Игры виновных: сезон первый

– Паш, Паша, дружище! – Саша отвесил ему пару лёгких пощёчин. – Я с тобой согласен, но сейчас нужно действовать по уму, а не давать волю эмоциям!

И тут они услышали щелчок.

5

Написав ответное эсэмэс, Румина решила попробовать сама пробраться через двери, воспользовавшись диалогом отца с матерью. Что её удивляло, так это то, что никто из её старших не обращал внимание ни на удары по двери, ни на звонки, точно они были глухими.

Приоткрыв дверцу, она тихонько – сначала одной ножкой, потом другой – выбралась на пол и приблизилась к комнатной двери. Двигать комод на место она не решалась. Румина обернулась, устремив взгляд на лоджию, и на секунду задумалась о том, можно ли вылезти и спуститься, но трезвая мысль, что она живёт на девятом этаже, убедила в обратном.

Румина вернулась к своему первому желанию – послушать, что там происходит, убедиться, что с мамой всё в порядке. Слёзы продолжали тоненьким ручейком проливаться из её глаз, руки тряслись от страха, можно сказать, даже приобрели слегка бледный оттенок. А сердце колотилось так, словно она пережила самый бешеный и самый высокий прыжок головой вниз в бурлящую реку – естественно, используя канатные тросы. Тот ещё адреналин.

Девушка приложила ухо к двери, и её глаза начали округляться, постепенно становясь размером с нашу планету. Румина не могла поверить в то, что сейчас слышит, при этом понимая, что вера в этой ситуации не имеет значения. Встряхнув голову, пошлёпав себя по щекам, как бы приводя себя в порядок, она приложила ухо ещё раз. Может быть, ей послышалось, и… она была не права. Её отец действительно съехал с катушек, и похоже, что и мать… раз она в таком спокойном тоне выясняет отношения…

Голоса родителей отдалялись, но не становились тише. Она поняла, что они уходят, когда громко стукнула дверь в самую дальнюю комнату – в ванную. Воспользовавшись этим моментом, они тихонько сдвинула с места комод (повезло, что он на колёсиках, подумала она) и приоткрыла дверь.

Бинго!

Никто не обратил на неё внимания, и она проворно добежала до прихожей. Ей снова повезло, ключ от первой входной двери был вставлен в замочную скважину, и этот момент заставил её улыбнуться – впервые за весь этот чёртов вечер. Ключ не заело, и Румина с лёгкостью открыла дверь, её руки потянулись ко второй, металлической. К двери, которая впервые за всё время проживания в этой квартире стала её спасением. Но тут раздался грубый мужской крик:

– Ах ты дрянь!

Женский короткий писк, похожий на «ах». Затем последовал громкий удар, что-то посыпалось с треском.

6

Услышав щелчок, Паша резко вскочил на ноги, оставив биту в одной руке, а другой схватился за дверную ручку. Саша бросил в карман телефон, зашел с правой стороны от друга, встал ближе к первым ступенькам, чтобы им было удобно вместе заскочить внутрь. Но его остановил растерянный взгляд Паши. В чём проблема, спрашивать не пришлось, так как он понял, что дверь не откроется. Щёлкнул замок во второй двери.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – Паша тарабанил кулаком по двери.

– Румина! – кричал Саша. – Мы заберём тебя, слышишь? Румина!

Паша не переставал тарабанить по железной преграде.

7.

Комок в её нежном горле постепенно превращался в валун. Треск заставил её застыть на месте. Даже при всем понимании, что отец сейчас выйдет и причинит ей боль, Румина не могла сделать и шагу. Ей оставалось только дождаться его. Голоса Паши и Саши раздавались из-за двери вместе с грохотом от ударов. Даже в такой стрессовой ситуации она начала гадать, кто из них не жалеет своих рук, и когда остановилась на выбранном имени – улыбнулась краем губ.

– Грёбаные малолетки! Я вам ваши руки переломаю! – Её отец, тяжело дыша, обращался к двери. – Что встала, паршивка?! Что ты вылупилась на меня?

– Папа, пожалуйста, не надо… – выдавила Румина сквозь слёзы.

– Папа, пожалуйста, не надо, – передразнил отец. – Ты и твои, такие же как ты, друзья-уроды виноваты в этом! Вы в ответе за это!

Шлепок.

Румина ударилась спиной и осела на пол. Из краешка рта просочилась капелька крови. Затем её согнуло пополам от удара ногой в живот. Слёзы приобретали форму тоненького ручейка, но она не могла и всхлипнуть, потому что у неё перехватило дыхание от удара.

Румина жадно хватала воздух и голосом, ставшим хриплым и шипящим, просила отца остановиться. В ответ ей пришлось прикрывать то тело, то голову руками, спасаясь от отцовских ударов.

– Ты такая же тупая, как и твоя мать! С таким же ублюдским характером! Вы обе сдохнете, а затем я открою дверь твоим друзьям и проломлю им головы!

– Зачем? За что… папа… – Вопрос сопровождала струйка крови, тянущаяся от верхней губы к подбородку.

Глаза постепенно закрывались, боли Румина уже практически не чувствовала. Каждый удар не казался новым, за это короткое время отцовского безумия она словно привыкла к этой боли, смирившись с ней. Руки опустились перед лицом, на раскрытых ладонях пальцы приобрели форму бутончиков роз. Её ровные, тоненькие, красивые мизинцы и безымянные опустились вниз, как опавшие лепестки. В глазах всё медленно расплывалось, она видела лишь помутневшие очертания человека, переставшего её бить и снующего из стороны в стороны. Румина опускала веки, точнее они сами опускались, медленно, как движется часовая стрелка… и перед тем, как подумать о смерти, она подумала о нём…

8

Саша дёрнул за руку своего друга, чтобы тот прекратил тарабанить. Взгляд Паши не сулил ничего хорошего, но Саша приложил указательный палец к губам, предложив создать тишину. Пусть и против своей воли, но Паша послушался. Им не нужно было прислонять голову к двери, чтобы понять, что происходит. Они слышали крики отца, глухие удары, грохот. Всё это перемешивалось с всхлипами Румины.

– Мы стоим здесь, – начал Паша, – стоим и ничего не можем сделать. Он же убьёт её, Саша, убьёт…

– Не убьёт, – твердо ответил Саша, – соберись, дружище. Мы же с тобой как Бэтмен и Робин, помнишь? Мы как герои, в фильмах про которых всегда положительный исход.

– Ты меня удивляешь, Саша… – Паша смотрит ему в глаза. – Удивляешь тем, что мы находимся в крайне паршивой ситуации, а ты вспоминаешь Бэтмена и Роб…

Саша прикрыл его рот рукой. Звуки из-за двери прекратились, слышалось только какое-то шорканье.

– Приготовься, – сказал Саша, и Паша прижал основную часть биты к плечу.

9

Примерно через минуту после того, как шорканье прекратилось, ребята услышали, как щеколда медленно сдвигается с мёртвой точки. В воцарившейся на это мгновение тишине они услышали нервное, тяжёлое дыхание – как у баскетболиста, отыгравшего на площадке все четыре четверти, – и какое-то бормотание. Ситуация набирала все больше и больше оборотов. С обеих сторон в воздухе витала ненависть, злоба и желание переломать кости друг другу.

В особенности это исходило от Паши. Саша же в первую очередь думал о том, как он схватит Румину в охапку и вынесет из создавшегося там филиала ада.

Они стояли настолько близко к двери, что не сразу поняли, что она резко открылась.

– Здрасте-здра… а-а-ах ты… сучара! – схватившись за нос, мужчина попятился назад.

В момент, когда дверь открылась и появилось лицо отца Румины, Паша на секунду растерялся и наобум махнул в его сторону битой.

И это было отличным ходом.

Ударная сторона биты пришлась мужчине прямо в переносицу, сломав её ко всем чертям – и это сто процентов, учитывая хруст и обилие крови, выливавшейся, как водопад, и пачкающей ламинат, постеленный в прихожей.

Но одного удара было мало. Как оказалось, отец у Румины крепкий, и не только физически, но и духом. Высокий лысеющий мужчина стоял перед ними, прикрыв ладонями лицо, и что-то выкрикивал – отборные матерные слова. Недолго думая, но уже осознанно Паша собрал свои силы и нанёс второй удар, вырубивший этого мужика вконец. Он упал, и больше его никто не слышал.

В это время Саша, вернув Румину в чувство, поднял её на руки и направился к выходу, но в аккурат перед тем, как выйти, увидел то, что творилось в ванной.

От увиденного он застыл и машинально, сам того не осознавая, прошептал:

– Нет, нет, так не должно было случиться.

Паша, заметивший его взгляд, двинулся к двери ванной и встал, тупо уставившись на картину, которая царила в этом маленьком помещении.

– Нам надо идти, – сказал он, подталкивая в бок Сашу. – Скоро приедет полиция, а я не готов в данный момент рассказывать о случившемся. Мы и так уже у них на слуху, уже один раз мы там побывали. И этот раз был недавно, не думаю, что у нас получится так же легко выкрутиться.

Саша согласно кивнул и последовал за ним, оставив входную дверь незапертой, даже не прикрыв – это уже не имело значения.

Глава 10

1

Конечно, избежать допроса ребятам было не суждено. Всю неделю они – все, кроме Румины, – то и дело катались в полицейский участок давать показания, объяснять всё тому же суровому офицеру одно и то же. Дознавателя можно было понять: те же лица, те же самые ребята оказались свидетелями тяжких преступлений, может, и участниками – именно это он и хотел узнать. Он перестал их допрашивать и мучить постоянными выездами к нему только после того, как Румину выписали из больницы. Перестал, потому что она подтвердила каждое слово своих друзей.

Естественно, в квартиру она не собиралась возвращаться. Она не могла забыть и уже не забудет никогда всего того, что там произошло. Три, три самые ужасные картины, которые она видела за всю свою жизнь, она увидела дома.

В одном месте, в одно время.

Боль сковывала её тело, и это была не только физическая боль, напоминавшая бесконечные удары. Это была боль от отцовского взгляда, равнодушия матери и того, что было прибито к полу.

Румина согласилась пожить какое-то время у Саши. Согласилась неохотно, но у неё и не было других вариантов. Да и после того, как его родители узнали о произошедшем, они сами упорно заставляли остаться девушку у них дома.

– Даже не смей отнекиваться! – сердито говорила ей мама Саши. – Это не обсуждается! У тебя будет своя комната, ты можешь чувствовать себя как дома.

Вот только ясное дело, что как дома она не будет себя чувствовать – потому что не хочет. Потому что ей страшно и невыносимо больно. Потому что она боится выходить на кухню. Потому что она больше не сможет прижать к себе малышку Веснушку.

Первую ночь после того, как её выписали из больницы, после последнего допроса у офицера, после того, как ребята привезли её вещи, она провела в Сашиной постели. Он же расположился рядом, постелив матрас на полу.

Саша старался лежать молча и не закрывать глаза. Он болезненно переживал за её здоровье и решил, что таким образом сможет охранять её сон. Он почувствовал, как его руку резко накрыло чем-то тёплым, чем-то нежным. Повернув голову, он увидел, что Румина смотрит на него усталым взглядом, и накрыл её ладонь своей ладонью.

– Спасибо, – прошептала она.

– Не нужно, Румина, – он приподнялся на локте, – я бы не хотел, чтобы ты говорила спасибо за такую помощь, – Саша тяжело выдохнул, – мне очень жаль, что всё так вышло.

В ответ она промолчала, только лишь сжала его ладонь крепче. Саша услышал тихие всхлипывания. Он не стал забрасывать её утешающими словами, потому что решил, что ей необходимо выплакаться. Он поцеловал каждый пальчик на её руке и закрыл глаза. А когда её рука начала расслабляться, Саша открыл глаза, но увидел перед собой темноту, и…

…снова этот детский смех.

– Тебе действительно жаль, что всё так вышло? – обратился к нему светящийся детский силуэт. – А может, ты это сказал только потому, что так надо?

– Опять ты… это ведь ты всё делаешь?!

– Может быть, да, – раздался короткий смешок, – а может быть, и нет.

– Ты убил её близких, господи, что ты такое? Что тебе нужно от меня?

– Нет-нет, – силуэт помахал руками в стороны, – пусть я и одобряю то, что тот злой мужчина отправился в ад, но ведь это не я расколол ему голову битой.

– Да если бы не ты, – Саша почувствовал, что его руки начали трястись, – вообще бы ничего не произошло! Слышишь! Оставь нас всех в покое!

Ребёнок (если это был ребёнок) будто бы пропустил мимо ушей эти реплики и продолжил так, словно это был разговор двух давних друзей:

– Ты должен рассказать всем обо мне.

– Я даже не знаю, кто или что ты! Мелкий урод!

Тишина.

Саша пытался разглядеть сквозь силуэт хоть какие-нибудь очертания лица, но ничего не выходило. Только ослепительно-белый, светящийся сгусток среди кромешной темноты, создающий силуэт мальчишки.

– Видишь ли, – продолжил разговор силуэт, – я поделюсь с тобой кое-чем. Может, ты и поймёшь, почему должен рассказать обо мне.

Саша хмыкнул и плюнул в сторону свечения.

– Её отец, – силуэт мальчишки подпрыгнул, завис в воздухе, оставив расстояние между своими ногами (ногами ли?) и поверхностью где-то сантиметров тридцать, и продолжил: – Её отец устал от работы, на которой то и дело изрядно трепали нервы. Но никто из его семьи так ни разу не спросил об этом, не поинтересовался, как у него обстоят дела на работе.

Саша нахмурил брови.

Яркий огонёк медленно парил из стороны в сторону и продолжал рассказывать:

– Её мать, словно специально подливая масла в огонь, пилила его своими упрёками, капризами, нытьём, мольбой о лучшей жизни, скандалами, по окончании которых она грозилась уйти к другому. – Силуэт резко остановился, повернулся «лицом» к Саше и проговорил: – Но самое главное, Саша, – его с фанатичным интересом стали волновать лишь деньги. Деньги, которых он захотел больше, больше и больше! Но, – образовалась короткая пауза, – он не мог их заработать. У него просто не получалось, как бы он ни старался. И это угнетало его. Саша, эта проблема с каждым днём увеличивалась в его голове. Увеличивалась до тех пор, пока его нервные окончания разом не издали звук, напоминающий взрыв – бах! – Руки силуэта сымитировали взрыв. – И этот огромный шарик, состоящий из проблем, в центре которых деньги, лопнул.

– Откуда тебе знать, что так всё и было? – с отвращением спросил Саша, но ответа на этот вопрос он не получил.

– Как ты думаешь, Саша, почему он оставил свою дочь напоследок?

Вместо ответа Саша показал в сторону свечения два средних пальца и снова плюнул тому под ноги (ноги?..).

– Потому что она единственная, кого он любил и кем дорожил, но… – Голос ненадолго пропал. Саша занервничал ещё сильнее, но вокруг начал раздаваться оглушительный детский хриплый смех: – Ты в этом виноват, ты за это ответишь. Расскажи им обо мне, расскажи им всем.

– Пошёл к чёрту! – Саша, удивляясь самому себе, кинулся с кулаками на свечение. – Не смей меня обвинять в этом! Не смей! Не смей! Не смей!

* * *

Саша проснулся от того, что Румина щипала его за бока. В её глазах он увидел толику страха и растерянности, но, несмотря на это, она прижала его к себе, погладила по голове и ласково поцеловала в щёку.

– Всё хорошо, милый, – прошептала она, – ты ни в чём не виноват.

Но Саша не смог ничего на это ответить. Растерянно покивал головой, поцеловал её ладони и попытался уснуть.

2

Следующие несколько дней выдались очень тёплыми, но дальше, чем веранда, ни Саша, ни Румина выходить не хотели. По вечерам к ним на пару часов присоединялся Паша. Стараясь отвлечься от всего, что произошло в последние недели, друзья пили вино, играли в карты, разбирали новости из мира музыки, кино, сериалов и иногда баскетбола.

Как оказалось, у всех троих есть пара общих любимчиков: вокалисты из двух рок-групп и один рэпер. Но вот с фаворитами из мира баскетбола пошли разногласия. И это нормально, должны же они о чём-то или о ком-то спорить. К слову, это были отличные вечера.

– Кстати, о птичках, – перед очередным уходом домой начал Паша, – Лето уже на подходе, и я предлагаю смотаться ко мне на дачу. Пожарим мясо с грибами, салатик нарежем. Возьмём с собой вина, фотоаппарат и проведём ещё несколько самых лучших дней в компании самых близких людей.

– Боже, Паша, как тебе это удаётся? – обняла его Румина. – Ты только заговорил, а я уже представила, как валяюсь на травке и глажу свой живот, похожий на шарик из-за переизбытка в нем мяса, салатов и вина.

Они рассмеялись, и этот смех означал согласие. Обнявшись с Сашей, Паша уехал домой, оставив друзей мечтать о предстоящей поездке.

– Он душка, – пожал плечами Саша и обнял Румину.

Она согласно кивнула головой, чмокнула Сашу в щеку и предложила пойти готовиться ко сну.

3

Ветер забирался в раскрытые окна, заглушая разговоры пассажиров. Он заставлял ощущать запахи, доносящиеся с улиц, мимо которых сейчас проезжал зелёный автомобиль. Запах зависел от района: сладковатый и в тоже время терпкий, очень схожий с запахом пшёнки, был первым, который ребята уловили, проезжая мимо пивоваренного завода, дальше их преследовал несколько минут запах навоза и грязи – это они проезжали по частному сектору. Самое неприятное их ожидало дальше, когда они проезжали мимо школы, школы, около которой всегда (всегда!) воняло канализацией, точнее, говном, набитым в трубы под завязку. Очищение этих труб, к сожалению, производилось лишь на словесном уровне (то есть это с тем смыслом, что в этой школе лучше не учиться).

«Фольксваген» стоял на перекрёстке, дожидаясь, когда на светофоре появится зелёный кружок. Из окон машины звучала музыка, напоминавшая инди-рок. И как обычно, из окон машины не выходил дым, так как Паша, хоть и курящий, никому, в том числе и себе, не позволял курить внутри. Саша всегда ему говорил, что это правильная мысль.

Ребята закупились по полной, то есть всем тем, о чём говорил Паша, и в отличном настроении поехали за город. В тот самый дачный кооператив, в котором проходило детство и юношество Саши и Паши.

А вот Румина по этой дороге ехала впервые, потому и не могла оторвать взгляда от представшей во всей красе природы. Мелькающие перед глазами пейзажи наводили её на размышления о том, как же прекрасен этот город. Странно, но она никогда обращала на это внимания. Хотя ответ вроде бы очевиден: каждый день Румина хотела ухать куда-нибудь подальше, в столицу или, может быть, за границу. И это желание сбежать словно ослепляло. Её буквально тошнило от всего происходящего, от большинства людей, которых она встречала в городе. Ей стало жаль, что только печальные, трагические события заставили её обратить внимание на то, где она живёт.

Румина вспомнила особняк, вспомнила, как жила до того, как несчастный случай свел её с этими двумя парнями. Случай, который мог не произойти, и тогда она даже не заговорила бы ни с одним из них – вот насколько ей были противны местные люди. И конечно, вспомнила недавнее событие… после которого она убедилась, что вокруг полно как плохих, так и хороших людей. Просто она не замечала этого – или, скорее всего, не хотела замечать.

А что теперь… теперь она осталась одна, но не одинока. Те двое, что на данный момент сидели спереди, – они становились для неё семьей. Один из них приносил оптимизм, всегда свежий взгляд на все вещи, как брат, а другой… в другого она влюблена, и в то же время она помнит, что рассказывал ей Паша, и от этого её влюбленность смешивалась с чувством повышенной заботы, что в совокупности только усиливало желание быть рядом с ним… быть с Сашей.

Паша неторопливо жал на педаль газа, подпевал песням, которые воспроизводил проигрыватель, пальцами отбивал ритм на руле. Он улыбался, он был счастлив. Было видно, что он изо всех сил старается, чтобы это счастье передалось его друзьям. Помимо того что Паша едет в одно из своих любимых мест, он едет с теми, с кем готов проводить хоть каждую минуту. Как-то ему пришла в голову идея, звучащая… по-детски, что ли, скорее она даже смахивала на счастливую концовку какого-нибудь фильма, где несколько друзей, обзаведшихся семьями, покупают огромный коттедж и все вместе заселяются в него.

Паша поглядывал на своего лучшего друга – больше чем просто друга. Он любил Сашу за его чувство юмора. Если быть откровенным, то скорее за то, что Саша понимает его юмор и смеётся, даже если не очень смешно (об этом Саша ему говорит после того, как посмеётся). Он любил его за то, что тот всегда рядом, в любых ситуациях, с которыми бы Паша ни столкнулся – его друг был рядом. И это прекрасно. Это то, что нужно мужчине, – чтобы рядом всегда был верный человек, тот, которому можно доверять, в кого можно верить, тот, кто верит и доверяет тебе.

В зеркало заднего вида он посматривал на Румину. Замечательную девушку с твёрдым характером, словно он был вылит из титана. И она это доказала, пусть и в самой печальной ситуации. Она также с удовольствием принимала его чувство юмора. Румина ему нравилась, и нравилась безумно, но не как девушка, а как друг, вроде Саши, только красивее (именно так он ей говорил, когда того не было рядом). Она не была просто девочкой, она была сильной, знающей, что ей нужно. Румина не была ленивой – не в физическом плане, а в плане реализации своих возможностей. Грубо говоря, за что бы она ни бралась, она всё доводила до конца. Паше нравился такой подход к жизни. И пока спереди не замелькали первые домики, он думал, что им повезло, что они трое встретились, словно им было предначертано судьбой стать командой, стать одним целым.

Саша ехал только с одной мыслью: чтобы никто – или ничто, он пока не мог понять, с кем они имеют дело, – в эти дни отдыха не помешал им. И самое главное – он не хочет видеть сны, о которых рано или поздно придётся рассказать ребятам.

– Вот мы и приехали! – прокричал Паша. – Поднимайте свои толстенные задки и дуйте в дом! – Он припарковал машину перед воротами участка. – Дружище, с тебя мангал, дрова, шампуры и все остальные прелести для шашлыка, – обратился он к Саше и перевёл взгляд на девушку, – а с тебя, душа моя, салатики и прочие женские обязанности.

Румина отмахнулась, подняла руки к небу, вдохнула, развела их в стороны, медленно выдохнула.

4

Как назло, погода под вечер сыграла не в их пользу, дав им возможность выпить всего по паре бокалов и съесть первые порции отменно (именно так сказал Паша) приготовленного шашлыка – ливень накрыл их в одну минуту. Пока Паша отвечал небу гневными ругательствами, выражая всё свое недовольство, Саша перенёс стол, мангал и прочее под арку, крытую брезентом. А Румина, схватив за ухо, привела туда слегка промокшего Пашу.

Их смех и музыка будоражили ближайшие пустовавшие дома до глубокой ночи. Перебрав с алкоголем, Паша прикинул, что пора бы уже и воздержаться от продолжения. Он отвесил низкий поклон и поднялся на второй этаж дома, чтобы забраться в мягкую постель и погрузиться в сон. Саша и Румина, просидев на свежем воздухе ещё около десяти минут, последовали его примеру.

В этом доме лишнего матраса не было, поэтому Румина сказала, что хочет уснуть рядом с Сашей. Совсем рядом, а не отдельно на полу. Саша даже не стал заикаться о другом, потому что хотел того же самого.

– Почему мир становится таким жестоким? – Румина устало смотрела в окно.

Дождь барабанил по стеклу, словно кто-то гребёт щебень лопатой и пытается закидать им окно. Прежде чем лечь, ребята отключили электрический свет и зажгли керосиновую лампу. Девушке показалось, что в такой обстановке особенно приятно смотреть на капли, некоторые из которых, точно река, что спускается с гор, текут вдоль окна, а некоторые просто разбиваются о стекло, оставляя разводы в виде клякс. Романтическая обстановка и привела их к разговору о неприятном. Разговору, который поставит точку в произошедшем. По крайней мере, они на это надеялись. Но… даже надежда умирает, пусть и последней.

– Не становится… – Саша взял её за руку. – Он и был таким. Только мы этого не замечали, никто из нас. А тех, кто замечал, общество выставляло дураками или безумцами, тем самым заставляя засовывать своё мнение куда подальше.

Румина начала медленно водить пальцем по его руке. Саша продолжил:

– А сейчас – ты посмотри, нам словно кто-то говорит об этом. Эти видео – не простая работа, имеющая основания для публикации в сети. Это делает команда – или люди, которые хотят показать, что мы стали заблуждаться, что мы становимся дикарями в своём существовании, не имея нравственных ценностей, озлобленных и погруженных в тренды современности, не имеющих уважения ни к чему, кроме своего «я».

Саша замолчал. В его мысли снова полезли обрывки из сна. Этот ребенок, этот светящийся силуэт, требующий, чтобы Саша рассказал о нём. Он помотал головой, прижал к себе Румину и продолжил:

– Все эти убийства… я думаю, это наказание. И оно будет продолжаться, потому что, как мне кажется, никто этого не остановит. И самым лучшим исходом для нас остаётся ожидание. Ждать, когда произойдёт то, что для этих убийц будет считаться концом.