Три шершавых языка

– Врунишка! Но все равно спасибо, – ответила она. – А какая картина тебе больше всего понравилась? – улыбнулась она.

– Дай-ка подумать…

– Не думай – раз и все!

– Мне понравилась реплика на картину «Сон жены рыбака», – улыбнулся Марк.

– А ты эстет! Любишь искусство потому, что оно пошлое?

– Нет. Вовсе нет. Мне показалась она довольно странной, во многом странной и необычной.

– А по-моему, это типичный приемчик, скажем, вызов устоям, удар в набат или прыжок с головой в… я не буду продолжать.

– Да, возможно, – задумчиво произнес Марк. – Но согласись, с акцентом на японскую культуру все-таки картина великолепна. Я бы с гордостью повесил ее у себя дома.

– Ты бы сам лично гордился ею или у тебя была бы гордыня другого рода, что твои друзья и коллеги окажутся впечатлены ею? Что тебе конкретно в ней понравилось?

– Даже не знаю. Я вообще люблю все такое необычное, сложное, иногда ломающее мозг. Знаешь, по студенчеству, еще тогда, в Берлине, я постоянно проходил по одной узенькой улочке. Представь, старая часть города, где плотно посаженные двухэтажные дома, множество кафе, мастерских, какие-то прочие постройки. Там же находилась и огромная трансформаторная будка, достаточно высокая и скучная, выпиравшая более современным стилем строения по сравнению с остальными зданиями вокруг. На ее открытой на дорогу стене, под самой крышей, красовалось весьма забавное граффити в человеческий рост. Ничего особенного, просто зайчик – упитанный такой, ушастенький, розовенький, взгляд мечтательно направлен вверх, а в глазах отражение какой-то искренней, чистой и непорочной мысли. В общем, теплый и нежный свет в глазках. Такой можно заметить у щеночка, который в данную секунду молит бога о сахарной косточке перед сном. В лапке у него морковочка, он грызет ее, и она мало-помалу исчезает в его злобном акульем оскале с множеством рядов хищных треугольных зубов внутри. С зазубринами, замечу! То ли кровь, то ли морковный сок стекает с подбородка по мохнатенькому пузику и капает в разрастающуюся на земле багровую лужу.

– Гадость! – скривилась Ангела. – И почему тебе это понравилось?

– Не знаю. Какие-то странные чувства и мысли вызывают столь исключительные картины, – улыбаясь ответил Марк. – Ну вот, вспомнил про нее и опять заскучал по давно нехоженым местам.

– Ты скучаешь по Берлину, мм… как мило. А я никак не могу выбить из своей головы Италию. Я была с экскурсией в Риме, на очередном концерте, и с тех пор он стал для меня особым местом. Там такое сильное ощущение жизни среди зданий, людей, природы, холмов и руин. Каждая мелочь, даже воздух в твоих легких густо наполнен какой-то вековой мудростью, историей, событиями. Я бродила по улочкам, наслаждалась этими потоками чувств, созерцала великолепную архитектуру с мощнейшим отпечатком былых событий. Подолгу всматривалась в живописнейшие дали с самых возвышенных точек города. Я пыталась все это навсегда запечатлеть в своей памяти, и теперь это часть меня.

– Здорово! Похоже, и я сам полюбил Италию, – улыбался Марк.

– А ты чем таким поделишься? – укоризненно спросила она. – А то я целыми днями все болтаю и болтаю.

– Ну, это странно, но я действительно скучаю по Берлину, по мотоциклетным прогулкам и, признаться честно, по тому образу жизни, что я там вел. Иногда мне хочется побродить вокруг приюта, где я вырос, и чаще всего я вспоминаю об одном конкретном месте, разумеется, потому, что это место из детства.

– Расскажи, пожалуйста, мне уже так любопытно!

– В общем, представь холм, с него идет широкая дорога вниз и параллельно ей пешеходная тропа. Вдоль дороги с одной стороны крашенный оранжевым цветом забор и за ним лесок. С другой – каменные дома немецкой провинции, неразрывно слепленные друг с другом. Никак не могу понять, что за сила притягивает меня в то место. Но точно знаю, что там достаточно одного взгляда, чтобы охватить и дальние дали, и густые дебри, и каменный стены старого замка. Иди любой дорогой, и тебя ждут настоящие приключения. Я искренне надеюсь, что когда-нибудь еще раз окажусь там, как раз в то самое время, когда деревья желтеют. И вообще было бы замечательно, если бы небольшой дождик закрапал. Именно такое место в такое самое мгновение я и люблю, и помню.

– О, кажется, я припоминаю, о каком местечке ты говоришь. Недалеко от приюта. Там еще почтовое отделение рядом, не так ли? Хотя знаешь, мне даже стало неловко за себя. Ты рассказал о своем островке души, совершенно ничем не подкупающем, лишенном всякой вычурности. И почему я ни разу не заикнулась о местах своего детства? Я прямо сейчас вспомню что-нибудь из России, из моего раннего детства. Хочешь?

– Не бери в голову, – успокоил Марк. – Я просто люблю своего розового зайчика и еще тебя немножко. И вообще считаю это своим личным безумием, среди всего богатства этого мира выбрать что-то такое, что рано или поздно исчезнет. А знаешь, теперь твоя очередь! Расскажи-ка мне про свою картину. Какая тебе понравилась?

– Ну, я тоже сделаю свой ход конем и скажу, какую я люблю больше всего на свете. И совсем не из тех, что мы сегодня разглядывали.

– Мм… давай, мне интересно.

– Ты же знаешь, я люблю картины эпохи Ренессанса, барокко. Люблю картины с тайным посылом, но все-таки моя любимая вполне современна и называется, если я не ошибаюсь, «Лестница в небо». А наткнулась на нее еще в своей юности, среди глянцевых журналов. Пусть и мельком, но запечатлела ее навсегда. Там правил несколько мрачноватый пейзаж, небесная твердь казалась действительно твердью, сквозь которую пробивались лучи райского света, и широкая каменная лестница, спускающаяся вниз к поверхности земной.

Подразумевалось, что лестница ведет в рай, но она обветшала, и в конце концов посреди нее образовался широкий провал. Меня сразу навело на мысль, что люди сами оказались равнодушны к жизни внеземной, наплевали на рай, а погрязли в бессмысленном быте. Думаю, ее можно еще починить, но она перестала быть кому-то нужна. Ее просто так бросили и затем столь же легко забыли. Вроде просто лестница, но какие колоссальные цепочки мыслей она порождает. Во что нужно так превратиться, чтобы забыть о своей жизни, о ее смысле, о боге? И будто коснувшись пламени, начинаешь искать отражение этих подозрений в себе. Я найду когда-нибудь это произведение и обязательно тебе покажу.

– Мне бы она, скорее всего, не понравилась, – задумчиво произнес Марк.

– Почему? – удивилась Ангела.

– Если бы я взглянул на нее, то, возможно, подумал бы, что ее разрушили скорее сверху, чем снизу. Так поступают, когда нужно затруднить продвижение тем, кого избегаешь. К примеру, сжигаешь мосты, поля, деревни. Идешь на любые уловки, лишь бы недругу только и досталось, что угли грызть. А может быть, и рай не такое уж хорошее место. Ты его видела? А я лично нет, только слухи. Люди с него сошли и возвратиться уже не захотели, вот и все! Не хмурься, пожалуйста, я бы, возможно, так не подумал, но в одном я точно непреклонен. По мне, невиновных нет, все в какой-то степени ответственны за то, что натворили, кем бы они ни были.

– Я знаю, ты сердит на Бога, возможно, потому, что жизнь хорошенько поколотила тебя. Но я уверена и в том, что всем дается второй шанс, второе дыхание, и если ты за них ухватишься, то получишь первый приз. А это тебе не рождественские сказочки про дядюшку Скруджа.

– Я не сердит, с чего ты взяла, – нахмурился Марк.

– Ты его два раза упомянул, зная, что я все еще глубоко верующая. Упоминание его, пусть и не прямо, было весьма язвительно.

– Прости, пожалуйста, это просто моя привычка. Я больше не буду тебя ранить!

– Ничего. Не забывай, пожалуйста, я все выдержу.

– Я знаю, лисичка, ты у меня самая лучшая. Ну, а ты сама бы поднялась по лестнице, если бы она была в целости?

– Эй, зачем торопишь? У меня пока что есть здесь дела, дружок. Целое задание! – рассмеялась она в шутку.

– Вот и я о чем! – засиял Марк.

***

Хотя Ангела и любила играть церковную музыку, особенно в полюбившейся католической церквушке, и даже пыталась уверить всех вокруг, что она в мире с богом, но все же к религии у нее было какое-то особое отношение. Сказать по правде, отнюдь даже не теплое, если судить со стороны. Она никогда не молилась, на ее шее никогда не висел крестик, а в местах всеобщего религиозного поклонения она смотрела на образы и святыни лишь с художественной точки зрения.

При всем при этом она не была возмущенной детской сказочностью религиозных догматов атеисткой. Или даже приверженцем каких-нибудь известных, из числа специфических, религиозных учений. Но, что удивительно, имела свои какие-то странные убеждения и даже иногда казалась до смешного набожной.

– Что такое религия? – размышляла она. – Это склад нетленной мудрости народов, запечатленный в книгах, а сверху липкий налет мистификаций. Никакой роли мистификации, разумеется, не играют в общем учении, кроме того, что поднимают его авторитет в глазах ищущих. Но все-таки сердце любой религии вполне живое и человеколюбивое.

– Но твои мистификации, как ты выразилась, являются все-таки истоком всех последующих мыслей и явлений. И во многом ядром веры. Я так думаю, – изъяснил свою мысль Марк.

– Да, разумеется, но были бы они хотя бы исторически верны. Тем не менее, если не обращать внимания на отдельные нюансы, то можно для себя почерпнуть очень много полезного.

– А например?

– Ну там много чего. Воззвание к проявлению человеческих чувств, теплоты друг к другу, альтруизму и стремлению к душевному подвигу ради других, ради дела мира.

– А ты думаешь, это правильно, свешивать такие промыслы человечества на плечи одной религии? Вдруг к ней начнут питать сомнения или ее предадут порицанию, а может, вообще гонению? Замечу, что последнее время она все же сдает и, хуже того, плодит много поводов относиться к ней с настороженностью. А удары вообще не держит. Что будет в умах людей, когда вдруг все, что с ней связано, станет начисто оплевываться? По-моему, это огромная ошибка, оставлять ей такой важный кусок человеческих страстей. Ведь есть же у многих народностей свой собственный уклад жизни, расписывающий до мелочей их быт, философию, миропонимание, и трюки показывать при этом совершенно бессмысленно.

– Я согласна, и, знаешь, я уже думала об этом, но ты, мне мыслится, задеваешь лишь поверхностные слои, потертые, зашарканные и выцветшие от времени, а глубже копнуть не желаешь.

– А как бы ты описала источник, смысл всей жизни и вообще, какие они, боги и чем они занимаются?

– Ну, я бы начала так, – вдохнула она поглубже. – Вне времени и вне смысла рождается пустота. Да-да, не улыбайся, даже она должна занимать свое место. Из пустоты материя, из материи я, ты и вся остальная вселенная. А может быть, ничего такого вовсе и нет. Не было никогда пустоты и материи, а все вокруг иллюзия, кто его знает? Вот так и живем вне времени и вне смысла.

– Ничего не понял. Ну а как же Бог?

– А что бог?

– Ну, должно с кого-то что-то начинаться?

– С полной уверенностью могу заявить, что никто его никогда не видел. Если мы рассуждаем о первозданном боге, разумеется. Да что спорить, и ангелов с крыльями, скорее всего, тоже никто не встречал. Хотя, может и было дело. Зачем им только крылья приделывают, я не понимаю. Как ты думаешь, если ты находишься под влиянием демона, но не смог отличить его от человека, разве ты начнешь верить в сверхъестественные силы?

– Но что-то должно же быть, – настаивал Марк.

– Бог виден в физике, в физических явлениях, в направлении движения жизни, законах природы, во всем его следы, но все же… Но потом, я думаю, все сложится, все прирастет некими образами во что-то сокровенное, понятное, умиротворяющее, и их можно будет увидеть, осязать.

– Ну а такой вопрос: зачем люди здесь живут, в чем смысл жизни? Вот что скажи мне, пожалуйста, какого черта мы здесь вообще делаем тогда?

– Хочешь мое мнение? – спросила Ангела каким-то особым образом.

– Конечно!

– Даже если тебе оно не понравится? – нахмурилась она.

– Почему нет.

– Хорошо, я постараюсь выразить это помягче.

– Я жду с нетерпением!

– В общем, нас вырастили как скот.

– Чего?! – удивился Марк.

– Да, я так считаю. Я много миллиардов раз думала и пыталась найти, для чего же все-таки мы существуем, что мы делаем здесь. И другого ответа, как быть звеном питания, я не нашла. Конечно, тут не идет речь о скотобойне с цепями и повисшими на крюках выпотрошенными тушками. Есть другое ценное сырье, что можно взять с человека, а вернее сказать, выгоднее получить…

– И что же это? – заинтересовался Марк.

– Энергия!

– Чего, какая еще энергия, ты шутишь, моя лисичка? Надо нам, пожалуй, уйти с солнца, – улыбнулся он.

– Я не шучу, дружок. Все, что способен дать человек этому миру, – это энергия жизни. В тело ребенка сеется лишь небольшой глоток жизни, а он ее многократно увеличивает, превращается в стабильный источник. И это не та энергия, что измеряется в калориях. Нет, это то, что олицетворяет твой разум. И если у тебя ее много, ты можешь быть ученым, гением, созидателем. Ты проектируешь самолеты, атомные подводные лодки, постигаешь глубины квантовой физики. Жизненная энергия позволяет жить вечно, чувствовать себя великолепно, рождает не только способность, но и желание пойти на все, о чем ты даже не мечтал.

– Ничего безумнее я не слышал, – воскликнул Марк, уже не сдерживая себя от смеха.

– Да знаешь ты все, просто не до конца понял, в чем дело. Намеки на это доносятся еще со времен античной Греции, из уст древних мифов.

– Я правда не слышал, – улыбался он.

– Или не веришь мне? Ну тогда я ближе подхожу к богам. В принципе люди всегда знали и видели своих богов. Вернее, тех, кого они считали своими богами. Уровней, я думаю, там много и намешано, конечно, всего. Веришь в одного бога, а за ним другой, а за третьим может оказаться просто метафизический закон. Выбирай все, что твоей душе заблагорассудится. В любом случае, если тебя не подцепят на один крючок, поймаешься на другой.

Ну, значит, двигаюсь дальше. Отдельные боги всегда жили с людьми бок о бок. Древнегреческие вообще были смертными, но могли и жить вечно, если им ничего не угрожало. Если такого бога повесить на крест, то он действительно может умереть, за отдельными исключениями. Почти каждый такой бог отвечал за свою долю источника энергии. Война, любовь, смерть, виночерпие, да все что угодно! А я назвала самые прибыльные источники.

Так вот, они жили среди людей, подбивали их к растрате энергии путем своих интриг, через цепочки манипуляций, и соответственно, пили из фонтана вечной молодости. Ну и, конечно же, веселились от души, как делают все селебрити, о чем даже есть исторические хроники. Кроме того, все те запечатленные в мифах явления, как циклопы, минотавры, кентавры и прочие чудеса, это плод их пьяных похождений, содомии и извращений – об этом, кстати, тоже в книгах есть.

– Но они не могут быть всегда и везде одномоментно, чтобы влиять на всех.

– Да, не могут, но способны нас многому «хорошему» научить, чтобы мы справлялись и без них. Думаешь, цивилизация во всех точках мира не развивается по одному и тому же сценарию? Не скатывается в ту же самую яму? И все потому, чтобы не позволить соседу иметь дом больше твоего. Кроме того, с книгопечатанием, а затем не без помощи телевидения они, я уверена, нашли более совершенные методы воздействия на массы, и больше нет необходимости повсеместно появляться на острие исторических событий.

– Ты не думала, как забавно звучит твоя теория? И в ней достаточно много пробелов.

– Да это неважно. Суть в том, что, несмотря на все потуги, человечество так и продолжает пытать себя войнами, страхами, болезнями, господи, да даже голодом, и это в двадцать первом-то веке. Ну разве нельзя не надорвать здесь животик от смеха? Да, такие вот наши современные боги. Деньги, политики, телевидение и бездонное потребление. Любая система, как правило, самоустанавливается, становится прочной, благоприятной, но только не человеческая. Кто-то скажет, что она таким образом развивается, но мне почему-то становится смешно. К чему стремились в каменном веке, о том мечтаем и сейчас. За почти шесть тысяч лет можно было придумать что-нибудь новенькое, как ты думаешь? Винить природу людей, конечно, не стоит. Просто кто-то усердно работает раскаленной кочергой.

Но среди богов есть и отступники. Впрочем, ты найдешь их во всех мифологиях мира. Без них мы действительно не на словах, а на деле походили бы на скот. Поначалу их были единицы. Они всегда приносили людям огонь, кусочки мудрости и, конечно же, заповеди, нарушая которые ты отдаешь свою энергию соответствующему потребителю. Согрешил – потерял энергию. И даже ощущая удовольствие, искусившись чем-то из запретного списочка, знай, все это за твой собственный счет, будто взял деньги в долг под трехкратную сумму погашения. Внимательно прислушайся к себе и через какое-то время ты прочувствуешь это. Сейчас, я думаю, этих отступников достаточно много, чтобы быть неоспоримой силой.

– Ну а смерть, скажи мне на милость, почему, если человек вырабатывает энергию, потом все-таки умирает? В чем тут выгода?

– Задумка здесь проста как мир и она непосредственно связана с потребителями. Допустим, ты живешь тысячи лет, накапливаешь знания, мудрость и так далее по экспоненте до самого совершенства. Человек, не дай боже, может научиться экономить свою энергию, и даже больше того – накапливать. В принципе, годам к сорока долю такой мудрости и замечаешь в людях. Но скоту нельзя быть умнее своих хозяев, а тем более ему непозволительно разворачивать реки энергии вспять. Потому твоя жизнь обрывается под грузом искусственно посеянной старости. А тем более старость сопровождается усиленным выходом жизненных сил. Сам подумай, разве есть хоть какое-нибудь иное достойное оправдание смерти?

– Ну, реинкарнация например? Даже есть кое-какие доказательства ее существования.

– Допустим! Но разве они не обнуляют все твои знания и мудрость? А зачем тогда вообще реинкарнировать на одной и той же планете? Чтобы доказать тебе что-то?

– Ну, говорят есть другие планеты, вселенные там параллельные.

– Разумеется, и там все то же самое.

– Почему ты в этом уверена?

– Ну, если верить своим глазам, что-то мешает раздвинуть наши рамки шире, чем это дозволено, и никто нам уже не падает на голову, не открывает путь истинный, не спасает нас…

– Зачем вообще была задумана твоя энергия, нужна ли она тогда вообще?

– Нужна, еще как нужна! Она может хранить, улучшать, передавать информацию, делиться до бесконечности через время и пространства, вселять жизнь, смысл, радость. Вселенная без нее была бы всего лишь холодными камнями, одиноко плавающими в пустоте, глупой и бессмысленной. Справедливости ради стоит сказать, что часть этой силы идет по своему прямому назначению, и потому не все так уж и плохо.

– Что же нам тогда делать, ответь мне, пожалуйста, на такой вопрос?

– Тут трудно сказать однозначно. Если всех людей вдруг внезапно заставить прозреть, то смысл их существования пропадает, а вернее, надобность в них. Уверена, что на этой планетке было не одно, и даже не пару сотен событий, схожих со всемирным потопом. И все потому, что человечество прозревало и с недоверием глядело на тех, кто на самом деле не стоял в числе творцов. Думаю, что так было раз за разом, и возможно, так и будет, пока не найдется кто-нибудь особенный. Кто-то, кто сможет разбить порочную цепочку.

Но я больше чем уверена, что боги знают принцип, в соответствии с которым они, эти особые люди рождаются. Знают также, где и когда. А возможно, действительно видят будущее, потому как этот концерт повторяется след в след. Сама форма повествования как предсказание может иметь циклическую форму и передается от цивилизации к цивилизации. Потому нелегок и опасен путь избранника, как для него самого, так и всего человечества в целом. Припоминаю, что-то такое уже было в Библии.

– Хорошо, – всерьез задумался Марк. – Допустим, появится такой человек, и что он тогда обязан совершить с высоты поверхности Земли?

– Сложно ответить сразу. Возможно, он найдет общий язык с потребителями, возможно, изобретет более надежные источники энергии, а может, просто заставит исчезнуть и время, и пустоту, и энергию с ее материей, кто же его знает.

– Я немало удивлен тому, с какой отчаянной силой ты веришь в свою невероятную теорию, – с улыбкой сказал Марк, – потому очень хочу спросить, так ты в действительности веришь в бога?

– А ты оглянись вокруг, понаблюдай, как цветут цветы, как движутся звезды, как все завязано и закручено в невероятный по своей сути сюжет в каждом природном и человеческом явлении! Быть может, именно он, Бог, наконец захочет появиться в самом неожиданном месте, в самой невероятной своей ипостаси и все расставит по своим местам. Я больше чем уверена, что это будет чем-то особенным, может, окажется гиблой неуклонной судьбой для явлений несправедливых, самоуничтожительных. Либо фатальной ошибкой, а может, явиться особой фундаментальной истиной. В общем, чем-то таким, после чего все и всем станет ясно и понятно.

– А я сейчас скорее негативно отношусь к религии, я в армии понял это.

– Почему, дружочек?

– Ну, например, я совсем не понимаю, почему я должен любить бога, вообще с ним не сталкиваясь.

– Ну, тут сложного ничего нет. На самом деле ведь вся человеческая жизнь основана на любви. Только любовь может заставить человека перепрыгнуть через себя и свернуть горы, создать произведение искусства, писать поэмы, защищать, стремиться, восхищать и воодушевлять. Не каждому везет любить кого-то, а тем более, чтобы любили тебя. Но всегда есть Бог. Сейчас ты, как никто другой, должен понимать это, мой герой, пересекший океан и прошедший войну.

– Все равно не понимаю, что-то упущено!

– Ничего, дружочек, все придет со временем, все придет, не спеши…

– Надеюсь, надеюсь… мм… наверное. А тебе не казалось странным, что у нас во многих местах практически разные взгляды на жизнь, и мы, тем не менее, продолжаем уживаться как ни в чем не бывало.

– Так это же редкая удача, пусть и труднопонимаемая! Не думаю, что легко будет найти в себе новые взгляды, если тебя окружают подобным образом думающие с тобой люди. Кроме того, если ты в чем-то заблуждаешься, то в таком случае еще и закрепишь свои ошибки.

– Да, боже… как же ты права, – изумился Марк. – Ты у меня умница! Вот знаешь, слушая тебя, я постоянно наталкиваюсь на мысль, что мне с тобой вовсе нечем поделиться, будто я ребенок, которому нечем удивить своих премудрых родителей.

– Это неважно, дружок, главное то, что мы делаем друг для друга!

– А хочешь расскажу, что я думаю на этот счет? Я имею в виду про богов, про нашу землю и прочее…

– Я готова послушать твое мнение!

– Ну, вот есть, например, боги, правильно?

– Ну да, допустим.

– Им целыми днями делать, конечно, нечего…

– Ну, возможно, они живут другими временными отрезками… А, ладно, прости, пожалуйста. Продолжай…

– Так вот. Им делать нечего, надевают они, значит, шкурку человеческую и айда в парк аттракционов под названием «Земля обетованная». Причем все, кто на Земле, это и есть переодевшиеся боги. Даже я и ты. А тут можно пить, веселиться, любить женщин пачками, воевать и даже проклинать создателей как угодно. Память, правда, отшибает. Кстати, это главное условие для забавы. Так равноправие соблюдается и возможность показать себя, так сказать, с нуля. А после смерти они в кулуарах встречаются и хвастают, кто что отчебучил на своем веку.

– Оу! Откуда у тебя догадки? Тебе это Курт наболтал?

– Да, он!

– Ну и шутник твой Курт!

– Похоже! Он редко, но все же, дает волю юмору.

Глава 30

Спустя половину года, как Марк переехал в Нью-Йорк, на пороге дома Ангелы появился молодой человек с бутылкой вина и большим букетом цветов в руках. Ангела открыла дверь и пригласила его войти.

– Ну, здравствуйте, гость из далекого прошлого!

– Здравствуйте, милая Ангела, – ответил Курт.

– Каким все-таки тесным стал мир! Кто бы мог подумать, что мы еще раз встретимся.

– Да, действительно, мир становится все меньше. Но я уверен, что для каждого из нас в нем найдется удобное местечко.

– Разумеется, – подхватила мысль Ангела, – как же тут быть иначе. Как я уже говорила, главное, соблюдать правила и не мешать друг другу. Тогда все будет хорошо. Не так ли?

– И я как никогда поддержу вас в этом, – вторил Курт. – Ой, а это для вас, – и он протянул ей цветы.

– Спасибо большое, но не стоило этого делать, – вздохнула Ангела.

– Это всего лишь знак вежливости, – ответил он.

– Хорошо, сейчас позову Марка, – сказала она, прохладно взяв дорогущий букет крупных бежевых роз, наверно, стоивший целого состояния.

– Надеюсь, он в хорошем настроении, мы с ним немного повздорили последний раз.