Вовне. Том 1. «Нея»

Человек конструировал сказочные пространства и времена и верил в них больше, чем в самого себя. Да, окружающие замечали, если персонаж слишком далеко выпрыгнул из этого мира. Но сам мозг не видел разницы между пузырями. Потому лучшие из магов научились прятаться за красивыми объяснениями и жить в двух галактиках сразу, иногда вовремя успевая влезть в окно, а иногда оставляя близким лишь свою тень с силуэтом фигуры из другого измерения.

А еще она заметила, что люди в своих головах создают галактики из кирпичиков обычной жизни. Кто-то из слов, кто-то из шахмат, а кто-то из боли. В ход мог пойти абсолютно любой строительный материал, что, по мнению Джэй, означало только одно – в человеческом сознании спрятана нанофабрика, разбирающая на атомы материю пережитого прошлого и сцепляющая их в воздушную ткань новой расширяющейся вселенной.

Впрочем, больше всего в представителях соседнего биологического вида её поражала готовность выйти в другой мир, несмотря на все нити этого измерения, опутывающие их и вяжущие морскими узлами. Некоторые не нуждались в доказательствах существования Мультивселенной, потому что ежедневно просачивались сквозь невидимую мембрану, отделяющую ее внутренний терминал от межпланетного.

Наконец Джэй решила, что на сегодня обучения человекометрии достаточно, и включила спящий режим, напоследок подумав о том, что надо посмотреть что-то из снов с брэйннета Михаила.

Я/23.09.2095

« – Всё, мужчина, вернитесь на место.

– Сейчас. Мужики, ну что там?

– Стойте. Глеб, вот тут нужно через паузу, погромче и как будто вам очень интересно. Вы не просто произносите пароль для сообщника, вы от лица всего салона хотите получить надежду на скорейшее восстановление.

Я в большом зале, похожем на школьный баскетбольный. Рядом со мной мужчины, женщины, бионики. Кто-то с включенными экранами, кто-то с планшетами. В центре круга – взлохмаченный бородатый мужчина с листками бумаги.

– Мужики…Ну что там?

– Вот, только побольше наглости. Вы заплатили большие деньги, а ваш космолет застрял. Они должны вам.

– Мужики… Ну что там? – Глеб еще сильнее понижает голос и позволяет себе сбросить напускную интеллигентность.

– Да, тут звуки борьбы, дверь открывается, вы ловите пистолет. Приставляете к виску Кэй-17. Да. Кэй, бионики не умеют так пугаться, так что спокойнее.

Пара снова возвращается и повторяет захват, на этот раз бородач доволен.

– Где ключ от кабины пилота? – рычит Глеб.

– Хорошо!

– У меня нет, нам не положен, – девушка изображает попытку сдержать страх.

– Так, Николай.

– Оставьте ее, – «сосед» внезапно вступает в свою роль.

– Не с места, ты же не хочешь, чтобы я начал стрелять в космолете посреди ничего? Всем не двигаться! Милая, я точно знаю, что у тебя есть ключи. Давай ты просто отдашь, иначе я убью этого… этого…

– Джентльмена.

– Джентльмена!

Режиссер вскакивает.

– Глеб, вот тут эмоциональный момент, вы должны показать, что легко убьете человека. Ваш язык тела должен говорить об этом – попробуйте не прятаться за Кэй, а слегка повернуться к Николаю, чтобы видно было, что вы готовы выстрелить.

– У меня нет ключей.

– Бам, – Николай вскрикивает и медленно опадает на стул.

– А хорошо, мне нравится.

– Молчать! … Ну, сколько еще надо убить, чтобы ты перестала думать, что жизнь остальных, – он осекся, вспоминая слова. – Ценнее? Половину? 99 процентов?

– Бам, – падает мужчина с 1D, глядя, как кивает бородатый.

– Гриша!

– Сколько еще? Сколько? Где ключи? Просто отдай мне ключи, и я пощажу всех. Мы пересадим вас на технический борт, и вы останетесь живы.

Он направляет «пистолет» в мою сторону. В мою. Я пробую управлять этим сном. Двигаю головой и понимаю, что все чего-то от меня ждут.

– Михаил? Бросайтесь на него.

Молчу, все смотрят на меня. Неловкую паузу прерывает «захватчик», который встряхивает руку и снова направляет на меня оружие.

– Извините, у меня что-то текста нет.

– Просто прыгните на Глеба и попытайтесь выбить оружие, – режиссер растирает лоб.

Я медленно встаю и неуверенно отряхиваюсь. Вижу раздражение на нескольких лицах. Подхожу к парочке и хватаю руку с пистолетом-маркером. Он картинно в замедленной скорости меня бьет, я отвечаю, Глеб падает, я замахиваюсь и в этот момент получаю вымышленный удар в голову ногой с армейским ботинком. Падаю на спину, вижу еще один маркер перед лицом.

– Бам! Ты умер.

Я умер. Умер. Должен был умереть. Интересно, понравилось ли им, как я умер?».

– Ну как он тут? – Милана Мигунова вошла в палату к Михаилу Корнееву, который лежал на антигравитационной койке.

– Мы завершаем все процедуры. Скоро проснется, – медицинский бионик Кэй-934 развернул перед ней голограмму тела.

– Со снами так и не смогли разобраться?

– Нет, – Кэй увеличил карту мозга. – В гипоталамусе всё хорошо. Чистили нейросети от токсинов и во время быстрого сна некоторые были слишком активны, но в целом никаких аномалий. Наверное, надо к психотерапевту его направить.

– Или сразу к шаману.

– Что?

– Ничего. Будите.

Милана подошла к пациенту, который как будто левитировал в метре над полом. Умиротворенное выражение лица в дреме постепенно сменялось напряжением реальной жизни.

– Михаил… Михаил… Добрый день. Как себя чувствуете? – он начал открывать глаза, сознание медленно возвращалось.

Корнеев в нерешительности осмотрел операционную. Он покрутил головой, взглянул на свои руки и, кажется, с удивлением обнаружил себя на антигравитационной койке.

– Хм…, – он неуверенно прокашлялся. – Доктор, где я?

– Таак… Кэй? – но бионик только развел руками. – Вы в клинике «Молод навеки», мы проводили медобслуживание, обновили ваше тело, почистили нейроны мозга. Я доктор Мигунова, вспоминаете?

Он попытался сесть, чуть потерял равновесие, но удержался. Уставился в пол, снова посмотрел на свои руки, потрогал лицо. Оглядел палату, запинающимися шагами подошел к панорамному окну и тут же отпрянул, как будто не ожидал увидеть бурный поток летящих машин на уровне 47 этажа.

– Постойте, – Милана попыталась остановить Корнеева, когда тот собрался выйти из палаты. – Михаил, вы осознаете, где находитесь?

Он не ответил, лишь открыл дверь и остановился перед экраном с всплывающими лицами довольных клиентов. Подошел вплотную и, кажется, смотрел не на картинки, а на свое отражение. Ощупывал лицо, как будто проверял на прочность и эластичность.

Повернулся к Милане и Кэю.

– Зачем вы это сделали? – прошипел он.

– Сделали что?

Михаил подошел к ней совсем близко.

– Зачем вы посадили меня в это тело?

– Так, Кэй, усыпляем.

– Помогите, тут людей на органы продают, – он начал кричать в пустой коридор, но сигнал уже дошел до клеток мозга, и тело рухнуло на руки врачам.

Глаза были открыты, пока его несли на койку, и перед погружением в темноту он успел прошептать только одно.

– А знаете, доктор, я ведь не Михаил…

– Кэй, какого черта? – она много раз давала себе обещание не срываться на биоников, но недели без сна и эта заторможенность медицинских андроидов давали ей небольшое оправдание для раздражительности.

– Милана, я надеюсь, вы понимаете, что я никакие органы никуда не продавал?

– Я тебя сама сейчас продам. Кому они нужны, 3d-принтеры на каждом углу. Что с пациентом?

– Ну… он несет бред. Скорее всего, это последствия наркоза.

– Нет, Кэй. Он нес осмысленный бред, а не рассказывал про видения с единорогами и психотерапевтами. Немедленно запускай глубокую проверку нейросетей!

Милана выдохнула, слегка успокоилась, подумала о том, что нужно вызвать еще одного бионика в подмогу Кэю, а ее мозг не мог отпустить эпизод с последними перед сном словами Михаила. Или кем он там себя считал? В работе ее команды была какая-то ошибка и нужно проверить все возможные варианты, даже шизофрению из-за повреждения нейросетей.

Медобслуживание должно было длиться 6 часов. Джэй ждала до вечера. Абонент был недоступен. Снова и снова. Администратор клиники ей сказал, что операция пока продолжается. Потом – что пациент отдыхает. Она просила кого-то из врачей с ней связаться. Ей позвонили только следующим утром.

Марсианин/23.09.2095

«– Это ведь я помогла тебе после обнуления.

– Спасибо тебе.

– Нет, ты не понимаешь. Многие после обнуления остаются овощами, их же нужно учить всему снова.

– А ты меня спасла, спасибо.

– Да, я тебя спасла, на минуточку. Занималась с тобой на рудоуправлении. А ты не ценишь ничего, – она начала всхлипывать. – Всё время проводишь в этом своем … гараже. Даже с детьми не поиграешь, не поговоришь с женой.

– Я же сейчас говорю с тобой, – подхожу к детям, достаю из кармана стикеры и карандаш. Пара штрижков. – Коле робот, Мите – собачка.

Дети радуются маленьким рисункам, но звук бензопилы всё еще стоит в ушах.

– Ты куда опять собрался? А?

Подхожу, пытаюсь поцеловать, но она сегодня так не выключается.

– Ответь мне, опять в гараж? И когда пойдешь к врачу с кишечником? У Нины вот мужу операцию делали, это не шутки…

Закрываю дверь. «Она орет, но, по сути, права. Надо что-то делать, невозможно терпеть эти судороги постоянно. Запишусь к врачу. А пока нужно отвлечься, тогда не так болит. Так, еще раз всё осмыслить. Он не мог не подстраховаться. Да, копы не нашли ничего ни в Его доме, ни в Его сетях, но где-то должен быть сейф. Такая прорывная разработка не могла пропасть».

Иду по двору с темно-зеленой пылью, наблюдая, как вдалеке готовится искусственная дождевая туча. Понимаю, что на ходу стучу себя по животу, и тут вспышка осознания освещает грязную пещеру моего ума. Бегу, трясущимися руками открываю гараж, бросаюсь к холодильнику с медикаментами. Стерилизую иглу, подключаю к нейроадаптеру, сбрасываю рубашку и мажу живот спиртом. Вот сейчас я узнаю.

Ввожу иглу. Кажется, задел сосуд. Кровь. Еще. Не отвлекайся, ищи нерв. Нейроадаптер вибрирует и писком сигнализирует мне, что нащупал сеть. Давай же – не знаю, сколько тут протяну! Прижимаю вату к ране, она моментально окрашивается в пурпурный. Еще вату. Ищи! Прижимаю сильнее, но от этого нейроадаптер только соскакивает с нерва. Снова поиск, снова писк. Держу тюбик с биопеной. Надо успеть залить, когда буду терять сознание.

– Давай!

Тишина. Картинка темнеет. Я не продержусь долго. Не вижу ничего, наощупь открываю одной рукой тюбик. Буду ждать, пока… и в этот момент слышу длинное гудение. Он нашел!

– Нашел!

Они стерли мое сознание. Почистили все нейросети головного и спинного мозга. Уничтожили Его личность и всю память о великом деле, которое Он планировал. Всё, чтобы новый Я не мог стать новой версией Того. Чтобы вечно чинил биоников рудоуправления и выращивал овощи для начальства. Но они забыли про нервную систему кишечника, автономную от мозга. Она отвечает за сокращение стенок мышц, но она состоит из нейронов, а значит, в ней можно оставить информацию. Код. Перед стиранием личности Он записал туда код программы, и теперь я смогу продолжить начатое. Если выживу сейчас».

Ты моей никогда не будешь

Физик/24.09.2095

« – Добро пожаловать на Меркурий, – светловолосый бионик в серебристом костюме помогает нам выбраться из «кабины космолета». Двигаясь слегка механистично, как все андроиды первых поколений, он приводит нас в темный зал, на дальней стене которого через узкую длинную полоску пробивается мощный свет.

– Включите затемнение экрана в своих скафандрах, – робот проверяет, выполнили ли мы его просьбу. – Вы готовы?

– Да! – слышу я твой голос в динамике, и узкая полоска начинает расширяться, наполняя зал ослепляющими лучами. Мы обнаруживаем себя стоящими на огромной скале посреди серо-коричневой пустыни. Вижу, как ты любуешься отражениями света на перчатке своего скафандра.

– Папа, мне так нравится в Музее Солнца!

Мне что-то хочется сказать тебе, но бионик начинает рассказывать нам про то, что Солнце миллиарды лет сжигало планету Меркурий, про первые неудачные попытки использования всего этого тепла, про современные научные базы под управлением искусственного интеллекта…

В этот момент я, кажется, теряю себя во сне.

– Паап, паапа, – возвращаюсь только когда мы «летим в космолете» и меня немного укачивает, но тебе явно весело. – О чем ты задумался? Опять о своей книге про то, что мы все живем в компьютерной игре?

– Там все сложнее, детка. Это может быть не игра.

– А вот мама говорит, что если мы все живем в компьютерной игре, то где-то должен быть экран, через который на нас смотрят, а его нет.

– Мама говорит …  А ты-то сама что думаешь?

– А я не хочу жить в игре, – ты задорно смеешься.  – Потому что тогда мой вчерашний сон про принцесс будет не взаправду.

Мне хочется улыбнуться тебе и просто потрепать по щеке. На секунду кажется, что я могу контролировать руку, чтобы дотянуться до тебя, но потом это ощущение проходит. Вероятно, со стороны казалось странным, как я смотрел на свои перчатки скафандра.

– Папочка, ты у меня такой забавник… Или как там это слово?»

«Что если врачи ошиблись в его настройках и он никогда не узнает меня? Что чувствуют бионики, от которых отказываются люди, до того момента, как им обнуляют память? Может, это похоже на то, как он отказывается от блинов, которые я только что приготовила? Только сильнее. Насколько сильнее? До небес? Никак не пойму, как люди пользуются этими красивыми фразами».

Джэй постучала. 5 секунд. 10. Еще раз. Ничего, кроме слабого эха в длинном и пустом коридоре клиники. Эмоциональный блок отозвался ощущением одиночества в холодной полутьме. Нажала на ручку двери, та с легким щелчком открылась.

Внутри тоже было мрачновато, но сквозь матовое стекло еще одной двери пробивались лучи света.

– Вот и думайте, в чем дело, – где-то в глубине зала девушка в белом халате кричала на двух медицинских биоников. Свет был выключен, но в воздухе висела огромная голограмма с миллионами желтых огней, соединенных такими же желтыми нитями. – Почему вчера работали одни нейросети, а сегодня другие?

– Добрый день. Я бионик Михаила Корнеева, мне нужна Милана Мигунова.

Разговор на повышенных тонах стих, к ней подошла темноволосая девушка, которая явно пыталась подавить свое раздражение, чтобы начать неприятный разговор дружелюбно.

– Здравствуйте, подойдите сюда, ничего ж не видно. И давайте на «ты», – теперь они стояли друг против друга внутри голограммы, среди гирлянд огней, которые посекундно вспыхивали и затухали. – Джэй, у Михаила Дмитриевича есть какие-то родственники или близкие друзья? … Я имела в виду…

– Милана, простите, как вас по отчеству?

– Давайте просто Милана, без отчества.

– Насколько я знаю, никого нет. Кроме цифрового двойника его погибшего друга с войны на Европе и приятелей-сослуживцев.

– Хорошо, тогда вам расскажу. У нас возникли некоторые сложности. Мы провели все необходимые по регламенту процедуры для медобслуживания 40 тысяч дней. Но когда мы начали проверять, как работает его мозг во сне, как он просил, – Джэй подумала, что она как будто специально выделила голосом эту фразу. – Михаил впал в кому. Мы смогли вернуть его через несколько часов, но он ведет себя странно. Не понимает, где находится и кто его окружает. Мы обнаружили, что его нейросети работают не так, как раньше. Уверена, что всё восстановим, но хотелось бы, чтобы вы пообщались с ним – он как раз скоро проснется.

Милана ненавидела такие моменты. Нет, это часть ее работы – в чрезвычайных ситуациях рассказывать всё близким, но как это сложно, когда этот близкий – бионик. Кажется, что даже та сотня нейронов, чьи голограммы сейчас светятся на лице, волосах и треугольных ушах Джэй, были способны на большие эмоции, чем сама Джэй с ее глупеньким личиком. И по закону ей надо было советоваться с этим существом. Радовало, что по тому же закону подать в суд на клинику бионик не может.

– Послушайте, Михаил Корнеев – герой войны на Европе,– Джэй трудно было сосредоточиться на речи, пока она наблюдала за всеми этими огоньками и понимала, что говорит о Михаиле, находясь в голограмме его мозга. – Это плохо повлияет на репутацию клиники, если окажется, что такой человек в вашем центре лишился оперативной памяти…

– Проверьте лобное ингибирование системы зеркальных нейронов,– если нельзя кричать на биоников клиентов, то медицинские бионики все стерпят.

– Там все хорошо, – отозвался голос откуда-то из лобной доли.

– Милана, вы должны починить Михаила, – Джэй смогла отвлечься от пульсирующих вокруг них нейросетей. – Он прожил великую жизнь и не заслужил объятий забвения.

– Конечно, мы постараемся, – Милана смягчила голос то ли из-за не к месту вставленного поэтического выражения, то ли решив, что на Джэй подействовали ее крики. – Он скоро проснется. Я провожу вас к нему. А вы продолжайте искать, проверьте путь 3.

Михаил очнулся в светлой палате в 10 сантиметрах над поверхностью антигравитационной койки. Его взгляд медленно фокусировался на бесцветных стенах. Он посмотрел на свои руки.

– Землячок, как самочувствие? – еще одна из четырех коек принадлежала русому мужичку из тех, для кого технология замены органов открыла врата к вечному веселью. – А я думаю, ты или не ты? Михаил Корнеев же, ты ж со Вторчика?

– А?

– После операции что ль? Молодец, следишь за здоровьем. Я вот тоже пятую печень меняю, – он понизил голос. – Мне родная 40 лет служила, а это их барахло только семь лет выдерживает.

Михаил попытался встать, но голова закружилась, и его рука уперлась в невидимый матрас койки.

– Эй, братуха, ты чего? Позвать кого?

– Братуха, не. Скажи лучше, где мои вещи.

«Скорее, надо найти документы. Нельзя, чтобы они все узнали».

– Да вон за койкой нажми.

Из стены плавно выполз длинный ящик. Михаил начал поспешно одеваться, преодолевая слабость. Посмотрел на браслет, неловко надел его, в голове заработал внутренний экран. «Это что-то вроде интерфейса «мозг-компьютер». Так, Михаил Корнеев, 1986 года рождения, военный пенсионер, партнер – бионик, родственников нет. Зачем? Зачем это всё?»

В этот момент открылась дверь, в палату вошел пожилой мужчина в белом халате. Внутренний экран распознал в нём главного врача клиники С.В. Ямских. Во время, когда все носили тела 20-30-летних, Сергей Викторович был в теле 60-летнего. Ему казалось, что это придает солидность и схожесть с великими мыслителями прошлого.

– Ну как тут поживает наш герой войны? – его настроение было слишком бодрым для этого тяжелого утра.

– Хорошо всё, – Михаил натужно улыбнулся, застегивая вторую сверху пуговицу льняной рубашки в третью прорезную петлю.

– Вот, а мне говорили, что у вас частичная потеря памяти, когнитивные нарушения, – доктор развел руками. В эту минуту в палату вошли Милана с Джэй и удивленные замерли.

– Память в порядке. Помню всё, как вырос на Вторчермете, как воевал на Европе, эту девушку помню, – Михаил улыбнулся Джэй, на этот раз более естественно.

Джэй подошла и нежно посмотрела ему в глаза. «Тот самый бионик. Так, надо обнять ее посильнее».

– Милана, голубушка, наш герой войны жив и даже вполне себе здоров, – главврач хотел пошутить про излишне крепкие объятия, но, посмотрев на коллегу, понял, что лучше не надо.

– Сергей Викторович! – она недовольно свела руки на груди.  – Нам надо его проверить. Вчерашние нарушения имеют какие-то причины. Провалы в памяти могут быть симптомом серьезного заболевания.

– Михаил, если все же произойдет такое, что не сможете сообразить, зачем шли, куда шли – звоните нам. А вы, барышня, понаблюдайте. Выписываем! – громогласно объявил главный врач и потянул Милану к выходу. – Он все помнит, и у нас нет оснований его удерживать. Я знал одного такого солдатика, так он…

Автопилот такси выбрал нижний путь, так что они летели между небоскребами, чьи композитные стены переливались в тон рассвета.

«Восьмиминутные фотоны достаточно сильны, чтобы окрасить многовековой город в свой цвет, а я не могу найти выход и, главное, причину».

Михаил односложно отвечал на все расспросы Джэй и, кажется, много читал на внутреннем экране.

– У тебя правда нет провалов в памяти? – она не понимала, что ее больше беспокоит, слова врача или перемены в его поведении.

– Честно говоря, некоторые вещи я не помню, – он отстраненно смотрел на город. Непонятно было, где его сейчас больше, с этой стороны окна или с той. – Но постепенно всё вспоминается. Ты не переживай.

Только на последней фразе он повернулся к ней, но Джэй не хотелось выяснять, что это, желание успокоить или страх не посмотреть в глаза во время вранья.

По возвращению домой бионик предложила включить старые фильмы, но человек только меланхолично глянул «сквозь нее», хотя не было похоже, что он в восторге от сибирских пейзажей на стенах. Несколько часов Михаил лежал в кровати, уткнувшись во внутренний экран, а Джэй сидела за столом спиной к нему и перечитывала классику, пытаясь понять, какой из миров шахматиста более реален, там, где есть шахматы, или где их нет.

Дело было не только в нарушении обычного распорядка их жизни, хотя после кино ее обычно ждало время миллиона сенсорных вспышек в его объятиях. Что-то было еще. Он был отстраненным, но это могло объясняться послеоперационным синдромом. Он был далеко.

Михаил внезапно вскочил и начал собираться.

– Ты куда?

– На встречу … на встречу со старым знакомым.

– Вызвать такси? Мне можно с тобой?

– Я уже вызвал. Нет, нельзя, – холод и отстраненность сменились раздражением. Он пошел к выходу.

«С тобой нельзя, значит, за тобой можно», – подумала Джэй, провожая его на парковке аэротакси на 50 этаже. Минута, и еще одно такси приземлилось на ветреной площадке. Включенный трекер в браслете Михаила, минимальные пробки и немного надежды, что он не станет смотреть на ее местоположение на карте, – вот что ей сейчас нужно.

– Едем за этим маркером, держимся не ближе 100 метров – скомандовала она автопилоту и переслала тег в экран такси, который зажегся зеленым, после чего машина с легким рычанием поднялась над площадкой и рванула сквозь город.

Михаил летел по нижней транспортной системе, разглядывая неровные ряды домов, стены которых были превращены в огромные экраны. В дневное время суток искусственный интеллект, управлявший изображениями, старался заразить жителей рабочим настроением, и сейчас Корнеев проплывал перед черными картинками на желтом фоне. Фигуры напоминали кляксы из теста Роршаха, всплывающие или переливающиеся друг в друга.

Непонятно, как завораживающий танец чернильных капель на лимонном фоне мог повышать производственную эффективность, но на прохожих и проезжих он действовал  гипнотически. Казалось, ты погружаешься в этот мир, и тебя медленно выветривает из вселенной стрессов и дэдлайнов.

Искин экранов не давал глазам привыкнуть – размытые пятна то становились четче, то снова разъезжались в перспективе, после чего плавное движение точек сменялось медленной пульсацией волны, мозг уставал искать логику в этом хаосе и растворялся во внутреннем океане тишины.

Монах/24.09.2095

«– Томас, бриф!

«Дзен и искусство ношения бревен». Я скоро буду готов написать книгу с таким названием. «Куски дерева натерли вам руки? Подумайте, как глубоко уходит ваша боль?» Отличная тема. Или, скажем, «Миллионы мыслей проносятся в вашем сознании, пока вы таскаете бревна? Поймите, что вы на самом деле ничего не таскаете, а слушаете обезьяну в своей голове и просто держитесь за деревяшку, чтоб никто вас не раскусил».

Мы с Кольей несем очередной обрубок дерева. Крутой склон, комары, зудящие ладони и да, миллионы мыслей. Дышу. Вдох-выдох. Разглядываю отслаивающуюся кору на бревне. Слежу за словами, образами и мелодиями, пролетающими в моей голове. Учусь принимать их такими, какие есть, и отпускать на свободу. И тут одна из настоящих лесных птиц садится прямо передо мной на отрубленный сук сосны и начинает долбить его. Тук-тук.

Пугаюсь то ли птицы, то ли принесенной ею мысли. Неужели медитация и все эти духовные практики помогли мне выключить второй голос в голове? Теряю равновесие. Спотыкаюсь, бревно валится из рук, ударяет Колью по спине, падает на каменистый склон горы и с грохотом катится вниз, где монахи с трудом успевают увернуться.

– Томас! – слышу ее крик откуда-то снизу. – Придется применить к тебе жесткие методы!».

– Томас! – Михаил проснулся с именем персонажа его сна и желанием найти этот монастырь, но тут же вспомнил о человеке, которому он должен был нанести визит первым.

Город захватывал все новые пространства у земли и воздуха. Небоскребы стремились ввысь и вглубь земли, что казалось странным, учитывая постоянный спад рождаемости, о которой уже никто не беспокоился – рабочие руки и семейное тепло всегда можно было найти на фабрике биоников. Взрывной рост производства андроидов раздувал территорию города, заставляя силы его гравитации всасывать в себя все новые спутники.