Игра с нарушением правил

Я жду еще некоторое время, стуча каблуком по плитке, но чудо не случается.

Шумно втягиваю воздух и вытаскиваю из кармана мобильник, чтобы надрать задницу Рэя, если протащил меня по городу ради глупой шутки. Есть сомнения по поводу того, что воскресенье у команды начинается с изнуряющей тренировки. Слушаю протянутые гудки и качаю головой, чувствуя себя самой настоящей дурой. Я снова злюсь и намерена достать его из-под земли, чтобы не уходить с пустыми руками, а исключительно после того, как придушу.

Предпринимаю безбашенную попытку и опускаюсь на колени. Проползаю под турникетом, поднимаюсь на ноги и смахиваю песчинки с колен.

Ему не жить.

Возможно, мне тоже после отчисления за проникновение в частную собственность.

Я ни разу не посещала футбольные матчи, следовательно, не видела домашний стадион. Должна сказать, что люблю петлять и рассматривать старинные здания, которые хранят богатую историю, но не сегодня, когда раздражена настолько, что готова схватить раскаленную кочергу и засунуть в задницу Льюиса. Крутясь по витиеватым коридорам секторов и каждый раз стучась в закрытые двери, едва не ловлю приступ клаустрофобии или очередную паническую атаку, слушая звонкий смех Рэя в голове. Ни за что на свете не помру тут, не обезглавив его тщеславную задницу. Мне нужно выпустить пар. Нужно отвлечься от разъедающих, словно яд, навязчивых картинок о незапланированном пополнении.

К счастью, целеустремленность дает плоды. Нахожу выход на поле и теряю дар речи. Обвожу взглядом количество пустых мест для болельщиков и представляю, что творится, когда они заняты. В помещениях, вероятно, царит настоящий хаос, когда проходят игры. Фокус смещается на поле, и я сжимаю челюсти, заметив Рэя, валяющегося на искусственной траве в полном одиночестве. Он копается в мобильнике, а в следующую секунду на его губах появляется намек на улыбку.

Он гребаный Сатана в ангельском обличии.

Я прищуриваюсь, задумавшись, что его развеселило. Может быть, пустоголовая девчонка, готовая покататься на его члене, или же дурацкий видеоролик. Он труп при любом раскладе.

– Долго будешь там торчать? – Рэй повышает голос, пока я мысленно обвожу его труп мелом.

– Ищу подходящее место для твоего мертвого тела!

Перекидываю ногу через ограждение, следом за чем проделываю то же самое со второй. Повиснув на выступе, носками ботинок нахожу опору в твердой почве, а в следующую секунду срываюсь с места и на полном ходу снимаю рюкзак, чтобы привести план мести в действие. Это как бальзам на душу, ведь наши отношения ничто не нарушит: ни драка и ни обмен колкостями. Плюс в том, что Рэй буквально является отвлечением, становясь чем-то вроде груши для битья. Я использую его, как он использует меня.

Рэй не торопится уносить ноги. Он заразительно смеется, когда избиваю его рюкзаком, как будто удары щекочут, а не приносят боль.

– Не переутомись, – дразнит он, катаясь по полю.

– Ты идиот! – Тяжело дышу, нанося удар за ударом, но взгляд цепляется за знакомую обложку, и я замираю как олень в свете фар.

Рэй понимающе усмехается, но тут же меняется в лице и поднимается на ноги, заслоняя собою солнце.

– Это еще что, мать твою? – Рычит он, указав пальцем на мой лоб, из-за чего вздрагиваю.

Глубоко вздохнув, стараюсь сохранять самообладание. Это требует непомерных усилий, ведь готова упасть и разрыдаться прямо у него под ногами. Я в раздрае и не знаю, что делать, если куплю тест и увижу две полоски.

– Запуталась в ногах, – бросаю я, концентрируясь на испытываемой злости.

– Я не поверю в это дерьмо, – фыркает Рэй, продолжая исследовать мое лицо, вероятно, на наличие других травм.

– Я торопилась и ударилась о перила, когда спускалась!

– Надо же, какая неожиданность, – едко подстегивает он так, что ощущаю неприятный укол в груди. Его сардонический смешок как удар под дых.

Рэй не ждет одобрения. Бесстыдно, но в то же время осторожно, касается пальцами образовавшейся шишки, и в его глазах поднимаются языки пламени. Я замираю, не в силах отстраниться. Не могу даже шевельнуться, ощущая горячее дуновение на лице, чувствуя холодные, шершавые подушечки пальцев на коже. Он обводит место, на который пришелся удар, и воздух становится до невозможности тяжелым. Аромат тропических фруктов и скошенной травы просачивается в нос, взяв в плен разум, из-за чего ошарашенно пялюсь на него. Слушаю клокот собственного сердца, и даже пощечина не приведет в чувство.

– Клянусь, если это сделал он, я сломаю не только пальцы, – рычит Рэй, на скулах играют желваки, и он выглядит не на шутку рассерженным. – Он живой труп.

Я отстраняюсь, как только предупреждение слетает с его губ.

– Я запнулась и упала, – настаиваю, ведь оступилась без помощи посторонних. Льюис тут совершенно ни при чем. Или, может быть, немного. Моя неуклюжесть – исключительно моя заслуга.

– Ты звонила ночью.

– Как видишь, удар пришелся на голову.

Рэй на секунду закрывает глаза, как будто предпринимает попытку совладать с эмоциями. Обычно он предпочитает оставаться придурком, который залезает под кожу пошлыми шутками, но сегодня… Сегодня в его взгляде читается скептицизм.

– В четыре утра?! – Упрекает он.

– Да, в четыре утра. Я ошиблась номером.

– Дважды?

Боже, высока вероятность, что положу голову на бревно, чтобы ее отсек палач, нежели признаюсь в том, что Льюиса временами словно подменяют, а у меня нет никого, кто придет на помощь, кроме не менее хрупкой сестры и родителей, за тысячу миль от меня.

Рэй качает головой.

– Слушай, можешь держаться кремнем сколько угодно, но, когда тебе действительно угрожает опасность или что-то вроде того, не бойся обратиться за помощью.

– Мне не угрожает опасность. Я в полном порядке.

Буду в порядке, когда увижу одну полоску на тесте.

Рэй в упор смотрит на меня, словно должна уловить немое требование. И я понимаю, но не хочу. На самом деле то, что начинаю понимать его с полуслова, уже равноценно тревожным сигналам.

– Он никогда не трогает меня. Я оступилась на лестнице ночью!

– Вы на разных уровнях, Сиенна. – Его голос звучит ровно, как будто Рэй преисполнен уверенностью в том, что озвучивает. —Люди всегда будут задавать вопрос, что ты в нем нашла, а ты не сможешь придумать ответ. Его нет. И однажды ты проснешься с мыслью, что зря потратила время на человека, который тебе не подходит. Который тебя недостоин.

– Я не стану обсуждать с тобой личную жизнь, – натянуто произношу в ответ, сжимая кулаки.

Рэй улыбается краешком губ, но не могу разглядеть свойственное ему озорство.

– Ты уже задумываешься об этом.

Я остаюсь непробиваемой.

– Ты не знаешь меня, чтобы быть уверенным.

– О, я весьма наблюдателен.

Рэй удерживает мой взгляд, из-за чего мурашки бегут по коже, ведь мы абсолютно одни на огромном футбольном поле. Нас окружают высокие стены и… отсутствие людей, даже если начну кричать что есть мочи, никто не услышит. Бежать некуда, спрятаться негде и не за кем. Может быть, так выглядит план: заманить меня в ловушку. Что ж, у него получилось. Капкан захлопнулся. Моя физическая подготовка уступает его. Его ловкость превосходит мою. Кто знает, что он сделает: скрутит руки, навалится сверху или того хуже. Я гоняю подобные мысли по порочному кругу, испытывая смешанные ощущения, ведь Рэй вовсе не похож на сексуального маньяка. Но и Тед Банди был весьма обаятельным парнем, совершающим страшные вещи.

– Ты боишься меня, – парирует Рэй, предупреждающе сверкнув глазами. – Снова этот забитый взгляд. В самом деле, Сиенна? Я похож на того, кто возьмет тебя силой?

– Я… – Голос надрывается, а в голове не возникает ни одного гуманного возражения.

– Я предпочитаю девушек, которые стонут от удовольствия, а не скулят от страха.

По телу пробегает странная волна, которой не могу дать определение, кроме того, что его откровения немного смущают.

Рэй приземляется на землю и, похлопав по местечку рядом, ставит локоть на шлем, но рука соскальзывает, и он падает, распластавшись на траве.

Я прыскаю. Начинаю хохотать и в уголках глаз собираются слезы. Может, у меня истерика, а может, ситуация действительно забавная. Слушать собственный смех так необычно, я забыла, как он звучит. И я ужасно скучала по нему, даже если сейчас он вызван неуклюжестью Рэя, который тоже смеется, приложив ладонь к затылку.

– Чертова штуковина, – хмыкает он. – Это было больно, но красиво.

– Красиво? – Изумляюсь я. Кто вообще называет несуразную грациозность – красивой?

– Я о твоем смехе.

Я резко замолкаю. Дыхание перехватывает, и я молча устраиваюсь подальше от него. Нацепив серьезное выражение, вытаскиваю конспекты. Пытаюсь унять дрожь в руках, но получается плохо. Волнение выдает. В воздухе повисает напряжение или накручиваю себя, ведь Рэй выглядит совершенно беспечно в родной среде, как будто выпаливать подобные комментарии вполне обыденное явление. Как будто у него напрочь отсутствует фильтр между мозгом и ртом. Он запускает пальцы в волосы, пытаясь совладать с непослушными прядями, которые вновь падают на лоб. Белоснежная форма сегодня, на удивление, чистая. На рельефной груди вышит семидесятый номер. Вытянув длинные и подтянутые ноги, одну из которых сгибает в колене, Рэй опускает ладонь рядом с блокнотом, который лежит поверх ежедневника. Внимание фокусируется на нем. Будь возможность сжечь его, чтобы Рэй никогда не получил часть меня, могла пойти на отчаянный шаг.

Он отслеживает траекторию взгляда и поднимает блокнот вместе с ежедневником, протянув мне.

– Это не мое, – хмуро говорю я, забрав лишь блокнот.

– Теперь твое, – сообщает он, сунув оранжевый скетчбук, твердая обложка которого по ощущениям напоминает бархат. —Хватит перебираться дешевыми блокнотами.

Я отрицательно качаю головой.

– Я не нуждаюсь в подарках.

– Это не подарок. Можешь считать за извинение.

Он нагло хватает мой рюкзак и убирает покупку, решив идти на крайние меры.

Я не соглашаюсь. Вытаскиваю скетчбук и прижимаю к груди парня с такой силой, что едва не теряю баланс и не приземляюсь на него, но вовремя координируюсь и возвращаюсь на место. Боже, до чего была бы неловкая ситуация.

– В таком случае мне не нужны твои извинения.

– Не будь упрямицей. Ты заслуживаешь его.

Я с минуту смотрю на протянутую руку. Растерявшись, не знаю, что правильно: отклонить или принять. На самом деле, Рэй обязан мне, значит, могу принять скетчбук в качестве прощения, но что-то останавливает.

– Он окажется либо у тебя, либо в мусорном баке, – добавляет Рэй.

– Передари.

– Он принадлежит тебе и не окажется в чужих руках.

Поднимаю глаза, встретив его внимательный взгляд. Обогнув пальцами папку с распечатанными конспектами, чувствую, как на гладком материале потеют ладони. Либо сегодня слишком жарко, либо меня лихорадит на фоне смятения. Я полностью выбита из колеи, встав на скользкую дорожку и, вероятнее всего, она черным цветом.

– Зачем ты позвал меня сюда? – Я задаю вопрос, который мучил все утро. Футбольное поле должно стать его убежищем, куда приходишь, чтобы найти себя, погрузиться в себя, прислушаться к себе. Испытываю страх, как будто угодила в зыбучие пески, ведь он пускает в личное пространство. Таким местом для меня является мастерская. Именно там могу ощутить желанный покой и уйти от реальности. Скрыться от любопытных глаз и избежать бессмысленные разговоры.

– А почему ты пришла? – Любопытничает Рэй, изучая меня словно под микроскопом.

Помрачнев, я поджимаю губы.

– Потому что хотела вернуть блокнот.

– Это не единственная причина.

– Я просто хотела развеяться и не хотела сидеть в четырех стенах!

– Хочешь развеяться? – Рэй вскидывает бровь, скрестив пальцы в замок и положив на грудь. – Мы устраиваем что-то вроде вечеринки в честь Хэллоуина.

– Если это приглашение, то я – пас. И сейчас только начало октября.

– Поводок короткий?

– Прекрати! – Сердито отрезаю. – Дело не в Льюисе, а в том, что я не хочу идти. Я могу пойти с ним, было бы желание.

– Приглашение не подразумевает плюс один.

– Это по-свински, Рэй.

Он шевелит пальцами, будто знает о наличии нового теста.

– Что там на повестке дня?

– Убийство, расфасовка по пакетам и вывоз на пустырь, – с намерением сгладить неловкость, по-идиотски отшучиваюсь я.

Рэй заразительно смеется, а я протягиваю тест.

– Расскажи что-нибудь, чего я о тебе не знаю, – просит он, пробегая глазами по содержимому.

– Ты ничего обо мне не знаешь. – Кошусь на скетчбук, который мирно покоится рядом с его бедром и спрашиваю себя, почему не могу быть такой же бесцеремонной. Почему не беру то, что хочу. Что мешает?

– Ладно. Расскажи что-нибудь, о чем мало кто знает.

– Я играла на кларнете, – не подумав, признаюсь я, о чем тут же жалею.

– Серьезно? – Его удивление кажется вполне искренним.

Что ж, отказываться от собственных слов было бы настоящим идиотизмом. Я уже брякнула лишнее.

– В школе я была задействована в музыкальном кружке.

– О-о-о, черт, – стонет Рэй. – Это чертовски сексуально.

Я с недоумением таращусь на него.

– Ты шутишь?

– Ты держишь в руках длинную палку, перебираешь по ней пальчиками и касаешься губами. Это охренеть, как сексуально. Я бы хотел, чтобы ты сыграла для меня.

– В чем подвох? – Я складываю руки под грудью, недоверчиво щурясь. – Я должна быть голой в этот момент?

Он начинает стонать громче и закрывает глаза, растянув губы в хулиганской улыбке.

– Проклятие, так еще лучше!

Еще девять дней, Си. Чуть больше недели. Ты сможешь это пережить.

– Каково это? – Спрашиваю я, стараясь придать тону как можно больше равнодушия и предпринимая попытку сменить тему. Ради всего святого, я не хочу фигурировать в его похабных фантазиях.

Рэй смотрит на меня из-под приоткрытых век так, что ресницы касаются щек. Я испытываю необъяснимое и пугающее желание снова вдохнуть аромат его тела, но прогоняю прочь подобные мысли. Я, черт побери, неподвластна его феромонам. К тому же могу быть в положении. Каким сумасшедшим нужно быть, чтобы связаться с беременной? Как сильно нужно любить, чтобы принять чужого ребенка? Со стороны Рэя это не любовь, а похоть. У страсти, как и у ненависти, есть срок годности. Рано или поздно они испаряются, оставаясь не более чем воспоминанием.

– Что конкретно? – Задумчивый тембр его голоса возвращает в реальность.

– Понимать, что на тебя возлагают надежды.

Рэй широко улыбается, как будто самый банальный вопрос приводит в восторг.

– Ты о футболе?

– Да.

– Волнительно, – помычав, лаконично озвучивает он.

– И все? А как же самовосхваление? Упоминание количества фанаток, готовых целовать траву, по которой проехалась твоя тщеславная задница, чтобы убедить всех в своей важности?

– Ты мыслишь поверхностно, – пожав плечом, отзывает Рэй, но не чувствую себя приниженной. Наверное, я действительно вижу лишь верхушку айсберга. – Когда я не поле, существует только мяч. Так же, как в рисовании. Ты фокусируешь внимание на карандаше, а не на наблюдателях. Признание вроде приятного бонуса, но помни, что ты рисуешь ради себя, а не ради других.

– То есть, тебя не принуждали заниматься футболом? Вроде несбывшихся надежд родителей, которые проецируют свои мечты на тебя.

– Им придется попотеть, чтобы заставить меня, например, податься в бейсбол. Я не делаю то, что мне не нравится.

– Забавно, ведь сейчас ты занимаешься тем, что не нравится.

– Опять заблуждаешься.

– Тебе хотя бы немного нравится археология?

– А кто сказал, что мне не нравится? – Его дразнящий тон вызывает слабую улыбку. – Мне интересно покопаться в нашем наследии. Проблема в том, что я не могу погрузиться в нее полностью.

– Куда поедете на этот раз?

– Греция.

– Афины настоящее произведение искусства, – с толикой зависти произношу я, ведь там столько вдохновляющих мест, от которых перехватывает дыхание. Настоящая гробница с немыслимыми сокровищами. Куда я могу никогда не попасть, потому что буду занята младенцем. Меня снова мутит, и завершить предложение получается сдавленно: – У Греции длинная и богатая история.

– Вряд ли они согласятся, если учесть тот факт, что в пятом веке персы хотели стереть их с лица земли.

– У них огромное наследие, включающие как хорошие, так и плохие периоды. Там есть на что посмотреть.

– Но кроме равнин и палящего солнца я ничего не увижу.

– Воздержание пойдет тебе на пользу. Нельзя быть настолько поехавшим на сексуальной почве. Может, тебе пора начать медитировать или типа того?

О боже, зачем я возвращаюсь к теме секса?

Должно быть, это влияние ультрафиолета, убивающего клетки мозга.

Рэй звонко смеется. Он слишком позитивный для такой, как я. Не счесть, сколько раз услышала его смех и увидела улыбку, мои же можно посчитать на пальцах одной руки.

– Тебя всерьез беспокоит моя сексуальная активность?

– Нет, но считаю, что желание оприходовать любой движущийся объект нуждается во вмешательстве специалиста.

– Это обуславливается темпераментом, и я физический активный парень. С каких пор секс является преступлением?

– Ты вроде атомной электростанции, разве что по выработке тестостерона. Что происходит, если ты не подцепишь девчонку и не выпустишь пар? Разгуливаешь по городу с синими яйцами?

– О, Техас, тема моих яиц закрылась, как только ты поцеловала их коленом.

– Надеюсь, палящее с утра до ночи солнце, способно выжать из тебя силы, чтобы не опорочить исторические места.

Его глаза бесстыдно загораются, и я ерзаю на траве. Иногда мне необходим кляп, чтобы заткнуться.

– Не переживай, меня не привлекают другие, пока девяносто девять процентов фантазий связаны с тобой. Чтобы остудить пыл, придется высадиться на Плутоне.

– Ты в своем репертуаре, – ворчу в ответ. – Когда-нибудь до тебя дойдет, что навязчивые идеи не приводят ни к чему хорошему. Это повод обратиться ко врачу.

Рэй рывком садится и подается вперед, из-за чего мне приходится отползти, чтобы не соприкасаться носами.

Он лукаво улыбается, уронив взгляд на мои губы. Я замечаю крупицы зелени, которые подавляет ясный карий оттенок. Рассматриваю изогнутые ресницы, подчеркивающие глубину глаз. Нахожу тусклую родинку над губой, о наличии которой узнаю сейчас, находясь в опасной близости. Судорожно сглотнув в попытке увлажнить внезапно пересохшее горло, пытаюсь удержать взгляд, дабы не поддаться искушению и снова не посмотреть на его губы. Во всем виноват аромат, проскальзывающий в нос и помутивший разум. Он чертов Парфюмер: взмахнул платком и подчинил волю.

Проклятье! Он даже не мой типаж. Ни его внешность, ни характер, не могли привлечь внимание, если бы столкнулись на улице. Но с трудом признаюсь, что, с каждым уходящим днем, появляется желание проникнуть в его голову и узнать о происходящем. Может, виной тому харизма, или же дело в излишней самоуверенности. Рэй заочно считает себя победителем и, возможно, именно по этой причине он получает трофей. Но я не жестянка, которую можно взять, полюбоваться и бросить в коробку, убрав пылиться на чердак.

Огромный стадион вдруг становится до невозможности крохотным, словно стены способны двигаться. Они сужаются вокруг нас, из-за чего воздуха становится критически мало. Руки Рэя, расставленные по обе стороны меня, заключают в ловушку. Слабые отголоски парфюма заменяют кислород, подталкивая на скользкую дорожку.

– Ты станешь моей рано или поздно, Техас, вот увидишь, – с хрипотцой, произносит он.

– Отодвинься, – задержав дыхание, требую я и, положив ладонь на его крепкое плечо, отталкиваю. – Личные границы – знаешь о таком?

Рэй отступает и занимает прежнее место, продолжая улыбаться.

– Борись с этим, Сиенна, потому что стоит оказаться в моих руках, как не захочешь возвращаться к нему. Никто в здравом уме не откажется от лучшего в пользу худшего.

Он переключает внимание на тест и грызет карандаш.

Я подставляю лицо под солнечные лучи, наслаждаясь слабыми отголосками ушедшего лета. Пытаюсь прочувствовать стены, сохранившие памятные моменты. Наслаждаюсь свободой, которую испытываю на поле, как будто становлюсь частью команды и перенимаю боевой дух. Мне любопытно оказаться в эпицентре сумасшедшего мира хотя бы на мгновение.

–А теперь расскажешь, что с тобой происходит?

Я вновь напрягаюсь и закрываю глаза, чтобы избежать его взгляд, но все равно ощущаю пристальное внимание.

– Волнуюсь из-за предстоящей пересдачи. – Очередной раз прибегаю ко лжи, потому что реальная причина выводит из равновесия. Перспектива остаться без образования с ребенком на руках пугает до чертиков. Я не уверена, что могу положиться и слепо довериться Льюису, который до сих пор палец о палец не ударил. Он даже не потрудился рассказать о сомнениях в тот же момент, отдав предпочтение молчанию. Я могла принять таблетку для прерывания беременности, если это все же произошло, а сейчас ничего не остается, как ждать вердикт врача и теста.

– Шутишь? – Недоумевает Рэй. – Ты как минимум лучшая на курсе.

– Но это не означает, что я не волнуюсь перед экзаменами. Иногда что-то может пойти не так.

На последней фразе голос подводит. Я прочищаю горло, но замираю, когда чувствую, как что-то утыкается в бедро.

– У тебя всегда есть он, – говорит Рэй, когда открываю глаза и вижу лежащий рядом скетчбук. – Просто рисуй, если хочешь отвлечься.

– Что делаешь ты, когда хочешь отвлечься? – Острожное спрашиваю я.

– Играю в футбол.

Не буду врать, его признание немного ошарашивает, ведь ждала шаблонную заготовку в стиле «нахожу девчонку и отрываюсь на всю катушку».

– Матчи не проходят каждый день, а в твоей голове может быть настоящий хаос, который способен затянуться на года.

– Для меня существует спорт, для тебя – рисование. Я иду и тренируюсь, пока не появляется желание сдохнуть. Ты можешь рисовать, пока не отсохнут руки.

– Это чистое самоубийство.

– Я не сопливая девчонка, чтобы рыдать в подушку и слушать лирику Тей-Тей, пока не вытекут глаза. И ты тоже. Ты довольно стойкая.

Фыркаю от смеха и беру скетчбук, наслаждаясь воцарившейся между нами тишиной.

Мне были необходимы эти слова. Я, черт побери, стойкая. Я справлюсь.

Глава 9. Рэй

– Святое дерьмо, чувак, да сколько можно?! – Стону я.

Лицо Трэва светится как гребаная рождественская елка у Рокфеллер центра, а коварный взгляд обращается к деньгам на журнальном столике. Он на несколько шагов впереди в созданной от безделья игре бумагабол, и готовится заграбастать выигрыш в количестве трех сотен баксов. Я его не осуждаю, но и не пускаю в ход хлопушку, радуясь до усрачки. Срань Господня, кто добровольно отдаст сотню? Отец, скорей всего, скажет, что я выжил из ума, вовлекаясь в азартные игры, а мама пригрозит пальцем, ведь прощаюсь с карманными ради сомнительных увлечений. Благо, что эти двое давно в разводе и не станут обсуждать мои пороки за кружечкой кофе.

Коди наклоняется и вырывает из рук Трэва новый клочок.

– Моя очередь, – заявляет он.

Его голубые глаза, оттенком Индийского океана, омывающие острова для богачей, сужаются. Набрав воздух в рот, приятель сдувает надоедливые каштановые пряди и прицеливается, облизнув губы. В отличие от нас, Максвелл сделал выбор в пользу специальности, оставив футбол для тех, кто планирует сделать спортивную карьеру. Сосредоточившись на строительном бизнесе, его можно увидеть в накрахмаленной рубашке на форуме с красноречивыми ораторами, куда с воодушевлением таскает отец, нежели в футбольной форме на поле. Их близкие отношения едва ли не эталон для подражания и больше напоминают товарищеские, нежели сына и отца. К тому же Дин Максвелл любезно предоставил нам этот дом в использование на время обучения, за что каждый из нас безмерно благодарен. Особенно по части того, что мы предоставлены сами себе и не отчитываемся за происходящее. Достаточно пальцев на одной руке, чтобы посчитать количество его визитов, а для того, чтобы перечислить установленные правила проживания – они вовсе не понадобятся. Можно сказать, нам достался старший брат, нежели арендодатель, которому, к слову, не платим ни цента. Может быть, у нас существует одно негласное правило: самостоятельность. Продукты питания, средства гигиены, одежды и прочие бытовые расходы – исключительно наша забота.

– Максвелл, тебе принести очки моей бабули? – Дразнит Трэв, пихнув локтем в тот самый момент, когда Коди делает бросок и промахивается.

Я улюлюкаю вместе с Уиллом, который остановился в пороге, но в следующее мгновение в лицо вписывается декоративная подушка, и гостиную наполняет звонкий смех парней.

– Не считается, – командует Коди, соскальзывая с серенького U- образного дивана, который настолько мягкий, что меня буквально всасывает в обивку. – Ублюдок толкнул меня.