Остров Укенор

Когда они остались вдвоём (как Тьер ни хотел остаться, Унимо проявил твёрдость и отправил его домой тем самым «я хочу»), профессор сказал:

– Вы ведь из этих, верно?

Верно. Но, профессор, эта задача не слишком сложная для такого выдающегося ума, как ваш.

– Чего вы хотите от меня?

Вот, уже вопрос посложнее.

– Предложить сделку. Я рассказываю вам всё, что вы желаете знать о мастерах. А вы больше не проводите такие лекции, не говорите об этом.

– А если я откажусь, что? Заставите меня? – профессор стоял у окна, и свет осеннего заката ложился ему на плечи тёплым шарфом.

– Это может вам показаться странным – скатился до мелкой язвительности Унимо, – но я уважаю свободу выбора. Если не хотите, не нужно. Но никто из мастеров не предложит вам такого. Вам не узнать ничего настоящего о реальнейшем.

– Это может вам показаться странным, – мальчишески передразнил профессор, восстанавливая равновесие, – но я не люблю обманывать согорожан.

– По-моему, это не обман, а попытка предотвратить войну, – отозвался Унимо. – В любом случае, вам остаётся только решить, что вам больше дорого, слава пророка в своём городе или поиск истины. Если что, можете найти меня в булочной Хирунди, – Унимо развернулся, чтобы уйти.

Профессор не стал его удерживать. «Надо было поблагодарить за лекцию», – с опозданием, как обычно, подумал Унимо. Но все эффектные слова достались профессору.

Потом профессор всё-таки заглянул в булочную. Они пили чай и обсуждали новый выпуск журнала факультета Звёзд и Светил.

– И в День осенних привидений –

Скажи, чьей тенью станешь ты? – то ли спросил, то ли похвастался знанием старинной обрядовой поэзии Тьер.

Унимо ответил:

– Властительницы отражений –

Луны.

Он тоже знал старую поэзию. Эти четверостишия, похожие на пирожки с зеленикой.

– А вот я буду тенью одного очень важного человека, – не дождавшись вопроса, сообщил Тьер, загадочно улыбаясь.

Можно было спросить: «Мастера Смерти?» – и смотреть, как темнеет взгляд Тьера, как его наигранная увлечённость сходит клочьями, пока не остаётся только гладкий череп безысходности. Унимо не стал спрашивать, вместо этого он подыграл:

– У меня будет целый день, чтобы задавать тебе вопросы, и к ночи я наверняка отгадаю.

– Ты ведь не собираешься запереть меня здесь? День осенних привидений – мой любимый праздник, и я не сделал ничего, чтобы ты имел право так поступить!

– Кроме того, что родился, – пробормотал Унимо и, завидев, что Тьер готовится к невыносимым упрашиваниям, поспешно добавил: – Хорошо, хорошо! Можешь ходить по улицам и пугать прохожих, это будет хотя бы уместно.

Чтобы отметить День осенних привидений в Тар-Кахоле, нужно совсем немного – выйти на улицу. С учётом того что этот праздник отмечают в самом сердце осени, это может быть уже непростым заданием. Нужно не забыть надеть тёплый плащ и непромокаемую обувь: гулять придётся долго. Возвратиться раньше, чем закончится первая ночная вахта, считается плохой приметой.

Некоторые кофейни и магазинчики работают всю ночь, так что можно зайти погреться и выпить кофе или чаю с шиповником. В «Кофейной соне», к примеру, даже готовят специальный «Кофе осенних привидений». Хозяйки кофейни говорят, что это самый бодрящий и согревающий кофе, и каждый раз добавляют в него что-то новое: сироп из корицы, синтийский перец или морскую воду.

Не нужно переодеваться или раскрашивать лицо мелом (хотя раньше так делали, но театральное искусство, даже самодеятельное, не стоит на месте, и со временем стало важным только поверить в то, что вы – это не вы, а теперь и вовсе достаточно только убедительно рассказать об этом), нужно просто выбрать себе «жертву» – человека, чьим призраком вы становитесь на один день. Точнее, пока вас не выведут на чистую воду. Поскольку любой, кто встретит вас, может спросить (важно спросить первым):

– Кто ты, поздний прохожий, гонимый осенним ветром?

И человек отвечает, что он «только тень от света бледного солнца (яркой луны)» – и говорит, чья.

Если «хозяин» находит свою тень, то тень должна ответить:

– Я – твоя тень, но вижу, что мы совсем не похожи. Я – это только я.

После этого он перестаёт быть тенью и выбывает из игры (впрочем, многие «отгаданные» тени оседали в кофейнях и тавернах и подсказывали оставшимся, где искать других привидений). Удачей считалось найти все свои тени и самому не попасться «хозяину тени».

Можно было стать тенью только тому, кто жив. Часть страшных историй, которые дети Шестистороннего рассказывают друг другу перед сном – это описание случаев, когда человек (по незнанию или по легкомыслию) становился тенью умершего и оставался тенью навсегда, бродя по улицам ночного Тар-Кахола и напрасно призывая того, кто его «отгадает». Такие истории нравились поэтам.

Все дети дома. Только не успели

вернуться в крепость горе-счетоводы

вороньих стай. Тяжеловесный прочерк

уже привратник ставит. Королева Осень

вздыхает, но не терпит опозданий…

В тот День осенних привидений было ясно, а вечером сияла луна – так, что прохожим было сложнее скрывать свои лица и прятаться. Ветер гнал по небу тёмную кавалькаду туч, и этот стремительный бег захватывал дух. Тревожный ритм света и тени звучал над крышами и мостовыми, сухие листья выглядывали из партера садов.

Унимо сначала думал остаться в булочной, но потом вспомнил, что День осенних привидений – и его любимый праздник тоже. В детстве это была возможность гулять ночью, когда город сам становится чьей-то тенью, когда открываются другие магазины, зажигаются фонари и выходят другие люди, совсем не те, которые спешат по делам при свете дня. Он с отцом бродил по улицам, крепко держась за его руку и поминутно оборачиваясь. Потом День осенних привидений полюбился ему своей мрачной красотой и неожиданной близостью к реальнейшему. Хотя на Исчезающем острове каждый день был почти таким – когда нужно угадывать, чья ты сегодня тень.

Он завернулся в тёплый плащ, закрыл булочную и оставил ключ за оконным украшением – для Тьера. И пошёл в сторону улицы Горной Стороны, оборачиваясь и выбирая переулки потемнее. Он боялся сказать, чья он на самом деле тень. Но и притворяться в такую ночь было невозможно.

– Кто ты, поздний прохожий, гонимый осенним ветром? – услышал Унимо за спиной голос тени.

Конечно, во всём Тар-Кахоле не нашлось места, чтобы спрятаться от него.

Можно было не отвечать. Это ведь не реальнейшее, на самом деле. Унимо молчал.

– Дай угадаю. Тень Форина, да? Тень того, кто забрал твои Монеты Выбора, без которых каждый человек – только тень от листа, гонимого ветром случайностей?

Унимо молчал.

Поздняя весна или даже лето. Солнце сидит на плече, как дрессированная кошка. Тепло. Он идёт из Университета после экзамена – конечно, сдал отлично. «Приходите ко мне на факультатив, – сказал седой профессор факультета Звёзд и Светил. – Что значит, для старшекурсников? Я сам внесу вас в список, и только попробуйте не ходить!»

Унимо старается, но не может сдержать улыбку. Скорее домой, рассказать отцу. И маме.

Астиан Ум-Тенебри читает книгу. Перед ним – привычная послеполуденная чашка кофе. Он только кивнул, когда услышал, что его сын сдал экзамен отлично. Иначе и быть не могло.

Мама обнимает. Так же, как обняла бы, если бы он провалил экзамен.

– Отец, они хотят назвать новую звезду в честь Защитника. Говорят, раньше так называли бога.

– Да, очень давно, – рассеянно отзывается отец…

Исчезающий остров. Время зажигать фонарь маяка.

Но в свете восходящих звёзд видно, что море отступило далеко. И остров теперь – не остров. Вокруг маячной башни бегают рыбацкие мальчишки, но исчезают, как вьюрки, завидевшие коршуна, когда наверху появляется силуэт сумасшедшего старика.

Он всё время с кем-то разговаривает, и довольно громко. Но как только кто-нибудь поднимается по ступеням башни (чтобы принести ему еды или – самые смелые – попытаться позвать вниз, в посёлок), тут же умолкает и не произносит ни слова. Только глаза его, цвета серых камней с брызгами чернил, на долю мгновения с тоскливой надеждой замирают на вошедшем, но потом снова мёртвыми рыбами болтаются на поверхности лица. И посетитель, поставив у лестницы корзину с хлебом и сыром, стремится только скорее убраться подальше.

– Не боишься плохой приметы? Кто знает, жив ли ещё Смотритель…

– Вот и проверим, – пробормотал Унимо и быстро зашагал прочь, надеясь, что они с Тьером больше не встретятся до рассвета, – вот и проверим.

Тьер, довольный своей шуткой, медленно шёл по улице Горной Стороны, словно желая встретить непраздного прохожего.

Но собеседники в День осенних привидений всегда появляются неожиданно.

– Чья ты тень? – бесцеремонно спросил кто-то за спиной.

Тьер в раздражении обернулся и увидел человека, внешность которого он не запомнил. Поскольку сразу закрыл глаза.

– Я тень королевы, – пробормотал он.

Человек расхохотался.

– Королева сама своя тень. А вот я тень того, кто никогда не умрёт и будет вечно скитаться по этим улицам. Мне кажется, это хорошая примета, как думаешь?

Тьер распахнул глаза.

– Чья ты тень? – он вцепился руками в лоснящиеся рукава рваного пальто незнакомца, едва удерживаясь, чтобы не трясти его. – Чья ты тень??

Незнакомец смеялся и не отвечал, так что Тьер действительно стал трясти его, и голова незнакомца качалась, как будто была приделана к телу на пружине. При этом он не переставал смеяться.

Унимо сидел в «Кофейной соне», за своим любимым столиком в углу, пытался согреться и перестать дрожать. «С чем на этот раз?» – спросил он у хозяйки, которая принесла ему «кофе осенних привидений». «С книжной пылью», – ответила она. «Разве пыль бодрит?» – удивился Унимо. «О да, если это, к примеру, книги о морских приключениях».

– Видели вы человека, который живёт в лодке?

Разговоры с незнакомцами – хуже могут быть только случайные встречи со знакомыми. Унимо посмотрел на того, кто так бесцеремонно нарушил его уединение, и переспросил без удивления:

– В лодке?

– Да, в старой лодке на причале Кахольского озера. Он появился летом, все думали, что уплывёт по реке, но он до сих пор здесь, – незнакомый собеседник придвинулся ближе к столику Унимо и поставил чашку с кофе на край, словно спрашивая разрешения. – Восхитительная пыль, да? – улыбнулся он.

Унимо отодвинулся и хмуро спросил:

– Так что человек в лодке?

– Он говорит, что прибыл из какого-то города, где все люди живут в лодках, а дома строят только бедняки, у которых нет лодок. Сомневаюсь, впрочем, что такой город существует, – незнакомец выглядел как шейлир, который хочет казаться простым горожанином, и от этого был ещё более неприятен. – Но он предсказывает будущее.

– Будущее? – глупо переспросил Унимо, как будто услышав незнакомое слово.

– Да, будущее – но не всем, нужно знать подход.

Унимо смирился с утратой кофейного одиночества и в знак нейтралитета подвинул свою чашку так, чтобы его любимый тёмный угол стал «столиком на двоих».

– И вы, вероятно, этот подход нашли, – с усмешкой уточнил он, – и теперь знаете будущее.

Все эти истории ночных сплетников мира. Эти отточенные приёмы. Зачины и интриги. Вероятно, они коллекционируют беззащитных слушателей, находя в этом своеобразный азарт. Тот, кому действительно есть что рассказать, будет запинаться и бормотать. А потом и вовсе умолкнет. Зато, например, своему коту или дереву в саду расскажет самые невероятные истории…

Что же, не так и сложно им подыграть, а если совсем надоест – встать и уйти (возможность встать и уйти Унимо вообще считал наиболее реальным определением свободы).

Колокольчик «Кофейной сони» звякнул, знаменуя приход новой потерпевшей крушение тени. Тьер быстро разглядел в темноте столик Унимо и, кивнув, бесцеремонно устроился третьим. Унимо недовольно взглянул на своего подопечного, но тут же заметил, что и ему этой ночью досталось – что он там ни загадал.

– Я рассказывал о человеке, который живёт в лодке на Кахольском озере и видит будущее, – любезно пояснил незнакомец Тьеру.

– Будущее? Правда? – Тьер пытался отогреть руки о чашку своего любимого кофе с молоком и корицей, которую бесшумно, не хуже тени, принесла ему хозяйка.

– Не знаю, – пожал плечами незнакомец, – мне он сказал, что я сегодня умру.

Унимо и Тьер уставились на него с удивлением и завистью. «Конечно, придумать можно всякое, тем более для того, чтобы поразить случайных собеседников…» «Нет! Вряд ли кто-то станет такое выдумывать».

– Если это правда, то поздравляю вас, вы гораздо счастливее многих смертных. Вас не бьют обухом по голове, как древние люди овец, а вежливо уведомляют, присылают пригласительный на такой специально состаренной бумаге… – Тьер остановился, невежливо вглядываясь в лицо незнакомца. – Вы, кажется, боитесь?

– Почему вас это занимает? – незнакомец, видимо, и сам не рад был, что начал разговор. Он разрывал на мелкие кусочки салфетку со стола. Точнее, его пальцы разрывали, а глаза смотрели в тёмное окно.

«Потому что он завидует», – подумал Унимо, но великодушно промолчал.

– Потому что большинство людей очень забавно боятся смерти. Я люблю за этим наблюдать, – улыбнулся Тьер.

Незнакомец побледнел и поднялся.

– Счастливо оставаться, – произнёс он и направился к выходу.

Унимо пошёл за ним.

– Постойте! Вы ведь зачем-то сюда пришли…

– Хотел провести последнюю ночь с людьми, – сказал он, не оборачиваясь. – Говорят, что люди зачем-то нужны друг другу. Скоро я уже не смогу это проверить.

В реальнейшем Унимо ясно видел, что предсказание верное. Мир аккуратно выставил незнакомца за порог и готовился закрыть дверь.

Большие стеклянные окна кофейни дышали светом фонарей, разбавленным каплями росы. До нового дня оставалось часа четыре.

– Если вы не передумали, я могу быть с вами, – Унимо остановился на пороге. – И хочу.

Незнакомец не сказал ни слова, но плечи выдали его, и смотритель шагнул в темноту.

– Что ты делаешь! – догоняя, прошипел Тьер. – Решил спасти его? Тебя не учили, что смотритель не должен оживлять мертвецов в реальном? Ты уничтожишь реальнейшее! Весь этот мир основан на смерти…

– Он не умер, – шёпотом возразил Унимо.

Хорошо, что тот, о ком они говорили, шёл впереди и ему в уши жаловался сердитый осенний ветер, вынырнувший из туманов Кахольского озера.

– Но ведь и я не живу, но ты отказываешься убить меня, – Тьер не смог воспользоваться своим моральным преимуществом, потому что незнакомец вдруг остановился, повернулся к Унимо и улыбнулся:

– Я всё это придумал. Никакого человека в лодке нет.

– Теперь есть, – улыбнулся в ответ Унимо. – Понимаете, я захотел, чтобы вы спаслись. А то, что я хочу, обязательно существует. Так уж сложилось. Так что вы сегодня действительно умрёте, если не станете сами человеком в лодке.

Наверное, его учили не спорить с сумасшедшими. Проявлять благоразумие.

– Вы мне не верите, – вздохнул Унимо. – Но я, например, хочу, чтобы мы прямо сейчас оказались на пристани Кахольского озера. Я люблю сидеть там, вон на той скамейке на пригорке, – Унимо взмахнул рукой, Тьер и незнакомец повернули головы туда, где была скамейка.

Подгнившие доски причала пахли дождём в лесу.

– А вот и лодка, – одинокая лодка действительно качалась на волнах, её тень билась о сваи причала, как штормовой фонарь – о каменное осеннее небо.

– Вы это очень хорошо придумали. Я люблю лодки. Путешествовать в лодке может только тот, кто доверяет миру вполне. Это вам не фрегат с пушками, – Унимо забрался в лодку первым.

За ним, помедлив, неловко перелез через борт незнакомец. И Тьер легко шагнул с пристани.

Никто не взялся за вёсла, и лодку подхватили волны. Унимо устроился удобнее и стал смотреть на зыбкое отражение луны.

Пристань была пустынна. Только всплёскивали изредка большие рыбы. «И как они не мёрзнут в такой воде?» – подумал Унимо, опустив руку за борт.

Озеро и небо пахли одинаково. И даже если долго всматриваться – горизонта, грани, предела не увидишь. Везде чьи-то отражения, отражения звуков – шорохи, поскрипывания.

Последнюю свою рубашку лес

уже отдал земле. Ворона на сосне

съедает тишину. Иди, куда ведёт тебя

сомнения тропа, где светят темноты

болотные огни, где спящая вода

озёр укрыта от дождя

туманным одеялом…

Унимо решил взять вёсла. Он возился с уключинами, когда услышал вдруг спокойный голос Тьера.

– Берегись, – сказал Бессмертный.

Всё решилось в пару мгновений: незнакомец воспользовался неустойчивым положением Унимо и опрокинул его в воду. Тьер лениво прыгнул следом.

Поздне-осенняя вода обожгла, стало трудно дышать, но Унимо вспомнил свои поездки с отцом к холодным горным озёрам и приказал руками и ногам двигаться. Вдох – размеренный выдох, точные и необходимые.

Только когда руки вместе с водой стали загребать листья, Унимо поддался панике. «Как холодно, холодно, холодно, холодно, холодно», – кругами по воде расходились мысли. Такие же прозрачные и ясные. Практические идеально чистые. Был только холод и ничего больше.

Выбираясь на берег, Унимо споткнулся и разбил колено.

Тьер уже сидел на его – Унимо – любимой скамейке.

Мокрый плащ давил на плечи, одна нога двигалась с трудом, голова кружилась.

День осенних привидений подходил к концу.

Унимо проснулся от боли в горле. Как закончился праздничный день, он не помнил.

– Неужели смотритель не может вылечить осеннюю лихорадку? – приветствовал его Тьер, наблюдая, как Унимо пытается подняться.

Солнце светило в предсмертном приливе сил, расцвечивая тисовый пол благородным золотом.

– Пустяки, – поморщился Унимо, – скоро пройдёт.

– Конечно, – Тьер сердито занавесил окно, – ты просто не хочешь. Болеть так приятно. Все жалеют тебя, заботятся…

– Всем нет до меня дела, – не берёг горло Унимо.

– Может быть, ты надеешься разжалобить меня?

– Сохрани Защитник, нет! – испугался Унимо и снова попытался подняться.

Тьер заварил липовый цвет с тимьяном и даже сходил на соседнюю улицу к лекарке за «волшебными леденцами от горла». «И в чём их волшебство?» – хмуро спросил Тьер. «Вы покупаете их для себя?» – уточнила хозяйка лавочки. «Конечно, нет!» – фыркнул Тьер. «Вот в этом примерно, – загадочно ответила она. – Ну, и ещё они очень нравятся детям».

– Волшебные леденцы, спасибо, – прошептал Унимо. – Где ты их взял?

Всё началось с того, что кто-то кому-то рассказал свой страшный сон. «Мне приснилось то же самое», – мрачно отозвался другой кто-то. А к вечеру на Стене Правды появилась надпись: «Нам всем приснился ОДИН И ТОТ ЖЕ СОН».

Это было немыслимо, невероятно. Кто-то решил зло посмеяться над тар-кахольцами. Отобрал у них все сны и выдал один – общий. Как тюремную одежду.

Каждый смотрел на других как на грабителей. С полувзгляда прохожие понимали, что да, всё так и есть, и отводили глаза. Что бы ни происходило, но сны раньше всегда оставались только твоими, тем более кошмары. Теперь ни в чём нельзя было быть уверенным.

Конечно, тебе не найти сочувствия: как только начнёшь рассказывать то, что напугало до птичьего сердца и холодного пота, обязательно выяснится, что это не так уж страшно на самом деле. Разумеется, если рассказывать человеку, которому вообще могут быть интересны твои сны.

Первый сон Тар-Кахола

Тяжелее всего – перешагивать через лошадиные трупы с высокими раздутыми животами, наваленные у ворот. Особенно если твои ноги пока ещё не такие длинные, как у папы.

Особенно если не у кого спросить, что случилось с лошадками.

«Смотри, что они сделали!» – кричат стены. Слишком громко. Кажется, что твои уши слишком маленькие для такого крика. И вообще, при чём здесь ты?

Западные ворота Тар-Кахола не закрываются, поскрипывают на ветру. «Скррр–ти, скрр-ти, скрр–бум!» – слишком сильный порыв ветра захлопнул одну створку ворот.

Последний дигет лета: трава такая жёлтая, кузнечики стрекочут из последних сил.

Пахнет так странно. «Как в мясной лавке, – кто-то подсказывает тебе, – в которой растаял ледник».

Ты вздрагиваешь. Потому что в Тар-Кахоле не было никаких мясных лавок.

Может, это сыр так пахнет?

Спотыкаешься о чью-то ногу. Нет, уф, это всего лишь кукла! Какой-то ребёнок забыл…

Нет. Не какой-то. Девочка с чёрными волосами и серыми глазами: это ведь её голова лежит рядом, на тонкой шее, как сорванный диковинный цветок.

Ты кричишь так долго, как только можешь, когда у тебя такое маленькое горло. А потом не можешь говорить. Не можешь шептать. Не можешь даже разговаривать с кузнечиками. Можешь только идти вперёд.

Руки. Ноги. Внутренности (ты их ни разу не видел, но сразу понял: это они).

«Как в фильмах про войну, – кто-то подсказывает тебе. – Только в фильмах потом камера переносится куда-нибудь вверх, в небо, или герой начинает куда-то бежать и что-то делать».

Но в Тар-Кахоле не бывает войны.

И тебе нечего делать. Ты просто пришёл домой.

«Они их всех убили», – говорит тебе каждый дом.

«Я понял, понял», – хочешь ответить ты, но голоса нет.

А потом ты просто идёшь домой. Выбираешь кратчайший путь и идёшь домой. Но всё равно ужасно долго: потому что поскальзываешься на чём-то липком и буром, потому что часто закрываешь глаза, потому что не узнаёшь свой город. Как будто кто-то затеял в городе ремонт и решил поменять жителей, а для начала – убрать старых. Во время ремонта всегда бывает грязно, что поделать.

Но стараешься идти быстро, чтобы скорее оказаться дома, ведь ты пришёл домой, ты так долго шёл, так торопился…

А потом понимаешь, что идти туда тебе лучше не стоит.

Что ничего хорошего там ты не найдёшь точно.

Идти туда тебе совсем не рекомендуется.

Даже, можно сказать, нельзя.

Строго запрещено.

Сто-о-ой!..

Ну вот, тебя ведь предупреждали…

– Что, тебе тоже приснился ваш общий сон? – с лисьей улыбкой уточнил Тьер.

– Это ты придумал? – Унимо помотал тяжёлой головой, но остатки сна налипали на мысли мокрыми опилками с рыночной площади маленького городка.

– Почему сразу я! – притворно возмутился Тьер. – Конечно, нет. Мне вообще нет дела до снов, я предпочитаю видеть страдания людей наяву. Но все уверены, что это проделки мастеров, и я рад этому.

От такого заявления Унимо окончательно проснулся.

– Горожане недовольны. Горожане даже возмущены, – смеялся Тьер. – Надеюсь, когда придут бить стёкла в булочной королевы мастеров, ты не будешь изображать библиотекаря, а что-то предпримешь? – это он прокричал уже в спину Унимо.

На улицах, действительно, было неспокойно. Впервые, наверное, те, кто не спал всю ночь, утром вызывали зависть. Для них ещё звучало беспечное вчера.

«Это из-за того, что королева покрывает мастеров. Они делают в Тар-Кахоле, что хотят, хозяйничают в наших снах», – шептались в кофейнях.

– Нет, общие сны не лечатся, – разводил руками Грави. – И никакие не лечатся. Строго говоря, сон – это попытка живого человека выглянуть в птичье «окошко для души».

К нему в Дом Радости приходили люди, которые просили вылечить их от «общего сна» или хотя бы дать «что-нибудь, чтобы спать без снов». Грави никогда не умел закрывать двери, поэтому ему приходилось много раз повторять одно и то же.

Унимо знал, что ему нужно найти Мастера Снов. Но захотеть увидеть его было очень сложно. Ссориться с Мастером Снов – не посоветуешь никому, это точно. Он может забрать все твои сны, так что сначала ты будешь долго лежать, смотря в потолок, пока темнота не начнёт разбухать, пульсировать, давить на глаза. А потом провалишься в пыльный мешок ночи, из которого тебя вытряхнут где-нибудь посреди ярмарки дня, где зазывалы уже вовсю расхваливают новое утро. Или заставить тебя видеть то, что ты забывал столько лет – да так, что ты будешь просыпаться от ледяных прикосновений ужаса чуть ниже ключиц, будешь вместо кофе вспоминать, кто ты и как зовут твою собаку, как идти, не оглядываясь, и говорить не шёпотом…

В общем, лучше было не злить Мастера Снов. Тем более что у него, как говорили, скверный характер и великолепная память.

Тем более что Мастер Снов сам пришёл к нему.

Когда пытаешься не заснуть. Но ничего не получается. Но ты всё равно стараешься, как тебя приучили.

Что, думаешь, хорошо бы встретиться поговорить со мной? Но вот уж нет. Встретимся только на дуэли, если ты будешь так самонадеян. Но тогда уж, пожалуйста, собери всю свою смотрительскую (смотрительную?) силу. Или что там осталось после того, как Форин обокрал тебя, а Защитник лишил наследства? О, вот ты уже и злишься. Это очень мило, право. Забыл зажечь фонарь на маяке, забыл зажечь фонарь! Хаха-ха, я только пошутил, а ты уже успел окунуться в ледяной кипяток, так? А это ещё даже не сон. Лучше не встречаться со мной во сне. Так что придётся тебе разрешить мне немного поиграть с людьми. Что? Плохо звучит? Не хочешь разрешать? Похоже на со-участие? Ну ладно, ты ничего не можешь со мной сделать. Или, пока ты будешь что-то предпринимать, я сделаю людям ещё хуже. Они привыкли к хорошему, привыкли получать щедрый урожай снов. Практически даром. Так что можно и поволноваться немного. Задуматься. Будет не лишним, как считаешь? О, вот ты уже тоже думаешь, как я: «Эти люди». Не возмущайся, всё правильно. Всё так и должно быть. Не переживай. Ешь леденцы от кашля. Передавай привет Тьеру. Вот уж кому досталось, бедняге. Его бы пожалел лучше.