Игра с нарушением правил

– Надеюсь, это твоя сестра. – В голос Хелены добавляются нотки грубости. – Потому что не хотела бы врезать тебе по яйцам за то, что клеишься, находясь в отношениях.

Не сосчитать, сколько раз ко мне клеились девчонки в отношениях. Упустим данный момент.

– Девушка друга.

Хелена прищуривается, и я поднимаю руки, как будто отсутствие скрещенных пальцев способно отбелить репутацию и подтвердить искренность.

– Вот уже два года у нас традиция ужинов по средам, когда она готовит на всех.

Серьезно? Я уже готов выложить всю подноготную?

– На всех? – Она проникается любопытством, окончательно отвлекаясь от экрана ноутбука. Отлично, это мне и нужно. К черту гаджеты.

– Я живу в одном доме с тремя засранцами и временно единственный холостяк.

– Что подразумевается под временно?

– Ты.

Хелена закатывает глаза.

– Не веришь в любовь с первого взгляда или это нервный тик?

– Верю. Я когда-то влюбилась с первого взгляда.

– И как все прошло?

– Мы вместе четвертый год.

– Говоришь так, как будто отношения стали балластом. Мне кажется, или так выглядит безысходность?

Хелена поджимает губы, для меня это и есть ответ, а вот она вдруг торопится объясниться.

– Нет. Мы до сих пор влюблены.

– Заметно, – протягиваю я. – Некоторые отношения лучше закончить, чем цепляться за мертвое. Они катятся в никуда, и однажды ваши пути разойдутся. Вопрос времени.

– Раздражает твоя напыщенная самоуверенность.

Она сердито отворачивается, щелкнув по иконке доклада.

Сейчас повалятся яростные аргументы за, так всегда случается. Некоторые боятся посмотреть правде в лицо и прячутся, дабы избежать суровую реальность. Но вот, что я успел заметить: в ее глазах не возник влюбленный блеск при упоминании ненаглядного. Не было мечтательной улыбки. Она не просияла, подумав о нем. Ничего. Я знаю, как выглядит влюбленность. Видел, как строились отношения друзей.

Я намеренно молчу. Жду, когда она взорвется. Чувствую, что это неизбежно. Моя улыбка – как провокация. А ее нежелание видеть очевидное – дополнительное взрывоопасное вещество. Я вытащу ее из скорлупы любым способом.

– Уф! – Она не выдерживает гнетущую тишину, как и предполагал. – Ты такой остолоп, Рэй. Думаешь, что все знаешь, но кое-что все-таки нет. Люди сталкиваются с проблемами. Нормально, когда случаются недопонимания, ссоры, разногласия. Это жизнь! Никто не говорил, что будет легко. Отношения – это кропотливая работа.

–Не потеряйся в том, чего нет.

– С тобой невозможно разговаривать!

– Разве? – Спокойно спрашиваю я. – А, по-моему, это ты завелась на пустом месте, Техас. У вас есть общие увлечения? Как часто вы разговариваете обо всем и ни о чем? Как много у вас общих тем?

Она раздраженно фыркает и тяжело дышит, испепеляя меня взглядом.

– Видишь. Вы повзрослели и из общего у вас только прошлое. А у нас – будущее.

– У нас нет общего будущего. Ты мне не нравишься.

Мы не разговариваем до возвращения профессора. Вернее, Хелена не отвечает, лишь шикает, затыкая меня на полуслове, стоит заикнуться. Ее грудь вздымается и опускается, словно подавляет желание продолжить словесный бой. То, с какой силой она бьет пальцами по клавиатуре, коротая время за докладом, еще одно доказательство кипящего в ней гнева. Я не вижу, что она печатает, но вполне возможно одну и ту же фразу по типу «Игнорируй его».

Профессор возвращается спустя несколько минут и нарушает гробовое молчание. Мужчина переглядывается между нами. Его миндалевидные голубые глаза образуют узкие щелки, а вокруг собираются морщинки прямо как у шарпея. В них застыло презрение и доля интереса, будто нашел подопытных мышат и хочет узнать, как они будут действовать в критической ситуации.

– Вы понимаете, для чего я вас оставил? – Он обходит нас и занимает местечко во главе стола.

Язык чешется сказать, что не обязательно наряжаться на лекции как на заседание в конгресс.

– Нет, сэр. – Голос Хелены ровный, но раздражение ощущается на тонком уровне. Ноутбук покоится на плотно сжатых коленях, и она аккуратно закрывает крышку, словно старается держать себя в руках.

– Мистер Ларсон, ваши предположения? —Мужчина снимает очки, берет сухую салфетку и протирает линзы, словно начавшийся диалог уже наскучил.

Я нацепляю безучастную маску.

– Нет.

– Вы сдавали зачет.

– Было дело, – соглашаюсь я, искоса взглянув на Хелену, которая в гневе до чертиков сексуальная. Я заинтересован в цвете ее трусиков, а не в диалоге с профессором.

Ее огненно-рыжие волосы будто стали на пару оттенков ярче, превратившись в языки пламени. Мне хочется провести по ним пальцами, но боюсь, приближусь и сгорю заживо. Она закидывает ногу на ногу так, что носок ботинка упирается в стенку стола, и продолжает буравить настенные часы.

Возможно, она подавляет тягу заехать мне промеж ног.

Возможно, я позволю, но лишь для того, чтобы снова увидеть ее улыбку.

– Мистер Ларсон? – Голос профессора заставляет вспомнить, где нахожусь.

Дьявол, я никогда не мог пройти мимо хорошенькой девчонки. Моя слабость.

– Вы понимаете всю серьезность ситуации?

Неохотно отрываю глаза от ботинка соседки и поднимаю выше, заметив, как сжались и побелели ее пальцы на ноутбуке. Он вот-вот треснет по полам. Судя по лицу, она на грани рвануть подобно бомбе. Или же сломать его о мою голову. Что ж, хотя бы мои яйца не пострадают. Я везде нахожу плюсы.

– Это какая-то ошибка! – Холодно отчеканивает Хелена сквозь плотно сжатые зубы. – Такого быть не может!

– Согласен. – Профессор сцепляет пальцы в замок и опускает руки на стол. – Кто из вас дал другому ответы?

Проклятие, я живой мертвец.

– Мы даже не знаем друг друга! – Голос Хелены повышается, а я пребываю в шоке, потому что с трудом могу поверить, что она заучка, а не нарушительница правил. Черт побери, да она же сбежала с рок концерта, а не метит в доктора наук!

Профессор игнорирует ее истерию, как будто сталкивался с подобным дюжину раз.

– Мистер Ларсон, ваши результаты пришли сутками позже. Следовательно, вы получили ответы.

– Послушайте, мы НЕ знакомы! Я не делилась с ним ответами!

Профессор продолжает буравить дыру в моем черепе, а мой мозг не вовремя высох и отключился, отложив генерацию отмазок на неизвестный срок.

– У вас одинаковые ошибки. Одинаковые ответы как письменная, так и тестовая часть. Сколько вы заплатили мисс Дэвис за них?

– Вы шутите?! – Хелена вскакивает на ноги. В ее глазах разгорается самое настоящее пламя. – Я не получила ни цента! Я первый раз его вижу!

Ножки у нее ничего. Я совершенно не против оказаться между них.

Срань, думай головой, а не членом, Ларсон!

– Если верить вам, мисс Дэвис, у вас один мозг на двоих. – Профессор поправляет манжеты и расправляет плечи. – Полагаю, я могу разделить балл пополам. Каждый получит поровну.

– Что? НЕТ!

– А, по-моему, идея блестящая, – рассуждаю я, сохраняя хладнокровие. – Так держать, профессор.

– Ваше веселье тут неуместно, мистер Ларсон.

– Вы не видите? – Она кричит, разве что шепотом. – Я не могу опустить балл ниже среднего из-за кретина! Я многое потеряю, а он… Боже, очевидно же, ему нечего терять!

Я перевожу на нее взгляд, частично ощущая себя тем еще козлом. Да, я подставил нас, но кто знал, чем все обернется. Я не думал, что мужик будет проверять электронные работы, в лучшем случае махнет рукой на гиблое дело, чтобы поскорей отделаться. Ему совсем нечем заняться?

– Я потеряю место в стартовом составе, если тебе интересно, – прочистив горло, говорю я, пытаясь выиграть в смертельной схватке с совестью.

Ее взгляд наполняется ядом. Я буквально вижу, как в глазах зарождается ненависть. Будет сложно вернуть доверие, потому что я действительно спер ее ответы. Опять же, плюсы имеются: наше знакомство.

– Мне нет дела до твоего стартового состава, что бы это не значило!

Она разворачивается на каблуках и, прежде чем выскочить из кабинета, получает сухое указание.

– Решайте, кто остается ни с чем, а кто получает все. – Профессор смотрит на меня. – На этом все. У меня много дел.

– Разрешите нам пересдать. – Я игнорирую намек на то, чтобы убраться вслед за Хеленой. Мозг ожил и родил идею, я не могу уйти просто так.

Профессор поднимает густые брови, а его лицо застилает удивление и оскорбление, как будто не ожидал подобный поворот. Не думал, что буду торговаться.

– Разрешите пересдать, – уверенней повторяю я. – Пожалуйста. Меня отстранят от игр, а Хе… ей явно есть, что терять. Произошла ошибка, это важно для каждого из нас.

Он поджимает губы и берет паузу, будто обдумывает предложение. Драгоценные секунды растягиваются в минуты, и мне хочется попросить шестеренки в его голове ускориться, ведь сейчас Хелена удаляется в неизвестном направлении. Благо, что знаю ее имя и фамилию. Она уже угодила в мою паутину, осталось лишь выяснить, чего желает профессор.

Глава 3. Сиенна

Я толкаю дверь и над головой раздается мерзкий звон колокольчика. Ладно, может быть, он не такой уж и мерзкий, просто я раздражена настолько, что люди, видя мое лицо, шарахаются по сторонам. Я их не осуждаю. Моя вспыльчивость не уступает горючим свойствам керосина.

Поверить не могу, что профессор приписал меня в мошенницы, тогда как до определенного момента считал одной из лучших студенток на курсе. И все из-за одного интеллектуала. Как он, черт побери, сделал это? Обычно я не обращаю внимание на заносчивых кретинов, но этот еще и хитрый заносчивый кретин. Надо же, а ведь я даже на секунду прониклась к нему интересом. На секунду. Ровно до того момента, как в кабинет вошел профессор и сбросил информационную бомбу на мою голову, нашпигованную тротилом.

Каблуки ботинок лязгают по деревянному полу, когда приближаюсь к барной стойке. Я маневрирую между тесно прижатыми друг к другу столиками, в которых нахожу своеобразное очарование. Небольшой сгусток посетителей, разбросанный по помещению, находит приятное в одиночестве и неторопливо потягивает кофе, прячась за ноутбуками или рассматривая оживленное движение за стеклом. Из небольших окон льется теплый, солнечный свет, благодаря темно-коричневым стенам создается антураж интимности. Будто это то самое место, где можно спрятаться от суеты.

Занимаю высокий стул, спинка и сидение которого обиты кожей крокодильей расцветки, и складываю руки в замок, чтобы не стучать пальцами на фоне бушующих эмоций. Но если бы начала барабанить, то выбор мог пасть на репертуар группы Rammstein.

– Ты редко приходишь в такое время. Значит, что-то случилось.

Моя проницательная сестра-близнец активно трудится так, что высокий конский хвост по резкости движений напоминает хлыст. Бутылка пива в ее руке зависает в воздухе, после чего отправляется в холодильник.

Удивительно, что в баре работает она, а не я. Если увидеть ее внерабочего времени, то можно смело заявить, что род деятельности связан с библиотекой или же другим приличным местом, нежели пивной бар. Селена предпочтет утонченное приталенное платье, нежели рокерскую футболку и джинсы. По стилю одежды в местную обстановку вписываюсь я.

– Это не подождет до вечера? – Между делом интересуется сестричка, продолжая загружать холодильник, будто способна узнать меня по топоту. – Не хочу, чтобы мне начали выражать соболезнования.

– Почему тебе должны выражать соболезнования? – Бормочу я, отслеживая ее движения в сторону кофемашины. Сел нажимает кнопку и автомат начинает громко жужжать, перемалывая зерна, а уже через несколько секунд первая капля падает на дно, за которой тянется коричневая струйка.

– Потому что у твоих проблем есть имя.

Она вытирает влажные руки о черный фартук, следом за чем сминает коробку. Еще один факт, по которому нас можно различить: на месте Селены, я, вероятнее всего, пну коробку под стол и уберу после распаковки всех бутылок, она же аккуратно утрамбовывает, чтобы мусор занимал меньше места.

– Ты преувеличиваешь, – говорю я, с жаждой наблюдая за ванильными сливками, которые образуют воздушную горку на поверхности напитка. – На этот раз Льюис тут ни при чем.

– Вау! – Громко протягивает сестренка-самоубийца, натянув фальшивое удивление, а следом возвращает прежнее выражение и высыпает горсть шоколадной крошки на пенку. – Если не он, то его тупоголовые дружки.

Господи, сегодня день встречи членов клуба смешай-их-отношения-с-грязью?

– Почему ты сразу обвиняешь Льюиса?

Она поднимает глаза и многозначительно вскидывает бровь.

– Ты действительно хочешь знать?

– Не хочу.

Обхватываю горячую чашку пальцами и делаю жадный глоток, чувствуя прилив новых сил. Селена складывает руки под грудью и внимательно следит за мной, всем видом показывая недоверие.

– У тебя всемирный катаклизм?

– Профессор обвиняет нас в списывании. Дословно он сказал: либо зачет получает один, либо балл делится пополам. Я в такой заднице, черт возьми, родители не потянут оплату обучения!

Сел проникается любопытством.

– Нас?

Черт, я начала с конца, потому что до сих пор не могу поверить, что такое происходит в реальности именно со мной.

– Какой-то идиот решил, что может обвести вокруг пальца профессора и спер мой зачет. Я не понимаю, как это удалось, но наши ответы абсолютно одинаковые!

– Он симпатичный?

– Ты издеваешься?! – Оскорбляюсь я, нарушая умиротворенную обстановку в баре.

– Ты можешь подумать, что я узко мыслю, но если он симпатичный и в форме, то кто-то помог, а если… так себе, то мог каким-то способом достать твой тест. Какой из вариантов подходящий?

– Он что-то говорил про стартовый состав, поэтому можно смело предположить, что придурок – качок-спортсмен, выросший на спортивных добавках.

– Но ты так и не сказала, симпатичный ли он.

Я закатываю глаза, не желая признавать очевидное. Мозг настроен категорично, а язык ни за какую сумму не даст утвердительный ответ. Рэй как планета из галактики за тысячу световых лет от моей. Мы никогда не должны столкнуться. А если это все же происходит, как показала практика, ничем хорошим встреча не заканчивается. Мы можем поладить лишь в одном случае: он будет держаться подальше от меня и моих экзаменов.

Селена наваливается на столешницу и ставит подбородок на ладони. В ее мягких карих глазах куча вопросов, а в моих – отсутствие ответов.

– Надо же, у тебя появились истории, не связанные с Льюисом, – уголки ее губ приподнимаются от предвкушения. – Многообещающее начало.

– Господи, почему ты даже не попыталась найти с ним общий язык?! – Кажется, я снова злюсь, но на самом деле внутри меня коробит от одной мысли остаться ни с чем. – Ради всего святого, Сел, мы вместе почти четыре года, а ты даже не попыталась!

– Я всегда говорила, придурок тянет тебя на дно.

– Я учусь в одном из лучших заведений в стране!

– Ты выбрала Нью-Йоркский только из-за того, что сюда хотел он. Потому что в другом месте он ни на что не годится, кроме как работать дегустатором пива. Ему было удобно переехать и жить как пиявка у своей бабки, пока старушка не отпишет жилплощадь и не отойдет в мир иной.

– Но я учусь там, к тому же получила грант!

– А он?

Я скриплю зубами.

– Он сделал паузу.

– Год, – сухо напоминает она, отмахнувшись от меня, как от букашки, мешающей работать. – Он говорил это три года назад. Раскрой глаза. Слава Богу, что ты хотя бы не залетела.

– Не будь праведницей. Твои самые долгие отношения длились ровно неделю, а потом ты бросила его в сообщении.

– Кое-кто из нас не готов быть паровозом, – равнодушно доносит она, вытащив очередной ящик с пивом из-под стойки.

Я раздраженно фыркаю и делаю еще один глоток, чтобы сбавить обороты и усмирить буйный нрав. Не хватало еще потерять лучшую подругу в лице сестры из-за длинного языка. Несмотря на внешнюю идентичность, наша внутренняя начинка всегда разнилась.

– И что это значит? – Неохотно уточняю я.

– Это значит, что ты тянешь все на себе. У него ни черта нет, он ни к чему не стремится. И если на то пошло, он полный лузер во всех отношениях, – парирует она, как делает это всегда. – О, чуть не забыла, еще он ревнует тебя к каждому столбу.

– Он любит меня.

– Ты знаешь, что я отвечу.

Ревность вовсе не признак всепоглощающей любви. Ревность равноценна недоверию.

– Он не следит за мной, не роется в мобильнике, не отслеживает каждый шаг, – натянуто напоминаю я, но у Сел, разумеется, и на это найдется, что сказать. – Он даже не звонит мне каждые пять минут, чтобы узнать, где я и с кем.

– Потому что ты все время крутишься вокруг него или ждешь дома, а если открыть переписки, то там будут сообщения от меня или оператора. К тому же он до сих пор не способен нас различить. Отсюда вывод: он тупее пробки.

– Многие не могут нас различить, это ни на что не влияет.

– Вы вместе четвертый год. За это время он должен был понять наши различия. Он должен узнавать свою девушку как минимум по аромату и походке. Вы живете вместе с первого курса. Занимаетесь сексом. Этого достаточно.

– Спасибо за поддержку.

– Я пытаюсь до тебя достучаться, – она дергает плечом и отворачивается к холодильнику. – Я всегда стараюсь быть объективной. Ты это знаешь, но продолжаешь упираться и думаешь, что я против него без весомых на то причин. Он не должен мне нравиться, Си.

– Сегодняшняя проблема даже не связана с Льюисом. Я говорю, что вляпалась и на грани завершения так и не начавшейся карьеры. Мне просто нужна поддержка. Я переживаю, а ты предпочла добить.

– Хочешь совет?

Я быстро киваю.

– Найди того парня и надери его задницу, но предварительно узнай, как это произошло. Может быть, вы оба не виноваты, произошел сбой или что-то типа того.

– Не могу, – я сглатываю, прокручивая в голове диалог с Рэем. Его надменность, уверенность в правоте, самовлюбленность. Бога ради, да он буквально предложил мне трахнуться в ближайшем закутке. Его поведение сплошной красный флаг.

– По какой причине?

– Мы плохо закончили.

– Вы и начали, судя по всему, не очень. Ты убежала?

Я глубоко втягиваю воздух и медленно выдыхаю.

– Ага. Разозлилась.

А еще представилась не своим именем. Плевать на детали. Я сделала это намеренно или ляпнула не подумав. Меня невозможно поставить в пример подрастающему поколению.

– В чем проблема найти его сейчас?

– Я не знаю о нем ровным счетом ничего, кроме имени. Сложновато придется спрашивать каждого студента, не знакомы ли они с Рэем, а потом общаться не с тем Рэем.

– Он в стартовом составе, – подсказывает она. – Можешь сузить поиск до спортивных команд, а можешь обратиться к профессору, чтобы он дал точные координаты.

– Что, если я уже в заднице?

– Не узнаешь, пока не проверишь.

Я допиваю остатки кофе и сползаю со стула, потому что должна идти, иначе у нее будут проблемы с управляющим. Гаррет, может быть, понимающий, но меня приписал к безответственным из-за резкого увольнения. Я не проработала даже неделю. Льюис не оставил выбора, а Гаррет больше не примет назад в случае крайней необходимости. Он не приверженец вторых шансов.

– Си, – зовет Селена, и я оборачиваюсь, положив ладонь на металлическую ручку в форме полумесяца, прежде чем покину стены бара. – Мне действительно жаль. Ты способна разобраться с этим.

Выудив что-то наподобие улыбки, прощаюсь с ней взмахом руки.

Я не нахожу ничего лучше, кроме как вернуться домой и отложить поиски Рэя на завтра.

Решив прогуляться пешком не без причины, направляюсь по тротуару, каждый раз задерживая дыхание между зданиями, потому что от мусорных баков несет протухшим дерьмом. Селена права. Я не из числа тех, кто грезит жить в Нью-Йорке, переехала исключительно ради Льюиса, бабушка которого нуждалась в уходе. Ухаживала за ней, разумеется, никто иной, как я, ведь на него порой нельзя положиться. Ее бездыханный труп тоже обнаружила я. Это одновременно худший и лучший день, ведь больше не была привязана к старушке, чье тело медленно превращалось в скелет, ничего не говоря о промывке пролежней. Я не слепая. Вижу пропасти в наших отношениях, но… не в состоянии отпустить человека, с которым связала жизнь со школы. Не представляю, как можно отказаться от будущего, которое мы вместе распланировали. Еще несколько лет назад все казалось очевидным: мы окончим университеты, найдем работу, постепенно сделаем ремонт в доме, в котором он давно нуждается, возведем гребаный белый забор вокруг и с приходом тепла будем ужинать на заднем дворе, в конце концов, когда-нибудь у нас появятся общие дети. Мы станем семьей. Картина идеального мира прочно засела в сознании и проститься с ней нелегко, а забыть про обещания подавно.

Я отскакиваю назад, когда под ногами пробегает крыса, а красивые пейзажи небоскребов сменяются унылыми домами. Они представляют собой петлю, обвивающую шею. Но прогоняю прочь скверные мысли и стараюсь представить радужную картинку. Однажды этот район станет родным. Тут будет жить наша семья.

Льюиса нет до вечера, за время его отсутствия успеваю заглянуть в доклад и внести несколько штрихов в работу над картиной.

Шорох за спиной заставляет оглянуться.

Пачка чипсов в руках Льюиса сводит на нет совместный ужин. Его выразительные синие глаза, обрамленные густыми ресницами, изучают картину, после чего встречаются с моими.

Боже, он все также невероятно красив несмотря на неряшливый вид. Когда-то его нежелание подстраиваться под пресловутые правила, выдуманные кем-то, и отсутствие склонности быть-как-все, стали одной из причин влюбленности. Мы мыслили в одном направлении. Смотрели на мир под определенным ракурсом. Но нам давно не семнадцать. Трехдневная щетина на квадратном подбородке прибавляет возраста, а отросшие песочные волосы давно пора остричь. Его небрежность больше не кажется очаровательной, как и кружки с пакетиком чая, веревочку которых он приноровился обматывать вокруг ручки. Я не знала, что буду заменять мать, которая мирилась с халатным отношением, казалось бы, даже к таким банальным вещам как уборка.

– Чем занимался?

– Чинил машину, – говорит он, и я опускаю взгляд, обнаружив на бежевой футболке черные мазки то ли грязи, то ли мазута. От него несет бензином как от заправочной станции. Кажется, жизнь впитала тошнотворные запахи. Меня жутко укачивает в машинах, хотя с годами надеялась на перемены. – Сколько тебе заплатят за нее?

Мысленно приказываю языку прилипнуть к небу, чтобы в ответ не спросить, как скоро он начнет зарабатывать, ведь тема поступления до сих пор выводит нас из равновесия.

– Три сотни.

– Неплохо.

Он так и не сказал ничего об усилиях, которые приложила к картине, узнав лишь количество денег. Я привыкла, что все сводится к сумме и отсутствию комплиментов.

Качнув головой, поднимаюсь на ноги и прогоняю идею узнать его мнение. Льюис никогда не был любителем одаривать комплиментами, а я смирилась с черствостью. Я тоже хороша, потому что ни разу не похвалила за ту или иную работу. Это не так уж и важно. Я не в силах перевоспитать сформировавшуюся личность, к тому же не хочу напрашиваться. Комплименты должны исходить от сердца.

– Посмотрим что-нибудь? – Предлагаю я, оставляя палетку на небольшом круглом столике, примыкающем к мольберту.

– Есть идея получше. – Его губ касается кривая ухмылка.

Льюис стягивает грязную футболку, бросив в угол комнаты, и подхватывает меня. В следующее мгновение оказываюсь зажатой между ним и матрасом.

– Фу. – Я морщусь и отстраняюсь, удерживая его за плечи на расстоянии. – От тебя несет травкой.

Он закатывает глаза и рывком спрыгивает с кровати, направляясь в ванную комнату, примыкающую к спальне.

– Почему тебе вечно что-то не нравится?

– Когда ты бросишь? – Спрашиваю я, наклонившись и заглянув в узкую комнатушку.

– Не действуй мне на нервы, Си. Брошу.

– Ты обещаешь уже год.

– Еще столько же буду обещать, – раздраженно бубнит Льюис с зубной щеткой во рту. – Когда ты стала такой ханжой?

– Я не ханжа! Ненавижу, когда ты называешь меня так!

– А я ненавижу, когда ты упрекаешь за пустяки.

– Это не пустяк! От тебя за версту воняет травкой. Ты уже как-то занимался ландшафтным дизайном в школе. Наказание не было уроком?

– Не всем быть смазливыми моделями. – Его невозмутимость поражает.

Широко разину рот, я таращусь на его спину и широкие плечи пловца.

– Что это, черт побери, значит?!

– Посмотри, что с тобой стало.

Я разглядываю себя.

Ничего необычного. На мне любимые шорты с высокой посадкой, футболка с логотипом AC/DC. Часть волос распущена, часть собрана в высокий хвост. Я любительница бунтарского стиля. Он удобный и практичный, разве что в ресторан не пустят, но мы и не ходим по роскошным заведениям. Мы вообще никуда не ходим. Последнее свидание было как минимум два года назад, и инициатива тоже принадлежала мне. Я просто хотела выбраться из приевшихся до тошноты стен хотя бы в кино.