Дети Антарктиды. На севере

С трудом поборов ступор, он пустился наутёк.

***

Матвей добрался до места спустя полчаса. Сначала он пересёк трассу, затем обогнул стоящие вдоль неё бревенчатые завалы и устремился к озеру – к двухэтажному дому, где укрылись остальные.

Надя сидела на крыльце с винтовкой на коленях. Завидев Матвея, она вскочила со стула и насторожённо обратилась:

– Матвей? – её взгляд метнулся в сторону, откуда он пришёл. – А где Шаман?

– Нам… нам…

– Отдышись, – велела она. – Я позову остальных.

Каждый вдох отзывался болью в груди, горло словно резали невидимые лезвия, а рана в боку вновь заныла с новой силой. Голова закружилась, и он потянулся к перилам, но нащупал лишь пустоту. Почти упав, он почувствовал крепкую хватку, удержавшую его на ногах. Лейгур первым выбежал на крыльцо.

– Где Жак? – Лохматая голова исландца металась из стороны в сторону, пока взгляд не остановился на крупном пятне крови, впитавшемся в куртку Матвея.

Они встретились взглядами – и Лейгур всё понял. Он с яростью пнул табурет, на котором несколько секунд назад сидела Надя.

На крыльцо вышли остальные.

– Матвей! – Арина бросилась к нему, подхватив его изнурённое тело, пока он пытался перевести дух.

– Что случилось?.. – выдавила Маша, помогая ему войти внутрь. – И где…?

– Мёртв, – с трудом выговорил Матвей. – Мерзляк добрался до него.

Повисла тревожная тишина.

– Надо уходить. Немедленно, – произнёс он, тяжело дыша. – Начинайте собираться. Выходим через пятнадцать минут.

Все опешили. Никто не двинулся с места, переглядываясь.

– Ну и чего встали? – командный голос Нади прозвучал как пощёчина. – Слышали, что сказал Матвей? Живо собираемся!

– А как же папа? – почти плача, пролепетала Маша. – Он не может идти. У него с утра ещё сильнее поднялся жар.

– Мы понесём его, – сказал Матвей. Он ещё по пути сюда подготовил ответ: знал, что Вадим Георгиевич не сможет сделать ни шага. – Там, на втором этаже, есть ватный матрас. Сделаем носилки, будем нести по очереди.

– Кажется, я знаю, о каком матрасе ты говоришь, – откликнулась Надя и обратилась к исландцу: – Поможешь спустить его?

Лейгур не ответил. Его взгляд был прикован к полу.

– Лейгур! – громко повторила она.

Но он всё так же молчал, словно пребывал в забытьи.

– Я помогу с матрасом, – вызвался Тихон и, не говоря больше ни слова, побежал внутрь.

– А ты, Матвей, пока отдохни, – сказала Надя. – Мы всё соберём.

Матвей с трудом, но согласился. Сейчас он отдал бы всё за мягкую постель и возможность выспаться. Но ныне это казалось непозволительной роскошью.

Юдичев появился в разгар сборов с пустыми руками – он проверял силки и вновь ничего не нашёл. Узнав о гибели Шамана, капитан разразился очередной тирадой о том, что ещё три дня назад уговаривал всех покинуть это место. Про Вадима Георгиевича – причину, по которой они остались – он не сказал ни слова. Наверняка мысленно уже отправил старика на тот свет.

На его раздражённые речи почти никто не реагировал – либо молчали, либо велели ему заткнуться. Матвей и вовсе хотел проучить его, дать в морду, образумить. Будь у него силы, так бы и сделал. Но впереди был долгий и тяжёлый путь, и каждая капля энергии могла пригодиться.

Собрались быстро – собирать, по сути, было нечего. Остатки пеммикана помещались в ладонь – хватит дня на два-три. Горсть патронов и поношенные винтовки, нуждающиеся в чистке. С водой тоже негусто, но должно хватить на несколько дней.

Вадим Георгиевич выглядел ужасно. От тела шёл жар, он бормотал бессвязные фразы и тянулся рукой к чему-то, что видел только он. А началось всё с кашля – того самого, на который Матвей обратил внимание ещё на траулере, когда старик рассказал ему о «Копье». Неясно, стал ли кашель следствием старой раны от Тихона в день пиратского налёта, или он подцепил что-то по дороге.

Положив его на матрас, Домкрат и Матвей попытались поднять больного, но собиратель сразу почувствовал резкую боль в груди и руках. Лейгур жестом велел ему отойти и сам взялся за узлы, скрепляющие самодельные носилки. Матвей мысленно поблагодарил его.

К полудню все девятеро покинули заброшенный городок и вышли на трассу. Пока они собирались, небо заволокло тучами ещё сильнее, и холодные капли дождя начали падать на их головы, превращаясь в ледяные кристаллы на одежде.

Преодолев километра три, оцепенение от смерти Шамана начало отступать, и в адрес Матвея посыпались вопросы о случившемся. Он постарался кратко пересказать утренние события: как они выслеживали оленя и как всё завершилось нападением потрошителя. Когда рассказ подошёл к концу, идущая рядом с носилками Надя немедленно произнесла:

– Наверняка это был один из тех потрошителей, которых мы встретили в Москве.

– Это точно был один из них, – подтвердил Матвей. – Посмотрите на асфальт – сплошной гололёд. Такое возможно только при отрицательной температуре, в которой обычные потрошители не выживают. Вероятно, он всё это время шёл по нашему следу. И вполне возможно – не один.

– Разве они так могут? – удивилась Арина. – Мы забрались так далеко, а они всё равно добрались до нас?

Матвей задумался.

– Не возьмусь утверждать наверняка, – вмешалась Маша, – но, возможно, появление более стойких к холоду мерзляков – результат процесса, который я уже называла эволюцией.

– Подожди, – Надя остановилась и внимательно посмотрела на учёную, – ты хочешь сказать, что те виды жуков, которых мы встретили в Москве, могли размножиться и здесь, на севере? Правильно я понимаю?

Маша кивнула и пояснила:

– Да, но это всего лишь моя догадка. Я стараюсь опираться на логику и знания, накопленные за годы изучения мерзляков. Они подсказывают, что ни один мерзляк не способен пройти такой долгий и, главное, осознанный путь, чтобы добраться до нас. Это поведение, присущее разумным существам, которые руководствуются эмоциями – как мы, люди. Но не зверям, действующим исключительно по инстинктам. Поэтому логичнее предположить, что мерзляк, встретившийся Матвею, уже был здесь до нашего прибытия. Значит, эволюция происходила не только в Москве, но и в этом регионе.

Матвей с трудом верил в эту теорию, хотя звучала она вполне убедительно.

– Такими темпами мы, собиратели, совсем скоро останемся без работы, – пробормотал он. – Ведь на захваченных землях не останется ни одного безопасного уголка.

– Тогда, в метро, вы говорили о тетраподах как о наших далёких предках, – внезапно заговорила Арина, обращаясь к Маше. – Но ведь и они, если я правильно понимаю, выглядели как безмозглые ящерицы. Смогли же они стать… – Она посмотрела на остальных, – такими, как мы, способными испытывать эмоции.

– Пожалуй, – кивнула Маша, погладив подбородок. – Это действительно пища для размышлений.

– Лучше бы тебе думать, где укрыться, – проворчал Юдичев, глядя на быстро мчащееся серое небо. – И что бы сожрать.

Матвей заметил сгущающиеся тучи. Ночью они уже пережили бурю со снегом. Если она повторится, а укрытия не будет, это путешествие может закончиться трагично.

– Юдичев прав, надо срочно искать убежище, – сказал он.

– Привал? Уже? – удивилась Маша. – Мы отошли-то километров на десять-пятнадцать от посёлка.

– А могли бы и все пятьдесят, если бы… – Юдичев бросил взгляд на Вадима Георгиевича, бормочущего во сне.

Намёк был очевиден. Маша, до этого спокойно рассуждавшая о мерзляках, резко вспыхнула:

– Даже не думай об этом, – рявкнула она, сжав кулаки. – Притронешься к моему отцу – и я тебе руку отрежу, понял?!

– А я подержу, пока она замахивается, – добавила Надя, бросив злобный взгляд на Юдичева.

– Спокойно, дамочки, спокойно! Я просто опираюсь на логику, – передразнил он Машу, – и говорю очевидное.

– Да если б не мой отец, ты бы ещё три месяца назад сам себе могилу рыл! Это он привёл сюда Матвея и других!

– Уж кому-кому, а тому усатому молчуну я точно обязан, – съязвил Юдичев. – Особенно за то, что он свалил, бросив нас.

– Никто не знал, что он так поступит! – не выдержала Надя. Она шагнула к Юдичеву, положив ладонь на рукоять пистолета.

Обстановка накалялась, когда вдруг оборвалась верёвка в правой руке Лейгура – носилки резко накренились. К счастью, Тихон подоспел вовремя и подхватил тело старика.

– Держу! – сказал он.

– Я помогу, – сказал Матвей, принимая вес из рук мальчишки.

– Просто чудесно, – буркнул Юдичев и отошёл, разглядывая дорогу.

Совместными усилиями они опустили матрас на землю. Надя коснулась лба старика.

– У него жар, – тихо сказала она.

– Папа… – шептала Маша, поглаживая его седые волосы. – Пожалуйста, держись…

Уставший взгляд Вадима Георгиевича обратился к ней. Капли пота стекали по лбу, падали на щёки и подбородок. От прежней энергии не осталось и следа.

Маша достала бутылку воды, поднесла её к его губам. Половина вылилась, пропитав бороду.

– Вряд ли мы сегодня пройдём далеко, – сказал Матвей, сплетая новый ремень из обрывков одежды. – Надо искать укрытие. – Он посмотрел на исландца. – Лейгур, разведай местность с Юдичевым. Я заменю тебя.

Лейгур кивнул и пошёл.

– Он что, один не может? – буркнул Юдичев.

– Может. Но ты пойдёшь с ним, потому что я тебя видеть не хочу. Ясно? – ответил Матвей.

Юдичев хмыкнул и пошёл следом за Лейгуром.

Маша продолжала гладить отца по лбу. По её щеке скатилась слеза, упала на воротник его куртки. Матвею страшно хотелось обнять её, но он понимал – это только усугубит ситуацию.

– Надо бы и Домкрата сменить, – заметил он. – Он, как и Лейгур, несёт отца весь день.

– По-хорошему, стоило бы заставить того гада, – процедила Арина, глядя вслед уходящему Юдичеву.

– Хрен с два я доверю ему папу! – резко ответила Маша, закручивая крышку на наполовину пустой бутылке. – Пусть только попробует прикоснуться – я ему мозги вышибу.

– Я помогу, – сказала Надя. – Заменю Домкрата.

– Ты уверена? – спросил Матвей. – Это тяжело.

– Справлюсь.

Некоторое время Надя уговаривала Домкрата отдать ношу, указывая на его руки, почти стёртые в кровь. Он сначала отмахивался, но в итоге уступил и передал ремни.

Немного отдохнув, они двинулись дальше. Вскоре навстречу показались разведчики.

– В двух километрах отсюда есть небольшая церквушка, – сообщил Лейгур, указывая на северо-восток. – С виду хлипкая, но сгодится как временное укрытие.

– Обычно рядом с церквями бывают и другие дома, – заметил Матвей. – Там ничего больше не было?

– Нет. Только церковь.

Глава 2. Трудное решение

Деревянная церквушка казалась миражом. Она одиноко стояла в лесной чаще, в сотне метров к западу от трассы, затерянная среди высоких сосен. Удивительно, как Лейгур с Юдичевым вообще сумели её заметить в такой глуши.

Путники ступили на небольшую тропку, ведущую в крутой кювет. Здесь матрас с больным пришлось удерживать особенно крепко: одно неловкое движение грозило носильщикам скатыванием кубарем вниз. Резкий спуск, однако, миновали без происшествий, и вскоре под ногами ощутилась твёрдая, мёрзлая земля.

В свете, пробивающемся сквозь безлиственные ветви заходящего солнца, выжившие смогли поближе разглядеть пристанище на грядущую ночь.

Башня с колоколом на передней части крыши покосилась, но выглядела крепкой; а вот православному кресту, установленному на вершине купола, повезло меньше – он лежал у подножия церкви, наполовину погрузившись в землю. Позади виднелась и другая башня, поменьше: крест на ней казался совершенно невредимым. Дорога к храму пролегала по хлипким ступеням, ведущим к перекошенному крыльцу с развалившимся навесом. Наружная стена из брёвен внушала сомнения в своей прочности – дерево подгнило и удручающе поскрипывало под усилившимся ветром, – но выбирать не приходилось.

Юдичев вышел вперёд, осторожно поднялся по ступеням крыльца и попытался открыть дверь – та не поддалась. Он несколько раз ударил её плечом, попутно бормоча что-то под нос, пока вход наконец не открылся.

Матвей и Надя собрались с последними силами и стали затаскивать носилки со стариком внутрь. Тихон и Арина пристроились сбоку, подстраховывая. Когда они оказались внутри, оба носильщика рухнули на пол и первым делом попытались отдышаться. Устали они настолько, что даже не нашли сил разглядывать внутреннее убранство.

– Надо развести костёр, – сказала Арина, и шарканье её ботинок слабым эхом раздалось внутри помещения. – Тихон, поможешь? Надо найти сухое дерево, бумагу, всё, что можно сжечь.

– Угу.

Матвей отдышался и, наконец, смог разглядеть место, где они очутились. Про церкви он знал мало – бывал всего в нескольких на территории Канады во время рейдов, и то католических. Но здешняя, несмотря на свою ветхость и неприятный запах древесной гнили, умудрилась странным образом вызвать симпатию.

Первое, что бросалось в глаза, – разнообразие икон вдоль стен. Большинство из них лежало на полу в осколках стекла. На противоположной стороне от входа находился небольшой помост с трибуной. Стульев и столов, как в тех же католических церквях, Матвей не отыскал; обстановка здесь была на порядок скромнее.

Маша принялась ухаживать за отцом, удобнее располагая его на полу. Лейгур медленно крутил головой, осматривая местами прохудившийся потолок, откуда поддувал небольшой сквозняк. Юдичев прижался к опорному столбу и, скрестив руки на груди, цокал языком с недовольством.

Тихон взял одну из упавших икон, посмотрел на изображённый на ней лик, а затем, недолго думая, бросил в общую кучу для будущего костра.

– Не делай так, – сказала Маша и заботливо вытащила икону из кучи.

Парень вопросительно посмотрел на неё и задумчиво почесал затылок.

– Интересно, где мы? – спросил Матвей. – Вот бы карту…

– Я и без карты могу сказать, что мы в полной жопе, – заявил Максим, подойдя к разбитому окну. Он посмотрел наружу, откуда виднелась опушка леса и завал прогнивших досок – прежде бывших не то сараем, не то небольшим складом. – Да и знай мы, куда идти, какой толк? Передвигаемся со скоростью выброшенной на берег рыбы, ещё и с мертвяками за спиной. – Он посмотрел на Матвея через плечо. – А весна уже пришла.

***

Разожгли костёр и сблизились к огню, согревая озябшие руки. Каждый съел кусочек пеммикана размером с мизинец – вот и весь ужин. Остального хватит лишь на завтрак, больше еды не осталось.

Первое время молчали – не было сил говорить. Слышалось лишь урчание животов, сиплое дыхание и шмыгающие носы. Все наблюдали за язычками пламени, каждый размышляя о своём.

У Матвея мысли путались от усталости. Сначала он не мог выбросить из головы изуродованное лицо Шамана. Потом воспоминания о собирателе, ставшем наставником, перекрыл образ Йована из леса. Без сомнений, то была галлюцинация, но сколь же живой и ясной она была!

С трудом прогнав лица покойников, он стал размышлять о настоящем: что делать? Как им быть? Куда идти? Направление в сторону севера виделось ему размытым, неопределённым. Куда именно на север? Как можно дальше вглубь Карелии? Или свернуть немного восточнее и добраться до берегов Карского моря? Помнится, отец рассказывал про эти

края – там ему приходилось вести службу рядом с островом Новая Земля, – и он говорил, что температура там довольно суровая. Возможно, там у них будет шанс? Возможно… Только добраться пешком до тех земель казалось невозможным. Сотни и сотни километров непроходимого пути разделяли их от Карского моря, а весна, как верно подметил Юдичев, была близко.

Тяжёлое дыхание Вадима Георгиевича прервало размышления. Старик хрипел, словно в горле зияла дыра. Маша достала флягу и снова стала поить его, пока остальные молча наблюдали за её тщетной попыткой облегчить агонию старика.

– Может, в покер? – неожиданно предложил Тихон, доставая из-за пазухи потрёпанную колоду и мешочек с пуговицами, прикарманенный месяц назад.

– Да ты чё, пацан, рехнулся совсем? – рявкнул Юдичев. – А станцевать не хочешь? У тебя там в кармане гитара не завалялась?

Тихон с огорчённым выражением лица вернул колоду на место.

– Да просто…

– Ты лучше эти картонки в костёр кинь, толку будет больше.

– Не брошу.

– Это ещё почему?

– Не твоё дело.

– Не моё… – Юдичев опешил; серые глаза злобно метались по лицу мальчишки. – Ты ещё поговори со мной так, щенок недоделанный. Я тебе эти карты в…

– Успокойся, – прервал Матвей готовую разразиться тираду капитана, а после обратился к Тихону: – И ты следи за языком. Не до карт сейчас.

– Да знаю я, – бросил Тихон обиженно. – Просто карты мозги расшевеливают, мыслить помогают да и от холода отвлекаешься…

– Может, в другой раз, – ответил Матвей и едва заметно подмигнул.

– Давай я с тобой сыграю, – вдруг произнесла Арина, вынимая руки из-под куртки. – Говоришь, мозги расшевеливает?

Тихон на мгновение растерялся, но затем кивнул, приглашая её присесть рядом.

На некоторое время внимание собравшихся приковала игра двух подростков. Не наблюдал за ними только Юдичев.

Он отошёл от костра и посматривал в окно, на погружённый в сумерки лес. Через пятнадцать минут игру прервал приступ кашля Вадима Георгиевича. Старик отхаркивался кровавыми сгустками.

– Где мы? – прокряхтел старик и уставился в потолок.

Маша улыбнулась и коснулась его щеки:

– Мы в церкви.

Глаза старика расширились.

– Церкви? – переспросил он. – Правда? В церкви?

– Да.

Она осторожно приподняла его голову, дав ему возможность разглядеть внутреннее убранство. Глаза Вадима Георгиевича сверкнули влагой и на миг просветлели.

– Церковь… это хорошо… – пробормотал он и вновь погрузился в лихорадочное забытьё.

Матвей обратил внимание, как Лейгур, сложив ладони вместе, нервно потирал большие пальцы, будто готовился произнести речь перед собравшимися.

– Я должен это сказать. – Он встал и посмотрел на Машу. – Твой отец долго не протянет. Мы лишь отсрочиваем неизбежное и продлеваем его муки. Нам уже ничем ему не помочь.

– И слышать этого не желаю. – Маша крепче обняла отца.

– Наконец-то хоть в ком-то проснулся голос разума! – воскликнул Юдичев, вернувшись к костру.

– Это он тебя подбил? – Надя кивнула в сторону капитана.

– Никто меня не подбивал. Я говорю очевидное. – Лейгур взглянул на хрипящего старика. – Потащим его – значит потратим силы, а они нам понадобятся, если выжить хотим. Я готов нести его хоть до конца, но стоит ли это усилий, если он всё равно умрёт?

– Как же легко ты рассуждаешь, – Надя презрительно сжала губы. – Говоришь о нём, как о ненужном грузе. Хотя чему удивляться… – Она пожала плечами. – Для того, кто голыми руками убил девочку и её отца, это ведь пустяк, да?

– Он… что сделал? – Голос Маши застыл на полуслове.

Даже Юдичев, стоявший рядом с Лейгуром, отшатнулся.

– Сейчас это неважно, – невозмутимо продолжил исландец. – Наша цель – выжить. Думаю, все за. Решение должно быть общим.

Домкрат, читавший по губам, жестами потребовал объяснений, но Надя отвернулась.

– Засунь это тупое голосование себе в задницу, – бросила она, садясь рядом с Машей.

Арина взяла слово:

– Но он прав…

Все повернулись к ней.

Девушка провела ладонью по коротким волосам и заговорила, избегая взгляда Маши:

– Мне было пятнадцать, когда болезнь забрала моего отца. – Она облизнула пересохшие губы. – Я понимаю вашу боль… Но мы должны выжить. Ради «Копья». Вы сами говорили: токсин требует жертв.

– Не могу… – Маша прижала голову отца к груди. – Не могу…

Надя шмыгнула носом, глядя на подругу с жалостью.

– Голосование всё равно состоится, – Лейгур подбросил в костёр щепку. – Если большинство против – я понесу твоего отца до самого его конца. Если за – он останется здесь.

– Мы его не бросим! – в голосе Маши дрогнуло отчаяние.

– Я тоже, – поддержала Надя. – Понесу сама, если придётся.

– Два голоса «против», – вздохнул исландец. – Юдичев и я – «за». Арина, теперь твоя очередь.

Девушка молчала, не сводя обеспокоенного взгляда со старика и вцепившуюся в него Машу.

– Простите… – прошептала она и кивнула Лейгуру, давая понять свой выбор.

– Так, теперь Домкрат. Он вообще понимает, о чём мы тут?

Прогрессист, не сводя пристального взора с губ исландца, покачал головой, утвердительно ответив на его вопрос. Надя стала общаться с ним на языке жестов, и, судя по резким движениям рук, пыталась убедить его принять верное, по её мнению, решение. Так длилось несколько минут, пока Домкрат не опустил голову, тяжело выдохнул и затем показал Лейгуру опущенный большой палец.

– Сволочь ты! – прошипела Надя, показывая ему неприличный жест. – Он столько для тебя сделал, а ты… видеть не хочу!

Домкрат выглядел пристыженным. Он резко встал с места и, по примеру Юдичева, отошёл к окну, положив ладони на подоконник. Выбор дался ему нелегко.

– Плевать я хотела на ваше чёртово голосование, ясно? – заявила Маша. Её заплаканные глаза горели искорками отражающегося пламени. – Мы всё равно понесём его.

Ей ответил Юдичев:

– Да можете нести его хоть до самого Парижа, только вот все остальные уйдут на север, пока вам мерзляки на пятки ступать будут.

– Умолкни, – спокойным, но в меру угрожающим голосом произнёс в его сторону Лейгур.

– Я помогу им, – вдруг откликнулся Тихон, подняв руку. – Я за то, чтобы нести Вадима Георгиевича до конца.

Все удивились решению Тихона, а Надя с Ариной оглядели парня недоверчивым взглядом, будто принимая сказанное за шутку.

– Твоего мнения здесь вообще никто не спрашивал, сопля зелёная, – гаркнул Юдичев. – Сиди и не отсвечивай.

– Тебя спросить забыл, крыса корабельная.

– Чё ты вякнул, щенок?

Юдичев сжал кулак и шагнул к парню. Тихон уже приготовился, сжимая спрятанный в кармане куртки нож. Между ними двумя встал Лейгур.

– Пацан уже давно заслужил быть частью команды, – сказал исландец, – и право голоса у него есть, как и у каждого здесь. Так что вернись на место.

Несмотря на предупреждение, Юдичев продолжал испепелять парня злобным взглядом.

– Я тебе твой острый язычок оторву с корнем, если ещё раз будешь перечить мне, сопляк. Усек?

– Ага, как же, обязательно, – язвил Тихон, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Юдичев сел обратно.

Через минуту возникшее внезапно напряжение в команде спало, и Лейгур продолжил:

– Я, конечно, твой выбор не понимаю, малой, но «за» – так «за».

– Да чё тут понимать-то. – Тихон пнул веточку под ногой прямиком в костёр. – Он меня тогда ещё на корабле пожалел, несмотря на мой поступок, да и защищал постоянно. Я ему должен, вот и всё.

– Твоя правда.

– Спасибо тебе, – внезапно произнесла Надя. Кажется, это был первый случай, когда она обратилась к мальчику не с угрозой его прикончить.

Тихон проглотил невидимый комок в горле и кивнул ей.

– Так, стало быть, у нас четыре «за» и трое «против», – подытожил Лейгур и обратил свой взор на Матвея. – Получается, последнее слово за тобой. Если проголосуешь «против», значит понесём, даже несмотря на поровну разделённое количество голосов.

– Что за тупость? – вновь взъерепенился Юдичев. – Почему это за ним последнее слово?

– Потому что мы, так или иначе, должны прийти к решению. В нашем случае «ничья» ничего не решит, если, конечно, никто вдруг не изменит свой голос. – Он медленно осмотрел всех присутствующих, давая им время ещё раз обдумать свой выбор. – Вижу, возражений нет. Ну так что, Матвей?

Собиратель снял шапку, смял её и прижал к груди.

– Вот, значит, оно как…

– Прости, так уж получилось.

– Матвей, прошу тебя… – взмолилась Маша, глядя на него. Сердце у Матвея обливалось кровью при виде её заплаканного лица.

– Матвей… – на этот раз голос подала Арина. Карие глаза девушки горели решимостью и твёрдостью. – Подумай хорошенько.

– Да, Матвей, подумай хорошенько, – подхватил Юдичев.

Собиратель встал, отошёл в сторону, опёрся на столб и погрузился в размышления. Подняв голову, он заметил, как из тьмы за ним наблюдали святые из наполовину разрушенного иконостаса. Казалось, десятки глаз, сверкающих отблеском огня, высматривали каждую его мысль.

– Завтра, – пролепетал он.

– Что? – уточнил Лейгур.

Он повернулся к остальным, попытался стряхнуть с себя внезапный охвативший страх.

– Утро вечера мудренее, так ведь говорят, верно? – произнёс Матвей. – Я проголосую завтра утром. Возможно, за ночь кто-то передумает.

Не все согласились с его решением. Арина пожелала возразить, но едва произнесённое слово так и повисло в воздухе. Юдичев тоже остался недоволен, махнув рукой и пробормотав что-то себе под нос.

– Утром так утром, – нехотя согласился Лейгур и сел обратно погреть руки у костра.

На том и сошлись.

***

Первым дежурить выпало Матвею.