Полная версия
Сила расталкивания (серия: Аз Фита Ижица. Часть I: Прогулка по висячему мостику. Книга 2)
Ира перевернула страницу и прочла значение этого же символа в перевернутом положении:
«Если вы чувствуете преграду, эта руна советует вам быть честным с самим собой. Не думайте об окружающих, а спокойно загляните внутрь себя в поисках врагов своего развития. Вы увидите, что внешний "враг" – не более чем отражение того, что вы до этого момента не могли или не хотели осознать как идущее изнутри. Вызов здесь – сломать инерцию прошлых привычек».
Общее ощущение от прочитанного как никогда отражало её состояние и стремления. Ира стала внимательно вчитываться в каждую фразу.
«Начальная точка – это "я"».
Да, именно, запутавшись в жизни, она и пришла к этой начальной точке. В конце концов, окончательно и бесповоротно решила разобраться в себе.
«Только ясность, желание измениться будут эффективны».
Желания измениться в переизбытке, а вот что с ясностью? Ясность, пожалуй, тоже есть. Она знает, что и даже в каком направлении нужно менять.
«Следует оставаться скромным – это советует оракул».
Скромным? В чём именно?
Да. Пожалуй, её желание, вот так вот запросто примирить себя с собой, гармонизовать рациональное и иррациональное в себе, особо скромным не назовёшь.
«Независимо от того, каковы ваши заслуги, будьте уступчивым, сосредоточенным и умеренным».
Заслуги? В чём, в данном случае, заключаются её заслуги?
За последний без малого год она многое узнала и многому научилась. И это многое гораздо больше, чем всё, что она узнавала и чему училась всю предыдущую свою жизнь. Не количественно больше, качественно.
Быть уступчивым, в данном случае, скорее всего, значит не препятствовать самой себе. Не упираться, как баран рогом, пытаясь вести ставшую во многом необычной жизнь, тем же, что и до этого, привычным для неё способом.
При этом нужно сосредоточиться на самом пути изменений и умерить свои аппетиты в ожидании мгновенного чуда.
«Старайтесь вести обычную жизнь необычным способом».
В общем-то, вопреки самой себе она уже давно старается, притом изо всех сил.
Ира рассмеялась.
А что, очень даже забавно! Она почти что инстинктивно, не отдавая себе полного отчёта, стала вести обычную жизнь необычным способом.
В итоге, эта самая жизнь стала…
Нет. Её жизнь только становиться необычной, а она изо всех сил теперь пытается вести её обычным способом.
Хотя обычный по отношению к необычному, соответственно, будет необычным.
А стала ли её жизнь в действительности необычной?
Ира взяла свои листочки. Судя по этой классификации, не особо. А вот способ её ведения, то есть, восприятия событий, пожалуй, что да.
Только вот старается она в двух направлениях сразу. Своей иррациональной сутью неосознанно пытается вести обычную жизнь необычным способом, а рациональной – почти осознанно старается вернуться к прежнему состоянию.
«Будьте удовлетворены, делая своё дело ради него самого».
То есть, стараться вести обычную жизнь необычным способом нужно не ради какой-то иллюзорной цели.
Ира призналась себе, что иллюзорная цель существовала и исходила она как раз-таки от её рациональной сути.
Хотя, именно так её – рациональную суть – удалось обмануть на начальном этапе, посулив это нечто иллюзорное, чтобы она позволила выйти на сцену жизни иррациональному.
К тому же, иллюзорным оно представлялось именно иррациональному, а рациональному – вполне конкретным. Чем-то из области психологического тренинга, прохождение которого принесёт абсолютно нормальные естественные плоды в виде повышения работоспособности и т. п.
Результат не замедлил сказаться, и реализм задремал, позволив действовать иррациональному в полную силу.
Для иррационального же эти все достижения являлись лишь, пусть не самым плохим, но всё же побочным эффектом.
«Никаких излишеств».
Именно рациональное жаждет чудес, чтобы поохать и поахать, а затем объявить всё это несуществующим.
То есть, рациональное стремится считать это снами, обманом зрения или слуха, неадекватностью психики, воздействием каких-нибудь веществ или излучений, результатом гипноза, бредом, галлюцинацией, мошенничеством и шарлатанством, наконец.
Рациональное жаждет этих излишеств вроде как в качестве доказательств состоятельности иррационального. На самом же деле, ему это нужно для доказательства обратного, что рациональное и делает, опровергая все достижения иррационального любыми доступными способами.
И оно преуспевает в этом, так как в его распоряжении неоспоримый материальный мир и список официальных научных догм.
Рациональное и требует этих излишеств от иррационального только для того, чтобы затем разбить его в пух и прах.
Ира перевернула страницу.
«Если вы чувствуете преграду, эта руна советует вам быть честным с самим собой».
Преграда есть, а быть честной с самой собой страшно.
А собственно, в чём эта преграда? Ведь она её чувствует, но не понимает, что это такое.
Вот для этого и нужно быть честной с собой. Для того чтобы понять, чтобы увидеть это препятствие.
Ира вдруг осознала, что даже не знает, что именно эта преграда ей преграждает.
– Ладно. С этим разберёмся позже, – сказала она сама себе.
«Не думайте об окружающих, а спокойно загляните внутрь себя в поисках врагов своего развития».
Окружающие? Кто они?
Женечка, Влад, Гена, Радный…
О ком она более всего думает? Чаще о первых троих, но с наиболее яркой эмоциональной окраской только о Радном. Хотя Женечка там, в поезде, тоже вызвал бурю эмоций. И не только в поезде.
В этом году он очень основательно вошёл в её жизнь. Собственно, именно он и явился, если и не причиной, то поводом её изменений. Влад и Гена тоже внесли свою лепту.
– Ну вот. Я уже ищу причины и поводы всего в окружающих. Нужно перестать это делать, и все эти причины и поводы найти в себе. Это будет честно по отношению к себе. И, наверное, тогда я пойму, в чём и от чего преграда.
«Вы увидите, что внешний "враг" – не более чем отражение того, что вы до этого момента не могли или не хотели осознать как идущее изнутри».
«Враг» – это, конечно, сильно сказано. Не враг, а повод, причина.
К тому же, есть причина и повод, которые привели её на этот путь, и есть причина и повод, которые ей мешают по нему идти.
В первом случае, поводом стало её неадекватное восприятие сновидения и реальности. Сновидение получилось до боли реальным. А реальность тех нескольких зимних дней, проведённых здесь, до сих пор для неё остаётся смутным воспоминанием об увиденном во сне.
А причина?
По Ириному телу пробежала крупная дрожь, а в кровь хлынул поток адреналина.
– А вот и причина, которая не даёт мне принять всё, как есть. Это – непонятный панический страх. Мой враг – страх. Он постоянно идёт изнутри, когда я пытаюсь всего лишь только приблизиться к пониманию. Страх и есть преграда.
«Вызов здесь – сломать инерцию прошлых привычек».
– Прошлые привычки. Инерция прошлых привычек.
Ира прогнала все мысли и стала прислушиваться к себе.
Она никогда, в общем-то, не воспринимала мир таким, каким его ощущает большинство людей. С незапамятного детства было так. Да и в нынешнем её состоянии для неё, по большому счёту, есть мало чего принципиально нового. Да ничего вообще!
Её усиленно приучали принимать мир определённым образом, и она, в конце концов, привыкла.
Это и есть привычка. Привычка лгать самой себе.
Получается, нечто чуждое мешает ей, но даже всего лишь попытка избавиться от этого вдребезги разбивается о страх.
Вместе с тем она не боится проделывать некоторые вещи, но её охватывает леденящий ужас от результата этих действий. Точнее, не только и не столько от результата, как от самого произведённого действия.
Да и боится вроде как не она.
Ира вспомнила свою беседу с Женечкой незадолго до отъезда на выставку. Он говорил ей о системе безопасности. Она-то как раз и генерирует этот страх.
Сломать её, это значить умереть или сойти с ума, что в принципе одно и то же с той лишь разницей, что в первом случае в теле прекратятся все процессы, а во втором – нет.
И что же получается? Получается, что страх не является врагом?
Получается, что так. Ни врагом, ни преградой страх не является. Точнее, преградой-то он является, но эту преграду ломать нельзя.
Ира перечитала толкование.
А ведь никто не говорит, что нужно ломать преграду. Нужно сломать инерцию старых привычек. Нужно вести обычную жизнь необычным способом. Именно старые привычки – враг и преграда.
А какие именно привычки?
– Привычка разделять мир на реальный и ирреальный, к примеру. Все остальные – производные от неё. Мир един. Если подавляющее большинство воспринимает лишь незначительную его часть, это ещё не повод считать всё остальное иными мирами. Либо, как делает подавляющее большинство подавляющего большинства, считать всё остальное несуществующим вовсе.
– Браво, Палладина!
Ира вздрогнула. Она не заметила, как в кабинет вошёл Женечка. А также то, что говорила вслух. А ещё и то, что за окном уже сумерки.
– - -– «Мир един. Если подавляющее большинство воспринимает лишь незначительную его часть, это ещё не повод считать всё остальное иными мирами. Либо, как делает подавляющее большинство подавляющего большинства, считать всё остальное несуществующим вовсе».
Процитировал Женечка, с восторгом глядя на Иру.
– Знаешь что, Палладина, запиши-ка всё это, сделай себе кучу плакатов и развесь по всему дому. То, что ты сейчас изрекла, в самую точку! Тебе нужно постоянно помнить об этом.
Я, манипулируя твоим ВНИМАНИЕМ, – не без ехидства добавил он, но затем перешёл на серьёзный тон, – хочу буквально приковать твоё ВНИМАНИЕ, – он ещё более усиленно выделил слово «внимание», – к этой истине.
Если она сольётся с твоей плотью и кровью, ты изменишь свою точку зрения на многое и, соответственно, изменишься сама. Ты перестанешь пугаться своего страха.
Ир, поверь, можно испытывать страх, но не бояться его. А когда перестаёшь бояться страха, многие вещи становятся гораздо более доступными.
Вступая в битву, воин испытывает страх, но он не боится его и побеждает.
Тебе нужно победить себя, Ира. Не страх в себе, а себя. Если ты при этом сможешь взять свой страх в союзники, твоя победа будет поистине блестящей.
Кстати, сделать гармоничными взаимоотношения рационального и иррационального – это и значит взять в союзники страх.
А взять в союзники страх – это значит ощутить полноту и целостность Абсолюта.
А ощущение полноты и целостности Абсолюта и есть преодоление всех преград и избавление от всех привычек.
Именно привычки – и хорошие, и плохие – парализуют нашу волю.
– Ты предлагаешь мне бросить курить? – не без сарказма пошутила Ира, и тут в ужасе обнаружила, что она не в кабинете, а сидит себе на диване в гостиной.
Невыносимый страх сковал её.
Женечка радовался как удачно нашкодивший ребёнок. Он долго смеялся, но продолжил серьёзно:
– Борьба с привычками рождает новые привычки. Это – не выход. Возьми в союзники страх. Вон его сколько у тебя!
Вот что ты сейчас делаешь, а? Правильно, пытаешься унять страх и понять, как ты оказалась не в кабинете, а здесь.
Да какая разница? У тебя есть страх. Ты, испугавшись его, вместо того чтобы как-то использовать, пытаешься унять. Это провоцирует противостояние рационального и иррационального, подстрекая их вновь грызть друг друга.
Они снова воюют, тебе хреново, но не страшно. Ведь так?
– В общем-то, да, – вынужденно согласилась Ира.
– Вот видишь? Чтобы обнаружить другой способ обращаться со страхом, нужно выяснить для себя, что же такое страх.
Страх – это эмоция, а эмоции – великая вещь.
Большинством из них мы активно пользуемся в этой жизни. К примеру, радостью для наслаждения, гневом для исправления какой-либо ситуации или наоборот, заведения её в тупик. Неважно. Только страх пытаемся придушить.
– Страх – это инстинкт самосохранения, – вставил Влад, которого Ира до сего момента не замечала.
– Верно. И это важно. Только вот хочу обратить ваше ВНИМАНИЕ на то, – Женечка снова утрированно выделил слово «внимание» и усмехнулся, – что пугаться, бояться и опасаться – это не значит испытывать страх.
Боязнь и опасения – не эмоции, а мыслительные реакции, которые вызывает страх, и направлены они, в первую очередь, против него самого.
Испуг – состояние гормонального фона.
Кстати, боязнь и опасения гораздо чаще возникают сами по себе. В смысле, без участия страха. И сами рождают неприятные эмоции – тягостные переживания, волнения – которые не являются страхом, хотя и похожи на него.
Итак, страх – это единственная эмоция, которую мы никак не используем и всеми силами пытаемся погасить.
– Евгений Вениаминович, а как же пристрастие многих людей к ужастикам, к экстриму?
– Это тоже называют страхом, но это – не страх. Это – испуг, вызывающий впрыск адреналина в кровь, что, в конечном итоге, рождает чувство удовольствия.
Испуг – не эмоция. Это – физиологическое состояние, которое, кстати, зачастую сопровождает страх.
Всё это, конечно, манипулирование терминологией. Мне важно, чтобы ты, Ира, поняла точно, о чём именно я говорю.
Скажем так: страх, боязнь, опасения, испуг – это a, b, c, d, которым заданы определённые значения.
Так вот, страх, в том значении, в котором я имею в виду, это единственная эмоция, которую мы никак не используем и пытаемся погасить.
Страх, как правильно заметил Влад, это проявление инстинкта самосохранения.
Однако, боязнь, опасения, испуг – проявления того же инстинкта. Именно поэтому мы безотчётно смешиваем эти понятия.
Мы боимся, опасаемся, пугаемся, когда нам угрожает что-то, принадлежащее к сфере земной жизни. То есть, реальности, воспринимаемой всеми приблизительно идентично.
Страх нами завладевает тогда, когда мы хотя бы легонько касаемся запредельного.
Страх – это система безопасности в действии. Завладевая нами, он становится для нас реальностью земной жизни, и мы пугаемся, боимся, опасаемся и, как следствие, пытаемся от него избавиться.
Обычный среднестатистический человек, задавливая его, отгораживается от запредельного.
Попытки мистика – то есть, человека, восприятию которого не чуждо запредельное – задавить свой страх, приводят к войне рационального и иррационального в нём.
Если же он преодолеет страх, это, как правильно заметила Ирина Борисовна, приведёт к частичному или полному окончанию его существования в земной реальности.
А вот если перестанет бояться… Вот тогда произойдёт чудо.
Кстати, некоторые считают, что перестать бояться своего страха это и значит преодолеть. Но это не так.
Преодолев страх, индивид избавляется от него, и не только от него, а и вообще от всего, что можно ощущать посредством тела. Он попросту теряет с телом связь, разрушив систему безопасности.
А вот перестав бояться, индивид не перестаёт испытывать страх. Он начинает его использовать.
Это – обман системы безопасности.
Она в целости и сохранности, вовсю генерирует страх, с помощью которого человек контактирует с запредельным, даже полностью уходит в него, но остаётся жив. Жив в общепринятом смысле.
По-моему, именно это и проделала госпожа Палладина, когда перед своим отъездом исчезла на несколько дней.
Ирочка, не хочешь мне поведать, что с тобой было? Влад говорит, что ему ты рассказала. Но, что именно, не колется.
– А Вы и не настаивали, Евгений Вениаминович.
– Конечно, не настаивал. Я не любопытен. Если б судьба Ирины Борисовны Палладиной не висела на моей совести, то и сейчас бы этим не интересовался. Так что, Ир, расскажешь?
– Куда ж я денусь.
– Какое счастье! А то я думал, опять придётся прибегать к средневековым пыткам.
Говорила Ира долго.
Женечка, как и в отчёте о её поездке, требовал мельчайших и, с точки зрения Иры, малозначительных подробностей. Когда это стало её раздражать, он сказал:
– Независимо от количества уделённого ВНИМАНИЯ, в памяти остаётся всё. Но то, на что ВНИМАНИЯ затрачивалось больше, легче втащить потом в сознание.
Ты часто обращаешь ВНИМАНИЕ далеко не на всё, на что надо бы.
Не ты одна, так что не печалься по поводу этой оплошности. Мы все этим грешим. Важно стараться исправиться, пытаясь точно распознать, что важно, а что малозначительно. Иногда это очень сложно, потому что:
Зачастую именно то, что нам кажется мелочью, на самом деле, может являться глобальным событием Вселенского масштаба.
– То, как я развязывала шнурки, глобальное событие Вселенского масштаба?
– Вполне возможно. Ир, я не шучу. Давай дальше.
Ира продолжила.
Когда она, наконец, добралась до света, пещеры и своего полёта, её возмутило равнодушие Женечки к сему поразительному, с её точки зрения, факту.
Женечка как-то по-особенному улыбнулся и мечтательно проговорил:
– Ир, представь, что с рождения слепой внезапно прозрел. Его, безусловно, захватит новизна незнакомой ему ранее возможности восприятия и ощущений. Но неужели ты думаешь, что окружающих будет волновать, что именно он в этот момент увидел? Может, лишь в качестве подтверждения факта прозрения. Главное же, что всем будет интересно, это то, как он сумел прозреть. Как и почему с ним это случилось.
Ира по инерции попыталась что-то возразить, но Женечка на несколько мгновений заструился пламенем, и она замолчала.
Вернувшись в человеческий облик, он рассмеялся.
– Не обижайся, Палладина, для меня не является чем-то из ряда вон выходящим возможность открыть вход в гору. Ты лучше вот что сделай. Вспомни, в какой момент тебе стало страшно, и когда именно ты перестала бояться своего страха.
Поскольку только что усилиями Женечки Ира во всех подробностях восстановила в своём сознании ту ночь, ей не понадобилось долго вспоминать.
– Знаешь, Жень, страха, по крайней мере, такого, который я стала испытывать последнее время, вообще не было. Лишь когда я поняла, что это и есть та самая ночь, о которой говорила Гиала, немного от волнения ёкнуло сердечко. Но от волнения, а не от страха.
– Отлично! Теперь сиди и отматывай события в обратном направлении до момента, когда ты перед этим всем испытала страх, и когда перестала его бояться.
Ира надолго задумалась.
– Знаешь, Жень, я не помню, чтоб в обозримом прошлом, предшествующем моей ночной прогулке, испытывала страх. Именно тот страх, который… Знаешь, Жень, а ведь он впервые – именно такой страх – охватил меня в поезде, когда я нынче возвращалась домой.
Женечка загадочно улыбался.
– Вспоминай, вспоминай.
Влад встал, собрал грязную посуду и ушёл на кухню её мыть.
Женечка поднялся, расположился позади Иры и распростёр ладони у неё над головой.
Ира закрыла глаза. Точнее, они сами закрылись. Сквозь абсолютно чёрную темноту она, будто из очень далёкого далека, услышала Женечкин шёпот. Он говорил очень медленно:
– Страх. Кто или что его причина?
– Радный! – не контролируя себя, выкрикнула Ира и вскочила.
Женечка силой усадил её и снова распростёр ладони над её головой.
Перед глазами поплыла сцена сожжения и тут же оборвалась. Ира сразу увидела стоящего в стороне от всех Радного, и дикий всепоглощающий ужас объял её.
– Тихо, тихо, тихо, – увещевал Иру Женечка. – Перестань бояться, но не дави страх.
– Я не могу! – вскрикнула она и окончательно вырвалась из крепко держащих её за плечи Женечкиных рук.
– Сядь, – спокойно сказал Женечка, занимая своё место.
Ира села. Её всю трясло.
– Я не могу, – пробормотала она, едва переводя дыхание.
– Ир, но ведь когда-то смогла?
– Когда?
– Тебе лучше знать. Вспоминай.
Ира напряжённо стала прокручивать всё, что касалось Радного. Дрожь не унималась, хотя она вроде как и абстрагировалась от страха.
Женечка наблюдал за ней.
– Не умом вспоминай. Выкинь всё из головы. Само и всплывёт.
Ира послушалась. Дрожь сама собой ушла, а перед глазами воскресла сцена из их с Радным совместного похода на Ажечку: как они уговаривают «главных» перебраться через реку и тут показывается чёрная гадюка.
– Я всегда дико боялась змей, – проговорила Ира будничным голосом.
– Что? – спросил Женечка.
– Неважно. Я сейчас приду.
Ира встала и поднялась в кабинет. Там на полу валялся её рюкзачок. Она извлекла из него коричневато-зеленоватый камень и взяла с полки такой же, принесённый ею ранее.
Внутренний голос рационального заявил, что гадюка с дачи Радного ну никак не может быть той же самой гадюкой, что и на Ажеке.
«Заткнись», – мысленно сказала голосу рационального Ира.
Она стояла, держа в каждой руке по камню. Закрыла глаза.
Яркий густой Золотистый Свет окутал её. Перед внутренним взором встала та же сцена, что и немногим ранее, когда Женечка держал свои ладони над её головой. Сцена из её сна, когда она впервые увидела Радного.
В чернущей темноте под Женечкиными руками её обуял невыносимый ужас. Теперь в ярком густом Золотистом Свете то же самое воспоминание вызвало неописуемый восторг.
Сердце бешено колотилось, как и тогда. Все её тело дрожало, как и тогда. Но не от страха, а от восторга.
Едва переводя дыхание, Ира открыла глаза.
– Ира, – прозвучал за спиной Женечкин голос.
Ира обернулась и показала Женечке камни.
– Ира, выбрось их!
– Почему?
– Ир, честно, не знаю, но я чувствую, что в них скрыта угроза.
– То есть, эти камушки вызывают у тебя страх? Так не бойся своего страха! Не ты ли учил давеча? А у меня, Жень, оказывается, нет и никогда не было страха. Я боялась, как человек боялась, и сейчас боюсь, но не страха.
Женечка в немом оцепенении смотрел на неё.
Ира продолжила:
– Жень, это – не страх. Это – восторг. Немыслимый, нечеловеческий восторг. И человеческое во мне относится к нему с большим опасением.
– Радный вызывает у тебя восторг? – скептически поинтересовался Женечка.
– Оказывается, да.
– Но ты буквально только что…
– Жень, под твоими руками меня окутала чёрная тьма, и восторг показался мне страхом. Но лишь показался.
– Палладина, я уже давно стал догадываться, что пережил две с половиной тысячи лет лишь для того, чтобы ты довела меня до инфаркта.
– Женечка! – со всей доступной ей добротой воскликнула Ира, аккуратно положила камни на полку и обняла Женечку.
Все мышцы его тела будто окаменели от напряжения, но в её объятьях постепенно расслабились.
Женечка вздохнул, взял её за плечи, слегка отодвинул от себя и внимательно оглядел с ног до головы.
– Ира, мне очень многое хочется рассказать тебе, но нельзя. Ты сама должна вспомнить, а заодно вытащить из памяти то, что мне недоступно. Для этого ты должна вспоминать сама. Тебя несёт куда-то не туда, а я ничего не могу сделать.
– А может, тебе только кажется, что не туда? Может, мне туда, куда ты имеешь в виду, вовсе и не надо?
– Может быть. Я не знаю.
Ира снова обняла Женечку.
– Жень, скажи, почему ты ищешь в темноте?
– Свет ослепляет.
– Только тогда, когда ты смотришь на него извне, но когда ты в нём, всё становится иным.
– Чтобы находиться внутри света, нужно быть его источником.
– Но ведь ты – огонь.
– Да, я умею трансформировать своё человеческое тело в пламя, но от этого я не становлюсь источником света.
Если ищешь в темноте, находишь свет и даже его источник.
Я могу лишь слегка коснуться источника, чтобы знать, но при этом остаюсь в темноте. Свет не застилает мне глаза, а лишь освещает то, что я хочу знать.
Я не поворачиваюсь лицом к свету. Он всегда остаётся у меня за спиной. Иначе, свет начинает слепить, и можно потерять нить пути.
– Потому ты и не видел меня тогда. Ты стоял ко мне спиной.
Женечка снова взял её за плечи и отодвинул от себя, пристально окидывая взглядом с ног до головы. Его тело била крупная дрожь, хорошо знакомая Ире по собственному опыту.
– Идём, – сказал он, взял её за руку и увлёк за собой вниз в гостиную.
Пока они спускались, Женечка вернулся в прежнее состояние.
Ира признала, что до такой полной власти над собой ей ещё ой как далеко, если она вообще на это способна.
– Я просто манипулирую СВОИМ ВНИМАНИЕМ, – сквозь зубы прошептал Женечка в ответ на её мысли.
– Ценное замечание.
– Самое главное, из области не таких уж тайных знаний.
– О чём это вы? – спросил Влад.
– О владении собой, – ответила Ира.
– И каким образом оно достигается? – Влад спрашивал без интереса и лишь для того, чтоб завязать мало-мальски безобидную беседу. Сразу было видно, что он чувствовал себя не в своей тарелке.