Тень, закрывшая край солнца

– Я это уже слышал. Давай обсудим детали. Почему же не открылись банковские ворота?

– Заглох мотор, – ответил Дугин. Он сам осматривал мотор, и хотя не нашел никакой поломки, говорил на основании свидетельских показаний.

– Будем считать это случайностью. Кто еще должен был находиться рядом с воротами?

– Еще один сотрудник, но он, увидев замешательство, прошел на территорию банка, чтобы разобраться в причинах.

– Вот и разобрался! – ехидно вздохнул Болдин.– А где в это время находилась группа наблюдения?

– Они сдали объект под контроль стационарной группе банка и поехали.

– Куда? Куда можно ехать и кому они сдали машину с деньгами? – Болдин начинал терять терпение, видя всю абсурдность не только возникшей ситуации, но и изначально построенной системы охраны.

– У них начинался обеденный перерыв. И они выполнили свою задачу, – сказал Дугин и, видя недоверчивый взгляд Болдина, поспешил добавить: – Это преданные ребята, я их проверял.

– Вокруг все проверенные и преданные, а деньги ушли! Я, повторяю, не разбираюсь в твоем хозяйстве, но даже своим обывательским взглядом вижу целую цепь промахов.

Болдин начал говорить, и все элементы покушения действительно выстроились в зловещую цепь, но не заговора, а элементарной халатности. Несмотря на строжайшее предупреждение, охранник инкассаторской машины вышел из нее. Психологически он ощущал родные стены и не мог предвидеть опасности у дверей дома. Он должен был хоть до пенсии, но просидеть в ней до тех пор, пока машина не окажется на территории банка. Более того, ворота должны быть к этому моменту опять закрыты. Сотрудник наружной охраны тоже не имел право покидать свое место. Ворота не открывались, но со стороны банка угроза отсутствовала, поэтому не было смысла торопить события и бежать выяснять , что случилось. И в машине подвижного наблюдения допустили непростительную ошибку. Они обязаны были не отпускать инкассаторов из под наблюдения до момента, пока за объектом наблюдения не закроются ворота банка. Им не надо было передавать машину стационарной охране. Все искусство охраны в том и заключалось, что с того момента, как машина с деньгами подъехала к банку, за нее отвечали обе группы. Отвечали в равной степени. По графику на это уходило не более двух минут. С задержкой они потратили бы еще пять– десять минут. Но этого не произошло. Элементарная недисциплинированность брала свое: привыкли на службе все делать в общих чертах, не задумываясь над существом служебных вопросов. И по докладу Дугина получалось, что все в целом свои обязанности выполняли: на работе присутствовали, смотрели, докладывали, и виновных, как это принято, не оказалось. Возражая Дугину и подлавливая его на самых элементарных оплошностях, Болдин склонялся к мысли, что, не взирая на старую дружбу, главу службы безопасности, как потерявшего резкость рысака, следует заменить, в противном случае банку будет светить перспектива полного опустошения. “Сошлюсь на требование Правления или Наблюдательного Совета, наверное, не обидится”, – подумал Болдин в тот момент, когда секретарша доложила о приходе “господина Вышегорского”.

Долгожданная, тревожная, новость эта обрадовала обоих, и Болдин попросил генерала спуститься и встретить важного гостя, чтобы успеть продемонстрировать этим шагом свое почтенное к нему отношение. Лишь только дверь за генералом закрылась, Болдин вскочил с места и сам кинулся к двери навстречу гостю, но затем остановился, прошелся по кабинету и подошел к окну. Нервы были напряжены, хотелось ощущения свежего воздуха и пространственной глубины, как на краю горной вершины или на крыше высотного дома.

Об ограблении хозяева кабинета вначале молчали, держали паузу, рассчитывая на столь желанный эффект. Вышегорский тоже молчал, а темой для разговора были выбраны итоги последнего арт-аукциона, на котором поклонники Айвазовского выложили за желанные шедевры по российским меркам почти баснословные деньги. С каждой новой темой разговор напрягался, и Болдин чувствовал, как незримая натянутая нить вот-вот оборвет тишину этого отнюдь не спокойного кабинета.

– Через минуту я назову имена налетчиков на инкассаторскую машину, а они вам чистосердечно признаются, куда успели припрятать деньги. Но пока, – Вышегорский сделал паузу, потом улыбнулся страшной улыбкой и добавил, – скажите, почему не открылись ворота банка?

– Что-то заклинило, – ответил Болдин, будучи абсолютно уверен в непогрешимости этой версии.

– Если открыть коробку выключателя, то не трудно будет заметить следы отвертки на болтах, стягивающих контакты электропроводки. Во время переполоха провода были опять соединены, поэтому вы и не нашли причину остановки двигателя.

– Вы хотите сказать…– генерал Дугин втянул свою кабанью шею, как это делает хряк перед боем за самку. Для него этой самкой в этот момент была служба безопасности, мундир, который он хотел отстоять.

– Я не только хочу сказать, но и утверждаю, – сказал Вышегорский и протянул Болдину свернутый вдвое лист бумаги. – Это фамилии сотрудников банка, участвовавших в разбойном нападении. Безусловно, они сами не нападали, а, как я сказал, готовили нападение. Фамилия нападающего, взятого со стороны, стоит отдельно, рядом указан адрес, по которому его можно найти.

Генерал Дугин подошел к Болдину и вцепился налившимися краской глазами в список, где стояло несколько примелькавшихся за эти дни фамилий. Этих людей он лично допрашивал и группой, и по одиночке, внимательно изучал их личные дела, биографии, просматривал материалы спецпроверок последних дней и сводки наружного наблюдения, – все, казалось, было просвечено в их телесном материале, и они не вызывали никаких подозрений. Правда, пять дней назад трое из списка встречались у стойки одного третьеразрядного бара, выпили темного пива, опустошили по тарелке креветок, но деньгами не сыпали, а встретиться могли по любым делам. Заместителю Дугина встреча показалась достаточно странной, потому что после разговора они разъехались, следовательно, собирались только затем, чтобы поговорить о чем-то таком, чего не хотели доверять телефону. Подозрения никуда не пришьешь, и за ними лишь оставили наблюдение – при том эпизодическое.

– Откуда вам это стало известно? – Дугин был возмущен и удивлен одновременно, и это свое состояние поспешил передать присутствующим.

– При всем моем уважении к вам, генерал, вы допустили ошибку. Нельзя принимать на работу по обслуживанию денег мало проверенных лиц. При любом недостатке кадров лучше набрать команду из бывших сотрудников госбезопасности и полиции.

– У нас служба на все 90 % укомплектована ими, – сказал Дугин, возвращаясь на свое место со списком преступников.

– Значит, надо заполнить все штатное расписание бывшими офицерами, – перебил Болдин, хотя это была его идея больше привлекать молодых, крепких ребят и не забивать кадры, хотя и опытными, но пенсионерами, к тому же знакомыми.

Болдин, как человек далекий от хозяйства внутренней безопасности, не видел опасности в том, чтобы привлекать на работу молодых, неженатых, бездетных мужчин, не имевших за плечами моральной опоры. Он сам был достаточно молод и делал ставку на энергию молодости. Но деньги обладают страшной разрушительной силой, способной переломить любую неокрепшую душу. Вид денег и тяжесть мешков вначале вызывает восхищение. Незаметно денежный запах впитывается в человека, вызывая в нем возбуждение. По прошествии времени человек начинает ощущать материю денег, они пронизывают до самой корки его сознание, и потребность иметь их насколько только возможно много становится господствующей потребностью. Охранники каждый день были во власти денег, рядом с ними, но фактически бесконечно далеко от них. Так у одного охранника созрел план ограбить инкассаторскую машину, а чтобы избежать кровопролитие была выбрана своя же машина. Для осуществления задуманного он привлек еще троих человек, причем все трое были из соседней смены. Расчет был на то, чтобы осуществить нападение в день их дежурства. Непосредственно нападающего взяли со стороны. Остальные роли распределили, как это принято в благородном театре: один взялся отсоединить контакты электромотора и задержал доклад о “поломке”, другие послушно подняли руки под дулом бутафорного пистолета. Когда один из охранников, не вовлеченный в заговор, пытался открыть стрельбу по еще не успевшему двинуться броневику, ему помешали, объяснив уловку недопустимостью задеть случайных прохожих на улице.

Пока шло следствие двое преступников успели пустить доллары в оборот. Один купил себе просторный дом в Подмосковье, а другой успел обзавестись стопкой ценных бумаг, на которые уже неделю набегали проценты.

– С неудачливыми грабителями вы и без меня разберетесь, а у нас есть дела поважнее. Давайте на них и остановимся, – предложил Вышегорский.

– Извините, господин Вышегорский, но вы второй раз выручаете банк и даже спасли мою жизнь, поэтому я хотел бы понять источники получения этой информации, – сказал Болдин.

– Надеюсь, господа вы не подозреваете меня в организации преступной группировки, пытающейся расправиться с банком.

– Мы вам полностью доверяем, – сказал Дугин дежурную фразу, которую говорил уже в сто тысячный раз и которая ровным счетом ничего не означала, как не означает “извините”, когда человек хочет высморкаться.

– Есть методы научного познания мира. Я, кажется, овладел ими, – сказал Вышегорский и направил на собеседников внимательный, испытывающий взгляд.

– Каким образом вы познаете действительность? – сказал Болдин, признававший только математические методы познания финансового мира.

– В скором времени я с удовольствием подниму с вами бокал шампанского за электромагнитные излучения. Пока лишь могу сказать следующее: у вас в банке, наверное, много секретов, позвольте и мне не раскрывать свои, хотя бы какое-то время. Наберитесь терпения, господа.

– Что вы! Что вы! Я спросил исключительно из уважения к вам. Если позволите, еще вопрос, связанный с предыдущим: какова стоимость этой информации, как у нас в бизнесе принято говорить, цена вопроса? – задал Болдин свой любимый вопрос, который задавал всегда, когда судьба сделки была решена и оставалось только уточнить сумму вознаграждения, которая, в сущности, тоже была предрешена.

– Я помогаю вам не из благотворительных целей. Банки и благотворительность связаны не больше, чем лягушка с талой водой. Вижу в вас человека, который помогает России опять стать Великой. И у меня нет иной цели на этом свете. А величие России никакими деньгами купить нельзя. Величие Отечества создается тихими днями в не менее тихих кабинетах. Поэтому перейдем к главному вопросу, который нас должен интересовать. “Мегабанк” собирается поставить под свой контроль нефтяную компанию “ Нефтегазиндустрия”. Компания приближается к пятерке лидеров по добыче нефти. Но никто не знает, что запасы ее скважин в тысячи раз богаче нефтью, чем принято считать на сегодняшний день.

– Откуда исходит угроза? – сказал Болдин.

– “Мегабанк” намерен захватить контрольный пакет акций, а затем продать сначала четверть, потом треть акций ведущему иностранному консорциуму. Затем воспользуется неразберихой в законодательстве и отправит контрольный пакет заокеанским друзьям.

– Я ни раз говорил, что вокруг России плетутся заговоры! – воскликнул генерал Дугин. Работа по разоблачению международного заговора его больше устраивала, чем расхлебывание собственных промахов в деле с чахлым денежным броневиком.

– Дело не в заговоре, а в том, что только мы видим ослабленную Россию, которая усилиями пропагандистов якобы находится на подъеме, поэтому правящий класс и вы, финансовая деловая элита, обязаны сохранить и преумножить ее богатство. Какие угрозы выявлены на сегодняшний день по этому направлению? – сказал Вышегорский.

– Нам указано, что наша заявка на участие в аукционе выполнена с грубыми нарушениями правил, поэтому нас допустить не могут. Обычный наглый предлог! – сказал Болдин, не скрывая своего раздражения.

Если бы в кабинете находились лидеры конкурирующей банковской группировки или лоббисты из правительственного учреждения, ответственного за справедливую организацию продаж государственных пакетов акций, то он бы , наверняка, набросился на них и перегрыз их подлые глотки. Никакая сила не смогла бы ему помешать в это мгновение, и он бы с восторгом отъявленного маньяка плавал бы в лужах их мерзкой крови. Его банковская жизнь состояла далеко не только из красивых машин, шикарных костюмов, дорогих кабинетов, фуршетов и презентаций; в ней было много пота, грязи и даже элементарного рукоприкладства. Болдин вспомнил, как однажды нанес точный удар в челюсть одному дельцу, посмевшему предложить ему покинуть здание биржи и этим отказаться от покупки партии цветных металлов, являвшихся частью цепочки в большой игре. Именно с той игры пошел его бизнес, и неизвестно, как бы он развивался, не прояви он в критическую минуту решительность.

Пострадавший, безусловно, представлял не себя, за ним стояли, и именно это заставило махнуть кулаком. “Вас здесь нет, господа, но вы все видите. Вам обо всем подробно расскажут. И это я вам нанес символический удар. Поэтому будьте готовы к моему настоящему удару, который я еще нанесу”. После этого несколько дней, несмотря на усиленную охрану, приходилось скрываться, носить бронежилет, но в большей степени развивать дипломатию в кабинетах правительственных чиновников.

В этот день, поздно вечером, в кабинете руководителя банка на закрытом заседании Правления был утвержден план мероприятий по установлению контроля над нефтяной компанией. Вышегорский взял на себя задачу нейтрализовать недобросовестных конкурентов, хотя и обозначил ее в общих чертах, совершенно не понятных Болдину, иначе бы долго пришлось убеждать собеседников в правильности такого выбора.

На выходе из правительственного департамента, который посетил Вышегорский, прорабатывая вопрос с нефтяной компанией, он встретил женщину по имени Алла. Она выглядела на тридцать, реально было около сорока. Когда-то на курсах повышения квалификации судьба познакомила их, но не свела, чего безуспешно добивался Вышегорский. Алла всегда отличалась открытым и дерзким характером и в любой кампании была почти единоличной обладательницей самой сверкающей внешности, что давало ей возможность быть бесконечно любимой всеми, кто был молод, весел и в меру беспечен. По-женски упорная и любопытная, она быстро вышла замуж, родила ребенка и развелась, чтобы с новым избранником составить более блистательную и зажиточную по старым понятиям пару. Дважды совершенный обряд замужества, развод и ребенок не помешали ей сделать вполне успешную карьеру. Она гордилась этим, как наседка гордится тяжестью высиженного яйца, и по этой причине бывших одноклассников старалась не замечать, если не считать непродолжительных разговоров по телефону.

– Какими судьбами? – сказала она на правах своеобразной хозяйки солидного дома. Она была уверена, что Вышегорский здесь не работает, потому что не мог подняться туда, куда попала она. – Вот не ожидала тебя здесь увидеть. Пришел бюджетные деньги просить?

– Почему так решила? – сказал Вышегорский, не в силах сдержать улыбку, отпечатавшую на его лице и радость, и снисходительность одновременно.

– В правительство ходят только просители! Хоть бы кто пришел и сказал “На!”.

– Я готов сказать это слово.

– Да что с тебя, дорогой, взять!

– Меня. Или люди вам не нужны? – сказал Вышегорский.

– Сколько лет мы не виделись? Лет пять? – сказала Алла и как-то по-женски наигранно вытянула губы. – А ты постарел.

– Спасибо, – ответил Вышегорский и не упустил случая ответить на нелюбезность ответной колкостью. – Ты тоже далеко не помолодела.

Перед Вышегорским стояла та женщина, в которую он когда-то влюбился. Любил и сейчас, хотя с тем чувством восторга, с которым он смотрел на нее , он мог любить лишь время, которое разнесло их в разные стороны. После курсов Вышегорский некоторое время за ней безуспешно ухаживал. Несколько раз он приглашал ее на свидания, ждал, как можно только ждать самого близкого человека, но, несмотря на обещания, она каждый раз не приходила. Первый свой обман она никак не объяснила: “Я передумала. Не хотела и всё ”. И только после второй сорванной встречи он окончательно понял, что их глаза больше не встретятся на острове человеческого одиночества, их губы не вплывут в чистые, теплые родники и тела не сплетутся в корзины ярких цветов. Красивые мечтания молодости прошли.

– Ты замужем?

– Да, конечно, – сказала Алла и поспешила перевести разговор на другую тему. – А как твои дела, где работаешь?

– В одной компьютерной фирме.

– Торгуешь, значит.

– Нет. Мы занимаемся разработкой новых программ, новых технологий, которые позволят оптимизировать информационные потоки.

– А “Мерседес” у тебя есть? – сказала она с той долей иронии, когда человек заранее знает ответ на вопрос и говорит лишь с целью поставить человека в неловкое положение. – Если есть, то подвези.

– “Мерседеса” нет, – улыбаясь ответил Вышегорский.

– Но тогда согласна сесть в твой бюджетный “Хюндай”. Так где же она? Приглашай!

– И “Хюндай” у меня нет. Они мне как-то совсем не нужны.

– Эх, ты!

– Я всегда удивлялся, почему машина является главным фактором восприятия человека? Почему в Бельгии или Голландии банкир может спокойно сесть в городской трамвай и проехать по улицам города к своему дому, а у нас и клерку надо рваться за лимузином? Давай оставим эту тему и пойдем пообедаем, – сказал Вышегорский.

Они прошли вдоль фасада здания. В какой-то момент он нежно взял руку Галины и ощутил ее незабываемое тепло. Ему казалось, что она помнит курсы, помнит то удивительное время чистоты, восторгов, надежд, которое всегда хочется хотя бы ненадолго вернуть. Она была не против пообедать и тем убить свободное время, но ей так не хотелось ничего из прошлого ворошить, так хотелось вычеркнуть из жизни то время беспощадной борьбы за существование, что она не могла себе позволить даже короткого ужина. И потом, все эти ужины с мужчинами (и она это прекрасно знала) оканчивались одним и тем же: приглашениями попить кофе, послушать музыку, пообщаться наедине, а в конце концов банальным предложением постели. Она это тысячи раз проходила, устала встречаться и отбиваться от сотен ничего не представляющих из себя липких рук.

– Спасибо, но обедать, а тем более ужинать с тобой я не хочу, – сказала Алла и посмотрела на Вышегорскийа уставшими и чуть надменными глазами.

– Но почему старые знакомые не могут вместе поужинать?

– У меня есть принципы.

– Прекрасно! Какие?

– Я не встречаюсь с посторонними женатыми мужчинами, – сказала Алла. – И потом, не надо себя растрачивать по мелочам. Не для этого, Вышегорский, нам дана жизнь. Она на много удивительнее и прекраснее, чем ты думаешь, – сказала она и подумала: “И этому нужны женщины. Опять предложит третьеразрядный ресторан и будет весь вечер вздыхать, глядя на мои красивые глаза и волосы. А потом предложит ключи от квартиры. А после подвезет на такси до дома. И больше с него ничего получить нельзя”.

– С каких это пор я стал посторонним. Хотя нет, родственником я тоже для тебя не являюсь. Но я думал, старая дружба что-то для тебя значит, – сказал Вышегорский и подумал: “Женское сознание навсегда захватили “Мерседес” и Мальдивы». Затем, как бы в одно мгновение сбросив неприятные чувства, оживленно сказал: – Но неужели нет мужчины, с которым ты могла бы сходить в ресторан? Что сделать, чтобы получить твою благосклонность? Первое, это я понял: надо купить “Мерседес”, но ведь шикарную машину я и сейчас тебе могу остановить. Она ни чем не будет отличаться от моей собственной. Машина лишь нас подвезет, поэтому я не вижу для тебя большой разницы, на каком лимузине подъехать. Тебе нужны деньги? Я дам тебе столько, сколько захочешь. Скажи, сколько тебе надо? – Вышегорский смотрел на нее в упор и на его лице высветилась игра и вполне серьезные намерения, из чего невозможно было понять, шутит он или говорит совершенно серьезно.

– Я уже сказал тебе однажды, что мне нравятся другие мужчины. Но сейчас я замужем и не считаю возможным уделять кому-либо время. Если тебе неизвестно, что такое верность, честь, то я сожалею об этом.

– Я уверен, что в твоей жизни много мужчин, и поэтому тебе, Алла, совсем не идут эти ужимки, этот нравоучительный тон по отношению к своему другу. Трудно сказать почему, но ты всегда была такой.

– Какой?

– Возвышенной, но не в смысле внутреннего совершенства, а в смысле парения над толпой.

– Ты начинаешь меня оскорблять.

– Ты меня уже оскорбила, а я лишь был прямолинеен с тобой, потому что считал тебя своим человеком. Но ты действительно чужая, и я для тебя посторонний мужчина, в котором ты видишь только желающего тебя самца. Время не прибавило тебе мудрости.

– У меня есть принципы.

– Это плохие или очень странные принципы, – сказал Вышегорский и мрачно протянул Алле на прощание руку.

Она не хотела больше с ним говорить, однако меньше всего ей хотелось расстаться с ним в эту минуту. Лучшим способом не отпустить его, задержать и, если удастся, нанести еще одну невидимую пощечину, было ответить ему какой-нибудь элегантной колкостью. В долю секунды Алла придумать ничего не могла, поэтому употребила привычный, зато во многих случаях проверенный штамп.

– А если бы твою жену кто-нибудь пригласил в ресторан и предложил постель, что бы ты на это сказал? – заявила Алла и показала на лице гримасу внимательного, приготовившегося к прыжку хищника.

– В синие небеса никто тебя не зовет. А что касается супружеских отношений, то не надо делать коктейль из понятий морали и элементов тайной жизни человека. Тебе кажется, что ты загнала меня в тупик, ведь не могу же я выглядеть безнравственной дрянью, желающей своей жене любовника. Но сравнения неуместны из-за разности категорий. Лучше скажи мне, у тебя есть приглашение на пятничную презентацию?

– Меня всегда приглашают с мужем. А вот зачем тебе потребовалось там быть. Неужели решил стать важным экономистом?

– Сможешь мне достать еще одно приглашение?

– Конечно, нет! Зачем тебе там быть, ведь там собирается финансовая элита.

– Не прощаюсь на долго, – сказал Вышегорский и махнул Алле рукой.

Вышегорский понял, что дальше будет непрерывная игра слов и лучшим способом избежать потери времени будет резко оборвать разговор и уйти. Они пошли в разные стороны. Красивые длинные ноги уносили несостоявшуюся когда-то жену. Грустные мысли сопровождали неудачливого в прошлом ее жениха.

3

Презентация, на которую неимоверными усилиями Вышегорский достал приглашение, была в самом разгаре. Чествовали академика, известного публициста и страстного пропагандиста нового экономического подъема господина Райневского. Его книга “ Особенности нового экономического подъема в России” после стольких лет публицистического затишья вызвала много шума, который можно сравнить разве что с гулом военной атаки, когда люди неделями тихо лежат в укрытиях, а потом разом встают и с криками радости, восторга и злости несутся на укрепленные окопы врага.

Зал центрального ресторана столицы горел под напором осветительных юпитеров, фотовспышек и улыбок красавиц, специально приглашенных для работы из престижного агентства моделей. После главного выступления виновника торжества и целой цепочки ответных выступлений с неизменными здравицами в честь героя дня, теплых поздравлений и горячих рукопожатий, за которыми опытный психолог нашел бы не меньше холода и фальши, чем на сходке у яркой голливудской звезды, гости образовали деловые кружки.

Вышегорский не мог долго находиться в состоянии одиночества, чтобы не походить на одинокий стог сена посреди выстриженного в лысину поля, поэтому он подошел к одинокой даме и разговорился на отвлеченные темы. Он ждал, когда освободится человек, обещавший познакомить его с господином Холмовым, который по поручению министра Рокетского не допустил “Миринвестбанк” к драке за богатое озеро нефти.

– Так вы настаиваете на том, что у нас начался серьезный подъем? – сказал Вышегорский солидной даме, которая без умолку в течение десяти минут рассказывала о книге так, как будто не только ее сама лично писала, но и редактировала, и печатала, и распространяла одновременно и готова была повторно двинуться на это святое дело хоть с этого званного ужина.

– Да, и только да! Мы, безусловно, не можем потеснить американцев в мировой экономике, но мы вытесним других, и сами займем почетное место, – сказала дама, находясь в прекрасном расположении духа под впечатлением от сказанного ею же, но минутою раньше. – Особенно надо обратить внимание на вторую главу книги.

– Вообще выглядит впечатляюще. Сначала ограбив всех сами разбогатеем, а потом станут богатеть все остальные, и в первую очередь пенсионеры, – явно с издевкой сказал Вышегорский.