всё ясно… Баклажанная икра, кабачки, жаренные болгарские перцы, маринованный чеснок, жгучка, яблоки мочёные, маринованная слива: всё из своего сада-огорода… Домашнюю тушенку я брать не стал, но рыбу солёную навязали, тоже в банках, – Михаил Потапович хотел продолжать, но Карпыч его перебил.

– Давай быстренько распихаем всё это по углам, чтобы пройти можно было, и садимся ужинать. Очень уже есть хочется, да ещё ты тут со своими комментариями, – Карпыч облизнулся. Они стали активно освобождать жизненное пространство.

– Виктор, ты мне полотенце дашь? Я в душ хочу сходить.

– Не получится. Воду горячую опять выключили.

– Жалко.

– Медведь всю жизнь не моется и неплохо себя чувствует. Эй, Потапыч, – одернул Карпыч родственника, глядя, как тот активно убирает запасы по полкам, – ты белые-то маринованные оставь! Нам же ужинать сейчас.

Любая хозяйка подтвердит, что маленькая кухня – это ужасно! Если холодильник поставили, то про стиральную машину можно забыть… Или придется ставить её в коридоре около входной двери. И так не пройти. Какая там микроволновка или комбайн?.. Кухонная посуда, и та не влезает, не говоря уже о продуктах. Что делать? Так уж строят… Но, есть в этой тесноте и преимущества: всё рядом, всё под рукой… Как-то у Карпыча на кухне собирались его сослуживцы, так один из них, некурящий, сидя за столом, всё время открывал ногой форточку – проветривал… Правда, он был очень высокого роста.

Михаил Потапович, на правах гостя, сидел на почетном месте – около холодильника. Карпыч, на правах хозяина, лицом к столу и спиной к плите. Не вставая с места, чуть повернувшись назад, он изредка переворачивал картошку, жарившуюся на плите, иногда споласкивал что-нибудь в мойке, выбрасывал в мусорное ведро отходы и, если надо, доставал что-нибудь из столов и полок.

– Миш! Ну где лучок? Картошка уже почти готова… Лук не успеет поджариться! – обратился он к Михаилу Потаповичу, который старательно резал луковицу на доске. – Давай уже!

– Да сейчас, сейчас. Лук надо резать мелко, иначе невкусно получится! – он передал Карпычу доску с нарезанным луком. – Стой! Отсыпь немного в грибы, так вкуснее будет.

– Ну что? – кивнул Карпыч в сторону стола. – Скромненько, но со вкусом, – он явно кокетничал, стол был на высшем уровне! Может быть, по сравнению с каким-нибудь новомодным рестораном и выглядело скромненько: в ракушках никто не пищал, и чёрная икра на стол не вываливалась… Но и без этого, глядя на стол, душа радовалась… Белые маринованные грибочки с мелко нарезанным репчатым лучком, немного солёных рыжиков, квашеная капусточка с клюквой, домашние соленые огурчики, баклажанная икорка, сёмга домашнего соления… – Сначала закусим, – резюмировал Карпыч, – потом у меня немного солянки мясной осталось, позавчера варил, ну, и картошка жареная с луком… Пойдёт? – он вопросительно посмотрел на Михаила Потаповича. – А пельмени на завтрак оставим…

– Солянка настоящая? С каперсами? – спросил Михаил Потапович. – Ты как сказал – сразу соляночки захотелось, давно настоящей не ел…

– Нет, Миш, ненастоящая, искусственная, – Карпыч презрительно хмыкнул, – с чипсами… Ты же знаешь, как я солянку делаю… Если две полных тарелки не съешь – обижусь…

– Тогда грей быстрее! – ответил Михаил Потапович. – Я могу её и до закусок…

– Ну уж нет! – ответил Карпыч. – По первой под грибки… Доставай, Миш, водку из холодильника, там, на нижней полочке…

Как уже говорилось ранее, Виктор Карпович и Михаил Потапович были родственниками. Жили они в одном из сибирских городков. Основным предприятием в нём был большой завод, который выпускал какую-то важную продукцию для космических ракет. Михаил Потапович работал в конструкторском бюро: что-то там изобретал, имел кандидатскую степень. Виктор Карпович после окончания столичного института тоже пришёл на завод, но не в науку, а на производство. Сначала работал мастером, потом постепенно дорос до начальника цеха. Жизнь в городке текла своим чередом: медленно, спокойно, провинциально… Потрясающая природа, чистейший воздух, изумительные по своей красоте церкви, бескрайние леса, дачи с их непременными огородами и вечными заготовками, рыбалка, охота, грибы… У Карпыча, который после длительных поисков своей половинки, наконец, женился, понемногу стали появляться детишки, у Михаила Потаповича – внучата…

Жизнь шла своим чередом… Но вдруг по телевизору стали раздаваться не совсем понятные слова от начальства: «Свобода! Демократия! Перестройка! Углу́бить! На́чать! Деспо́тизм!» Сначала все обрадовались: несмотря даже на полное пренебрежение ударениями и, вообще, родным языком – уж больно непривычно это всё было – очень хотелось этой самой свободы. Поверили, жизнь за этого начальника готовы были отдать! Постепенно, из-за отсутствия финансирования, завод начало лихорадить, и вскоре он окончательно остановился. Работы в городе не стало совсем, жить начали как в средних веках – натуральным хозяйством. Что вырастили на огороде летом, то и поели. Карпыч, как более молодой и энергичный, подался в Москву на заработки. Снял квартирку на окраине столицы и стал выживать… Нашёл старых друзей-москвичей, с которыми вместе учился в институте. Чем он только не занимался! Сначала открыл кооператив – пытался торговать компьютерами, потом зарегистрировал малое предприятие – занимался строительством. Купил себе подержанный Мерседес… Иногда, когда с деньгами было совсем плохо, подрабатывал извозом. Но были и достижения в бизнесе. После одного удачного подряда ему даже удалось купить небольшую квартирку в хрущёвской пятиэтажке. Подряд он взял случайно у одного очень крупного строительного чиновника. Ему надо было построить, как выражался чиновник, «дачку». Дачка была пяти этажей, монолитно-кирпичная, фасад обложен гранитом. На каждом этаже по пять санузлов с биде. «Не дача, а настоящий бордель! Не бросайте друзей в биде!» – говорил Карпыч рабочим, которые удивлялись такому изобилию. Чиновник был доволен строительством, и дружески хлопая Карпыча по плечу, говорил: «Мы с тобой, Карпыч, коллеги… Только я ворую по-крупному, а ты у меня». Очень помог Карпычу этот подряд, больше таких не попадалось. Он постоянно звонил домой и посылал жене деньги, там же у него осталось двое детей. Так он и жил в столице.

Михаил Потапович остался в городке, не сразу поняв, что происходит. Пытался писать научные статьи. Многие из его коллег уехали в разные страны на работу: специалисты такого уровня были нарасхват! Его тоже звали, но он не согласился.

– Миш, ну а завод-то наш как? – поинтересовался Карпыч.

– Я на предприятии сейчас почти не бываю, делать там нечего… Пропал, Карпыч, завод! И городка нашего тоже скоро не будет! – Михаил Потапович расстроено посмотрел на Карпыча. – Вот такие дела, невесёлые… Я последнее время часто в церковь хожу, службы стою, знаешь, стал многое переосмысливать… Евангелие читаю, жития…

– Я знаю, что ты всегда в Бога верил, только раньше нельзя было это делать явно. Моё отношение к религии ты знаешь: я верю, в принципе, отношусь уважительно… Но… В церковь не хожу… Предпочитаю общаться с Богом без посредников. Это лучше, чем смотреть, как всё начальство, которое не то, что по заповедям живёт, даже и не слышало про них никогда, стало в церковь ходить: возьмут свечки и стоят перед камерами, как подсвечники. Перекреститься правильно не могут! – оба задумались.

– Вижу, Виктор, – ухмыльнулся Михаил Потапович, – как ты в Бога веришь. Даже икон у тебя нет. Так нельзя – ты же крещёный всё-таки!

– Куплю, Миш, обязательно куплю и повешу, – они опять задумались.

– Да, Карпыч, солянку ты делать не разучился! – Михаил Потапович на самом деле доедал вторую тарелку. – А в церковь, Виктор, ходят не с посредниками общаться, а с Богом! Я тебе это потом объясню…

– Подожди, Миш. Сейчас картошку положу, – Карпыч, повернувшись назад, взял с плиты шипящую сковородку и разложил поджаренную с лучком картошку по тарелкам. – Наливай под картошечку… Хочешь я тебе завтра настоящий «чабанский суп» сделаю? Мне тут рецепт дали…

– Завтра? – задумался Михаил Потапович. – Завтра ты не сможешь!

– Почему это? Детей делаем, а уж суп…

– Перед тем, как делать настоящий «чабанский суп», неделю нельзя руки мыть!

Карпыч засмеялся.

– Ну вот, – Михаил Потапович наполнил рюмки, – а дома плохо. Беда, в общем. Совсем хреново, Карпыч, у нас стало… Давай, – он поднял рюмку, – чтобы выжить как-то. Всем!

– Давай, Миш! – Карпыч поднял свою рюмку, они чокнулись и выпили. Закусив маринованным белым грибком и, поев жареной картошки, Карпыч спросил: