Дети Антарктиды. На севере

Пока все спали или пытались уснуть, он поддерживал огонь, вороша угли палкой.

Матвей всё пытался вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули Москву. Десять? Пятнадцать? Он окончательно потерял счёт времени. Конечно, можно включить ваттбраслет и посмотреть точную дату, но не хотелось тратить даже крошечную долю энергии. Кто знает, может, она пригодится на севере, когда всё будет почти кончено.

Взгляд собирателя упал на стонущего не то во сне, не то в бреду старика и согревающую его объятиями дочь. Размышления о судьбе Вадима Георгиевича настигли его как мерзляк в холодную погоду, а ведь он так старался не думать о нём хотя бы эту ночь! Вновь перед глазами встал образ Маши, бьющей его по груди кулаками и проклинающей до конца дней. Свой выбор Матвей сделал сразу, как только заговорили о голосовании, только никак не мог набраться храбрости произнести его вслух, страшась гнева убитой горем Маши. После этого она будет ненавидеть его особенно сильно, ведь именно он забьёт последний гвоздь в крышку гроба её отца, проголосовав «за».

«Но это надо сделать, Матвей, ты и сам это прекрасно понимаешь», – успокаивал он себя.

Ноги затекли, и он решил размяться. После первого шага заскрипела половица, но никто не шелохнулся – спали мертвецким сном. Он подошёл к Маше, долго смотрел на её профиль и на растрёпанные волосы; хотел их поправить, но не стал, боясь нарушить её покой.

Потом вдруг заметил, как напротив зашевелился локоть Арины. Он подошёл ближе и увидел, как та писала карандашом в своём красном дневнике. С того дня, как они покинули Приморск, она часто делала в нём записи.

– Не спишь?

Арина медленно закрыла дневник.

– Не могу. – Она посмотрела на него. – А ты?

– Я же на стрёме.

– А… точно.

– Всё хочу спросить, что ты там пишешь?

– Да так, всякое. – Девушка села спиной к костру. – Знаешь, мне не по себе от этого места.

– В церкви?

Она кивнула.

– Не знаю… – последовало от неё объяснение. – С виду всё заброшено, но как будто бы… – Она замялась, потом посмотрела на него и с едва слышным испугом в голосе произнесла: – Будто мы здесь не одни и пришли в гости, а хозяева либо вот-вот придут, либо прячутся и наблюдают за каждым нашим вздохом из-под половиц. Или ещё откуда-нибудь. В общем, жду не дождусь утра. Хочу убраться отсюда как можно скорее.

Арина поднялась с места и подошла к Матвею вплотную.

– Матвей…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – опередил её собиратель. – Давай не будем об этом.

– Просто хочу убедиться, что ты примешь верное решение, – она перешла на шёпот. – Мне тоже ужасно жаль Вадима Георгиевича, но ты, как собиратель, должен понимать…

– Я всё понимаю.

– Надеюсь на это. – Она коснулась его щеки и провела ладонью. По его телу пробежали мурашки, а по внутренностям словно разлилась тёплая вода. – Скажи, с тобой всё хорошо?

Матвей устало вздохнул.

– Учитывая наше нынешнее положение?

– Нет, я не об этом, – её голос оставался серьёзным. – С тех пор как мы ушли из Москвы, ты выглядишь беспокойным. И я не про наши нынешние проблемы. Я про… знаешь… Ты чаще стал разговаривать с собой…

– Вот как? – Он не припоминал за собой подобного.

– Да. Я слышала много раз, как ты бормотал по ночам или когда оставался один.

Её ладонь легла ему на плечо.

– И ещё твой взгляд… Ты будто призрака увидел.

При упоминании «призрака» перед взором собирателя вспышкой возникли лица Йована, затем Максима и даже Шамана. Их измученные, бледные, мертвые лики пристально смотрели на него.

– Матвей? – Голос Арины прозвучал громче обычного. Он почувствовал, как его трясут. – Что с тобой?

– Н-ничего…

– Вот об этом я и говорю, ты…

– Это всё голод, – поспешил он прервать её. – Голод и усталость, только и всего.

– Просто знай, я рядом, хорошо? – Арина погладила его по руке.

– Хорошо. – Он поцеловал её в щеку.

– Попробуй поспать, я подежурю. – Она потянулась к его винтовке. – Всё равно сна ни в одном глазу.

– Уверена?

– Да, уверена. Иди. Тебе нужно хоть немного поспать, прежде чем… Ты знаешь. Мудрое утро не наступит, если как следует не выспаться.

– Пожалуй, – согласился Матвей.

***

Матвей слышал голоса, множество голосов, отражающихся от наполовину сгнивших стен. Иконы говорили с ним, шептали на ухо, и всё это сливалось в единый поток бессмыслицы. Но отчего-то собиратель воспринимал всё это как само собой разумеющееся. Как если бы он зашёл внутрь ветряка и услышал гудение электричества, бегущего по проводам.

Шёпот не замолкал, и Матвей ощущал странный, необъяснимый покой. Время перестало иметь для него значение и потеряло всякий смысл.

А затем настало пробуждение.

Глава 3. Два пути

На рассвете, пока все остальные готовились к дороге, Матвей вышел наружу и проверил небо. Изучая тяжёлые облака, медленно плывущие с востока, он вспоминал уроки Шамана. В последние несколько дней старший собиратель посвящал каждую свободную минуту обучению Матвея искусству предсказания погоды по небу, а тот, чувствуя себя почти новичком в ремесле собирательства, старательно впитывал каждое слово. И сейчас, глядя на небо, он признался себе, что не может вспомнить, к какому типу относятся эти облака – бессонная ночь и навязчивые кошмары явно сказались на ясности ума. Но был уверен в одном: надвигающаяся погода несла в себе как добрые вести, так и дурные.

Матвей почувствовал, как его дёрнули за рукав. Тихон подошёл совсем незаметно и выглядел взволнованным.

– Доброе утро, – пролепетал он.

– Доброе.

Мальчишка потёр руки, спрятал их в карманах и стал шаркать ногой по мерзлой траве, покрытой хрусталиками льда за прошедшую ночь.

На крыльцо вышел Лейгур. Лицо исландца выглядело помятым и усталым, борода была спутана.

– Матвей, пора, – хриплым голосом обратился он к нему. – Тебя только ждём.

– Иду, – ответил собиратель и набрал воздуха в грудь. Он встретил тяжёлый взгляд Тихона, потрепал его по волосам и вернулся в церковь. По пути ещё раз взглянул на облака, которые неумолимо двигались в сторону запада.

Все собрались вокруг затухающего костра. Проголосовавшие «за» уже накинули на плечи рюкзаки и винтовки, приготовившись к выходу. Троица из Нади, Маши и Тихона стояла особняком, рядом с Вадимом Георгиевичем. Надя укрепляла носилки ремнями, пока Маша гладила лежащего головой на её коленях отца, распутывая слипшиеся на его лбу седые волоски.

При виде больного старика очередная волна стыда подкатила к горлу Матвея. Все выжидающе смотрели на него в ожидании вердикта.

– Ну не томи уже, – нетерпеливо проговорил Юдичев. – Сделай одолжение, проголосуй «за» и двинем уже из этого местечка подальше. Мне здесь не по душе.

– Голосуй, как считаешь нужным, – добавил Лейгур.

– Идите уже, все вы, – устало произнесла Маша. – Справимся и без вас.

– Нет, не справитесь, – ответил наконец Матвей и, оглядев остальных, указал на дверь церкви. – Я только что проверил облака: сюда надвигается холодный фронт, возможно, последний в этом сезоне. Уже к полудню сюда придёт мороз, а с ним, вероятно, и буря – всякое может быть. В любом случае, какой бы новый вид мерзляков нас ни преследовал, такого холода они точно не переживут, по крайней мере, я на это надеюсь. Возможно, только поэтому они до сих пор на нас не напали – чуют приближение морозов.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила настороженно Надя.

– Это наш шанс уйти как можно дальше на север, не боясь при этом столкнуться с мерзляками. Считайте, сама природа прикрывает нас на какое-то время, позволяя отступить туда, где безопаснее. Сколько это продлится? Понятия не имею. Возможно, две недели, возможно, три, а может, и вовсе пару дней. Но мы можем рискнуть… – он посмотрел на Машу, – и взять с собой Вадима Георгиевича.

Реакция Юдичева не заставила себя ждать – он пнул обугленную головешку возле костра и по привычке стал бормотать лишь ему понятные проклятия. Стоявший поодаль Домкрат, заметив вспыхнувшего от гнева Максима, всё понял, но никак не отреагировал.

Но вот Арина не пожелала оставаться безучастной и поспешила оспорить решение:

– Это слишком рискованно, Матвей. А если и правда этот фронт задержится всего на пару дней? Да мы с носилками за это время пройдём, даст бог, километров пятьдесят!

– Да, всё верно, – с печалью согласился Матвей. – Поэтому остаётся лишь надеяться, что холод продлится как можно дольше.

Юдичев резко направился к двери и заговорил:

– Вот что, я не собираюсь рисковать своей шкурой из-за без пяти минут мёртвого старика. И если среди вас ещё есть те, у кого голова на плечах, в отличие от этого горе-собирателя и тех двух дамочек, приглашаю пойти со мной.

Юдичев остановился в дверях в ожидании тех, кто согласится с его предложением. Так он простоял секунд десять, но ни один из присутствующих и шагу не сделал в его сторону.

– Ну и катитесь, – махнул он рукой.

Он поправил лямку рюкзака и ногой пнул дверь, выйдя из церкви.

– Ну что ж, стало быть, решено, – вздохнул Лейгур.

Исландец снял рюкзак, когда вдруг раздался хриплый, едва слышный голос Вадима Георгиевича:

– Доча…

– Он очнулся! – радостно, но с толикой горечи воскликнула Маша.

Глаза старика открылись и стали бегать по лицам окруживших его товарищей.

– Папочка, я здесь. – Маша слегка наклонила его голову к себе.

Губы Вадима Георгиевича дрогнули в полуулыбке, а из глаз потекли слёзы.

– Доча… мы всё ещё в церкви?

– Что? – Она наклонилась. Голос больного едва был слышен.

– Мы ещё в церкви?

– Да, папа, мы в церкви, но собираемся уходить.

Вадим Георгиевич стал мотать головой, а дрожащая рука потянулась к Маше, но так и не коснувшись её лица, обессиленно упала на пол.

– Оставь меня тут, – просипел он.

– Нет, я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем, даю тебе слово. Мы…

И тут, словно из последних сил, Вадим Георгиевич вцепился рукой в куртку дочери. С виду простое действие далось ему нелегко, и на мгновение он будто бы ожил, вновь обретя силы.

– Я устал, не могу больше терпеть эту боль.

Слёзы брызнули из Машиных глаз. Она взяла его одряхлевшую руку и прижала к губам.

– Я ради тебя… – старик прервался, его горло сводила судорога. Каждое слово, да что там, каждый вздох давался ему с неимоверным усилием. – Я ради тебя отправился сюда, все мы. Прошу тебя, не делай мои усилия напрасными. – Он чуть крепче сжал её ладонь. – Тебе ещё многое нужно сделать. Вернуть «Копьё» и… и помочь людям Матвея с «Востока». Я дал им клятву, что они получат припасы, и теперь эта клятва ложится на твои плечи. Прости меня.

Надя шмыгнула носом, быстро смахнув выступившую слезу.

– Все вы, дорогие мои… все до единого… – продолжал едва слышно бормотать старик. – Всем вам ещё многое нужно сделать. Идите!

Последние слова прозвучали неожиданно грозно, с присущим Вадиму Георгиевичу командирским голосом.

«Начальник…» – пронеслось в голове у Матвея.

Дыхание старика участилось, взгляд обратился к потолку. Остатки сил быстро покидали его.

– Лучше здесь, в церкви, рядом с Богом, нежели там, в глуши, в холоде, – надрывно произнёс он, едва сдерживая рыдание.

– Папочка… – Маша вцепилась в старика.

– Пошли, Маш. – Надя взяла её за плечи.

– Я не могу, Надь, не могу.

– Пойдём, пойдём.

Надя изо всех сил тянула подругу прочь от старика, застывшего в ожидании смерти. Маша вырывалась, и тогда на помощь бросился Домкрат. Вместе они, хоть и с трудом, выволокли её наружу. За их спиной раздался новый приступ кашля – тяжёлый, рвущийся из глубины груди.

– Пошли. – Арина взяла за руку остолбеневшего от зрелища Тихона и увела прочь.

С Вадимом Георгиевичем наедине остались только Матвей и Лейгур.

– Матвей, – раздался голос старика.

– Да? – Он опустился на колени рядом с ним, чтобы лучше расслышать.

– Позаботься о Маше, хорошо?

– Обещаю.

– Ты хороший человек, Матвей. Хороший…

Он снова закашлялся.

– Как же больно… Господи! Боже милостивый! Как же больно.

Над его ухом наклонился Лейгур и прошептал:

– Если хотите, я могу покончить с этой болью.

Матвей вначале не поверил услышанному и в ужасе уставился на исландца. Не послышалось ли ему?

– Только скажите, – продолжил шёпотом Лейгур, – я всё сделаю. Боли не будет.

– Грех же… – выдавил из себя старик.

– Я не верю в вашего Бога, поэтому не боюсь его наказания. Но и делать ничего не стану, если не попросите.

– Хорошо, – не задумываясь, ответил Вадим Георгиевич.

– Хорошо?

– Да, хорошо. Сделай это, сделай… – Он поморщился от боли.

Лейгур взглянул на Матвея и словно взглядом спросил, нет ли у него возражений? Матвей посмотрел на Вадима Георгиевича, на его искажённое болью лицо. Будь он на месте старика, сам бы пожелал скорейшего избавления от подобной агонии – любыми средствами…

Так и не услышав слова против, огромные ладони Лейгура потянулись к горлу старика.

Собиратель встал и отвернулся, не найдя в себе сил наблюдать за творящимся. Выйти он не мог – подумают неладное, когда спросят, почему там задержался только исландец. Последнюю волю Вадима Георгиевича лучше сохранить в тайне.

На верхушке полуразрушенного иконостаса перед Матвеем висело изображение распятого Христа, чей лик стёрло время. Виднелся лишь обращённый к земле мёртвый взгляд, наблюдающий за происходящим в Его храме.

Раздалось кряхтение, глухие удары о дощатый пол, затем приглушённый кашель – и наступила тишина.

***

Матвей и Лейгур вышли на крыльцо церкви и заметили, как остальные уже поднимались по кювету к трассе. Надя придерживала за плечо Машу, удерживая её от желания вернуться в церковь.

– Я должен был это сделать, – проговорил Лейгур.

– Да, – ответил Матвей, глядя в голубые глаза исландца. – Если хочешь знать, я не осуждаю тебя. Но остальным об этом лучше не рассказывать.

– Разумеется. Всё это между нами, – тихо произнёс исландец.

Оба спустились по ступеням и отправились вслед за командой.

Когда вышли на трассу, не обмолвились и словом. Со стороны шестеро путников походили на похоронную процессию – только без гроба, с идущей во главе дочерью, потерявшей отца. Порой Маша срывалась в сторону, явно желая вернуться, но ласковая и одновременно крепкая хватка Нади останавливала её, прижимая к себе. Однако чем дальше они отходили от злополучной церкви, тем меньше становилось таких попыток, пока Маша и вовсе не успокоилась.

Холодало. Ветер усилился, окружающие путников деревья заскрипели протяжно, а птицы, парящие в воздухе, защебетали. Казалось, сам лес предупреждал о надвигающемся холоде. Удивительно, но ещё вчера здесь царствовали грязь и морось, а теперь всё снова должно было покрыться белой пеленой.

Матвей подумал:

«Вадим Георгиевич наверняка приплёл бы Божье вмешательство».

Полчаса спустя они заметили Юдичева, бредущего впереди. Тот увидел их метров за сто, остановился и сел на упавшее вдоль дороги дерево.

– Так, не понял, – сказал он, когда остальные подошли. – А где же ваш груз?

Внезапно Маша подскочила к Юдичеву, опрокинула его на землю и принялась колотить по лицу. Прежде чем Матвей успел вмешаться, он заметил, как физиономия капитана обрела выражение растерянности – тот явно не ожидал подобного.

Матвей не успел разнять их – всё произошло слишком быстро. Юдичев, взбешённый до предела, швырнул Машу в сторону, но Матвей встал между ними. В этот миг Максим вытащил из кармана пистолет.

– Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал! – орал капитан, снимая оружие с предохранителя. Из его левой ноздри потекла кровь, окрасив пшеничные усы багровым пятном. Значит, кулак Маши всё же достиг цели.

– Убери пистолет, – велел Матвей, встав у него на пути.

Но Юдичев и не думал успокаиваться.

– Чтоб ты сдох, ублюдок, – пробурчала Маша, лежа в мокрой траве.

Надя не осталась в стороне и навела винтовку на голову Юдичева.

– Брось пистолет, – её голос прозвучал твёрдо.

– И не подумаю, если эта сука не возьмёт и не извинится…

Пока взгляд Юдичева был обращён к Наде, Матвей быстрым движением выхватил у него пистолет. Всё прошло не совсем гладко – палец капитана успел нажать на спусковой крючок. Пуля рассекла воздух, пронзительно звякнув в ушах.

Все на мгновение остолбенели.

Матвей очнулся, схватил Юдичева за шиворот куртки и прижал к стволу сосны. От применения кулаков сдержался – руки так и чесались расквасить эту морду.

– Слушай сюда, – процедил сквозь зубы Матвей, – твоё поведение уже всех достало…

– Ты чего себе возомнил, собиратель? Отпусти меня, или я…

Терпению настал конец. Матвей ударил его кулаком под дых – так, что того скрючило на месте. Удерживая его за шиворот, он сел на корточки и продолжил:

– Её отец, я, все мы плыли сюда, чтобы спасти в том числе и твою шкуру, ясно тебе?! Некоторые отдали жизни – мой друг погиб в Москве! – Матвей усилил хватку. – Хорошего доктора, чьего имени ты даже не знаешь, распотрошили мерзляки, вчера загрызли Шамана, который снабжал тебя жратвой, а ты и бровью не повёл! А теперь Вадим Георгиевич… Все они погибли, пытаясь спасти тебя, сука!

Матвей отпустил его и отдышался, пытаясь дать отпор душащей его ярости.

– Вадиму Георгиевичу ты должен быть особенно благодарен, – спокойным, но с примесью раздражения продолжал он. – Только благодаря ему ты до сих пор дышишь, ходишь и говоришь. И я тебе не позволю обращаться к нему и его дочери с таким пренебрежением. Да и вообще – ко всем нам. Понял?

Юдичев выплюнул кровавый сгусток под ноги Матвея и стал буравить его взглядом.

– Сейчас у тебя есть два пути. Первый – остаёшься в группе, но следишь за языком. Пасть открываешь только по делу. Второй – разворачиваешься катишься ко всем чертям. Но учти: увижу тебя рядом – убью на месте. Выбор за тобой.

– Советую выбрать второй путь, – с трудом дыша от гнева, добавила Маша. – Так дольше проживёшь.

Матвей с укоризной взглянул на неё, молча велев не вмешиваться.

– Я с вами, – пробормотал Юдичев, поморщившись от боли.

– Громче.

– Да с вами я!

Он вырвался из хватки и протянул руку, надеясь вернуть пистолет. Матвей не торопился, внимательно смотря ему в глаза, насквозь пропитанные ненавистью.

– Остынешь – тогда верну, – ответил он и убрал оружие в карман. – Я за тобой слежу.

– Лучше проследи за своей новоиспечённой ненормальной подружкой, – рявкнул Юдичев, возвращаясь на дорогу. – Вроде учёная, а творит всякую нелогичную херню.

Он протёр нос тыльной стороной ладони, увидел кровь и, пробормотав что-то нечленораздельное, ушёл вперёд.

С неба посыпался редкий снег.

– Ладно, идём, – сказала Надя.

Маша подошла к Матвею и положила руку ему на плечо.

– Спасибо, – сказала она.

Матвей кивнул.

– Не за что. Но всё же постарайся воздержаться от воплощении в жизнь своих угроз, хорошо? По крайней мере на время.

– Я очень сильно постараюсь.

Матвей надеялся на искренность её обещания.

Команда продолжила путь.

– Обернётся он нам ещё проблемами, – сказала Арина, догнав Матвея. – На твоём месте я бы его прикончила.

– С каких пор ты так легко говоришь о чьей-то смерти? – удивился Матвей и даже остановился, чтобы другие отошли и не услышали разговор.

– Потому что это проще всего, Матвей, и наверняка, – настаивала Арина, глядя ему в глаза. – Он только и делает, что вредит. И я уверена – твоё предупреждение его не остановит. В следующий раз он сделает что-то куда хуже.

– Ты умеешь видеть будущее?

– Что? – она опешила. – Нет… Я…

– Тогда не говори того, чего не знаешь. Убить человека только на основе домыслов – путь в одну сторону. В пропасть.

– Мы уже в пропасти, Матвей, – возразила Арина. – А Михаил Буров – на полпути домой. И знаешь, что меня гложет? Всего этого могло не быть, разберись ты с сержантом после его выходки в «Мак-Мердо». Йован рассказал мне о вашей попытке, но ты тогда не решился. Теперь Йован мёртв, сержант сбежал, а мы идём хрен знает куда, лишь на время откладывая конец.

У Матвея впервые в жизни возникло желание ударить Арину. Конечно, он бы этого не сделал, но казалось, только пощёчина могла отрезвить её от сказанного ею безумия.

– Твоя жалость тебя погубит, Матвей. Возможно, она погубит всех нас.

Она больше ничего не сказала и пошла вперёд, оставив Матвея в ступоре. Это была она? Его Арина? Казалось, с ним говорил чужой человек – лишь внешне похожий на ту проницательную, добрую девушку, которую он знал последние семнадцать лет.

Внутри разлилась вязкая пустота, и он медленно поплёлся следом за остальными.

Глава 4. Надежда

Прошли весь день, не встретив по пути ни города, ни поселения. Искорёженные временем и природой машины попадались всё реже. Теперь чаще натыкались на упавшие на трассу деревья – обыкновенно сосны. Иногда останавливались возле стволов, прислонялись к ним, давая передышку усталым ногам, делали глоток воды и продолжали путь.

Матвей отметил, как богат этот край множеством озёр. Между деревьев, метрах в ста и дальше, виднелись большие водные глади или совсем непримечательные озерца, больше похожие на пруд. В лесах их, должно быть, и того больше. Будь у них под рукой карта местности, она наверняка вся была бы усеяна голубыми пятнами.

Эх, карта! Вот чего им не хватало. Матвей знал лишь одно: брели они то ли по Архангельской области, то ли по Карелии.

Животы молчали, смирившись с очередным голодным днём. Остатки пеммикана – жалкие крохи – доели ещё утром. От недостатка пищи клонило в сон, заставляя клевать носом прямо на ходу.

Медленно, но верно пустые желудки лишали их сил.

– Ты до сих пор видишь его? – спросил Матвей Тихона, когда оба немного отстали от группы.

– Кого? – голос мальчика охрип.

– Своего брата. Тимура.

Тихон ответил не сразу:

– Да. И с каждым днём всё чаще, – произнёс он, будто опасаясь, что его могут услышать. – Последний раз я видел его отражение там, в церкви, в одной из этих странных картин.

– Иконы, – подсказал Матвей.

– Иконы, – повторил парень, стараясь запомнить, а потом продолжил: – Я обернулся, но его там не было.

– Понятно…

– А почему ты спрашиваешь?

Перед Матвеем всплыло искажённое не то злобой, не то ужасом лицо Йована. И правда, почему он спрашивает? Всё просто: ему не хотелось быть одиноким в своём безумии. Раньше сводили с ума сны, теперь они ожили и начали преследовать его, перевоплотившись в призраков. Не это ли свело его отца в могилу? В конце концов он потерял столько друзей на вылазках, не говоря уже о бедах, обрушившихся на него во время Вторжения.

– Не хочу кончить как он…

– Что? – спросил Тихон.

Матвей постарался перевести тему:

– Ничего. Ты вообще как? Держишься?

Мальчик развёл плечами:

– Есть хочу.

– Да уж, я тоже.

– И всё никак не могу перестать думать о Вадиме Георгиевиче. – Он посмотрел на Машу, ковылявшую позади. Ей явно хотелось побыть одной. Тихон оглянулся через плечо, задержал взгляд на ней, а затем снова повернулся вперёд. – Всё думаю, может, он в той церкви успел выздороветь и сейчас идёт по нашему следу, пытаясь нас догнать? – прошептал мальчик.

Матвей смолчал.

– Да кого я обманываю, – вздохнул Тихон. – Глупости всё это. Наверняка он уже мёртв.

***

К вечеру ветер усилился, вздымая шершавый, выпавший за день снег, который назойливо впивался в глаза и щеки, не давая покоя.

Окружающий трассу пейзаж – стена деревьев и множество озёр – не менялся. Казалось, будто они угодили во временную петлю, проходя одно и то же место раз за разом, и лишь постепенно заходящее за горизонт солнце убеждало в обратном. От душащей усталости и голода уже несколько часов никто не говорил – старались беречь остатки сил. Все мысли были заняты лишь одним – найти укрытие, да побыстрее. Ветер с каждой минутой усиливался, перерастая в снежную бурю.

И вот последний луч солнца сверкнул между древесных крон. Трассу окутали сумерки, а непогода стала яростно показывать характер, ещё сильнее замедлив группу. О костре и не помышляли: найти сухих веток в такую погоду было невозможно, да и добудь они каким-то чудом огонь – его бы сдуло в три счёта. Поэтому пришлось идти дальше – идти и надеяться на чудо. И, к счастью, оно произошло.

В белой мгле вихрящегося снега Лейгур заметил очертания гигантского здания в лесу. К нему вела широкая подъездная дорога, соединённая с трассой и перегороженная шлагбаумом. Матвей подошёл ближе, прищурился и разглядел будку охранника, а чуть дальше – силуэты здоровенных фур, стоявших у входа.

– Сюда! – махнул Матвей остальным.

Сопротивляясь ветру, они зашли на территорию какого-то промышленного объекта, прикрываясь руками от летящего в лицо снега. Несколько минут ушло на поиски входной двери. Когда нашли, долго возились, расчищая навалившийся у её подножия сугроб. Оказавшись внутри, обессиленно рухнули на пол и принялись стряхивать с курток снег. Воняло застарелой плесенью, не дававшей вдохнуть полной грудью. Едкий запах ржавчины врезался в ноздри. Вокруг был густой мрак.