Полная версия
Вовне. Том 1. «Нея»
Михаил на корточках подошел к заплаканной вдове. Она подняла на него глаза и еще сильнее разревелась, когда он прижал ее к своей груди.
– Ваш муж – герой, вы можете гордиться им, – никакие слова, кажется, ничего не значили сейчас, но они были нужнее, чем когда-либо.
– За что они его убили? Что он такого сделал? – она надрывалась в попытках найти какой-то смысл в веренице случайностей. Он не знал, что сказать.
– Уверен, их найдут, они не смогут далеко уйти. Все космолеты отслеживаются, и вряд ли получится его дозаправить, чтобы вылететь за астероиды, – Корнеев пытался придать своему голосу уверенность, хотя и знал, что трекеры можно перенастроить, а для такой продуманной операции должен существовать план отхода.
– Это ведь тот человек выключил все брэйннеты, да?
– Скорее всего, – Михаил вспомнил, что террорист ходил в туалет, когда произошла «солнечная буря». Возможно, там была припрятана «глушилка».
В этот момент они ощутили легкий толчок. Корабль состыковался с космолетом. Дверь в трюм открылась, и он услышал голоса. «Поднимайтесь на борт». «Где пострадавшие?». Через секунду к ним подбежали несколько медиков. Возле его головы водили сканерами, смотрели в зрачок, что-то прилепляли. Двое разговаривали с пассажиркой с 1С. Кто-то буднично констатировал факт смерти. Его куда-то вели, он видел вооруженных людей, которые проверяли всех поднимающихся на борт.
Через полчаса они уже летели к Луне. Брэйннет заработал, постепенно в салоне началось гудение сотен одновременно говорящих людей. Ему позвонила Джэй, которая была менее спокойна, чем обычно.
– Привет, я в порядке.
– Фух, я волновалась, – через пару секунд пришел ее ответ. – Тут все новости – про ваш рейс.
– Джэй, я приеду – поговорим, – тяжело было общаться в этом нестройном хоре желающих высказаться.
– Э, хорошо, – она замялась. – Береги себя.
– Буду, – он на мгновение подумал. – И ты.
Девушка слегка улыбнулась и внутренний экран погас. Он закрыл глаза и еще раз прокрутил последние события. «Надо найти этих Блашиховски. Понятно, что они полетят за астероиды, чтобы скрыться на одном из спутников газовых гигантов. Но зачем им пассажирский, даже не военный космолет? Если они террористы, то зачем оставили столько людей в живых? И почему ничего не слышно ни о требованиях, ни о политических заявлениях? Впрочем, сейчас это не так важно, как…»
Страдалец/21.09.2095
«Я умер? Странный вопрос для никогда до конца не жившего. Хотя я все еще как-то мыслю, значит, где-то существую. Или просто проговариваю мысли того, кто существует.
Было ли страшно? Секунда стягивающего мышцы ужаса. А потом свобода. Ничего физического больше, кроме антигравитации. Ощущаю только близость небес, к которым вознесусь. Скоро они придут.
Я вышел. Вижу свое тело на зеленой траве, людей, которые бегают и машут руками. Глупые, я прощаю вас. Вы просто не понимали, кто рядом с вами. Вы были молекулярны и не видели, что за этим миром стоит еще один, к которому я принадлежу.
Какая-то трещина сомнения пробегает по краю моего сознания. Свободен ли я или просто галлюцинация все еще живого мозга? Нет, я же вижу всех этих людей и бывшего себя. Но почему я все еще здесь, почему не в ином мире? Я согласен на ад – всё лучше, чем быть плодом воображения умирающего куска биоматерии.
Врачи, носилки, крики…
Непонятно, где мои? Где все те, с кем я общался все эти годы? Все те, кто просил меня войти в эту дверь с надписью «Вовне». Они не могли бросить меня тут, на пороге, возле коврика «Дом, милый дом» в виде моего собственного тела.
Они просто задерживаются. Стою посреди ночного города, сквозь меня падают капли дождя и лучи света окон перепуганных людей. Не знаю, я не найду дорогу сам, я же просил, я…
Отворачиваюсь и иду. Сквозь людей, сквозь ревущую мать, сквозь зевак с камерами. Прыгаю и лечу. В никуда, где я появился из света, и на свет, из которого состою.
Поднимаю голову и вижу вспышку молнии, которая пронзает расстояние между тем миром и этим. Секунда – и страшная боль сотнями тупых гвоздей вбивается в мое тело.
«Разряд. Еще разряд».
Мою биоткань везут в больницу.
Никто не пришел. Небеса решили не возносить меня. Ад отказался волочить мою душу в свой котлован. Я стучусь, но дверь закрыта. Никого».
Из аэропорта Армстронга Михаил полетел на лунную станцию «Эпсилон», где уже должна была начаться процессия. Сегодня хоронят его боевого товарища Владимира Михеева. Он плохо понимал, как устроены временные пояса на Луне и почему соседние станции были синхронизированы с разными земными городами. На «Эпсилоне» сейчас 12 часов дня, хотя на соседней «Дзете» почти полночь.
На крыше самолета был открыт панорамный вид, как будто специально, чтобы люди продолжали страдать от космической депрессии, распространявшейся по обитаемым планетам и спутникам, несмотря на все усилия медиков. Тех, кто летел впервые, эта бесконечность впечатляла, но чем опытнее был путешественник, тем чаще он сравнивал ее с простым числом, которым являлся сам.
Над станцией, расположенной в Море Москвы на обратной стороне Луны, не было Земли, а значит, не было и напоминания, что мир хотя бы визуально богаче, чем серый разной яркости. Поэтому тут так любили окрашивать стены зданий, и у гостей «Эпсилона» создавалось впечатление, что они попали во вселенную детских кубиков.
Корнеев спешно вошел в торжественный зал со стенами из темно-фиолетового бархата, когда церемония уже началась. Три десятка гостей по очереди подходили к гробу и прощались с майором. Михаилу кто-то пожал руку. Кажется, он слишком торопился, отчего внутренне не очень соответствовал печальному духу мероприятия. Увидел в толпе еще одного бывшего сослуживца, подполковника Зобнина, кивком головы поздоровался с ним.
Пришел его черед, он посмотрел в закрытые глаза друга, и только сейчас до него дошло, что в этом мире они больше никогда не встретятся. Что-то невероятное было в этой мысли – вот же Володя, тут. Но нет, он, может, и тут, но какая-то важная часть его уже стерта с жесткого диска. Корнеева придавили грусть и теплые воспоминания. Он выдохнул, положил в гроб лунную гвоздику и побрел в зал.
Гостей попросили присесть, зазвучал орган, но вопреки ожиданиям это оказалось началом песни, под звуки которой гроб медленно покатился вглубь сцены, где открылись створки молекулярной печи. Михаил вслушался в слова, оказалось, что песня была про бесконечную жизнь.
«Как иронично Вова идет от космической пыли¹ к космической пыли². Как будто даже кремация – повод для веселья. Жаль, что его нет с нами, а то он бы глупо пошутил, что не ждал, что его смерть так тепло примет».
В это время включился большой экран, стоявший в углу зала. На нем был созданный нейросетью клип с яркими событиями из жизни Владимира. Яркими они были по мнению искусственного интеллекта, потому что сам усопший был бы против кадров с его второй свадьбы.
Через несколько минут видео замерло. С экрана на гостей смотрел веселый добряк майор Михеев. В этот момент под громкие барабаны и хор, поющий про то, что кто-то хочет жить вечно, из печи выполз небольшой ящик с пеплом покойного, который распорядитель похорон в белоснежных перчатках бережно передал сыну майора.
Михаил давно не хоронил друзей и не ожидал продолжения. Под финальные аккорды песни внезапно картинка на экране ожила, как будто проснулась от громкой музыки. Изображение увеличилось, и стало понятно, что это цифровая копия Михеева, которая была собрана по последним годам активности его брэйннета и поведению в соцсетях. Песня постепенно стихла.
– Друзья, я умер, но благодаря цифровым технологиям всегда буду с вами, – личность с экрана заговорила голосом покойника. – Подключайтесь к государственной информационной системе «Наследие», и мы сможем быть вместе. Приглашение для регистрации отправлено вам в брэйннеты. Спасибо всем, что пришли, приглашаю всех в зал для торжественных проводов в мир иной.
Он взмахнул рукой, и виртуальная камера отъехала назад, показывая зрителям прелести потустороннего мира – райские кущи на берегу моря с веселящимися девушками и юношами.
Поминки в кафе также омрачились победой цифровой жизни над смертью. Всем тостующим приходилось обращаться в сторону экрана, на котором веселилась электронная голова усопшего. Воспоминания гостей о славных эпизодах жизни Михеева сопровождались комментариями его же цифровой версии, что превращало происходящее в довольно странное действо.
– Что это было? – Михаил подсел с бокалом к Зобнину.
– Говорят, что сын его так решил, – сослуживец развел руками. – Я тоже не понимаю этих модных веяний. В наше время просто бы на стене в соцсетях написали, какой сволочью он был, а сейчас придется регистрироваться на госпортале. Ты про космолет слышал?
– Да, даже присутствовал при захвате.
– Так ты летел тем рейсом? – подполковник поперхнулся. – Рад, что ты в порядке, а то испортил бы Владимиру все похороны.
– Ну, давай, за Вову… – они опустошили бокалы. – Надеюсь, он там счастлив, где он есть. В портале, или как там … Слушай, а что, на астероидах есть для меня работа?
Подполковник посмотрел на него с недоумением.
– Ты ж военный пенсионер, – он жестом приказал своей спутнице-бионику налить им еще по одной. – Тебе счастье наскучило?
– Нет, – Михаил ответил рассеяно. – Кажется, захваченный самолет туда потащат.
– Я конечно поспрашиваю, но…, – он слегка наклонился и перешел на шепот. Михаил снова рассмотрел так и не заросший шрам на щеке Зобнина. – Мне тут теплые ветра напели, что это не твоя война.
– Погоди…
– Ни слова больше…
Так и не сумев ничего выпытать из Зобнина и решив, что с него довольно современных технологий в ритуальном бизнесе, Корнеев тепло распрощался с подполковником, пожелал на прощание «виновнику торжества» долгих лет посмертной жизни и поспешил на рейс на Землю.
В этот момент в его брэйннет позвонили с неизвестного номера.
– Михаил, добрый день. Следственный отдел Лунных станций.
– Добрый день, а зовут вас как? – экран вместо собеседника показывал серую фигуру на зеленом фоне.
– Меня так и зовут, я центральный компьютер лунных следователей. Пара вопросов к вам есть по поводу космолета. Есть минута? – дождался вымученного согласия и продолжил. – Михаил, расскажите, о чем вы говорили с захватчиками космолета?
– Ни о чем, – он выпустил виртуальную камеру дрона, чтобы разговор с тенью не мешал ему идти по станции.
Полицейский включил видео, похоже, это была биокамера из глаз стюардессы. На съемке было видно, как Михаил прыгает к ней, как она в падении видит начало схватки. Потом, кажется, ударяется о стену корабля, поворачивает голову в момент, когда Корнеев уже лежит в проходе, а над ним склоняется второй террорист. Сквозь крики и плач ничего не слышно, но понятно, что Михаил что-то произносит, от чего захватчик меняется в лице.
– Вот тут что вы сказали?
– Не помню, – Михаил сделал вид, что усиленно вспоминает. – Вроде бы я как-то оскорбил его в гневе.
– И он передумал вас убивать из-за этого? – изображение снова начало двигаться вперед, показывая, как бандит явно хочет выстрелить, но потом передумывает и бьет Корнеева по голове.
Михаил остановился возле цветастых колонн на выходе из станции «Эпсилон». Что он мог сказать? Что знал фамилию захватчиков? Как рассказать, что видел во снах? Следователь потребует гипнологическую проверку для выуживания из его подсознания всего, что Корнеев знает про Блашиховски. Так, может, так и надо сделать? Полиция и приведет его к разгадке.
Но с другой стороны, какие у него гарантии безопасности, если он копу всё расскажет? Бандиты, которые могут подбрасывать мощные «глушилки» в космолеты и проникать в ремонтные бригады со своим оружием, сразу догадаются, что их нашли по его наводке, и найдут способ отомстить.
С третьей стороны, никаких гарантий, что полиция поможет ему раскрыть секрет снов, если он им скажет всё. Блашиховски могут найти и отправить на исправление до того, как у Корнеева получится с ними встретиться. В результате и сам ничего не поймет, и просто получит выстрел в спину шоковым пистолетом от одного из их сообщников.
– Послушайте, я плохо помню, что там было, меня ударили, я не сразу пришел в себя, и вообще я опаздываю, – он пытался сообразить, в какую сторону ему идти.
– Может, это вам поможет, – и перед Михаилом появилась видеопроекция, на которой леди с 1С срывающимся голосом что-то рассказывала.
«– Корнеева … от удара откинуло назад, и он упал за мной… Послушайте, я плохо помню… У меня на руках был мой муж… Покойный…, – ей понадобилось какое-то время, чтобы снова придти в себя. – Я видела, что стюардесса открыла сейф с ключом. Потом вроде упавший мужчина что-то сказал одному из них, а тот ему ответил.
– А что сказал, вы помните?
– Бандит – что-то вроде “Кто ты такой?”, а тот «Ты сам мне скажи». Потом захватчик его ударил и ушел. Помню, он еще так очень удивленно посмотрел, когда выходил».
– Послушайте, пожалуйста, меня внимательно, – компьютерный коп попытался сделать вид, что ему нужна помощь Михаила. – Мы считаем, что среди пассажиров у террористов могли быть сообщники. Я ни на что не намекаю, но вы почему-то выжили, хотя должны были быть мертвы. И еще вы что-то сказали. После чего человек, который только что бесстрастно убивал, впал в шок от удивления.
– Вы слишком красиво говорите для простого копа.
– А вы слишком наивны для человека, который знает, что мы можем получить разрешение на гипнологическую экспертизу, – моментально ответил полицейский.
– Вы знаете, у меня есть адвокат, очень угрюмый человек, но даже он будет долго смеяться, когда это услышит, – Корнеев открыл дверь в авиапарк.
– Михаил? – твердый голос программы заставил его остановиться. – Я думаю, мы с вами еще встретимся.
Корнеев удивленно посмотрел на дрона. Он сел на авиаэкспресс до Армстронга, опять подумал про черно-серый фильтр, который зачем-то применили к этой картинке, и вспомнил о Джэй. Включил социальный виджет в брэйннете.
Новости сегодня не радовали.
«Министр финансов пообещал, что налоги не повысят. Скорее всего»
«Загадочные исчезновения чиновников марсианских государств продолжаются»
«Новое поколение биоников будет понимать человеческие эмоции лучше людей»
Михаил задумался, забыл позвонить Джэй и выключил экран.
“Если ты читаешь это, то я мертв и скоро здесь будет кто-то следующий. Пожалуйста, позаботься о моей семье…”
Он перебирал в голове куски последних снов, пытаясь найти если не верные ответы, то хотя бы правильные вопросы. Кому можно передать сообщение, просто написав текст на внутреннем экране? Родным, которые после смерти получат зашифрованный чип? Тогда кто должен заботиться о семье?
Встревоженные пассажиры космолета «Луна-Земля» нервно перешептывались, рассказывая друг другу услышанные от кого-то версии вчерашнего захвата. Но многочасовой досмотр перед посадкой и вооруженные охранники в каждом отсеке салона внушали если не спокойствие, то хотя бы его иллюзию.
Михаил вспомнил про слова Николая, что надо попробовать осознать себя спящим в дреме, и тогда он сможет что-то сотворить в том мире. Но он долго не мог уснуть и прокручивал в голове события этих дней. Повторял какие-то слова и придумывал новые вместо сказанных. Через какое-то время поймал себя на том, что уже не может быть уверен в своей истории – столько красивых деталей появилось в его версии, и он уже не различает среди них реальные события. Только после долгой приборки в голове Корнеев наконец ощутил падение в мутные воды сна.
Марсианин/21.09.2095
«Я снова рисую. Это снова графика, как будто серый может описать всё на свете. Я снова рисую Его. Снова рисую Его и говорю с ним.
Обычно я долго рисую Его голову, чтобы быть уверенным, что это будет Он. Глаза, чтобы он видел, каким я стал. Потом уши, чтобы рассказать ему всё. Рот я рисую в конце, потому что знаю всё, что он мне скажет. И не хочу это слышать.
– Я собрал марсоход. Ты понимаешь? – он дважды моргает. – Хорошо. Мне обещали деньги за него на этой неделе. Тогда можно будет заняться нашим проектом.
Мало кто знает, что серый получают, смешав красный, зеленый и синий в равных пропорциях. Картина кажется депрессивной, но в ней спрятаны бурые камни, трава моей фермы и марсианский закат. Впрочем, нет, я ничего не спрятал. Это люди видят мрак, потому что он внутри.
– Не знаю я, зачем это всё, – я смотрю в его глаза в поисках понимания, осознавая, насколько это глупо. – Мог бы сделать проект для себя одного. Уйти и наплевать на миллиарды этих идиотов. Им ведь ничего не объяснишь. Машины, которыми помыкают программы 5000 года до нашей эры выпуска. Да, у них было несколько обновлений. Но люди заражены вирусами тщеславия, похоти, жадности. Теперь не понять, где операционная система, а где вирус. Где человек, а где машина.
Смотрю на безротое существо на бумаге. Жена была бы рада такому мужу. Не было бы слов, которые бы бесили ее. А вообще пора понять, что прошлое уже дальше, чем будущее. Интересно, нарисовать ли ему туловище, чтобы боли в животе и его помучили?
– И самое главное – я почти встроился в этот улей. Семья, ферма. На доход от марсохода можно купить новую ферму. В конце концов, – я прорисовываю редеющие волосы. – К чему мне эта слава среди ничтожеств, которые продолжают жить мозжечком?
Поднимаю картину. Хорошо получилось.
– Смотри, копия лучше оригинала, – поворачиваю его портрет, и из зеркала на меня смотрят я сам и я сам с портрета. Второй я что-то мычит, и по его взгляду я понимаю, что он меня ненавидит».
True colours
Монах/22.09.2095
«Монастырь. Обычно мы просто сидим с закрытыми глазами и следим за своим дыханием. Часами. А мастер – она просто ходит вокруг нас с бамбуковой палкой и следит за брэйннетом каждого, чтобы мы не начали думать о чем-то действительно важном.
Это вообще невеликая идея – взять в аренду вершину горы (как ее местные называют? Кэтчкэнар?) рядом с заброшенным карьером, построить буддийский храм и учить просветлению за оплату в размере «сколько не жалко».
Сейчас наша Сталиньиян, как мы меж собой ее называем, придумала особую пытку. Мы сидим в центре водохранилища на маленьких плотах. Со стороны это, наверное, кажется чем-то мистическим. Но нам не до чудес – пара неловких движений, и плот сбросит тебя в суровую зеленоватую реальность. Мастер восседает на центральном плоту и кричит на тех, кто замечтался о настоящей жизни. Что дальше? Полетим на марсианские рудники осваивать дзен каменоломни? Или нас отправят на Солнце ради дзена пепла?
– Коля, вернись на Землю!
Зачем это всё? Я все еще пытаюсь отыскать, где в моем теле живет мой разум. Я понимаю, что нигде не живет (и, кстати, моя бывшая была бы с этим согласна), но теперь я должен это прочувствовать как-то по-особому. Может, я смогу найти и своего потерянного друга?
– Томас, инхэйл-эксхэйл,– слышу я окрик на плохом английском.
Да дышу я, дышу, куда я денусь. Дышу. Это странное действо – думать о дыхании. Твоя душа как будто переселяется из головы в живот и не понимает, для чего все эти страхи и обиды. Дышу. Через какое-то время дыхание завораживает меня, как барабаны старого рока. Среди сильных долей вдохов и выдохов я слышу слабые доли тишины, через которые, как через входные двери театра во время концерта, можно услышать отраженные отзвуки гармонии.
– Томас, бриф!
В этот миг мир как будто ставится на паузу, что-то важное откуда-то с окраины моего мироздания растет и долетает туда, где еще нет слов. Не надо слов, пусть это чувство еще побудет само собой. Но нет, в голове все вспыхивает и хочется смеяться. Я понял. Как же я мог быть так глуп всё это время? Никто не переселяется ни в какой живот. Там нет ничего.
И тут я не выдерживаю и теряю равновесие, с руганью погружаясь в мрачные пучины этого озера. Всё так глупо, и оттого еще смешнее.
Выныриваю, хватаюсь за плот.
Стоп. Какая-то важная мысль стучится из другой комнаты моего сознания. Что-то важное, что я хотел вспомнить. Но не могу нащупать в потемках эту дверь. Только пульсирующие звуки ударов…»
Михаил проснулся оттого, что ребенок на заднем сиденье ритмично стучал ногой по его креслу. Мамаша зашикала на маленького хулигана, и тот успокоился, посчитав задачу по привлечению внимания выполненной.
«Качканар? – мысль из сна вынырнула в реальности, как жадно вдыхающий воздух начинающий пловец. – Старый город возле бывшего рудника? Я, вроде, слышал про это место».
Кажется, это была первая зацепка за многие годы. Корнеев часто думал о том, что многие его сны должны были иметь какие-то черты, маленькие нюансы, по которым он смог бы найти исполнителей главных ролей. Он включил на брэйннете сервис, позволяющий прогуляться, а точнее пролететь по всем уголкам мира. Возле Качканара действительно был буддийский храм, доступный для видеоэкскурсий. Михаил сделал заказ и дрон устремился в небо.
Полет по построенному на склонах гор городу едва ли мог показаться удовольствием для пассажиров автомобилей и зрителей видео с дронов – пространство было скомкано, как лист бумаги, отчего «вперед» почти всегда становилось «вперед-вверх» или «вперед-вниз».
Большинство зданий были в солярном стиле, который часто применяли в тех населенных пунктах, где нельзя установить систему искусственного климата. Слегка блестевшие дома отражали неиспользованные для прогрева солнечные лучи, отчего город даже в пасмурную погоду выглядел светлее, чем он был на самом деле. Кто-то называл это иллюзией, а маркетологи строительных компаний – «эффектом “солнечного зайчика”».
Было много неорастений, выведенных когда-то ради их повышенной способности превращать углекислый газ в кислород. Но коммерчески успешными они стали только после того, как биологи научились менять гены, отвечающие за их окраску.
Сиреневые ели, голубые тополя, розовая трава газонов – это стало настоящим бедствием земных мегаполисов, пока власти не начали вводить единый стиль для каждого города. И вот дрон летит мимо ультрафиолетовых парков с вкраплениями серого, и кажется, что здесь готовятся временно принять статус столицы моды. Хотя пара красных елок то тут, то там подсказывала, что в Качканаре тоже есть желающие выразить свой протест даже длине видимой глазу световой волны. Или это настоящие цвета города, которые пробиваются из глубины?
Михаил смотрел на летящие рядом с дроном автомобили, пассажиры в которых спали, ели и даже целовались.
«Еще немного соединенных одним транспортным пучком историй жизни, чьи линии через пару секунд разлетятся по разным романам. Герои со своими мотивациями, миссиями и конфликтами. Им кто-то проспойлерил, что в конце все умрут, но они продолжают верить, что это просто глупая шутка, пока не увидят последнюю страницу с тиражом, рейтингом книги, а потом и обложку с отзывами каких-то людей».
Впереди-внизу показались водохранилище и высокая гора, где росли деревья 1.0, окрашенные природой в недизайнерские цвета. Дрон вылетел с берега и на бреющем полете проследовал над озером куда-то, где должны были быть ясные ответы на туманные вопросы.
Под крылом беспилотника зашуршала многоцветная осенняя рябь. Он нырнул вглубь и оказался над каменистой тропинкой среди леса, аляповато раскрашенного, как детская раскраска с цифрами. Дорожка вела вверх к скалистой вершине, там показались первые постройки. Начинало темнеть, но дрон уверенно облетал сумрачные деревья и торчавшие из земли глыбы.
Остановился у бело-красных обветшалых ворот и завис в воздухе.
«Перейти к ручному управлению?» – на экране всплыло сообщение.
Да/Нет.
«Да», – виртуальная кнопка зажглась и растворилась.
Михаил попробовал покрутить картинку из стороны в сторону. Освоился довольно быстро, правда, дрон чуть не ударился о каменные ворота. Он хотел перелететь преграду, но в этот момент створку распахнул молодой мужчина в нежно-кораловом одеянии и, дружелюбно улыбнувшись, рукой пригласил внутрь.
Дрон неуверенно влетел на территорию монастыря. Среди осколков скал стоял трехэтажный бело-зеленый дацан, окруженный невысокими постройками. Михаил полетел за монахом, который что-то говорил про историю храма, но почти все его слова тонули в несущихся над вершиной горы потоках воздуха.
Открылась дверь, и камера показала аскетично украшенный зал, в котором на вечерней медитации сидели монахи. Возможно, кто-то из них был персонажем его сна. Михаил, от волнения едва справляясь с управлением, облетел и постарался посмотреть в их лица, надеясь по одному из них что-то понять. Но это были просто лица. Светлые, добрые, но важной для него информации не содержавшие. Или он должен был просветлиться, чтобы ее увидеть?
Дрон замер и слегка повернулся в сторону, только когда монах у двери махнул ему рукой. Михаил попробовал полететь к лестнице, пытаясь показать, что хочет подняться на второй этаж. Дежурный пошел за ним, но шепотом сказал: «Хорошо, но там ничего особо интересного». И действительно, на втором этаже была небольшая комната с бумажными книгами, планшетами и древним видеопроектором. Можно было ожидать, что тут будут какие-то религиозные святыни, статуи или горящие благовония, но нет, помещение скорее напоминало библиотеку, чем лавку оккультных побрякушек.