Оружие древних. Книга первая: Ричкон

***

После завтрака все пошли провожать новых односельчан в их отремонтированный дом. Ребята постарались на славу. Жилье явно обрело вторую жизнь в умелых руках. Дом словно вырос, окреп, украсился свежей краской. Поставили мощный забор. Женщины после тех страшных событий вычистили двор, более ли менее привели в порядок деревья, насколько возможно делать это летом, землю, разумеется, трогать не стали – не сезон. У калитки все попрощались и разошлись по домам.

***

– Как же хорошо, – села на лавочку рядом с верандой Фелиция.

–Да, на славу потрудились, – просиял Фенлюнс.

–Вот только дождь собирается, – словно некстати заметил Эг.

–И правда, – нахмурилась Фелиция.

–Думаете, сегодня повторится? – забеспокоился Фенлюнс.

–Уверены. Ему поначалу только гроза силу придает. Он же – громобес, – поучительно изрек Эг.

–И что нам делать? – заволновался брат.

–Ничего…

–Как ничего, но люди же погибнут.

–Нам это на руку… – процедил Эг, прибывая в каком-то меланхоличном состоянии.

–Эги! – возмутилась мать.

–А что, мама? Иначе ни как. Через страдания только до людей доходит необходимость взять себя, например, в руки, открыть глаза, посмотреть на реальность такой, какова она есть. Мне тоже жаль местных, хороший народ. Но иначе никак.

–Так нельзя! – возразил Фенлюнс.

–Да? А как можно?

–Надо пойти и предупредить всех.

–Да ладно? И что ты им скажешь? «Я считаю, что ваш Бод сегодня выйдет на охоту, потому что будет гроза…» – издевательски проговорил брат.

–Да хоть и так! – закипел парень.

–Они и так подумывали, что эти несчастья принесли мы с собой, а сейчас ты такой, предупредил, с чего взял – не понятно, но оказался прав. Но какая-нибудь дурья башка вышла на дождик посмотреть, погоде порадоваться. Ее, эту тупую башку «ам» и съели. А кто знал? Фенлюнс знал! Интересно и небывало! Вот когда второй раз произойдет, они и сами допрут, что дождь для их земли благо, а для них – опасность. Учись ждать.

–Это какое-то варварство. Но ты прав! – вздохнула Фелиция. – Я пойду на кухню. А вы идите своими делами занимайтесь, до грозы время есть. Ночью и поговорим.

На том и порешили.

К обеду небо сильно затянуло. Посверкивали молнии. Горизонт еще какое-то время светился голубым, но вскоре и его заволокло одеяло туч. Пару раз большое солнце разрывало пелену серости и освещало землю. Было невообразимо красиво и ярко. Пейзажи гор, долин, леса приобретали совсем другие, непривычные, но радующие глаз оттенки.

Вскоре небо взорвалось раскатами грома. Мелкую детвору только и успели, как развести по домам, и вода обрушилась на Ричкон. Ливень был славный. Летом дожди тут редкость и в прошлые годы. А сейчас, так это вообще – счастье для всех.

Народ подзабыл об опасности, недавно случившейся с их соседями. По домам шли не торопясь. Лишь детвора напуганная природным грохотом забилась в укромные теплые уголочки по комнатам, да старшие, как ни странно, помнили, что наказывали эти безответственные взрослые, и сидели дома, не высовывая носа.

Все добрались благополучно. Счастливые, мокрые люди все же позакрывали все двери на засовы. Проверили окна, и собрались за семейными столом. Каждая семья любила это время, когда нечем заняться и можно сесть всем вместе, обсудить дела домашние, перетереть соседские сплетни, поделиться новостями, а детворе – уши погреть.

Каждая семья проводила время по своему: кто-то вел беседы, кто-то, прильнув всей семьей к окну, смотрели на красоту погоды; некоторые, особенно у кого малышей много, легли спать; кто умел, занимались любимым делом для настроения. Но у большинства было в доме тихо. В отличие от дома старосты. Там был скандал, какого дом Ялли не видел с самой женитьбы старосты и Сулы. Раздоры, конечно, бывали, но чтобы с таким размахом. А все началось за обедом. Прибежавшие с работ, мокрые отец и братья пошли переодеваться. Соли привели из школы. Она и еще несколько девочек ее возраста помогали Моран с малышами. В том числе и Мишель.

За обедом Ялли рассказал о своих делах. Братья о своих, а потом прорвало Соли. Она весь день только и слушала, какая идет подготовка к предстоящим событиям в доме Рана. Про платья, приданное, и кто что сказал. Эмоции у девочки зашкаливали. От возбуждения, она даже забывала, что говорит с набитым ртом и два раза давилась.

–И что, вообще не хочет голубое платье? – удивилась Сула.

–Нет мам, говорит, что это только для невест…

–А она-то кто? – удивилась не понимавшая Ода.

–Нууу, она уже одевала такое платье. Сказала, что придет время – Ларси оденет, а ей не к лицу. Не невинной замуж выходит, – сказала и осеклась, пристыженно опустив глазки.

Сула вмешалась, чтобы помочь дочери:

–Ну, в общем-то, правильно. Это и так всем известно. Ничего постыдного ты, Соли не сказала. Она ж не до свадьбы где-то на сеновале, а с мужем… Если его так теперь назвать можно.

–Да, дочка, не переживай. Продолжай, что там с платьями, – Ялли умилялся со своих детей. Особенно, когда они что-то рассказывали взахлеб.

–Вот, – с радостью продолжила Соли, – она хочет синее платье, но с белым поясом, ну, вроде как нарядное. Но не знает, не слишком ли это будет, ярко, что ли. Флоэнна дала добро, а она все равно сомневается. Там и бабушки ее поддержали. Я так поняла, им вообще все равно, в чем она пойдет. Главное, чтоб счастлива была.

Лина фыркнула и поспешно уставилась в тарелку под взглядом матери. Было очевидно, что разговор не доставляет ей ни малейшего удовольствия.

–Это они правы, – поддержала Сула, – после того, что пережила, бедная девочка, цвет ее свадебного платья должен волновать всех меньше всего.

–Да, я тоже так сказала Мишель, – важно задрала нос Соли. Ялли аж крякнул от этого высокого покровительственного тона дочери и расплылся в улыбке. – Но вы не знаете. Эта ж Ларси!

–А что Ларси? – не поняли домашние.

–Она тоже хочет быть в синем платье с белым поясом.

–Так, ей же еще рано замуж, и в голубом положено, – распахнула и без того широкие глаза Ода.

–Так не на замужество. Они хотят объединить свадьбу и праздник в честь передачи Ларси на воспитание Эриды. И Ларси хочет такое же платье.

–Ох уж мне эта Ларси! – в сердцах воскликнула Сула. – В кого она такая вредная. Мало того, что и так повезло с таким замужеством, так еще и сестре, натерпевшейся, уступить не хочет.

–Да, Ларси – выскочка! – деловито поддакнула Соли. Она слышала это сотни раз от Мишель и Сонетти.

Барру было забавно, но вскоре он заскучал, откланялся и ушел. Остались только староста и женская часть дома. Лина тоже хотела было уйти, но Ялли ее остановил:

–Ну что ж ты, дочка. Про твою близкую подругу сестра рассказывает, а ты уходишь. Не уж то не интересно?!

–Нет, – сухо бросила Лина, собирая всю волю в кулак.

–Ну как же, – начал староста.

Сула сжала губы, предвидя, что сейчас может произойти. И виновата будет она – мать, что с дочерью не поговорила, не вразумила, что мужа не предупредила, о проблеме, возникшей за всей этой суматохой.

–Мне не интересно… – сквозь зубы процедила девушка.

Ялли опешил:

–Что с тобой, дочка?

–Что со мной? Что СО МНОЙ? – взорвалась Лина. – Да если б не Муна, если б Соли не проболталась о булках, это б я сейчас готовилась к свадьбе! Я бы думала и капризничала, какое платье хочу. И я бы одела голубое, мне стыдиться нечего! Не было у меня мужиков. И, видать, не будет…

Лина не отдавала себе отчет в том, что орет на весь дом. Барр выскочил из комнаты на шум. Соседи тоже могли бы слышать, но вой ветра и шум дождя скрадывали все лишние звуки.

–Да ты в своем ли уме?! – взревел староста, пораженный словами дочери.

–Я – в своем! А вы, вы не понимаете! Она уже была замужем. Ну и что, что не удачно! Но была! И ребенка носила. А я всю жизнь на вашей шее просижу. Счастье-то какое! А она не знает, какое платье выбрать!

–Да как ты смеешь?! На твоих глазах все произошло. Или ты завидуешь, сама, может, хотела вместо нее с Бодом пожить, чтобы второй раз замуж засобираться?

–Может, и хотела! – зло выпалила Лина. – Все лучше, чем в девках сидеть.

Сула ахнула. Даже Барр с ужасом уставился на сестру. Ялли всего трясло, а девчата отошли подальше и плакали, непривыкшие к таким сценам в их доме.

–Марш в свою комнату! – еле выговорил отец. – И чтоб я тебя не видел, пока не позову.

–Конечно! Мне там до конца века моего сидеть. Можешь вообще не звать. К чему теперь жить, – драматично и высокомерно произнесла девушка.

–Вон! – заревел Ялли.

–А то что? – осклабилась Лина.

–Лина! – пролепетала Сула.

–Что вы мне сделаете? Выпорите? Работать заставите? Без еды оставите? Что там, в таких случаях делают. Давайте. Я не боюсь! Какая мне разница? – с подступившими к горлу слезами выкрикивала дочь.

–Ты сейчас пойдешь в свою комнату. Подумаешь о своем поведении. О жизни. А завтра с утра отправишься в дом Рана, я его предупрежу. И будешь помогать там Муне во всем с улыбкой и почетом. Пока не одумаешься, – трясущимся тихим голосом произнес Ялли.

–Служанкой? – с ужасом на отца глянула девушка.

–Нет, помощницей. А когда придешь в себя, вернешься и попросишь прощение у всех.

–Не пойду!

–Пойдешь.

–Нет!

–Я сказал – пойдешь! – взревел староста и ударил кулаком по столу, аж тарелки подпрыгнули.

–Раз так, – испугавшись, но, не унимаясь, вскричала Лина, – можете и навсегда сбагрить! Конечно, зачем теперь я вам! Лишний рот…

–Замолчи! – вне себя заорал глава семейства.

–А ты не затыкай меня!

–Служанкой пойдешь! Навсегда, – отрезал Ялли.

Все домашние ахнули.

–Служанкой? – голос девушки сорвался.

–Да! Я сейчас иду спать. А с утра напишу расписку Рану. После свадьбы будешь прислуживать в доме Эриды. И пусть они уже решают, как с тобой быть, если сцену закатишь. Может, это тебя образумит.

–Но… Отец! Папа! Ведь это… Так никто не делает…

–Но закон есть. Я имею полное право…

–Ялли, – попыталась вмешаться Сула.

–А ты! – повернул голову в сторону жены и чуть не прожег в ней дырку взглядом, с такой ненавистью муж смотрел на Сулу. – Переберешься на неделю в комнату Лины, начиная с сегодняшней ночи. Я не желаю делить кровать с женщиной, которая не доглядела дочь. Или так воспитала.

–Ялли! – отчаянно воскликнула женщина со слезами на глазах. Спать в другой комнате – было очень и очень плохо. Если в семье происходило нечто подобное, то, как правило, отношения между супругами уже не налаживались. Женщина становилась изгоем, а мужчина часто заводил себе любовницу. И жена, по всем законам, не имела права голоса.

–Разговор окончен.

Все стояли, словно остолбеневшие. Ялли хотел было направиться в сторону спальни, но Лина сорвалась с места, да так быстро, что никто ничего не успел понять. Она пробежала мимо отца и выскочила на улицу под самый ливень. Девушка развернулась к открытой в дом двери, где еще совсем недавно было тепло и уютно, а сейчас все стояли и в изумлении смотрели на нее. Сестры и мать плакали. Отец был в гневе. Барр взирал на происходящее, не зная, что предпринять.

–Убегу в лес! Пусть лучше Зверь разорвет меня, чем унижаться еще больше!!! – выкрикнула глупая беглянка. Барр, вроде, сообразил, что нужно делать. Он побежал к двери, но не успел даже занести ногу над порогом, как откуда-то из тьмы через укрепленный забор перемахнуло чудище больше человеческого роста, схватило заверещавшую в ночи Лину, и с быстротой молнии скрылось из глаз. И все стало как прежде: ночь, ливень, молнии и редкие раскаты грома. Одну секунду, которая тянулась вечность, Барр стоял с занесенной, но так и не опущенной ногой над порогом, а потом он опустил ее и бросился на, исчезавший в дали, крик сестры.

–Барр, нет! – завопила Сула, бросаясь за сыном.

Ялли оттолкнул ее и сам выскочил на улицу.

–Запри дверь, проверь все. Никому не открывай, – сказал Ялли жене, уже отходя от дома. Но потом резко развернулся, быстро подошел и крепко поцеловал. – Не надо переезжать к Лине, жди меня в нашей спальне.

И убежал в дождь.

***

Разумеется, ни в какую спальню Сула не пошла. Да и дочерей не отправила. Страшно сейчас быть в темной комнате. И за отца, и за брата, и за сестру переживают. Сула держалась изо всех сил, но осознание своей вины взяло вверх, и женщина разрыдалась. Ее малышки облепили мать, утешая, гладя и тоже плача. Время тянулось бесконечно. Наплакались. Вытерли слезы. Сула пошла ставить чайник. Девчухи не отходили от матери ни на шаг. Словно у нее хватит сил защитить их от монстра живущего теперь в каждом углу дома. Выпили чай. Потом еще. Глаза у сестер уже слипались, но они продолжали сидеть. Огонь в лампе нервно дрожал, то поднимался высоко, то будто испугавшись чего, прижимался к фитилю. Непогода на улице разыгралась не на шутку. Ветер завывал так отчаянно, что казалось, вот-вот сорвет крышу. В доме было тепло, но Сула с дочерями мерзли. Женщина хотела сходить сама за накидками, но дети не отпускали ее ни на шаг, рванув за ней хвостами. Хозяйка завела тесто на печенье. Стали лепить, все лучше, чем не находить себе место. Они не знали, сколько прошло, но услышали шаги за порогом. Сула бросилась к двери, прислушиваясь. Сердце забилось сильнее в надежде. Но тишина была долгой, и в душу начал вползать страх. Потом по двери громко постучали.

–Сула! Это мы, открой!

Хозяйка в спешке одергивала щеколды, но они, как на зло, не поддавались. Сула лила слезы, начиная впадать в истерику, отчаянно дергая новые приспособления для запирания двери.

–Мам, давай мы, – подошли Соли и Ода.

Мать пустила дочерей к двери. Те быстро все открыли, распахивая дверь. В дом вошли целые Ялли и Барр. Мокрые, грязные, но целые, сами шли. Сула бросилась на мужа. Девочки на брата. Наобнимавшись вволю, мужчины пошли переодеваться. Сула быстро убрала остатки теста на один край стола, пусть девочки доделывают, все равно спать не пойдут. Мужчинам налила своей настойки на все случаи жизни и села, с тяжелым сердцем – ведь Лины с ними не было.

***

К утру дождь прекратился, словно и не было. Небо прояснилось, радуя все живое глубокой синевой, ясное. Только земля напиталась влаги, трава умылась и посвежела, мутные ручьи стекали по наклонным дорогам к Чистой. Сегодня из доме старосты никто не вышел. Ялли, как и Сула, не мог долго уснуть. Каждый винил себя за случившееся. Сон одолел только к утру. Барр долго мучился в своей комнате, ему казалось, побеги он чуть быстрее, нагнал бы зверя. Сообрази немного раньше, и затащил бы Лину в дом. Он же молодой, крепкий, ловкий… Зачем все это нужно, если сестру спасти не сумел. Он так и не смог заснуть. Когда рассвело, вышел из комнаты на звуки, доносившиеся с кухни. Придя туда, он обнаружил сестер, делающих завтрак. Они и так были очень уставши за ночь, но муки совести их не терзали, вот и проснулись первыми. Странное чувство подступило к горлу брата, он подошел к своим младшим и крепко-крепко обнял.

–Никому не отдам, никому, – прошептал Барр, сильно сжимая веки из-за подступивших слез. Девчата сразу заревели. То, что они пережили вчера, было сильным ударом. И то, что говорила Лина, и папа, сказавший ей и матери то, что сказал, и побег сестры в лапы монстра. А в том, что девушка погибла, не сомневался никто.

Некоторое время постояли, обнявшись, потом брат отпустил сестер. Те накрыли стол и сели завтракать.

–Папу ж с мамой не будем ждать, – робко спросила Ода.

–Нет, пусть спят. Так лучше будет, – очень по-взрослому отвела Соли, всего на год старше сестры.

После завтрака Барр отправился в дом Эриды. Он очень сдружился с Фенлюсом и считал, что они могут помочь, как никто. И всем сердцем жаждал, чтобы Эг научил его драться, как он умеет. Тогда он точно отыщет Зверя и вернет ему все сполна за сестру и других погибших.

В доме Фелиции все удивились утреннему визитеру. Они никак не могли предположить, что беда коснется дома Ялли. От этого даже у Эга неприятно скрутило внутри. Барр не рассказывал, что была ссора, и почему Лине потребовалось выскочить на улицу. Он опустил все чернящие память сестры моменты. Да и не играли они уже никакой роли. Уже все случилось. Это горе его семьи, это муки совести только их, родных Лины. Но Эг для которого не составляло проблемы заглянуть в настоящие воспоминания Барра, сжал кулаки. Эти булки! Ведь это его идея была, такая безобидная, детская. Как он мог не предусмотреть такого варианта развития событий! Ведь оно было, на поверхности. Какой он после этого Великий. Он самый обычный деревенский мужлан, только в мысли лазить умеет, без спросу. Ничтожество! «Так, стоп! Что это?! Мне не настолько жалко бедную девушку, чтобы смешивать себя с грязью. Кто-то должен был пострадать. Я знал. Так в чем разница между Линой и той же Селеной. Никакой. Да и сколько их еще будет! Глупо переживать из-за случившего. Пора начинать действовать», -мысленно одернул себя парень.

Тем временем Фелиция искренне высказывала слова скорби и боли в отношении утраты, сокрушался Фенлюнс. Только Эг молчал, впав в некоторое странное состояние. Придя в себя, он, не вслушиваясь, о чем сейчас говорят присутствующие, просто сказал:

–Сегодня перед закатом собери желающих, я начну тренировку. Ты должен быть в курсе, твой Батя просил.

–Конечно! Эг, я за этим собственно и пришел, – забыв на мгновение обо всем на свете, воскликнул Барр.

–Но как же твои ребра? – забеспокоилась Фелиция.

–Ну, чтобы они хотя бы начали драться, им нужно время. А для начала мне сломанные ребра не помешают.

–Хорошо, тогда я пойду, скажу всем. И надо на озеро идти. Мужики уже там. И.., может «повезет», как с Селеной… – печально закончил Барр.

–Нам тоже не гоже рассиживаться. Я с тобой – похлопал Фенлюнс друга по плечу.

–Эта свадьба… – меланхолично протянул Эг, – может, перенесем. События такие.

–Ни в коем случае! – возмутился Барр, со стыдом вспоминая слова Лины. – Да, и мать с отцом не позволят. Наоборот, нужен праздник. Светлое событие.

–Тогда я дома. Мне столько сделать предстоит. – Эг зевнул и потянулся.

–И про кухню не забудьте, нужно что-то придумать, чтобы больше поварих поместилось. Одной печке маловато, – посоветовал Барр.

–Это да… Накормить всю деревню… – задумался Эг.

–За это можете не переживать, – успокоил Барр, – Батя на собрании скажет, так раньше делали, и каждая хозяйка еще с собой что-то прихватит. С голоду не умрем. Вам главное – первые столы хорошо накрыть для себя, для родни, для близких гостей. А остальные принесут. Да и мама в стороне не останется. Она это любит, с радостью поможет.

–Да в таком-то состоянии. Куда ей помогать, – вздохнула Фелиция.

–Наоборот, отвлечется. Дело всегда помогает, – возразил Барр.

–Он прав. Ладно, мы пошли, а вы тут сами, – сказал Фенлюнс, и они с Барром развернулись к калитке.

–Знаешь, пойду-ка я к Суле. Поддержать надо. Посмотреть, что да как, – решила Фелиция.

–Да, я тоже так подумал, – согласился Эг.

Наступила череда душных жарких дней. Люди, напуганные последними событиями, соблюдали все меры предосторожности. Некоторые начали поднимать заборы. Ялли снова организовал отряд на поиски пропавшей, похищенной Зверем дочери. Бода больше не называли по имени, к нему прочно прицепилось прозвище Зверь. В этот раз вместе с Ялли пошел и Эг. Фелиция не переживала, она знала, что сын в случае чего отведет отряд от беды. И, зная, повадки громобесов была уверена, что он спит после ночного разбоя в своей конуре, к которой обычным людям не подобраться.

В этот раз мужчин не было дольше. Сула извелась, как и жены сыновей, и других мужчин. Муна тоже очень переживала. Она успела проникнуться к Эгу симпатией. Ведь он действительно повел себя как настоящий мужчина, как герой. И сейчас, уйдя в лес, он оставался героем: смелым, бесстрашным, сильным и очень загадочным. Парень немного ее пугал, она не понимала причин этих страхов, но все больше удивлял и радовал. Он делал вещи, которые вообще были редкостью для местного населения. Конечно, молодые люди рвали девушкам цветы, пытались сочинять песни, исполняя их под музыку собственного сочинения. Присылали подарочки с младшими. Но это было редко. Ведь любви было мало. Нет, не так. Любовь была, но редко случалась между теми, кто был предназначен друг другу. Молодые люди просто начинали жить вместе после положенной свадьбы и занимались положенными вещами, которые им озвучивали старшие. А у Муны все было иначе. Эг где-то поймал белого голубя, который редко встречался в местности Ричкона. О нем вообще ходило много легенд. Вроде как птица счастья, любви, исполнения желаний. Да, вот такую ересь, сохранившуюся в детских сказках, можно было услышать. Но все же в них больше преобладали реальные люди и события, солдаты государя, очистившие землю от всемогущих магов, и даровавшие людям свободу, счастье и прекрасное будущее. Все, конечно знали, что так не бывает, но когда видишь эту красоту можно начать и сомневаться. Так вот, Эг его приучил и за короткий срок научил носить будущей жене записки, подарочки, цветочки. Все удивлялись и любовались, как ему удалось обучить дикую птицу. Эг спихивал все на везение: попытка не пытка. Прояви Эг большее рвение в рассказах, как можно заставать любую живность подчиняться, Ялли сразу бы организовал ему голубятню для писем в город, а то и во дворец. По этой причине, Эг поймал еще несколько птиц, голуби тут как таковые не водились. И всем рассказывал, как он пытается их научить, но бестолковые птахи никак не хотели его слушаться.

Однажды парень принес коробку печенья, постучал и ушел. Коробку он вырезал вечерами, получилась прелестная, кружевная вещица. Муна ахнула, когда отец протянул ей коробочку с привязанным сверху цветочком. Внутри была записка, в которой говорилось, что печенье пек он сам, но под пристальным контролем сестры. Конечно, девушка была тронута и счастлива. Ни за кем так не ухаживали, как за ней. Никому не присылали голубя из детских сказочек, коробочки такой красоты, да чтоб мужчина сам печенье сделал! Только одно сильно огорчало ее, гибель лучшей подруги. Муна не успела узнать, что Лина перестала быть ей таковой сразу, как Эг выбрал ее в жены. Она считала, что девушка не навещает ее по причине последних событий. Но однажды все должно было закончиться, они обязательно встретились бы, и долго-долго болтали! Хотя Муна испытывала чувство вины, ведь она будет дважды замужем, а у Лины шансов быть женой практически никаких. И все же ей не хватало ее подружки, она была уверена, что та обязательно будет за нее рада. Вернее, была… рада.

Прошло три дня с того момента, как мужчины ушли на поиски. Люди начинали шептаться, что можно и не ждать назад. Муна сидела в своей комнате мрачнее тучи. Она вертела в руках пустую коробку и думала о неизбежном. Ей не было страшно не выйти замуж. Она пережила бы это, она спокойно проживет без мужа в доме отца. Конечно, он не будет счастлив, но зато она сможет помогать матери с новорожденными, радоваться за сестер, когда те выпархнут из дома, дождется, когда Лир приведет в дом свою половинку, и будет нянчить их малышей. И все будет прекрасно. Пусть лучше так, чем новые смерти отцов, мужей и Эга. От грустных раздумий ее оторвал стук в дверь. Вошла Ларси, никогда не дожидавшаяся приглашения. Не потому что она не знала, как себя следует вести, просто характер у нее был трудный.

–Да, милая? – обратилась Муна.

–Просто… Грустишь?

–Да, – вздохнула старшая сестра.

–Я тут подумала… Пусть у тебя будет платье, как ты хочешь. Какая мне вообще разница, что одеть. Я еще и так прекрасна, вряд ли какая-та тряпка будет меня украшать больше обычного, скорее я ее.

Муна улыбнулась, слушая своенравную, самоуверенную сестру. Ее это не отталкивало, наоборот, ей нравилось, что Ларси такая. Она, поди, не позволила бы распускать руки мужу, еще б сама огрела так, что мало не покажется. Ребенка б защитила, она б точно смогла. Не то, что она, размазня.

–Не стоит, – Муна погладила Ларси по гладким шелковистым волосам, – я пойду в черном.

–В черном? На свадьбу? Ты что! – Ларси аж задохнулась от возмущения.

–В память о Лине, – пояснила Муна.

–Ты в своем уме? Это, конечно, печально, ужасно, но это же очень важный день. И так!

–Я одену белый пояс, как и планировала. Я почти закончила. Хочешь посмотреть?

–Да, давай, – обескуражено промолвила младшая.

Муна протянула ей расшитый жемчугом и бисером пояс. Жемчуг был местный, в озере водились раковины, в которых вырастали нежно-розовые или золотистые бусинки. Бисер был во многих семьях. Его бережно отпарывали со старой одежды и перешивали на новую. Откуда он взялся у прабабушек – неизвестно, но сейчас им почти не пользовались. В основном невесты что-то и расшивали для предстоящего события. Ведь каждой хотелось быть самой красивой и самой нарядной.

–Красиво. Правда, очень. – Ларси со вздохом протянула пояс обратно сестре. Причудливые цветы переплетались с изящными узорами, создавая по истине небывалую красоту. – Я так не умею.