Жестокеры

«По-взрослому, значит, да? Так вы все меня учите?»

«Жених», даже с его толстой непробиваемой кожей, очевидно, почувствовал на себе мой злой настойчивый взгляд.

– Зая, что случилось?

Я отвернулась и закрыла глаза. Опять это пошлое «зая»…

– Ничего.

Дальше мы ехали в тишине. «Жених» беспокойно на меня поглядывал, а потом вдруг резко свернул на обочину, остановил машину и попытался меня обнять. Все мое тело сжалось в комок.

– Ну зай!

Навалившись на меня, он впился в меня своими губами. Это было так, как будто меня засосал какой-то липкий водоворот.

– Девочка моя…

«Да уйди ты от меня со своими лапами и ртом!»

Я уперлась кулаками в его грудь, пытаясь освободиться.

– Да я ж на руках тебя носить буду!

Я отодвигала его от себя – молча, ожесточенно, изо всех своих сил. «Жених» нехотя отстранился от меня. Но, казалось, не сильно расстроился из-за моей холодности. Всем своим видом он словно говорил: «Ну ничего! Я все равно тебя зажму – не сейчас, так позже». Он нажал на педаль газа, и машина резко сорвалась с места. Меня отбросило на спинку сидения.

– Ты что-то бледная какая-то, – «жених» взглянул на меня. – Наверно, недоедаете с матерью.

Я ничего ему не ответила. Меня трясло. Чтобы не расплакаться, я сжимала и разжимала кулаки.

– Ну ничего, моя девочка. Я о тебе позабочусь. А теперь, когда мои дела пойдут еще лучше, мы с тобой…

Я снова сидела и слушала его хвалебные речи себе самому. Во мне все больше и больше нарастало раздражение, которое я уже была не в силах сдерживать. И еще отчаяние. Потому что я поняла, насколько серьезна и глубока моя проблема. Я поняла, насколько я безнадежна. Я никогда не смогу так, как они все…

«Мам, прости: я знаю, как ты за меня переживаешь, знаю, как трудно нам живется… Но «по-взрослому» я не смогу».

Я с презрением смотрела на «жениха», даже не пытаясь больше скрывать свое презрение. Неприятный, толстый, обрюзгший… Сидит в своей огромной машине, заполняя собой весь салон… Меня хотят ему продать. Уже почти продали… «Я всегда беру то, что мне нужно, и плачу за это ровно столько, сколько считаю нужным. У меня все и везде схвачено в этом городе». Спору нет! У него и правда есть все, есть эта огромная дорогая тачка, есть даром ему доставшееся новое оборудование. Но он не получит меня. Никогда не получит!

Я поняла, что сделаю все, чтобы меня он не получил никогда.

– Останови здесь. Останови, мне плохо! Меня сейчас стошнит.

Я вышла из его машины и навсегда захлопнула дверцу в наше возможное совместное будущее, которому так завидовали бы все наши соседки.

***

Мне говорят:

нету такой любви.

Мне говорят:

как все,

так и ты живи!

Больно многого хочешь,

нету людей таких.

Зря ты только морочишь

и себя и других!

Говорят: зря грустишь,

зря не ешь и не спишь,

не глупи!

Все равно ведь уступишь,

так уж лучше сейчас

уступи!

Вероника Тушнова. Мне говорят, нету такой любви…

Мы, с юности раненые любовью, остаемся ранеными на всю жизнь. Нам повезло, что нам суждено было это познать. И одновременно не повезло, потому что мы никогда не сможем согласиться на что-то меньшее. Слишком высока планка. Мы не сможем жить с кем-то просто так, «по-взрослому». Как все. На это способны только те, кто не любил. Те, кто по-настоящему любил, на такое не способны.

Именно это, к несчастью, случилось со мной.

Мать ястребом накинулась на меня, когда узнала, что я окончательно и бесповоротно отказала «жениху»:

– Да пойми ты: никто никогда не будет соответствовать твоим ожиданиям! Быть таким, как ты хочешь! Как ты себе придумала. Ты что, хочешь родственную душу? Да не бывает так, понимаешь, не бывает! Надо не ждать встречи с неведомо кем, а учиться любить того, кого посылает тебе жизнь. Эх, да что я с тобой разговариваю!

Мать устало махнула на меня рукой и бессильно опустилась на диван. Она внезапно как-то сникла, осунулась.

– Может, позвонишь ему? Вдруг он тебя простит…

– Мама!

– Знаешь, как все будет? – с горечью сказала она. – Ты промаешься еще несколько лет, а потом выйдешь замуж за первое попавшееся ничтожество. Так почему не устроить свою судьбу сейчас, пока ты еще нравишься? Пока у тебя есть хоть какой-то выбор?

– Я никогда не выйду замуж за ничтожество. Я лучше останусь одна.

– Это ты сейчас так думаешь.

Мать опустила голову. Помолчав, глухим голосом она добавила:

– А я так верила в тебя, дочь. Думала, что могу на тебя рассчитывать. Ты красивая. Я так надеялась, что все у тебя получится: ты удачно выйдешь замуж и вытянешь нас из этой нищеты…

Я вздохнула. Я знала, что этого не будет. Потому что к тому времени все про себя окончательно поняла: моя судьба – влюбляться в талантливых красавчиков.

Мать частенько повторяла, что таких любить не стоит – будешь страдать из-за этой любви. Но я знала: если что-то еще и будет когда-нибудь, то только так. Ни с кем другим, только с таким. А жить с кем-то вот так – расчетливо и пошло, «как все», потому что «надо» – я не смогу.

После этого случая мать совсем отчаялась. Она махнула на меня рукой и оставила в покое, очевидно решив, что ее глупая дочь совсем безнадежна. Мать сдалась и доверилась судьбе: пусть будет, как будет, то есть плохо. По ее потухшим глазам я видела, что она совсем потеряла веру в то, что у меня когда-нибудь что-то получится.

Раньше в меня верил Дим. Но теперь его не было рядом.

В меня продолжала верить только я сама.

«Я снова хочу встретить тебя, Дим. А если не тебя, то такого, как Ты. Я не хочу «как все». Я хочу, чтобы было так, как было у нас с тобой. И со мной ничего не случится, пока этого не произойдет. Буду жить, пока не встречу».

Я не знала, сколько мне предстоит ждать. Но одно я теперь знала точно – никаких суррогатов. Либо я дождусь настоящего, неподдельного, такого, как было у нас с Димом, либо останусь одна. Так я тогда решила. С горечью понимая, что, скорее всего, меня ждет именно второй вариант – одиночество.

***

– О, привет, подружайка! А ты совсем не изменилась!

Ко мне подошла незнакомая полная девушка в майке-алкоголичке и трениках с вытянутыми коленками, Ее грязные волосы были завязаны на макушке в небрежный узел.

– Неля?

Она стиснула меня в объятьях.

Мы сидели на тесной кухне, в которой помимо плиты, холодильника и гарнитура стояла еще и чудом втиснутая туда стиральная машинка. В узком коридоре, который я видела со своего места, старые обои отставали от стен, а внизу, у пола, местами были оторваны неровными кусками и изрисованы фломастерами.

– А замуж-то ты вышла?

Это было первое, о чем спросила меня Неля, едва мы присели за стол. Что-то звякнуло у меня под ногами. Я заглянула под скатерть: там стояли ряды пустых бутылок из-под пива.

– Давай налью тебе чаю. А че ко мне то до сих пор не зашла? Я-то ведь не знала, что ты в городе…

– Да что-то…

Я поняла, что совсем отвыкла дружить. Как подруга стала совершенно никудышной.

– Как живешь, Неля?

– Да как? – она обвела рукою неказистое убранство кухни. – Нормально, как все. А ты как? Одета так красиво! Модный прикид! И сама такая прям ладная! Ну а замуж-то че не вышла? Пора ведь уже.

Я вздохнула.

«И чего это им, женатым, всегда интересно, когда ты выйдешь замуж? Они напоминают людей, которые сами уже увязли в болоте, без шансов когда-нибудь выбраться, и теперь тянут руки к тому, кто еще стоит на берегу и с опаской глядит на трясину. И злятся, злятся на него за то, что он не хочет туда же… Чего они злятся, если там действительно так хорошо?»

Вслух я сказала:

– Ну, у меня просто это все впереди. Ведь у всех в свое время.

Неля не ответила, но взглянула на меня так, словно я погибший человек. Она снова потянулась за чайником.

– Ничего, подружайка! Мы тебе обязательно кого-нибудь найдем, – пообещала Неля, в полной уверенности в том, что делает для меня доброе дело. – У заи много друзей. Он тебя с кем-нибудь познакомит. Найдем тебе классного мужика!

Что, и она туда же?

Глядя на ее растянутые треники и не первой свежести майку, всю покрытую какими-то пятнами, я вспомнила ее белое платье и как легко Неля в нем порхала, весело стуча каблучками. Я вспомнила, как мы подростками бегали на концерты, как слушали музыку, мечтая, что тоже вырастем и станем певицами. Как обсуждали книги и фильмы…

– Нель, ты читаешь что-нибудь сейчас?

Неля повернула голову и осмотрела на меня, как на идиотку.

– Да как-то… не до этого.

– А что ты по вечерам делаешь?

– Пиво пьем с заей.

– А еще?

– Телек смотрим.

В последней безнадежной попытке вытащить наружу «прежнюю Нелю» я спросила:

– А не хочешь сходить на концерт? На стадион? Вход будет свободный. Приедет много коллективов.

– Не знаю. Надо спросить у заи.

Я поежилась. Это ужасное пошлое «зая»…

– Давай сходим. Если зая разрешит.

– А сама-то ты хочешь пойти?

Подруга наморщила лоб. Видно было, что давно не задумывалась Неля о том, чего хочет она сама. Она напряженно молчала, словно пытаясь повернуть и привести в действие какие-то пружинки и шарики в своей голове, но, видимо, напрасно: все безнадежно заржавело. Когда-то давно, в те времена, которых Неля уже и не помнит, у нее было свое мнение. Теперь же она «отстегнула» его от себя, как по окончанию зимнего сезона отстегивают от пальто меховой воротник. Отстегнула и убрала его за ненадобностью на антресоль. Там ее собственное мнение уже давно покрылось пылью. Оно вряд ли когда-нибудь будет извлечено оттуда – зачем оно ей?

С каким-то отчаянным протестом, идущим из самой глубины моего существа, я подумала, что, пожалуй, предпочту застрелиться, чем жить так. Чем самой стать… Нелей.

Перед тем как переступить порог, я обернулась и с тоской посмотрела на свою подругу.

– Нель, вопрос один можно?

– Ну?

– Ты любишь своего мужа?

– Че?

Удрученная, я понуро плелась через двор. Перед тем, как повернуть за угол, я оглянулась и увидела, что Неля смотрит на меня в окно и машет мне. Я тоже помахала ей. А потом вышла в соседний двор, где меня не было видно из ее окон, и присела на лавочку. В голове был такой сумбур, что я не могла идти дальше, пока хотя бы немного не успокоюсь.

– Неля, Неля! Где теперь твое белое платье? – с горечью и досадой вздохнула я, напугав шедшую мимо бабульку. Та замедлила свой и без того медленный ход и недоверчиво покосилась на меня – чужую, незнакомую девушку в ее знакомом и таком привычном дворе, где не бывает посторонних.

Я поняла, что я плохая подруга. Я не могу вытащить Нелю из этого болота провинциальной пошлости, в которое она опускается – все глубже, и глубже, и глубже. Но ведь человек должен делать встречные усилия по спасению себя – например, протянуть руку и схватиться за ту палку, которую ему протягивают, чтобы вытащить его из омута. А если человек не тянет руку? Если он этого не хочет? Если ему хорошо в этом болоте?

Да, так мне и показалось. У меня сложилось впечатление, что Неля вполне всем довольна. Возможно, даже счастлива. Я не могла уложить этого в своей голове. На прощание Неля пригласила меня почаще заходить к ней в гости. Я не смогла сказать ей, что я, наверно, никогда больше к ней не приду… О чем я буду с ней говорить? Как я расскажу ей о том, что до сих пор думаю о Диме? Как объясню, почему не хочу знакомиться с друзьями ее «заи»? Она никогда не поймет и в глубине души не простит мне того, что я не хочу за компанию с ней вязнуть в этом болоте, которое раньше засасывало нас обеих, но в котором она осталась одна и уже вполне себе в нем обжилась. И вынужденно к нему привыкла.

– Но я не хочу так!

Я, очевидно, выкрикнула это вслух, потому что внезапно разлетелись в разные стороны вороны с ближайшего дерева.

Пропасть, которая пролегла между нами, потрясла меня. Долго сидела я на той лавочке, в чужом дворе, опечаленная концом нашей детской дружбы.

– А ведь она была моей единственной подругой… У меня никого больше нет…

5

Я вновь стояла на вокзале города …sk, в который обещала себе никогда больше не возвращаться.

Вокруг меня сновали приехавшие и уезжающие, а я стояла как вкопанная и сама не верила в то, что я снова здесь. Заоравший прямо надо мной мегащит заставил меня вздрогнуть:

– … приобрети комплект интимных лубрикантов с ароматом фикуса! Только в нашем магазине и только сегодня – скидка 50% и съедобные трусы в подарок! Секс-шоп «Вращательный импульс»…. Имеются противопоказания: можно получить слишком большое удовольствие!

– «Вращательный импульс»?… «С ароматом фикуса»?… Господи, какой идиот пишет эти тексты?

Когда я жила в городе …sk, я почти привыкла воспринимать мегащиты как шумовой фон, хоть и раздражаясь, но особо не вслушиваясь в то, что они несут. Сейчас, после долгого перерыва, это резало уши.

– … мэрия вынуждена принять меры по отстрелу бродячих собак, которых слишком много развелось на улицах нашего города! – где-то над самым ухом внезапно снова заорал мегащит.

Кто-то грубо толкнул меня сзади.

– Чего стоишь на дороге? – «вежливо» поинтересовалась женщина с толстыми ляжками, обтянутыми узкими розовыми бриджами.

Я сделала шаг в сторону, чтобы дать ей пройти. Женщина обернулась и неодобрительно посмотрела на меня.

– Вылупилась! И чего вы пялитесь все время на эти мегащиты? Совсем себе мозг засорили!

Я устало улыбнулась. Меня встретил нелюбимый город, который за эти полгода совсем не изменился и меняться не собирался. Я уже успела отвыкнуть от его сумасшествия и грубости. И почти перестала думать о том, насколько странные его жители.

– Ну здравствуй, город …sk!

Закинув сумку на плечо, я пошла к автобусной остановке. В автобусе была жуткая давка – и от этого я успела отвыкнуть. Я стояла, сжатая кольцом чужих плеч и спин. Вдруг кто-то из стоящих позади меня наклонился ко мне, и мужской голос нежно прошептал мне в ухо:

– Все люди умирают, и ты умрешь.

Я застыла. Я только надеялась, что за этими словами не последует какое-либо действие, которое приведет к тому, что сказанное этим маньяком незамедлительно воплотится в реальность. «Оттаяла» я только тогда, когда автобус подъехал к моей остановке. Я пулей выскочила из салона.

Потом я поднималась наверх, в каморку бабушки Фриды, по крутой лестнице с нестандартными высокими ступенями, которая после долгого перерыва вновь стала непреодолимой для меня. На площадке перед дверью на этаж кто-то оставил большую кучу. Хорошо, что ее оставили хотя бы здесь, а не внизу, где никогда не горела лампочка. Снова гадят там, где сами живут… И это «побег от пошлости»? Странное дело: я бегу от пошлости всю свою жизнь, а она вечно меня догоняет – где бы я ни оказалась! Устало вздохнув, я перешагнула через кучу. Я, наверно, никогда не пойму, что не так с жителями города …sk.

Ключ недовольно скрипнул в замочной скважине, и я открыла дверь. Я боялась, что мое скудное имущество, вскрыв нехитрый замок, растащат за те месяцы, что меня тут не было. Но все осталось на своих местах, как будто я и не уезжала. Старая жизнь ждала меня здесь, и теперь, соскучившись, в нетерпении бросилась мне на шею, обняв меня своими костлявыми руками.

Я раскрыла настежь окно, чтобы выпустить из комнаты затхлый воздух, запертый в каморке бабушки Фриды на эти месяцы. Ветер влетел в комнату и стал трепать занавески, выдувая из них прошлогоднюю пыль. За окном приветственно шелестели листвой высокие липы. Но на душе у меня было невесело. Устало я опустилась на диванчик, поставив у ног свою дорожную сумку. Какое-то тягостное предчувствие грядущих разочарований охватило меня. Как будто все это опять напрасно…

Что ждало меня здесь, в этом чужом городе, который так и не стал и – я знала это – никогда не станет «своим»? И это я заранее знала – ничего хорошего.

***

Я не хотела возвращаться. И не собиралась этого делать. Но мучительные воспоминания о Диме, комната, в которой все напоминает о нем, осуждение собственной матери, вся эта история с «женихом», жалость к Неле и одновременно злость на нее за то, что позволила этому болоту обывательщины себя засосать, страх, что и меня засосет это болото обывательщины (которое на этот раз подобралось слишком близко ко мне)… Болото обывательщины… Жадное, ненасытное. Ему нужны все новые и новые жертвы… Я чувствовала, что уже увязаю в нем, как и все они. А они охотно помогают мне в него погрузиться… Радуются, что я тоже застреваю. Что и я никуда отсюда не денусь.

Я тогда долго сидела на полу в своей комнате. Я снова почувствовала это на себе – это ощущение затягивания в липкий серый омут. Мы хотели бежать из этого города. Теперь мне придется бежать одной. Но я обязательно сделаю это, Дим, обещаю! Я попробую еще раз.

Итак, я снова здесь, в городе …sk. Когда я сбегала отсюда, я и не думала, что когда-нибудь вернусь. Я хлебнула жизни большого города, и мне хватило этого по горло. Но странное дело: город …sk выплевывал меня и при этом словно не желал меня отпускать. Подтягивал к себе за какие-то невидимые ниточки, не оставляя мне иного выхода.

Наверно, у Вселенной были на меня свои планы. Поэтому каким-то мистическим образом вдруг стал невыносимым мой некогда привычный уютный мирок, в котором я хотела тихо спрятаться. Наверно, это так и происходит, чтобы вытянуть тебя из этого мирка и заставить получить именно тот опыт и именно там, где это необходимо для осуществления твоего предназначения. Правда, в случае со мной высшие силы выбрали какое-то странное «орудие» – ту настырную женщину, директрису салона «Искусство жить».

В тот вечер, когда я вернулась от Нели, к нам постучалась соседка со старомодным телефонным аппаратом в руках, провод от которого тянулся по лестничной площадке до открытой настежь двери ее квартиры. Соседка молча протянула мне трубку. Прислонив к ней ухо, я с изумлением услышала уже ставший знакомым хриплый вкрадчивый голос.

– Ну как? Вы отдохнули? Готовы вернуться?

Как она на меня вышла? Когда я приехала домой, я отключила телефон – все, кто мог мне позвонить, теперь и так были рядом. Откуда у нее номера – любые номера, по которым можно меня достать?

– Нет, я не планирую возвращаться в город …sk. Зачем меня ждать? Я думаю, вы без проблем найдете сотрудника по вашим требованиям.

– О нет, – даже не видя ее лица, я чувствовала, что она хищно улыбается, – мне нужны именно вы.

В городе…sk, где претенденты на лакомую должность готовы загрызть друг друга, где желающих всегда больше, чем выгодных предложений, было невероятно, что какой-то работодатель мертвой хваткой вцепился в человека, который на место в его конторе даже не претендует. Меня сильно смущало и настораживало поведение этой особы. То, что у нее какой-то нездоровый, патологический интерес ко мне. Казалось, куда бы я ни отправилась, эта женщина обязательно меня отыщет.

Тогда я еще не знала, чем вызвана подобная избирательность. Не подозревала, что существуют определенные правила определенной игры, участником которой я помимо свой воли стала. Пока я просто чувствовала, что за мной идут по следу.

Какое-то время трубка молчала. А затем хриплый голос произнес:

– Возвращайтесь, Лена. Город …sk скучает без вас.

***

Я шла на это собеседование вовсе не для того, чтобы согласиться на работу в салоне «Искусство жить», о котором никогда раньше не слышала. Я лишь хотела положить конец этим настойчивым звонкам. А еще посмотреть на ту, кто мне названивала все эти месяцы. Губительное любопытство! О, она хорошо знала, какие приманки использовать: мою усталость от того, что все так плохо, от этого вечного безденежья и отсутствия возможности заработать. Но главное – мое губительное любопытство!

Салон, в котором мне была назначена встреча, располагался на территории старого заброшенного парка. Среди деревьев было несколько строений, ни на одном из которых я не увидела табличек с номерами домов. Я долго петляла в поисках нужного здания, пока, наконец, не остановилась под потрескавшейся вывеской, на которой вычурным полустертым курсивом было выведено: «Искуство жить». Слово «искусство» было написано с одной «с».

Поднявшись на крыльцо, я потянула на себя тяжелую дверь. Войдя, я оказалась в огромном помещении, скудно освещенном несколькими трековыми светильниками, висевшими где-то под самым потолком. Везде – на полу, на полках, на стенах – в беспорядке стояли, висели, а то и попросту валялись в пыли кучи больших и маленьких каталогов, шнурков, кисточек, бахромы, отрезов разноцветной материи, связок с какими-то пластинками и деревяшками. Те из них, которые висели на крючках, слегка покачивались, словно по помещению гулял ветер. Я поежилась: действительно было холодно. Не согревали даже стоявшие вдоль стен камины, озарявшие пространство своими тусклыми огоньками. Я присмотрелась повнимательней: камины оказались ненастоящими.

Встретила меня невысокая шатенка средних лет. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не выражение кошачьей хитрости на ее лице. Она провела меня на второй этаж, в свой кабинет – небольшую комнатку, с полками и рабочим столом, заставленными многочисленными иконками и фигурками едва ли не всех религиозных конфессий. Хозяйка салона «Искуство жить» предложила мне присесть. Она наблюдала за каждым моим движением. Мы некоторое время молча рассматривали друг друга: она меня насмешливо, я ее – настороженно. Я обратила внимание на то, что глаза у нее были необычные: по-кошачьи раскосые и светло-карие, почти желтые.

«Так значит, мне звонила она…»

– Да, это я звонила вам, – уже по привычке ответила женщина на мой не заданный вслух вопрос.

Гордо подняв подбородок, она заявила, что является директором салона домашнего текстиля, каминов и радиаторов под названием «Искуство жить». Я вспомнила отсутствующую букву «с» на вывеске. Директриса вкратце рассказала о том, чем занимается их салон, и попросила меня рассказать о себе и своем опыте работы: что я умею, какие обязанности раньше выполняла. Про то, что она – с ее слов – читала мое резюме и все про меня знает, она словно позабыла. Пока я говорила, директриса пытливо изучала мое лицо своими желтыми глазами, буквально прощупывала, сантиметр за сантиметром. Внезапно, словно ей наскучило слушать, она прервала мой рассказ, ударив меня в лоб прямым вопросом:

– Сколько вы получали на своей прошлой работе?

Я назвала сумму, чуть больше той, которую мне платили. Директриса презрительно расхохоталась.

– Здесь вы будете получать гораздо больше! Я умею ценить людей по достоинству – вы в этом еще убедитесь!

Она назвала сумму, которую намеревалась мне платить. Я подняла на нее удивленные глаза: это было гораздо больше того, что я получала на всех моих прошлых работах.

– А еще у нас замечательный дружный коллектив! – продолжала увещевать директриса. – Я очень тщательно подбираю людей, и у нас совсем нет текучки. Все, кто к нам приходит, остаются у нас на долгие годы, – она нагнулась через стол в мою сторону. – Так что, выбрав нас, вы решите проблему постоянной смены работы.

Подкольнув меня, директриса с довольным видом откинулась на спинку своего большого уютного кресла и сладострастно погладила его подлокотники, при этом не сводя с меня насмешливого взгляда. Фигурки индийских слоников на ее столе тоже смотрели на меня лукаво и насмешливо – как и их хозяйка. Так мне показалось.

– Тебе будет легко освоиться, – она фамильярно перешла на «ты». – Мои девочки во всем тебе помогут! Они примут тебя, как родную! Даже не сомневайся! Вы одного возраста, вы быстро подружитесь. Девчонки все адекватные. Тебе будет легко у нас. Тебе у нас… понравится, – распевала директриса.

С каким же возмущением и бессильной яростью я потом вспоминала эти ее слова! Тогда же у меня внезапно что-то кольнуло в груди и как-то неприятно стало, тошно… Особенно от того, как она сказала это слово – «понравится». Еще какое-то время я слушала ее дифирамбы ее великолепному салону. Самоуверенность его хозяйки так не вязалась с неряшливым интерьером и отсутствующей буквой «с» на вывеске. В конце нашего разговора директриса сказала, что ей не нужно время на раздумье.

– Вы мне нравитесь, – скользя глазами по моей фигуре, кокетливо произнесла она ту самую пресловутую фразу, от которой у меня перевернулось нутро.

Я застыла под пристальным взглядом ее желтых кошачьих глаз. Я не могла сказать того же – что мне хоть сколько-то нравится она сама. Равно как и ее салон. Но из головы не выходила сумма, которую она озвучила в начале нашей встречи. Я сравнивала ее с теми жалкими грошами, которые получала раньше, которых мне никогда ни на что не хватало.