Мозаика судьбы

Красавчик остановил поток откровений и внимательно посмотрел на меня.

– Ты знаешь, что он был в каждой из моих прошлых жизней?

Молодой человек кивнул.

– Я научился не задавать вопросов и тебе советую.

– Просто слишком много загадок, я никогда не была в большей неопределенности.

Красавчик пожал плечами, как бы говоря, что с этим он не сможет мне помочь.

Настроение у меня было паршивое, и оно отражалось на моем лице, когда я вошла в зал. Села рядом с Полом, который тут же наклонился ко мне: «Ты в норме? Вчера все хорошо прошло?»

Я кивнула. Немного помолчав, теперь уже сама наклонилась к нему: «Не хочешь сегодня остаться у меня?»

Он удивленно посмотрел на меня.

– Зачем тебе ночевать здесь? А у меня мы сможем все обсудить.

– Да, у меня тоже есть, что тебе рассказать.

Мое настроение слегка приподнялось из пучины злости и негодования.

Нам уже раздали шприцы, но Себастьяна не было. Возможно, я его задела, все-таки обидела. Суммируя все, что я теперь знаю, возможно, он увидел меня в первом своем эксперименте и почувствовал особую связь со мной. Захотел найти меня, наверное, по его просьбе меня и искали. Может он чувствовал вину за прошлое. Конечно, открытым остается вопрос о подозрительной идентичности его внешности во все времена. Но разве нельзя допустить мысль хоть о чем-то сверхъестественном, являющимся за пределами науки. А я так жестоко на него напала, потребовала сразу обнажить душу и раскрыть все секреты. Я не могла уже сама понять права я или нет. Стоит ли попытаться исправить что-то или ждать его дальнейших действий? Ничего не понимаю.

Ввела себе жидкость, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Пора вернуться к Лоренце.

Лоренца Альенде. Ньебла. 1960 год

Я открыла глаза в комнатке, из которой сбежала вчера вечером. Лицо было, как будто стянуто пленкой, Лоренца начала тереть глаза, и я поняла, что она вчера много плакала. В дверь кто-то тихо постучался, а затем зашла старушка-мать. На ней было желтое платье, поверх которого повязан белоснежный фартук. В руках ее красовалось другое платье, я вместе с девушкой начала его рассматривать. Оно было изумрудного цвета, из струящейся плотной ткани, юбка была широкая и свободная, на талии был повязан черный поясок.

– Зачем мне такой наряд, мама?

– Твой жених уже совсем скоро будет здесь, быстрее вставай и одевайся, нет времени разлеживаться, – мать пыталась говорить это строгим голосом, но у нее это плохо получалось.

Лоренца зарылась лицом в подушку, что на какое-то время вырубило мне зрение, и просипела:

«Я не пойду, я же сказала, не согласна я, услышьте меня, наконец!»

– Кажется и отец вчера тебе все сказал, не упрямься, ты будешь нас благодарить всю жизнь потом.

Девушка фыркнула, соскочила с постели, схватила платье и резкими движениями начала переодеваться, так что мне казалось, что она вот-вот порвет его. Когда она закончила с нарядом, мать нежно обтерла лицо девушки влажным полотенцем, затем пощипала ее за щеки, от чего девчушка засмеялась. Как только мать провела последний раз гребнем по густым волосам, внизу хлопнула дверь и послышались голоса.

Глаза женщины округлились, она начала говорить что-то несвязное, вышла за дверь, потом вернулась: «Спускайся скорее» и умчалась вниз.

Лоренца волновалась, у нее потели ладошки. Она не знала, как говорить с человеком, который ей не то что не мил, которого она презирает за то, что он решил, что можно купить ее. Я напряглась, мне нужно было знать, что же вчера было решено. Углубившись в ее сознание, я услышала голос Мануэля: «Увидимся на закате, нас никто не сможет остановить»

У них был план! Я ликовала.

Она спустилась вниз, шурша платьем, и прошла в гостиную, которая казалось, стала просторнее, видимо отец решил убрать какие-то вещи. Жених снова сидел спиной. В проеме стоял папа, грозно осматривая внешний вид дочери. Я остановилась и с мольбой взглянула на него.

– Он хочет с тобой познакомиться наедине, мы будем в кухне. Смотри, выкинешь что-нибудь, и этот брак покажется тебе лучшим, что я мог предложить. Слушай его внимательно, сама много не болтай. И ни слова про твоего фермера.

Он подтолкнул нас, и мы прошли к креслу рядом с диваном. Смущенная Лоренца опустила голову, поэтому я не сразу разглядела жениха. Но вот она подняла глаза, и я увидела Себастьяна. Ну, конечно, мне стоило догадаться. Уже закономерность. Он ведь мог вчера меня предупредить, все рассказать, а он все в тайны играл. Если бы действительно хотел заполучить мое доверие, не стал бы скрывать это. Я была очень зла, и к моему негодованию примешивались и бурные чувства Лоренци.

– Мое имя – Сальвадор, – он наклонил корпус ко мне, желая взять мою руку. Но девушка сжала обе ладони в кулаки, безмолвно предупреждая, что не желает, чтобы он к ней прикасался.

Мужчина был взволнован, ерзал на диване, как будто ему было мало места, поправлял сзади себя подушки, и с горячностью поглядывал на свою невесту. Хоть лицо и было Себастьяна, но я каждый раз видела его разным.

– Вы мне напоминайте очень дорогого сердцу человека. Я даже не мог подумать, вы так молоды, и я понимаю, что вам может быть неприятен этот навязанный союз, я вас хочу уверить, я мир положу к вашим ногам.

Лоренца поджала губы.

– Отчего же вы молчите? Вы не хотите ничего у меня узнать?

– Хочу лишь спросить не противны ли вы сами себе, от того, что силой на себе жените меня, что буквально покупайте меня как товар, наживайтесь на простоте моего отца.

– Нет, нет! Я не хочу вас покупать, нам нужно лишь время, и вы узнайте, что такое счастье.

– Я уже счастлива! И это счастье не подле вас!

Лоренца вскочила, и, отталкивая руки Сальвадора, пытающегося ухватиться за подол платье, побежала к двери. Выскочив на улицу, она как-то замешкалась, но тут же помчалась в сторону поля.

Все перемешалось для меня. Мое платье сливалось с высокой травой, волосы закрывали лицо, я чувствовала себя как в детстве, когда папа брал меня за руки и начинал крутить, голова кружилась, и мир переворачивался с ног на голову. Остановились мы только на краю лесочка, у маленького обветшалого домика. На пороге стирала белье женщина, у ее ног резвился малыш.

Она темными влажными глазами взглянула на меня, потом снова опустила голову к тазу, и прошептала: «Он в роще»

И снова бег, роща была недалеко от дома. Мануэль стоял со своими знакомыми, они яростно что-то обсуждали вокруг одного дерева. Он сначала не заметил меня, мое платье сливалось со всем вокруг. Наконец наши глаза встретились, он что-то отрывисто сказал приятелем, и подскочил ко мне: «Что случилось? Мы же договорились ночью…»

– Нет, нет, послушай Мануэль, он приезжал, и он серьезно настроен, я должна была сбежать. Нужно уйти сейчас, отец начнет меня искать, – дыханье мое сбивалось, слезы текли опять ручьем.

Тут внезапно мир как будто пошатнулся. Сначала мне показалось, что это у меня от бега. Но тут началась суматоха, со стороны поля раздавались крики. Толчки под ногами повторились.

Кто-то с отчаянным криком подбежал с другой стороны рощи и воскликнул: «Земля движется»

Мануэль схватил меня за руку: «Это землетрясение. Беги сейчас же домой. Спрячься в погребе, я позабочусь о семье и приду за тобой! Обещай мне, что выполнишь это!»

У меня тряслись руки, все тело сковал дикий страх. Мануэль подтолкнул меня, и я снова побежала. Тряска повторялась, каждый раз я падала на землю, но вставала и снова бежала. Дом был рядом, дверь нараспашку. Я снова упала в нескольких шагах от него. Руки разбила в кровь, устала – сил нет встать. Но Мануэль должен скоро прийти, я должна его ждать там, где он сказал. Я сначала встала на колени, потом на ноги, и последним рывком заскочила внутрь.

Новый толчок, дом ненадежно скрипнул.

– Мама? Отец?

Никакого ответа. Может пошли искать меня? Надо проверить наверху. Взбираюсь с трудом по ненавистной мне лестнице. Захожу в их спальню. Никого. Еще раз кричу. Толчок. Что-то скрипит. Я выхожу из комнаты, и тут мне навстречу летит потолок. Я вскрикиваю, пытаясь успеть к лестнице. Кубарем с нее качусь, и меня накрывает второй этаж дома.

Лежу на полу, что-то придавило нижнюю часть тела. Дышать тяжело. Я вижу просвет между досками, тянусь к нему рукой, кряхтя: «Мануэль, Мануэээль!»

Чья – то рука в перчатке из коричневой кожи хватает меня за руку. Это не Мануэль, но меня можно спасти! Знакомая перчатка, я видела ее уже где-то. Я начинаю продвигаться вперед, но…что-то придавливает мою голову. Я пытаюсь кричать, но вместо этого лишь хрип. Я задыхаюсь. Мануэль, я больше не могу ждать.

Оливия Браун. Нью-Йорк. 2032 год

Я не уверена, что я знаю, кто я и где я. Красивая дама со строгими чертами лица, наклоняется к моему лицу и заботливо спрашивает: «Оливия как ты?»

Оливия? Но меня же зовут иначе.

– Я – Лоренца, – хрипло отвечаю я.

Лицо женщины удивленно отпрянуло от меня. Люди, сидящие в комнате на стульях полукругом, все удивленно смотрят на меня. Я в каком-то большом здании. Я уже в городе? Как я оказалась здесь? Голова болит.

Какой-то мужчина всех просит выйти. Женщина в белом растерянно разводит руками.

Ко мне подходит молодой человек, дама пытается его остановить, но он сбрасывает руку со своего плеча. Присел на корточки, и смело взял мои руки в свои. У него глаза знакомые.

– Оливия, возвращайся, ты не Лоренца, она умерла, уже очень давно умерла. А ты жива, я Пол, вспомни.

Я…помню тяжесть на моей голове, а потом я здесь оказалась. И я там была…гостьей.

Поднимаю глаза на Пола, по щеке льется тяжелая слеза.

– Я потерялась там, в какой-то момент я упустила контроль, перестала существовать. Я, рыдая протянула руки к Полу, мне было нужно тепло. Я не знаю, как так произошло, что я стала Лоренцой.

Пол повернул голову к Беатрис: «Позволь нам уйти сегодня без тестов, кажется ей нужен покой от всего этого, я побуду с ней».

Она лишь кивнула, все еще с лицом полным недоумения.

Пол помог мне встать, и мы направились домой. Когда зашли в квартиру, я попросила не включать свет, в темноте я неуклюже пробралась в спальню и упала на постель. Пол укутал меня всем, что нащупал в мраке. Я лежала в коконе, но не могла согреться.

– Ляг рядом Пол, я теперь как будто оторвана от своего тела. Тебя я хотя бы чувствую. Из темноты не было ответа, его фигура на секунду застыла.

– Пожалуйста.

Тогда он сдвинулся, лег рядом и развернулся ко мне лицом. Его глаза как будто слегка мерцали в темноте. Он стер с моего лица слезинку, видимо я не переставала плакать.

– Этот страх я не могу описать. Но теперь я знаю, как это быть никем. Не знаю, если бы не ты, может я бы не смогла вернуться. И вместо меня жила Лоренца. Может так быть?

– Я не знаю, Оливия, – прошептал Пол.

Наши лбы почти соприкасались, он был теплым, от него шли прямо волны тепла, и понемногу я начинала ощущать себя.

– Пол, расскажи мне кого ты убил? Почему тебя ищет полиция?

Он молчал. Потом отвернулся от меня, его широкая спина, стала стеной, которой он хотел отгородиться. Там из-за стены раздался голос:

«Я убил своего брата. Он был игроком. Мой старший брат. Нас было трое. Он, я и сестренка. Пока отец был жив, мы были счастливы. Он работал на предприятии, однажды произошла авария, и он не вернулся с работы. Мы с братом были уже большие, оба пошли работать, сестра бросила школу, чтобы поддерживать жизнь в нашей матери. Я не знаю, наверное, мой брат был слабаком. Ему быстро надоела ответственность, он решил, что ему милее легкие деньги. Сначала незначительные ставки, потом все более серьезная игра. Однажды он исчез надолго. Мы были бедны, я отправился в посменную работу, меня не было дома неделю. Когда вернулся, застал нашу маленькую квартирку буквально с голыми стенами. Он начал выносить вещи. Мать плакала, сестра плакала, и мы не знали, где его искать. Он заявился внезапно, не ожидал меня дома застать. Начала отшучиваться, потом обещать крупные суммы, а потом потребовал у матери ее шкатулку с драгоценностями, которые ей дарил отец. Я попытался его остановить, началась драка, сестра кричала, мать просила нас остановиться, а я бил его, снова и снова, я был так зол на него, что он не помогает мне, я так устал от его безрассудства. В какой-то момент я сильно ударил его об пол. Он как-то неловко поник у меня в руках. Я вспомнил, как он однажды упал с качелей, хоть он был и старший, но был меньше меня, я подбежал к нему, а он так беспомощно лежал. Я тогда так же его на руках держал, пока он не оклемался. Но тут его глаза застыли в неживом укоре. Сестра взвыла, мать схватила меня за руку, поднимайся сын, вставай, уходи. У меня на руках его кровь, а она меня выталкивает из дома. Сказала, что позвонит полиции через полчаса, дала мне время скрыться. С тех пор я научился прятаться, бежать. Ты же знаешь, полиция теперь тщательно ищет преступников, особенно убийц. Эти люди, мой последний шанс. Больше не могу бежать. Они сказали, что уладят все, что пока в городе за мной не будут охотиться. Но если я решу отказаться, или прекратить без их разрешения, они усилят мой поиск. И, конечно же, найдут. Потому что у меня больше нет сил прятаться. Я хочу увидеть мать, сестру. Я не хотел его убивать, это произошло случайно. И я вечно буду себя корить за это, проклинать, что убил часть себя. Оливия, я тоже потерялся».

Я скинула с себя все одеяла, и вся прижалась к нему. Обхватила руками, я думаю он плакал, но я не заставляла его разворачиваться. Я поцеловала его в шею, затем приложила ухо к его спине. Сердце билось так быстро, у него был свой особый ритм. Под него я и уснула.

Эрнст Юнг. Морские воды близ берегов Польши. 1945 год

Все было как в кинофильме, я все видела со стороны. Сначала лицо мальчишки с испуганными серыми глазами, в которых как будто был шторм. Это были мои глаза на лице незнакомого мне мальчика. Лицо его было худое и белое, как будто обескровленное. Вокруг глаз зияли темные провалы. Все начало медленно отъезжать – я увидела, что он держит за руку невысокую женщину в каком-то безразмерном пальто и с большой сумкой наперевес. Мальчик все повторял, шевеля лишь губами, почти беззвучно: «Мама, мама, мама»

Женщина стискивала его руку и так же, как мантру все повторяла: «Все будет хорошо, хорошо»

Они были в толпе, она была жива и текуча. Люди толкались, давили, мяли, сносили своим потоком все вокруг.

И все они, бурной рекой стремились к огромному лайнеру, на котором витиеватыми буквами было выписано – Wilhelm Gustloff. На него веревками поднимались маленькие автомобильчики, солдаты с оружием расталкивали себе дорогу, грубо отпихивая простых людей.

Мать яро прокладывала путь себе и сыну, ни одно препятствие ее не останавливало. Она, так же, как и все толкала, давила и мяла. Все для того, чтобы она и ее ребенок были там, на лайнере, в безопасности, а я была уверенна, что все эти люди стремились туда именно за этим.

Воспринимая все как сон, я с интересом наблюдала за продвижением этой маленькой семьи к трапу. Когда это случилось, они быстро начали двигаться на нос корабля, еще больше расталкивая людей уже на борту. Оказавшись там, они плюхнулись на какой-то тюк, и женщина громко выдохнула.

– Теперь в безопасности. Скоро все наладится.

Она потрепала сына по голове, потом прижала его к себе и закрыла глаза. Женщина выглядела уставшей, измотанной, совсем худой, щеки впали, губы потрескались, веки лихорадочно подергивались.

Прошло еще много времени, до того момента, когда трап стали поднимать. Внизу еще оставались люди, много людей. Мужчины в военной форме отталкивали мужчин и женщин, кто-то успевал закинуть на борт детей, те кричали и плакали, военные хватали их, и стремились скорее поднять трап. Когда он был поднят, внизу оставалась та взволнованная река людей, я видела их, они сначала как-то все хором, казалось, начали завывать, стройно, в унисон. Лайнер зашумел, задышал и начал медленно двигаться. Тогда внизу, на причале вдруг воцарилась гробовая тишина. Десятки глаз вперились в удаляющиеся от них судно. Вдруг один за другим люди начали крестить воздух. Так безмолвные и верующие в лучшее для людей на борту, они скрылись из виду.

Я снова увидела мальчика, он слегка отстранился от матери и спросил: «Можно я исследую тут все?»

Она устало улыбнулась и кивнула. Он вскочил и уже отошел от нее на несколько шагов, как она снова его подозвала: «Только не долго Эрнст. Я буду ждать тебя здесь. И я очень тебя люблю» Она поцеловала его в лоб, он скорчил мордочку и побежал, лавируя между людьми по палубе.

А людей было небывалое количество, они большими кучками сидели по всей площадке, было совсем мало место для прохода, но там, где оно было все время ходили, то женщины с красными крестами, вышитыми на одежде, то мужчины с оружием. Мальчик натолкнулся на одного из них, и тот весело потрепал его по волосам и пошел дальше. Вокруг царила атмосфера умиротворенной дельности.

Тут из неоткуда на мальчика выскочила девочка, в протертых на коленях штанишках и большом, не с ее плеча свитере. Она захохотала и как бы предлагая вступить в игру, побежала от него в сторону кают. Эрнст явно был любопытен, так что, конечно же, мы отправились за девочкой. Догонялки длились долго и весело, хоть и с трудом, так как повсюду лежали и сидели люди, но это создавало дополнительные увеселительные препятствия. Пару раз они менялись местами, но рано или поздно дети наконец устали, оба они были очень худы, даже можно сказать истощены, и такие долгие игры утомили их. Они скорее бегали на энергии от радости, что они здесь, в безопасности. Они, наконец, уселись где-то под лестницей.

Везде загорелись огни, был вечер, но мальчик видимо и думать забыл об обещании, данном матери.

Он робко спросил свою новую знакомую: «Ты здесь одна?»

– Да, мама сказала мне пробираться вперед самой, сказала, что я на месте смогу попасть в приют. Оттуда она меня обещала забрать.

Она подняла голову, и я увидела ее глаза, полные озорного блеска, так хорошо знакомого мне.

– Знаешь, думаю тебе стоит быть с нами. Моя мама будет не против, она у меня очень добрая, и она медсестра, так что мы сможем прокормить и тебя, пока твоя мама тебя не найдет. А чтобы все получилось, мы дадим объявление, что ты у нас – деловито сказал Эрнст.

Девочка, кажется, рада была такому плану и благодарно сжала руку мальчика.

Я видела уже не двух детей, а две невинные души, которых куда-то несла судьба, но они уцепились друг за друга, и будут держаться вместе, крепко сцепившись на волнах этого моря.

Неожиданно из динамиков по всему лайнеру затрещал голос, он возвещал о важной дате – 12 лет с прихода Гитлера к власти. Все вокруг затаилось, я не знала немецкий, но почему-то все понимала, как будто слушала ушами Эрнста. Голос подбадривал людей, призывал быть стойкими, люди смотрели друг на друга с каким-то печальным знанием на лице.

Вдруг раздался пронзительный свист, который казалось, услышала, прежде всего, я, потому что дети вдруг начали двигаться, как в замедленной съемке, медленно поворачивая свои головы в сторону палубы. Тут яркий жаркий свет озарил все, и весь лайнер покачнулся, заскрипел как недовольный старик, и все резко начало двигаться слишком быстро.

Пронзительный крик, даже скорее визг заполнил каждый уголок судна. Навстречу детям, откуда– то из облака дыма вышел тот самый солдат, на которого наткнулся Эрнст ранее. Но только вот половины его лица не было, лишь один глаз безумно обшаривал взглядом все вокруг. Казалось он заметил детей, остановился, шатнулся в сторону, и упал, навзничь, протягивая к ним руку.

Тут же еще один взрыв, а затем еще. Эрнст не успевал пугаться, он закричал «Мама» и ринулся к тому месту, где оставил ее. Но он не смог сделать и пары шагов, как люди в панике начали сносить его. Кто-то ухватился за его футболку, это была его новая подруга. Она крепко вцепилась в него, и они начали прокладывать дорогу к палубе. Корабль начал проседать, откуда – то снизу слышались урывками вскрикивания.

Дети выбежали на нижнюю прогулочную палубу, полностью закрытую стеклом. Это была ловушка, понимала я. Вода вдруг хлынула из-за спин, и стремительно начала прибывать. Люди толкались, стонали и пытались разбить стекло. Я иногда теряла из виду Эрнста, но потом снова находила его безумные глаза среди безумия других лиц. Вода уже подступила к шеям взрослых, детей подняло вверх. Отчаяние неописуемо, когда люди продолжают биться в стекла. Тут один офицер резко бьет прикладом в окно, и всех выносит волной за борт.

Все бурлит, людей разносит вокруг, как морскую пыль. Но Эрнст все еще держит маленькую ручку девочки. Они натыкаются на какой-то чемоданчик и хватаются за него.

Сначала дети не чувствуют холода, хотя я понимаю, что вода должна быть обжигающе ледяной. Эрнст лишь следит взглядом за лайнером, где он потерял мать, которую первый раз в жизни не послушался. Он же всегда делал, как она говорит, потому что знал, что она умная, намного умнее его. Я все это знала, как будто его мысли транслировались мне в голову. Так они качались на волнах еще много долгих минут, пока я не обнаружила, что они замерли. Я поняла, что они замерзли. Маленькие ручки сплелись на середине чемодана, с одной стороны головку положила девочка, с другой мальчик. Его пустой взгляд был устремлен в сторону лайнера, который вдруг весь озарился светом, и в последний раз осветил океан людей вокруг себя и ушел в пучину.

Оливия Браун. Нью-Йорк. 2032 год

Проснулась в холодном поту, не зная где явь, а где сон. В комнате было темно, поэтому несколько секунд я думала, что все еще сплю. Но потом услышала звуки с кухни, и поняла, что не сплю. Вскочила и побежала туда. Пол домовито готовил кофе. На мои шаги он обернулся и удивленно сделал шаг назад от меня. Представляю, какой он меня увидел, наверняка глаза выпученные, вся взлохмаченная и мокрая, еще и сказать ничего не могу, только рот как рыба открываю. Он быстро среагировал, всучив мне обжигающий напиток. Я быстро выпила, потянув его сесть со мной на диван.

– Я могу теперь видеть сама! – возбужденно воскликнула я, допив кофе.

Он удивленно приподнял брови.

– Я тебе кое-что не рассказывала. После вылазок в прошлое, я приходила домой, и уж не знаю, были ли это сны или галлюцинации, но я видела жизни своих прошлых я в больших подробностях. Беатрис говорила, что это возможно легкое побочное действие, но теперь я так не считаю. Думаю, я установила какую-то особенную связь с моей подсознательной памятью. И Пол мне снова приснились мы! Но это было не из тех жизней, которые нам показывали. Я сама смогла попасть дальше! – сбивчиво поделилась я.

– Почему ты так уверенна, что это был не сон?

Я не могла ответить на этот вопрос, и развела руками.

– Ну, тогда расскажи, что ты видела.

– Мы были детьми, но теперь я была мальчиком, а ты девочкой, – я улыбнулась. Он усмехнулся в ответ.

– Мы были на корабле, куда-то бежали, мы не были изначально вместе, встретились уже на лайнере. Это было военное время, времена войны с Гитлером, знаешь об этом?

Пол отрицательно покачал головой. Я не была удивлена, последняя война стерла все прошлые.

– Я думаю, мы можем проверить информацию в сети. Ты же что-то запомнила?

Я кивнула, и быстро принесла лэптоп. На несколько секунд я зависла, вспоминая детали, затем ярким пятном в сознании высветилось название лайнера – идеальная зацепка. Набираю: Вильгельм Густлофф. В это время Пол касается плечом моего плеча, я чувствую его теплое дыхание, но гоню мысли о том, как хочу повернуться к нему лицом и поцеловать его. Сейчас мы с ним на пороге большого открытия, вместе, и я буду даже это ценить.

Информации во всеобщей сети нет. Я озадаченно стучу пальцем по столу. Конечно, информации нет не случайно, все данные о войнах хранятся в архивах и библиотеках, после переделки властям не нужны лишние напоминания о жестокости прошлого. Но если…я захожу в базу своей библиотеки, логинюсь, и набираю в поисковой системе названия. Успех! Вся информация об этом лайнере собрана в один документ для работников библиотеки, как справочная информация, но этого нам достаточно.

Сухим голосом Пол начинается вычитывать фрагменты: «… германский пассажирский десятипалубный круизный лайнер… Спущен на воду в мае 1937 года…до начала Второй мировой войны использовался как плавучий дом отдыха… В сентябре 1939 года передан в военно-морские силы… в январе 1945 года затонул у берегов Польши после торпедной атаки советской подводной лодки…принимал на борт беженцев…около десяти тысяч человек на борту…по разным данным погибло от пяти до 9 тысяч человек, половина из которых были дети…»

Он замолчал, уставившись куда-то поверх экрана. Я положила голову ему на плечо, по щеке моей скатилась слеза. Чем дальше я видела прошлое, тем я больше убеждалась, какую цену платит человек за счастье. Что нельзя быть уверенным ни в чем, перипетии жизни, как падение с башни вниз, с надеждой, что внизу будет батут. Но я одного не понимала, зачем скрывать от людей такую информацию. Разве не лучше учиться на ошибках, знать, помнить и устранять причины которые привели к трагедиям прошлого?