Драконий василек. Дилогия

– Это вам просили передать… от… от…

Служанка явно не знала имени той девушки, что хозяйничала на кухне наравне с поварами.

– Девушки, с которой вы в гнездо прибыли, – негромко прошептала она, но драконица, сидевшая рядом с владыкой, услышала. У драконов слух отменный. Услышали все присутствующие, и человеческая служанка от этого смутилась еще больше. Даже побледнела от страха, но владыка не изменился в лице.

– Что-о? – Аласана же удивления не скрывала. И, если ей удавалось все это время молчать, то тут она не сдержалась. Тонкие серебристо-белые брови взмыли вверх. – Ролдхар! Что за девушка?

– Та самая? – проницательность ирды Нойрман и на этот раз себя проявила.

Но Ролдхар никого не слушал и не слышал. Он заглянул в мешочек и стиснул зубы так, что присутствующие вмиг присмирели. Волны ярости расплескались по столовой почти ощутимо, вжав каждого дракона в свой стул. Гости ни есть, ни говорить не могли, даже забыли, как дышать, в страхе наблюдая, как хищное лицо владыки покрывается сверкающей аметистовой чешуей.

– Сын, – первой отмерла ирда Нойрман. – Выйдем на минутку.

– Да. Мне нужно выйти, – процедил сквозь зубы Ролдхар, а затем обратился к служанке: – Она все еще здесь?

– Да, милорд, – выдавила девушка, в страхе сжав фартук.

– Сколько времени? – владыка глянул за окно хищными драконьими глазами.

– Без четверти одиннадцать, милорд.

После этого мужчина поднялся и, забрав с собой мешочек, стремительно покинул столовую.

– Ролдхар! – воскликнула Аласана, сорвавшись с места, но ее тут же окликнула ирда Нойрман.

– Не сейчас, дорогая. Дай ему время…

В столовой родового гнезда ард Нойрманов царило гробовое молчание. Присутствующие понимали, что основы власти владыки пошатнулись и не сегодня-завтра драконий мир ждут перемены. Вот только они слишком рано списали Ролдхара со счетов.

Кухня родового гнезда ард Нойрманов

Прием подходил к концу, и кухня постепенно затихала: больше не шипел огонь на плите, не взмывал в воздух ароматный пар из кастрюль и сковородок, не бегали служанки и не хлопали деревянные двери. Лишь журчала вода, и работали посудомойки, а повара лениво возили тряпками по гладким каменным столешницам, убирая за собой. Наверное – это особая черта всех поваров. Они могут часами напролет стоять на ногах, трудясь над созданием очередного кулинарного шедевра, но после этого все равно найдут силы, чтобы навести идеальную чистоту. Это в дешевых тавернах на кухне рядом с нарезанным хлебом можно увидеть вылизывающую себя кошку или мышь, что лакомится сыром без зазрения совести. В приличных заведениях, а уж тем более на кухнях дорогих домов такая картина невозможна.

– Доброй ночи, ирда Гронрух, – попрощался один из поваров, а мне вдруг стало любопытно.

– У вас всегда так поздно ужинают? – я отставила чашечку с ароматным чаем и придвинула тарелку с пирогом.

Рыжики с грибами – один из моих любимых, хотя, у пекаря Лориса мне все пироги нравятся. Пожалуй, все зависит от настроения и погоды. В жаркую хочется холодных пирогов с капусткой или рыбой, с грибочками или зеленикой, в холодную – самое то сладкие и горячие: с малиной или персиками, мяском, печенкой… Прожевала и улыбнулась. Очень хорошее завершение трудного дня!

– Мы же драконы, – улыбнулась ирда. – Ложимся глубоко за полночь. После ужина оборачиваемся и летаем, только после этого человеческая сущность полноценно восстанавливается.

– Каждый день оборачиваетесь? – о драконах я знала, но не так, чтобы много. Мне хватало ума интересоваться в меру. Я владела ровно той информацией, которая требовалась для выживания. Чрезмерный интерес мог пробудить ответный. Но сейчас я опасности не чувствовала и мы с Грехильдой общались, как старые знакомые. Мне многие говорили, что в моей компании словно язык развязывается. Но с ведьмами Борхес всегда так. У нас аура особая…

– Это сущность драконов, дорогая. Мы не можем все время находиться в человеческой ипостаси – можно с ума сойти. Но и зверем постоянно быть тоже нельзя.

Я чувствовала, что женщине так и хочется поделиться со мной своими ощущениями, ее эмоциональный фон колебался и источал мягкие восторженные волны. Она счастлива, что родилась драконицей.

– Наверное, летать – это здорово.

– Не то слово! – согласилась она. – Жду не дождусь, когда у Эйдана появится зверь. Не терпится показать сыну самые красивые места Астории!

Каменные драконы защищают Асторию от цветных, но при этом службу несут не все. Женщины, старики, да и многие мужчины не обязаны выходить на боевые дежурства и порой я наблюдаю из окна спальни за полетом этих удивительных зверей в небе и думаю – вот кто дышит жизнью и свободой! По-настоящему! Наверное, они самые счастливые создания во вселенной. Мне порой тоже так хочется: расправить руки-крылья и вниз с обрыва. Вот только меня утянет в бездну, а их – возносит к небесам… Мой полет будет стремителен и короток, а их – длиною в вечность. Такова жизнь, такова сущность магии. Человеческий век короток, а драконы не подвластны времени.

– Наверное, ты до конца не осознаешь, что сделала, – изменившимся голосом произнесла женщина.

Только сейчас лучше ее рассмотрела: очень худое лицо, острый нос, узкие губы. Но некоторую неказистость внешности скрашивали удивительно красивые раскосые глаза. Радужка с вкраплением золотистых искорок завораживала своим сиянием.

– Знаете, – захотелось быть откровенной. – Я пообщалась немного с вашим владыкой и была неприятно удивлена тем, как вы, драконы, относитесь к людям. Не знаю, почему все только и говорят о моем поступке. Я просто сделала то, что должна была. Помощь ближнему не героизм – это обязанность. Тем более, когда дело касается детей. Я сделала это не ради выгоды и, признаться, меня удручает, что все это стало достоянием общественности.

– Тем не менее, я бы хотела тебя отблагодарить! У меня большая сокровищница и…

– Вы меня очень обидите, если продолжите этот разговор, – вот и все. От хорошего настроения не осталось и следа.

– Но… – женщина удивилась. – Для нас, драконов, есть только две ценности: наши дети и наши сокровища. Если дракон дарит тебе что-то ценное, то ты очень много для него значишь! Чем ценнее подарок, тем выше значимость. Более того, каждая драгоценность от дракона несет свой смысл, определенный посыл. Скажем, я бы с удовольствием подарила тебе колье или серьги с изумрудными звездами. Чтобы все видели и знали, как драконица Грехильда тебе благодарна, и ты для нее звезда. Но ведь ты такое не наденешь, не так ли?

– Увы… Да и не с чем мне носить подобные подарки. Все мои наряды просты и незатейливы. Мне достаточно того, что я имею, спасибо вам.

– Тогда как я могу тебе отплатить?

Улыбнувшись, ответила то же, что и другим. К такому вопросу я уже привыкла за годы ведьмовской практики:

– А давайте, если мне вдруг однажды понадобится помощь, вы постараетесь помочь? Если, конечно, получится?

– Услуга в будущем? – женщина приподняла бровь, явно недоумевая. – И какая в этом ценность?

– Смотрите, – я постаралась объяснить драконице совершенно непонятные для нее вещи, но женщине и правда было интересно. – Что лежит в вашей сокровищнице?

– Деньги, драгоценные металлы, украшения, артефакты, даже оружие… Много всего, – с гордостью поведали мне.

– У меня тоже есть сокровищница! – скептический взгляд и моя улыбка в ответ. – Просто в нее я складываю искреннюю благодарность, доброе отношение, любовь и… услуги!

– Совершенно бесполезная сокровищница, – хмыкнула драконица.

– Не соглашусь. Если случится беда – упаси исконная магия – сокровища не помогут. Помогут только люди.

– Как раз помогут сокровища. На них можно купить все необходимое, в случае нужды, в том числе и людей.

– Но, имея верных друзей, желающих помочь, и покупать ничего не потребуется! Для некоторых деньги не имеют значения, а вот долг чести или желание помочь другу окажутся решающими.

Мы друг друга явно не понимали. Точнее, понимать-то понимали, но все равно остались при своем мнении. Просто наши миры слишком разные. Драконы – собственники, горделивые создания, коллекционеры и ценители сокровищ. Они понимают лишь язык драгоценностей и денег, власти и силы. Материального. Это у них в крови. Они те, кто они есть.

– Интересная ты девушка, Анотариэль. Не похожа на других человечек. Другая бы давно стороговала за помощь половину моей сокровищницы и ведь я бы отдала. За своего Эйдана я и сердце отдам!

От упоминания о сердце дракона неприятно кольнуло в груди. Сердце влюбленного дракона. Какая любовь сильнее материнской? От ужасного предположения мне стало не по себе. Никогда-никогда! Даже думать об этом не стану. Не нужно мне такое сердце. Лучше я вечно буду жить с проклятием графа Братстона, чем сниму его такой ценой…

Взгляд упал на каменные часы в форме парящего дракона, и я грустно вздохнула:

– Мне, кажется, пора. Уже слишком много времени.

– Да куда же ты пойдешь, на ночь глядя? – испугалась драконица. – Это нам, драконам, в такое время безопасно, а ты юная красивая девушка! Оставайся у меня, я постелю в комнате Эйдана, это ничуть не обременительно, мне даже в радость. А родных твоих я предупрежу, когда летать отправлюсь – весточку им занесу.

Благодарно улыбнулась женщине:

– Видите! Доброта – вот истинное сокровище. Вы, Грехильда, часть моей сокровищницы. Яркий изумруд моих воспоминаний.

Женщина вдруг неожиданно тепло улыбнулась, кажется, наконец, начиная меня понимать.

– Но я все же откажусь от вашего предложения. Поверьте, мне ничего не угрожает.

Ведь ровно в полночь магия проклятья перенесет меня в дом графа Братстона, где бы я ни находилась. Страшно, обидно, но я уже свыклась с этим. Но в любом, даже самом неприятном обстоятельстве, я всегда нахожу плюсы: меня не пугают поздние возвращения.

– В таком случае, не отказывайся от повозки. Я договорюсь с Бартоном, чтобы отвез тебя в город.

Если не соглашусь – меня неправильно поймут. Со стороны это будет выглядеть как минимум некрасиво и странно, потому я с благодарностью кивнула и, пока драконица Грехильда ходила договариваться на счет повозки, съела весь пирог со своей тарелки и выпила чай. Пожалуй, впервые нормально поела за день.

Прощались мы добрыми друзьями. Кто еще может похвастаться, что у него в друзьях настоящая драконица? Хвастаться я, конечно, не люблю, но сам факт волнительно приятен. На прощание я подарила женщине букетик васильков и васильковую же воду, попросив поставить в комнате сына. Рассказывать о том, что талдох, коснувшись жертвы, в ближайшие сутки может найти ее по слепку ауры и попытаться вселиться, разумеется, не стала. К тому же, следом за талдохом и менее сильные сущности могут попытать счастье. А дракончик еще не обрел зверя, защитить себя толком не может, потому оставить мальчика беззащитным я не могла. На площади я умыла его водой, этого хватит на какое-то время. А букетик станет дополнительным гарантом его безопасности.

До полуночи оставалось не так много времени. Успею ли добраться до города? Будет странно, если Бартон откроет дверцу кареты, а меня внутри не найдет. Стоп. Кареты? Перевела взгляд на драконицу, но та лишь пожала плечами и улыбнулась. Вот она – доброта. Хотя мне и в обычной повозке на деревянной лавке было бы удобно.

Бартон помог забраться внутрь и закрыл дверцу. Застучали копыта, скрипнули колеса. Я открыла шторку, впуская мягкий лунный свет. Помахала Грехильде, тепло улыбаясь на прощание, и окинула восторженным взглядом гнездо. Посеребренное лунной изморозью оно выглядело еще более захватывающе, чем днем. Величественно, прекрасно и… опасно.

Поежилась. Вечерний холод давал о себе знать, а я без накидки. Не планировала позднее возвращение домой. Домой. Нет у меня дома. А место, где я ночую, домом назвать язык не поворачивается. В слугах у графа – нечисть, ведь все человеческие слуги давным-давно сбежали. Еще бы, когда у хозяина нет души, а его жестокость не знает границ, сложно оставаться с ним бок о бок даже за большие деньги. Желающих не нашлось, потому граф Братстон пришел к единственному верному выходу: нанять нежить. Пожалуй, его поместье больше напоминает склеп, нежели дом.

Я еще раз с грустью обернулась, вглядываясь в очертания гнезда, скрывшегося за поворотом. Жаль, что нельзя остаться на ночь у драконицы. Это была бы первая моя спокойная ночь. Когда в последний раз я нормально спала? Без необходимости устанавливать щит вокруг кровати, сквозь который не пробьется ни нечисть, ни человек? Не вздрагивая от каждого шороха? Без необходимости все время быть начеку? Тяжело вздохнула и мотнула головой, отгоняя уныние. Я не имею на него права. У меня есть кров, верные друзья, пища. Это уже больше, чем у других. После смерти родителей я и вовсе могла оказаться на улице, можно сказать, мне даже повезло. Какое-то очень странное и извращенное везение, но мне ли жаловаться на судьбу?

– Какая гамма эмоций, – донеслось из темного угла.

Я завизжала и схватилась за сердце, но Бартон даже не остановился. Значит знал. Извозчик знал, что внутри владыка, потому так странно на меня и смотрел! А я, отвлеченная мыслями и видом за окном даже не заметила притаившегося в темноте кареты зверя. Холод… Ну конечно. То, что я приняла за вечерний холод, оказалось уже знакомыми мне волнами ярости.

– Вы напугали меня.

– Я вижу.

– Извините, милорд.

– За что именно?

От подобного ответа я опешила и поспешила пояснить:

– Обычно, когда кто-то кого-то пугает, следует извиниться.

– Учту на будущее.

– Вы и в будущем намерены меня пугать и не просить прощения?

– Зависит от вашего поведения.

И вот вроде бы гадости говорит, а холод отступает, и ярость сменяется чем-то более мягким. Гневом, раздражением, недовольством.

– Я не знала, что вы собираетесь воспользоваться каретой, милорд, я бы…

– Холодно. Оденьтесь.

Меня грубо перебили, поэтому заканчивать свою мысль не стала. Какой смысл? Владыка драконов делает, что хочет, говорит, что хочет, и требует, что хочет. Он приказывает и получает необходимое. Наверное, когда долго живешь в таком режиме, перестаешь ценить тех, кто рядом. От такой жизни и с ума сойти недолго.

– У меня нет с собой накидки, милорд.

Мне на колени упала черная шелковая ткань с аметистовой вышивкой, в которой я безошибочно определила тот самый камзол. Посеребренный лунным сиянием, его цвет завораживал. Мы, ведьмы, острее других чувствуем мир: цвета, запахи, текстуры, образы. Сейчас я наверняка выглядела странно, поглаживая кончиками пальцев мягкую сияющую ткань, наслаждаясь тем, как она отзывается на мои прикосновения… Не искушая судьбу, накинула столь грубо предложенную накидку на плечи и посмотрела за окно. Желания продолжать разговор с владыкой у меня не было, выяснять по какой причине он не побрезговал делить со мной карету – тоже. Тем не менее, дракон проявил удивительную коммуникабельность:

– Грехильда щедра на благодарность. Это оскорбление не носить драгоценности, подаренные драконом.

– Ирда не дарила мне украшений, – ответила негромко, рассматривая звезды на чернильном полотне неба. Оно чем-то напоминало тонкую, но такую теплую ткань драконова камзола.

– Вот как? Сложно в это поверить. Никакой благодарности?

– Почему же. Я приняла ее благодарность тем же способом, которым принимаю ее от других.

– И где же она?

– Здесь, – прижала ладонь к сердцу и посмотрела в сияющие фиолетовые радужки глаз дракона. Просто все остальное скорее угадывалось, чем виднелось. Вместо белого камзола на нем снова черный, черные же волосы сливались с темнотой ночи, а черты его лица, время от времени облагороженные касанием лунного света, завораживали, но я поспешила стряхнуть с себя это очарование. Красивых людей очень много. Вот только красота драконов обманчива и коварна.

Ответом стал презрительный смешок, но отвечать на него не хотелось.

– Могу я вам чем-то помочь, милорд? Желаете вновь меня допросить?

– Допросит вас ирд Д’Остраф. Завтра.

Новость не порадовала. Повторный допрос может означать, что мне следует срочно паковать вещи. Впрочем, это не поможет. Ровно в полночь, где бы я ни успела скрыться, насколько далеко бы ни убежала, меня выдернет из реальности и перенесет в уже опостылевшую спальню… А ведь скоро полночь. Боюсь, если Бартон решит везти меня до самого дома, я распадусь на золотые искорки прямо в карете!

– Решил вернуть вам кое-что.

И мне протянули мешочек из темно-синего бархата, который дала драконица, чтобы укрыть аметист от посторонних глаз. Я не хотела ставить владыку в неловкое положение перед гостями, потому скрыла приглашение на отбор таким вот образом.

– Я всего лишь отдала вещь, которая оказалась у меня по ошибке.

– Вы осознаете, с кем разговариваете, госпожа Айнари?

– Осознаю, ард Нойрман. Но при всем моем уважении, я уже получила приглашение от другого дракона и не имею возможности принять ваше.

– Вздор. Правила отбора дозволяют принять до пяти предложений, – огорошили меня, а затем и вовсе нагрубили. – Думаете, мне доставляет удовольствие приглашать на отбор человека?

– Так не приглашайте, милорд! – я возмутилась. – Вас же не заставляет никто! Жизнь слишком коротка, следуйте лишь своим желаниям и зову сердца.

– Ваша жизнь. Не моя.

Я закусила нижнюю губу. Вот ведь глупая. Драконы живут сотнями лет. Особо сильные – тысячелетиями. Надо же было забыть об этом. Передо мной наверняка создание, которое видело взлет и падение империй, расцвет природных ведьм и период их истребления. Его голова – настоящая сокровищница. Вместилище восхитительных и уникальных воспоминаний!

– О чем вы думаете, глядя на меня так? – с раздражением спросил дракон.

– О том, как вам повезло.

– Желаете жить вечно?

– Пресветлый василек, конечно же нет! Везение заключается не в этом, а в ваших воспоминаниях. В том, что вы видели. Свидетелем и участником каких событий стали! Наверняка вы застали падение империи ночных демонов, видели пробуждение патриархов в Сириме и открытие радужных земель!

Последнее меня особо волновало. Радужные земли – место, где я так мечтала побывать с самого детства. Далеко-далеко на юге, между Эсаилом и южным морем открыты удивительные земли, где не гаснут изломанные яркие радуги, а среди них прогуливаются величественно прекрасные единороги и порхают феи, не знающие норианского языка. Это место получило особый статус заповедных земель, куда не имеет права ступать ни одно существо со злым намерениями. Долина пускает лишь тех, кого сама примет. Остальные попросту ее не найдут. Разумеется, драконы – желаннейшие гости тех мест.

– Сколько же, по вашему, мне лет?

– Четыреста? – тишина. – Пятьсот? – заметно севшим голосом.

– Эта информация не секретна, – снова раздражение.

– Простите, но меня никогда не интересовала политика.

Снова смешок. С чего бы на этот раз? Мне, наверное, никогда не понять этого дракона. Видно же, как я ему не нравлюсь, тем не менее, он здесь… Это как не любить суп с моллюсками, но упорно заставлять себя есть его.

– Радужные земли были открыты до моего рождения.

Значит, ему меньше трехсот, но все равно – весьма внушительный возраст. Расцвет сил у дракона как раз в триста-четыреста лет. Не удивительно, что он стал владыкой. С возрастом драконы становятся невероятно мудрыми существами – ведь за их плечами история мира и их участие в ней. Но вот физические силы серьезно падают. Да и чем старше, тем меньше желания лезть в политику. Госпожа Венера все время повторяет, что годы делают свое дело. Чем человек старше, тем больше ему хочется тишины и покоя. Уверена, у драконов так же. Поэтому самые старые, именуемые драконами мудрости, скрываются далеко в горах и редко появляются в столице. Лишь по особой просьбе императора.

– Но это одно из прекраснейших мест в Нории. Если вы там не были – обязательно побывайте. С вашей впечатлительностью вы останетесь в восторге.

Перевела удивленный взгляд на дракона и не сдержала улыбку. И даже не из-за слов, хотя и из-за них тоже. Просто я не почувствовала ни злости, ни гнева, ни ярости в этот миг, что само по себе удивительно. Владыка, как шептались слуги, теряет контроль над зверем, поэтому ищет хранительницу. Очевидно, мне каким-то невероятным образом удается его успокоить, поэтому дракон и тянется ко мне. Я – его суп с моллюсками. Противный, ненавистный, но за неимением иной еды, необходимый для выживания.

– Думаете, я могу вам помочь?

Дракон встрепенулся, а на меня вновь плеснуло холодной волной раздражения.

– Не нужно, я вам не враг, милорд. Вы же знаете, слухами земля полнится. Говорят, что вы теряете контроль над зверем… Если я могу быть полезна … – отчего-то стало трудно говорить. Ведь понимала, что это не мое дело, понимала, что следует быть осторожной, но сущность Борхес уже оседлала боевого коня и рвалась в бой, выручать обиженных и обездоленных. – Если вы думаете, что могу, я…

В мою ладонь без слов лег сиреневый камушек, в лунном свете преобразившийся до неузнаваемости. Прозрачный, с мелкими вкраплениями золотых искорок. Серебристые полосы лунного света проходили сквозь него, причудливо изламываясь и возвращая сияние уже иссиня-фиолетовым. Не сразу заметила, что цифра изменилась.

– Что значит единица?

– Вам обо всем расскажут во время обучения. Время и место сообщит камень.

Вот и поговорили.

Пейзаж за окнами изменился – мы въехали в город. Стук копыт стал громче – камень здесь грубее: крупнее и острее. Извозчики часто жалуются, что лошади портят себе ноги, но, сколько себя помню, жалобы остаются неуслышанными. Я вздрогнула, когда раздался тяжелый бой императорских часов. Каждую полночь я слушаю этот бой, ибо он возвещает о том, что с двенадцатым ударом магия вырвет меня из реальности и унесет к нему. К моему проклятью, к бездушному монстру. Забавно, но я бы предпочла остаться здесь, с ненавидящим меня драконом, чем вернуться туда, к человеку, который полагает, что я смогу его однажды полюбить, просто плохо стараюсь, раз не получается.

Второй удар. Следует поспешить. Нужно как-то выбраться из кареты, иначе рассыплюсь на искры и тогда от обвинений в ведовстве точно не отделаться! И ведь никто не станет разбираться, что это колдовство, а не ведовство. Точнее, разбираться-то будут, но уже после того, как мне голову отрубят. Сколько раз уже так было. А сколько раз сжигали невинных девушек в пламени дракона, просто, чтобы узнать, ведьмы они или нет? Сгорела, значит, невинна была, не сгорела – ведьма – на плаху.

– Я выйду здесь.

– Очень сомневаюсь, – дракон даже за окно не посмотрел.

А ведь мы проезжали окраину города, район троллей и орков, представителей низших рас, где одиноким девушкам нежелательно даже днем появляться, не говоря уже о том, чтобы разгуливать ночью. Это, можно сказать, предложение надругаться над собой. Сюда даже патрули ночной стражи не заглядывают.

– Мне, правда, очень необходимо выйти!

Четвертый удар.

– Куда же вы так заторопились, госпожа Айнари?

– Не хочу отрывать вас от дел. Вас же гости ждут в гнезде!

– Подождут. Никуда не денутся.

Шестой удар. Что же делать? Что мне делать?

– А вдруг разлетятся?

– Прилетят обратно, – на меня посмотрели очень-очень внимательно, я бы даже сказала пристально.

Восьмой удар. Пресветлый василек, ну за что?

Девятый удар.

Резко дернула ручку и выскочила из кареты прямо на ходу. Благо Бартон ехал неспешно, и я ударилась не очень сильно.

– Анотариэль! – грозный рык за спиной.

Но я рванула с места и понеслась вперед. Шмыгнула за угол, принялась петлять. За годы жизни в особняке графа Братстона я научилась двум вещам: быстро бегать и хорошо прятаться.

С двенадцатым ударом часов, с очередным яростным стуком сердца, я увидела скользнувшую в небе огромную лилово-фиолетовую тень, а затем мир рассыпался множеством золотых искорок и закружился в стремительном магическом вихре перемещения.

– Великолепно! – раздалось ехидное замечание графа Братстона, вольготно развалившегося на кровати в чем матушка родила. А родила она его, весьма некстати, в неглиже.

Ждал. Как и всегда. Тщетно надеялся неизвестно на что.

Я резко развернулась, нашептывая заклинание щита.

– Ipsitum! – воскликнул он.

Что-то звякнуло и мой щит опал на мягкий синий ковер видимыми лишь мне магическими плетениями. Тот самый момент, тот самый день…

– Borhes de sha! Astaros di omnium!

Прошептала, пока граф лениво поднимался с кровати, полагая, что теперь получит доступ к моему телу. Повернулась, наблюдая за происходящим сквозь заметно мерцающую золотистую пленку нового щита. Буквально вчера госпожа Венера научила меня этому заклинанию. В отличие от предыдущего, этот рассчитан не только на людей и нежить. Он на всех рассчитан. Как бетонная стена, которая не разбирает, кто к ней подошел. Не пускает и все. Заклинание тратит гораздо больше сил, и за ночь я окончательно вымотаюсь, но, хотя бы избегу приставаний его сиятельства.