Тень, закрывшая край солнца

Он впервые в новое время был в редакции газеты и с удивлением обнаружил во всем вполне стильную обстановку. На мгновение он вспомнил старую редакцию, насквозь пропахшую кислятиной дореформенного времени: оббитые столы, как будто на них полвека рубили мясо, обшарпанные двери, похожие на двери женского общежития, в которые ведомые плотью бьются похотливые посетители; рыхлый линолеум на полах, кругом откровенная запыленность и грязь. Все, о чем читалось тогда ежедневно в газетах, вся внутренняя энергетика статей, противоречила окружающей обстановке, и трудно было поверить, что передовые социальные идеи могли конструироваться в тех убогих стенах. Но время перевернулось. Теперь за всеми компьютерами, цифровыми платформами и программами стояло короткое слово «цифра».

Обозреватель газеты Ларин принял Вышегорского весьма прохладно. Он не встал, не пожал руку, а продолжал что-то писать, всем своим видом показывая чрезвычайную занятость, в следствие чего у него, известного интеллигентного журналиста, даже нет сил, чтобы встать, и нет времени, чтобы оторвать от пера руку. Сказав быстро: “Что у вас?”, он продолжал писать, а услышав причину прихода очередного посетителя, уныло выдохнул из себя: “А я думал, вы из международного фонда”. С исчезновением международного фонда его интерес к Вышегорскому окончательно испарился, он отложил ручку в сторону и стал придумывать доводы, чтобы быстрей выпроводить ненужного гостя.

– Вот вы говорите, что фирма, как ее? – переспросил Ларин.– Вот “Восток–сервис” отняла помещение у вашего фонда.

– Не у фонда, – поправил Вышегорский. – Помещение они отняли не у нас, а у большой музыкальной школы. Детям негде учиться. А наша организация просит за них, мы им помогаем.

– Ну это не имеет значение, – раздраженно сказал Ларин. Ему в эту минуту было безразлично, кто и что у кого отнял. Весь его интерес состоял в том, чтобы у него не отняли драгоценное время, поэтому он не вникал в суть дела, путался и все больше злился.

– Ваша газета весьма популярная печатает материалы большого общественного значения, – сказал Вышегорский, повышая голос, – неужели вы не хотите перекрыть дорогу махинаторам и помочь детям.

Ларин смотрел на Вышегорского равнодушным взглядом и не скрывал своей скуки, с трудом удерживая рот от зевоты. Вышегорский не собирался уходить, листал принесенную статью, документы, приводил цифры и не мог понять, что журналисту нужно, чтобы статья взорвалась в печати. “Какой народ не догадливый пошел. Каждому надо все объяснять. Надоели до горькой редьки”, – подумал Ларин и сказал:

– Но вы здесь много пишете о своей организации “Милосердие во имя будущего”. Неужели вы не понимаете, что вы ее этим рекламируете. А за рекламу надо платить, – выдохнул самые главные слова Ларин.

– Но невозможно написать статью без упоминания организации. Во-первых, мы этим показываем, что не боимся мошенников. Мы открыто называем себя, – твердо стоял на своем Вышегорский. – Во-вторых, наша организация провела расследование, мы указали на это, что очень важно для показа объективной картины.

– Все равно это скрытая реклама, за которую надо платить, – твердо сказал Ларин, готовый разбить и первый, и второй, и любой аргумент собеседника.

– Если руководствоваться вашей логикой, то буквально любую статью можно назвать рекламой. О чем ни напиши, везде упоминаются какие-то события, люди, организации. Каким образом тогда вообще материалы попадают в печать? – спросил Вышегорский, пытаясь данным аргументом загнать журналиста в угол.

– Мне вообще не понятно, – сказал Ларин, как бы пропустив вопрос гостя, – зачем существует ваша организация? У нас есть органы социальной защиты, во всех властных органах на местах есть соответствующие отделы, которые занимаются этими вопросами. Наконец, есть полиция, прокуратура. Зачем вы сюда лезете?

– Вы прекрасно и без меня знаете, что эти государственные инструменты не срабатывают. Поэтому и создаются общественные организации.

– У вас деньги есть на эту деятельность? – спросил Ларин.

– На какую? – искренне удивился Вышегорский.

– Чтобы заниматься милосердием, – уточнил журналист, как будто стопроцентно был уверен в возможность существования милых сердец только с денежными купюрами.

– Нет, мы независимая общественная организация.

– Вот видите. Зачем тогда заниматься тем делом, на которое у вас нет денег, – развел руками Ларин и встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. Затем, видя, что посетитель не собирается уходить и даже готов скандалить, решил сменить гнев на милость и достаточно осторожно добавил: – Я даже не хочу говорить о том, что это заказная статья, чтобы убрать конкурентов.

Вышегорский понял, что именно от него хотел получить журналист. Достоверные факты, следственные документы, длинные цифры – все это оказалось в ряду совершенно ненужных, бесполезных и вредных для журналиста вещей, поэтому Вышегорский ясно выразил готовность платить. Как только он сказал об этом и даже, чтобы не вызывать сомнение деловито спросил стоимость материала, Ларин моментально изменил настроение, поднял трубку и позвонил редактору.

Через десять минут они сидели в кабинете заместителя главного редактора. Это было по-европейски убранное помещение, где не стыдно было принять посетителя, а тем более вести финансовые переговоры, к чему немедленно приступил редактор. Перед тем как войти в кабинет, Вышегорский вынужден был некоторое время постоять в коридоре. В течение одной минуты Ларин объяснил редактору, что есть клиент достаточно мутный, но, поняв схему работы газеты, согласился платить, но самое главное – он точно держит в кармане какой-то сильный материал.

Редактор вышел из-за стола, доброжелательно, как старому внештатному корреспонденту, пожал руку, мягким движением руки пригласил сесть и сразу передал гостю визитку.

– Вы, господин Вышегорский, видимо, первый раз имеете дело с газетой, – дружелюбным тоном начал говорить редактор, поэтому не удивляйтесь: у нас своя кухня.

– Я готов выслушать ваши условия, – сказал Вышегорский и с улыбкой повернулся к Ларину, который тоже улыбался ему, как старому другу, который принес ему бутылку отменного виски.

– Статья носит рекламный характер. Мы ее опубликуем, но у нас существуют расценки, – сказал редактор и немедленно добавил самое главное: – Так во всех редакциях делают. Вы заплатите, – и редактор назвал круглую чену. – Но у нас самые низкие расценки. Если вы пойдете, – тут после очередной паузы редактор назвал самую читаемую газету, – то у них тираж больше, но и возьмут они с вас в три раза больше.

– У вас все статьи платные?

– Не обязательно, – сказал редактор. – Есть авторы, которым мы сами вынуждены платить. Часто организуем интервью со знаменитостями, и в этом случае мы платим за встречу.

– Я должен заплатить в кассу или можно принести наличными? – спросил Вышегорский, чем вызвал к себе еще больше доверия и в награду получил моментальный ответ.

– Если вы принесете наличные, то это даже будет дешевле.

Вышегорский поблагодарил за помощь, сказал, что должен посоветоваться с инвестором, пообещал позвонить в ближайшее время и вышел. Выходил он из помещения теми же коридорами, однако теперь, после разговора, они уже не казались загадочным лабиринтом. Все становилось предельно ясно. Он поймал себя на мысли, что в нем ведут диалог два человека, один из которых осуждал сложившиеся законы отнюдь не свободной прессы, а другой ее оправдывал.

“Милосердие сегодня в прямом смысле слова в цене, – думал Вышегорский.– Плати деньги и призывай к милосердию. Все продано и куплено, включая свободное слово. Тотальный контроль сменился самоцензурой, скрытой цензурой, контролем денег, и трудно понять, как изменить положение вещей так, чтобы восстановить цивилизованные отношения. Выходит, что можно принести в газету фотографию задницы и за хорошие деньги опубликовать. Наверное, не опубликуют по моральным соображениям. А почему бы и нет, если я приложу к этому десять тысяч зеленых бумаг! А в качестве оправдания внизу сделают редакционное объяснение, мол, это наш ответ на расширение НАТО. Россия, прости покинувшее тебя свободное слово! Прими, Россия, статьи, написанные на банкнотах! ”

Второй сидящий в нем человек возражал: “ А чему удивляться? Ведь в действительности ты собирался нанести удар по мошенникам. И хотя это дело не менее благородное, оно, согласись, бьет по твоим конкурентам. А газетам сейчас живется хуже всего. Редакции просто вынуждены перед угрозой банкротства выжимать деньги любыми путями. Журналисты это такие же люди, как и все остальные. Им тоже хочется денег. Время романтизированной печати закончилось. Наступило время бизнес–печати, поэтому принимай условия общей игры. И потом, не только эта газета публикует статьи за деньги. Это реклама. Так делают все, следовательно, ты имеешь дело с явлением, с установившимися законами рынка, которым не надо сопротивляться”.

И опять в нем говорил один первый человек: “Раньше идеология подавляла свободное слово. Сегодня финансовая зависимость от тех или иных группировок полностью подавила свободу слова”.

И опять возражал второй внутренний голос: “ Давай не путать понятия и противоречить самому себе. Раньше единая идеология подавляла все. Теперь режим и зависимость от финансовых группировок не позволяют печатать только строго определенный материал. Но не забывайте, что сейчас много газет и много группировок, и всегда есть возможность пойти к конкурентам, которые с радостью опубликуют твой материал. Это позволяет сделать вывод, что есть в рамках режима выбор, следовательно, можно показать свободу слова”.

8

Шикарная квартира в центре Москвы, принадлежавшая вору в законе Хмурому, была пропитана едким дымом табака. В самом воздухе, помимо дыма, повис какой-то заряд напряженности, выводивший из равновесия хозяина квартиры, заставляя его ходить взад вперед по комнате.

Заранее обусловив встречу, во время обеденного перерыва из министерства приехал Холмов и устроил Хмурому разнос за провал операции по уничтожению клиента.

– Слушай, Хмурый, ты, я вижу, стал терять квалификацию, – сказал Холмов, наливая себе в рюмку импортной водки.

– Даже и не знаю, как получилось, что он убрал моих людей. Считались самыми опытными ребятами. Чужака не стал приглашать. Своих тихо послал.

– Двоих, говоришь, убрал, а третьего, почему-то, оставил. Не понятно, – сказал Холмов.

– В этом ничего удивительного нет. Оставил так, для понта, мол, вот вам сожрите, посмотрите на красавчика, – сплюнул Хмурый.

– Я же вас предупредил, что клиент очень серьезный. За ним стоит “Миринвестбанк”. Это махина, которая не держит слабых ребят, – Холмов сделал паузу, обдумывая новый пассаж. – Но и мы не должны показать свою слабость, поэтому тебе в течение месяца надо решить проблему.

– Ты мне так и не ответил, кем работает в банке этот Вышегорский.

– У нас там есть источник информации, но он его там не видел. В списках персонала его тоже нет. Наверное, работает на службу безопасности. Они своих людей не афишируют.

– Рекламу он себе уже сделал, уложив двух лучших ребят. Ребята Берга готовы хоть сейчас его убрать, но, – Хмурый сделал паузу.

– В чем проблемы?

– Слишком лихо он их подкосил. Поэтому надо присмотреться и лучше изучить.

– У вас было достаточно времени, – сказал Холмов и налил себе еще одну рюмку.

– Ты мне вначале дал наводку, что он работает в компьютерной фирме. А по рассказу уцелевшего бойца, он троим одним махом глотку перережет. Ты говорил, что у него и жена есть, и двое детей. Но мои люди их ни разу не видели. Давно пасут, но из квартиры никто не выходил.

– В МВД у нас свой человек. Он дал информацию, но это официальные данные, поэтому точно не могу сказать, с кем он живет. Это ваша забота.

– Я дал команду хоть одного человека, но ежедневно с утра держать около адреса.

– Будет лучше, если вы его захватите и уберете тихо, – сказал Холмов. – Пока нет трупа, его искать не будут. Был человек, и уехал человек отдыхать на Канары.

– Я ему все пальцы по одному отрежу и закопаю живым в Подмосковном лесу, – прохрипел Хмурый.

– Ну не надо так жестоко, – рассмеялся Холмов, которого только и смогла развеселить эта уверенность старого тертого преступного калача. – Важно сделать работу чисто. Но главное узнайте у него, на кого он работает и где лежат документы по фирме “ Восток–сервис”. Документы сразу передадите мне.

– Когда человека привязывают к дереву, заклеивают рот и начинают отрезать пальцы. Вот так, – и Хмурый сделал движение руками, как бы показывая технологию отрезания пальцев, – то хочется даже с заклеенным ртом все рассказать. Можешь быть уверен, он все расскажет.

– Сам будешь шинковать пальцы или поручишь кому?

– Стар я уже для такой работы. Ты бугор, и я в своем деле не мальчик, тоже генерал, а на это дело молодые найдутся. Им надо перенимать наш опыт. И этих интеллигентов в банке надо накрыть, – вздохнул Хмурый.

– Банк это большая политика, – подчеркнуто строго сказал Холмов. – С банком надо осторожно. Мы готовим в министерстве для них ряд сюрпризов. Здесь нужен уровень. Кстати, и тут твои люди с броневиком промахнулись. Как на них вышили? Ведь это была чисто твоя инициатива.

– Даже и не знаю, – в какой раз за последнее время развел руками Хмурый. – Я через одного надежного человека подал идею, продумал план. И все получилось. Деньги были при деле. Мы уже на этих щенков наехать собирались. Но в один день всех менты повязали. Я до сих пор не могу понять, на чем сгорели. Может, ляпнули чего, а банк прослушал.

– Да, а как у тебя с этим?

– С чем? – не понял Хмурый.

– Телефоны и квартира прослушивается?

– Периодически проверяю. Недавно приглашал специалистов. Люблю ясность. Неизвестность хуже всего. И нельзя мне светиться. Ты же знаешь, за такими, как я, сейчас идет охота. Устал я что-то. Хотел съездить на недельку отдохнуть на Турецкий берег. Да вирус опять пришел, границы закрыли.

– Не время. Ох, не время. Проекты не ждут. Дела надо делать, а не разъезжать по курортам, – сказал Холмов.

– Это для тебя в последние годы наступили проекты. А для меня они шли всю жизнь. Я всю жизнь шел против вашего мутного течения.

Когда Холмов уехал, Хмурый долго думал, как лучше организовать нападение на Вышегорского, но так ничего определенно не решив, позвонил известному бандиту Бергу и Хрому и вызвал их на встречу.

9

Частное детективное агентство “Прибой” располагалось на втором этаже в приватизированной квартире жилого дома. На железной двери никакой вывески не было, зато дверной глазок, с виду обыкновенный, был в действительности электронным, что позволяло спокойнее жить и самим хозяевам квартиры и сообщало посетителям о серьезном настрое фирмы. Вышегорский нажал кнопку переговорного устройства и услышал железный голос с той стороны. В этой процедуре вхождения было много обнадеживающего.

Вопреки ожиданиям, Вышегорский попал в светлое, чистое, даже уютное помещение без признаков канцелярщины, но с элементами строгости. Об этом говорил чекистский герб с щитом и мечом, висевший прямо напротив входа. Вышегорского приветливо встретила женщина средних лет, с вполне скромной внешностью и также не броско одетая. Выполняя роль секретарши, она предложила клиенту подождать несколько минут, объяснив заминку занятостью руководителя. Через несколько минут из комнаты вышли двое мужчин. Один, который был одет, по свойски простившись, нырнул в дверь, а господин в модном костюме пригласил Вышегорского к себе в кабинет.

– Чай? Кофе?

– Благодарю, – сказал Вышегорский тем тоном, когда желают сказать, что хотя гостю и хочется пить, но он не желает утруждать хозяина кабинета.

– Тогда два чая, – сказал хозяин кабинета и откинулся на спинку высокого кресла. – Что привело к нам? Быстро нашли?

– Спасибо, объяснили хорошо. Чувствуется специфика заведения.

– Да, я бывший работник уголовного розыска, – с гордостью сказал сыщик. – У нас работают все бывшие. Даже женщины, – сказал он с гордостью и улыбнулся.

– Старые кадры надо использовать.

– Специфика работы в правоохранительных органах такова, что этой работе нельзя просто так научить. Есть участки работы, где профессионализм вырабатывается годами. Какой бы умный человек ни был, но, например, нельзя за короткое время научить человека следить. Только 5– 6 лет и только в составе бригады наружного наблюдения, которые сейчас модно показывать в криминальных хрониках. Итак, я внимательно слушаю вас, – сказал хозяин кабинета и сделал непроницаемое выражение лица.

– Меня интересует одна женщина, – сказал Вышегорский и достал из кармана конверт с фотографией одноклассницы Галины. – Мне хотелось бы все знать о ней.

– Какими сведениями вы о ней располагаете?

– Знаю фамилию. Знаю, где и кем работает.

– Кем? – перебил его сыщик, давая понять, что это один из важных моментов.

– Она работает руководителем отдела в министерстве. Есть фотография и кое-что другое.

– Что вас конкретно интересует и в связи с чем вы хотите получить о ней информацию?

– Видите ли, – Вышегорский сделал паузу, подбирая слова, которые бы точно передали смысл задания. – Я затрудняюсь даже определенно ответить на ваш вопрос. Видимо, у вас часто бывают такие клиенты.

– Какие?

– Приходит человек, а точно не может сказать причину.

– Она ваша любовница? – без тени смущения сказал сыщик.

– Нет.

Сыщик Фирсов двадцать лет до организации частной сыскной конторы проработал там, где ответы людей приходилось оценивать за доли секунды. Сейчас он не мог сказать, говорит ли клиент правду, но еще меньше он мог утверждать, что клиент что-то скрывает. Неопределенность в ответах всегда его беспокоила, поэтому он старался быстрее вносить ясность. Для него не было никакого деления вопросов на нравственные и безнравственные, для него отсутствовали понятия стыда или страха, когда дело касалось работы. Он с одинаковым успехом мог поинтересоваться погодой на улице и состоянием нижнего белья любого лица, включая прекрасную часть населения.

– Извините, но мне вы можете сказать все. От этого зависит ход и даже сама возможность выполнения вашего поручения, – сказал сыщик и для большей убедительности привел пример: – Недавно у нас был заказ от одного лица, у которого была женщина, которую он подозревал. Все оказалось просто. Он собирался на ней жениться

– Ну и как? – спросил Вышегорский. – Если не секрет!

– Вы его не знаете и таких примеров масса, поэтому могу ответить: у нее был любовник. И чего тут удивительного! Попробуйте в начале 21-го века найдите женщину, у которой нет любовника! Сейчас об этом открыто пишут. Вопрос лишь заключается в том, кто он, где и как часто они проводят время.

– Чем окончилось? – не в упрек, а скорее автоматически, из простого любопытства спросил Вышегорский.

Но в этом вопросе клиента сыщик Фирсов почувствовал нотки обвинения за последствия передачи заказчику информации. Часто это приводило к разрывам и человеческим трагедиям, но агентство данные страсти не интересовали. Теперь поймав этот острый вопрос, Фирсов не выдержал и поспешил с оправданиями:

– Надеюсь, что вы не обвиняете нас. Видите ли, сама информация, которую мы передаем клиенту, не приводит к негативному результату. Нашей вины тут нет. Если разобраться, то виновата сама жертва. Если бы она не изменяла, то не существовал бы и наш отчет с негативным результатом. Во-вторых, часть вины лежит на заказчике. Человек заказывает проверку, следовательно, у него есть основания не доверять и право знать правду. В конечном итоге заказчик желает получить компрометирующий материал, следовательно, хочет негативных последствий. Но хочет этого, и это, надо заметить, когда есть основания для подозрений. Люди больны истиной. Мы не в силах изменить что– либо в этом процессе. Живи честно, и тебе ничего не будет угрожать.

– Но как быть с физиологическими потребностями? – спросил Вышегорский, не столько желая получить ответ на вопрос, сколько насладиться логической изобретательности хозяина кабинета.

– А вот здесь мы отыскиваем третьего виновника конфликта. Это общество. Природа создала человека таким, каков он есть, то есть для человека естественны и даже необходимы внебрачные связи. А циничная общественная мораль диктует ему требования воздержания. Но ведь любой мужчина через 3– 4 года устает от жены, т.е. от постоянной партнерши по сексу. Это же говорят сами психологи и психиатры. Но мораль, придуманная самими же людьми, их не слышит. Но давайте все-таки ближе к вашему вопросу.

– Мне нужно знать: кто любовник, с кем встречается после работы. Я не исключаю, что она может быть замешана в каких-то финансовых махинациях.

– Наблюдение круглосуточное?

– Да.

– На какой срок установить наблюдение.

– Думаю, две недели будет достаточно.

– Видимо, это обойдется вам в несколько сотен тысяч. Потом посчитаем точно. Но вы должны понимать, что мы привлекаем профессионалов. Профессиональных отставников, – с ноткой гордости уточнил Фирсов. – Плюс автотранспорт, бензин, амортизация.

– У меня есть деньги, и мне не надо ничего объяснять, – сказал Вышегорский и решил, что ему определенно понравится сыщик Фирсов.

Остановились на том, что Вышегорский      периодически будет звонить на тот случай, если потребуется дополнительная информация. Окончательный результат в виде письменного отчета будет передан в обусловленное договором время. Договором также предусмотрено, что если в процессе работы будут обнаружены признаки преступления, то агентство сообщит об этом в установленном порядке в правоохранительные органы. Этот момент Вышегорского волновал меньше всего и не потому, что судьба Галины была ему безразлична, а потому что она была тем человеком, который не пойдет на открытое преступление, другими словами, с фомкой у винного ларька ее заставить будет нельзя. Безусловно, Славина могла попасть в преступный финансовый переплет, но подобные дела сыскное агентство зацепить не могло. Да и сыщик Фирсов никогда бы не стал, не предупредив клиента, сообщать в оперативное подразделение.

Вышегорского провожала до дверей та же женщина, холодная и молчаливая. Он подумал, что очень хорошо, что они берут на работу своих людей. Этим помогают пенсионерам пристроиться. Хотя на месте этой не столь красивой и уж тем более не молодой женщины могла быть красотка в короткой юбке, страусиными ногами и сочной грудью. Стиль ведомства чувствуется даже тогда, когда от него отваливаются глыбы.

10

С самого утра у Вышегорского было то редкое для деятельного человека настроение, когда никуда не хочется спешить. Одним из способов переждать течение этого не продуктивного времени это убить его, лежа на диване с хорошей книгой или в публичной библиотеке, а еще лучше за стойкой в баре. Ни первый, ни остальные варианты Вышегорский использовать не хотел. Ему, определенно, хотелось гулять, дышать прохладным воздухом запоздалой весны, ловить на лице несмелые лучи солнца и думать.

Вот уже несколько дней он ждал новый удар со стороны Холмова, а пока с маниакальной настойчивостью его люди с утра контролировали подъезд. Вышегорский тоже не терял времени. Телохранителю Викторову он дал задание через свои бывшие позиции установить связи Холмова, а за одно и собрать информацию о его контактах с преступным миром. Думая об этом, Вышегорский молча усмехнулся: “Какие могут быть связи с преступным миром у человека, который и является ярким символом этого мира”.

На днях Вышегорский связывался по телефону с Аликом, от которого не смог получить сколько-нибудь вразумительных ответов на поставленные вопросы. Информатор боялся говорить, понимал, что запутался, но еще лучше понимал, что отказаться от сотрудничества со своим новым хозяином означает для него быструю смерть. Хотя кое– что интересное он все– таки передал, в частности, подтвердил, что за его квартирой периодически наблюдают и готовится акция возмездия. Ни даты, ни имен, ни способов нападения он не знал, зато опять всплыла фигура таинственного “Генерала”. Предстояла новая битва с группировкой, которую он уже пощипал. Но они ничему не научились, и нужен был новый урок.

Вышегорский стоял у кристально прозрачной витрины супермодного магазина, смотрел образцы косметической продукции и незаметным образом мысли упали на красочные предметы. Он подумал о том, что может испытывать женщина, нанося вечером на лицо крем американской фирмы “ Мэри Кэй” или после ванной разглаживая по ногтям лак Макси Пусс французской фирмы Лилиан Франс. Наверное, женщина думает о влажном поцелуе в щеку и прикосновении рук возлюбленного. Как прекрасно ощущать существование другого, красивого, воздушного, беззаботного мира, мира, где есть игривые женщины, веселое кокетство, волнения свиданий с головокружительными поцелуями.