«Свет и Тени» «неистового старика Souvaroff»

Подобно своему легендарному визави, Михаил Федотович знатностью не отличался, но был наделен природным умом и не лишен остроумия. Он получил блестящее образование: изучал высшую математику, владел несколькими европейскими языками, любил литературу, по отзыву самого Суворова, крайне требовательного и, порой, не в меру язвительного (в основном, по отношению к соперникам по военной славе!), «крепко знал тактику…», и выделялся незаурядной личной храбростью.

…Между прочим, екатерининский генерал-аншеф (1784 г.), павловский генерал-фельдмаршал (5 апреля 1797) и граф (та же дата), М. Ф. Каменский являлся отцом двух очень известных генералов от инфантерии: Сергея Михайловича Каменского 1-го (3.6./5.11.1771 – 8.12.1834) и Николая Михайловича Каменского 2-го (27.12.1776 – 4.5.1811, Одесса), так же как и отец, заслуживших редкую военную награду – ор. Св. Георгия 2-го кл. (награду полководческого уровня!). Причем, последний считался выучеником А. В. Суворова, писавшего в ходе своего полулегендарного Швейцарского похода 1799 г. его отцу фельдмаршалу Каменскому: «Юный сын ваш – старый генерал». Этим, судя по всему, он доставил своему старому конкуренту в борьбе за славу первого полководца Екатерины Великой немалое удовольствие. Младшенький не посрамил своего отца – бывалого боевого генерала…

Принято считать, что Михаил Федотович происходил из небогатого дворянского рода Каменских, из поляков, известного с 1620 г. По семейной легенде он мог идти от легендарного «мужа честна» Радши/ Ратина, выехавшего в Россию из Германии в XII в., считавшегося также предком Бутурлиных и Пушкиных. Он был сыном гоф-юнкера, Федота Михайловича Каменского, служившего мундшенком при Петре I (дослужившегося до генерал-майора?) и Анны Забиной. Он прошел обучение в Сухопутном Шляхетском корпусе, и, служа в нём, в 1751 г. получил первое звание – капрала. В 1756 г. был выпущен из сержантов в армию (в Канцелярию строений) в чине подпоручика/поручика. В 1757 г. он получил назначение унтер-шталмейстером в артиллерию.

В 1757—1759 гг. юный Каменский служил волонтёром во французской армии (в 1758 г. становится капитаном), которая тогда – в ходе Семилетней войны (1756—1763) – была союзницей русской армии в войне с Пруссией и успел принять участие в ряде сражений на стороне французов. Вернувшись в Россию, с 1759 по 1761 гг. он состоял в Московской артиллерийской команде генерал-аншефа П. И. Панина. Ссылаясь на «частую головную болезнь и глухоту» и опасаясь сделаться окончательно «неспособным к службе, если останется при орудиях» (хронического заболевания большинства артиллеристов всех времен и народов!), он попросил перевода в полевые пехотные полки. 13 февраля 1762 г. это произошло с переименованием его в премьер-майоры. Вскоре его производят в полковники, и 12 марта, он направлен на Семилетнюю войну в действующую армию генерал-квартирмейстер-лейтенантом в корпус генерал-аншефа П. А. Румянцева.

После этой крупнейшей европейской войны XVIII в., с 1763 г. Каменский командовал 1-м Московским пехотным полком из состава Финляндской дивизии генерал-аншефа П.И.Панина. В августе 1765 г. (чуть ли не первым и не единственным из молодых русских офицеров той поры?) он был послан в Пруссию, в лагерь под Бреславлем, в качестве военного агента, для ознакомления с системой обучения прусских войск. Там любознательный, образованный, сметливый и отважный Михаил Федотович был замечен прусским королем-полководцем Фридрихом II, который в разговоре со своим генералом Тауэнцином/Тауентцином очень емко и образно охарактеризовал его как «молодого канадца, довольно образованного», так в ту пору в Европе называли индейских аборигенов Северной Америки. Вернувшись оттуда в октябре, он представил Великому князю-наследнику Павлу, с которым он уже был знаком (до конца жизни у них были хорошие отношения), восторженный отчет об увиденном, добавив от себя, что главное для монарха «любить свое войско», не гнушаясь солдат, как это делал его великий прадед Петр Великий. Хотя кое-кто полагает, что, будучи профессиональным военным Каменский мог бы поглубже вникнуть не только в плюсы прусской «военной машины», но и в ее минусы.

…Между прочим, пройдет много лет, и в 1779 г. Каменский снова окажется «рядом» со своим кумиром – Фридрихом Великим и опять окажется под впечатлением от его атакующего полководческого кредо: стремительность и организованность в направлении главного удара. В конечном итоге, влияние прусской системы сказывалось на всей дальнейшей военной деятельности Михаила Федотовича…

В 1766 г. он уже бригадир, а когда началась русско-турецкая (1-я «екатерининская») война (1768 – 1774), Каменский в чине генерал-майора командовал 4-й бригадой (5 пехотных полков) в 1-й армии князя А. М. Голицына.

На военном совете 19 мая 1769 г. именно Каменский сильно настаивал на необходимости взять Хотин. Он аргументировал это тем, что, захватив эту крепость, русская армия будет владеть обоими берегами Днестра до Бендер. Именно это позволит не только конкретно планировать дальнейшее продвижение внутрь вражеской территории, но и перекроет контакты Польши с Турцией. Это приведет к уничтожению барских конфедератов и позволит усилить русские армии, воюющие против турок войсками «умиротворяющими» Польшу. Впрочем, Каменский предлагал это лишь в том случае, если планировать овладение крепостью не позднее чем через три недели, т. е. до прибытия армии визиря к ней на помощь. Его предложение принято не было.

Потом Каменского с его бригадой отправляют на левый берег Днестра, в отряд генерал-поручика Ренненкампфа. Там у д. Янчинцы они совместно отражают нападение войск визиря Молдаванчи-паши, но по стратегическим причинам им пришлось отойти назад.

29 августа Каменский активно участвовал в разыгравшемся сражении (а вовсе не незначительном бое, как ожидалось) при Хотине, оказавшемся решающим для дальнейшего хода операций в 1769 г. Он отлично справился с поставленной ему задачей: в нужный момент привел свою колонну в намеченное место на левом фланге, тем самым, дав возможность генералу И. П. Салтыкову выручить войска генерала Брюса в самый критический момент боя. Затем Каменский участвовал в занятии Хотина. За эту кампанию его награждают ор. Св. Анны.

В 1770 г. он командовал 1-й бригадой 1-й дивизии генерал-поручика Дальке во 2-й 33-тысячной русской армии генерал-аншефа графа П.И.Панина и участвовал в осаде Бендерской крепости (Белгород-Днестровский), которую защищал 18-тысячный гарнизон. Начавшись 15 июля, осада продолжалась два месяца.

29 июня, во время переправы армии через Днестр, Каменский со своим отрядом был отправлен для осады и бомбардировки Бендер с левого берега Днестра. Отражая контратаку турок ночью 23 июля, он лично повел в бой егерей и обратил неприятеля в бегство, занял форштадт и держался в нем до получения приказания об отступлении. Начиная с августа, Каменский, с разрешения главнокомандующего, провел бессменно в траншеях 6 суток, чтобы, изучить лучше местность и расположение окопов, для успешного отражения вражеских вылазок.

В ночь с 15 на 16 сентября Панин решился на генеральный приступ. В ходе штурма на Каменского было возложено руководство атакою всего левого фланга русской армии. После сильного артиллерийского обстрела полки пошли в атаку. Ожесточенный бой продолжался всю ночь. К утру турки сложили оружие. Принято считать, что они потеряли 5 тыс. убитыми и раненными, и еще 11 тыс. было взято в плен. Потери русской армии склонны исчислять свыше 6 (???) тыс. человек. Штурм Бендер получился самым кровопролитным сражением за всю войну.

За отличие под Бендерами Каменский был награжден 1 ноября ор. Св. Георгия IV-го кл. (или, все же, сразу III-го? данные разнятся). 20 сентября Каменский был направлен к Аккерману для содействия отряду Игельстрома. Его приближение ускорило сдачу этой крепости, после чего он возвратился в Бендеры.

1771-й год он провел в отпуске и заметного участия в войне не принимал.

В 1772 г. Каменский командовал войсками из армии Румянцева в Польше, «зачищавшими» ее от партизанских отрядов конфедератов, боровшихся за шляхетские вольности со своим королем (и стоявшей у него спиной его бывшей любовницей российской императрицей Екатериной II).

Затем он командует отдельными частями в 1-й армии, которой к этому времени уже руководил П. А. Румянцев. Именно тогда Каменский добился наибольших успехов в своей военной карьере. Можно сказать, что это был его «звездный час» как военачальника.

Именно тогда стало ясно – что ему по плечу, а что – нет.

В 1773 г. Каменский состоял в корпусе генерал-поручика графа И. П. Салтыкова из армии Румянцева. 17 июня 1773 г. Михаил Федотович разбил турецкий корпус под Журжей.

16 сентября он совершил нападение на турецкий лагерь под Турно, когда на его небольшой отряд турки бросили ок. 5 тыс. конницы, Каменский не сплоховал и успешно отразил все ее наскоки, потеряв при этом 20 убитыми и 145 раненными, тогда как турки лишились до 1.5 тыс. убитыми. В ноябре он принял командование над отдельным корпусом, контролировавшим левобережье Дуная. За удачные боевые действия в той кампании его награждают ор. Св. Георгия III-го (?) кл., производят в генерал-поручики.

Жаждущий самостоятельности – у него уже немало боевых наград, в том числе, два «Егория» (3-го и 4-го кл.), которые в русской армии просто так не давали – он все время у кого-то в подчинении: то у князя А. М. Голицына, то у генерал-аншефа П. И. Панина, то у генерала И. П. Салтыкова.

В новом чине Каменский продолжает свой победный боевой путь: 11 мая 1774 г. занимает Карасу и разбивает турецкий отряд при Абтате.

Таков был генерал-поручик М. Ф. Каменский бок-о-бок с которым генерал-поручику А. В. Суворову предстояло двинуться против турок…

Существует несколько интерпретаций дальнейших событий и каждый вправе брать ту сторону (точку зрения), что ему кажется более предпочтительной

Начнем с наиболее нейтральной:

«…В апреле 1774 г. 3-я дивизия (покойного Вейсманна) отличившегося при Бендерах и Журже генерал-поручика М. Ф. Каменского первой переправилась через Дунай, 9 мая она заняла Карасу, а 2 (13) июня с боем взяла Базарджик. Получивший за заслуги в прошлой кампании чин генерал-поручика Суворов, заменил во главе резервного корпуса Григория Александровича (пришла пора так его – фаворита императрицы – величать!) Потемкина. 16 мая он переправился в Гирсово и шёл параллельно Каменскому, прибыв 3 июня в деревню Карач к западу от Базарджика.

Войска Каменского продолжили наступление на Шумлу и утром 9 (20) июня вошли в деревню Юшенлы, в 7 км на юго-запад от Базарджика. Здесь к ним присоединился корпус Суворова, прошедший для этого ночью 20 км. Дальше путь на Шумлу лежал через городок Козлуджи, где стояла лагерем примерно 40-тысячная (25 тыс. пех. и 15 тыс. кавал.) турецкая армия рейс-эфенди Хаджи-Абдул-Резака. От Юшенлы к Козлуджи можно было добраться только по узкому дефиле через Делиорманский лес.

Русские войска разбили лагерь в Юшенлы для отдыха, а Суворов и Каменский утром 9 июня с авангардом кавалерии и казаками выехали на разведку по дороге в Козлуджи. На выходе из Делиорманского леса они заметили турок, которые тут же стали отступать в сторону Козлуджи. Русская кавалерия бросилась за ними в лес, на выходе из которого её поджидали турецкие войска. Они атаковали казаков, бывших в авангарде, и попытались отрезать их от основного отряда. Казаки принялись спешно отступать, в результате чего из-за крайней узости дороги, по которой двигались войска, возникла неразбериха и давка. Каменский принялся срочно выводить свои войска из леса, направив в помощь казакам эскадрон пикинёров и два эскадрона гусар. Одновременно он вызвал из русского лагеря пехоту.

В результате его грамотных действий русская кавалерия смогла выбраться обратно из леса, а пехота построилась в боевой порядок у входа в лесное дефиле. Из-за узости открытого пространства и русские, и турки могли использовать только малую часть своих сил. В первой линии русской пехоты было всего 2 бат. егерей и 1 бат. гренадер. Ими командовал Суворов, тогда как Каменский, будучи старшим по субординации, руководил всем боем.

Турецкая пехота выдавила казаков из леса и попыталась окружить один из батальонов Суворова. Каменский выслал ему в помощь ещё один батальон егерей и выстроил сзади ещё две линии пехоты. Все попытки турок обойти русские войска с флангов и зайти им в тыл успехом не увенчались. Суворов с пехотой принялся их преследовать и, пройдя лес, занял лощину перед холмами, на которых засели турки. Турки снова обрушились на него. Каменский опять помог ему: кавалерией и пехотой. Поскольку через дефиле крайне трудно было провезти пушки, турецкую атаку удалось отразить лишь с большим трудом и незначительными потерями для врага.

Как только прибыли пушки, Суворов, построив четыре батальонные каре в одну линию (во второй линии встали Суздальский и Севский полки), перешёл в наступление и сбил турок с их высоких позиций. Сильно пересечённая местность не позволила русской кавалерии их преследовать и турки смогли организованно отойти в свой лагерь у Козлуджи. Подойдя к нему, Суворов подтянул свою артиллерию и начал обстрел турецких позиций. Только через три часа перестрелки, увидев, что ответный огонь турок слабеет, Суворов повёл свои войска в атаку – уже третью за день. Турки не стали ждать штыкового удара русских и бросив свою артиллерию (29 пушек) и весь свой лагерь, кинулись к Шумле…»

Известна и более «компактная» интерпретация сражения при Козлуджи.

«…Согласно которой в конце мая отряд Каменского, выступил к Базарджику – важному узлу путей между Шумлой, Варной и Силистрией. Поскольку Суворов стремился действовать самостоятельно, то 2 июня Каменскому пришлось выбивать из Базарджика 5-тысячный турецкий авангард без его помощи. Здесь Каменский простоял 6 дней в ожидании прибытия Суворова. 9 июня их отряды соединились у Юшенли и сразу же оба генерала во главе кавалерии произвели усиленную рекогносцировку на Козлуджи, где обнаружили крупные силы турок (до 25 тыс. пехоты и 15 тыс. конницы) по началом рейс-эфенди Хаджи-Абдул-Резака, высланные визирем от Шумлы против русских войск.

Русская кавалерия, преследуя отступавшего неприятеля, вступила в тесное дефиле, растянулась, была атакована турками, пришла в замешательство, но благодаря распорядительности Каменского порядок был восстановлен. Он вывел обратно кавалерию из дефиле и послал за своей пехотой, завязалось сражение и, в конце концов, туркам пришлось отступить. Суворов преследовал противника до его лагеря и, после массированного артобстрела, перешел в стремительное наступление, понудив врага бросить лагерь и бежать к Шумле и Праводам…»

Хотя заслуга нанесения решительного и вместе с тем окончательного удара принадлежит Суворову, но и Каменский в немалой степени поспособствовал этой победе. Правда, по некоторым источникам к Козлудже Михаил Федотович со своим корпусом подошел уже в разгар сражения, но, так или иначе, турки были разгромлены.

На военном совете, собранном Каменским после Козлуджи, было решено приостановить наступление для отдыха, что вызвало резкое недовольство Суворова. Возмущенный, он уехал в Бухарест, сославшись на недомогание, Каменский же получил от Румянцева упрек: «Не дни да часы, а и моменты в таком положении решают», – писал ему главнокомандующий.

В общем, тут же развить успех под Козлуджи, как того требовал Суворов, так и не удалось. Каменский не решался продолжать наступление якобы из-за недостатка перевозочных средств и провианта. Он собрал военный совет, на котором было решено остаться у Козлуджи, а затем отступить на позиции между Шумлой и Силистрией, чтобы отрезать последнюю от тылов и, тем самым, понудить её к сдаче.

Румянцев был недоволен таким развитием событий и предписал Каменскому и Суворову продолжать наступательные операции собственно против Шумлы. И только, если овладеть этой крепостью окажется без правильной осады не возможно, то тогда идти на Силистрию. Каменский двинулся к Еникою, а корпус Суворова направился к Кулевче для того чтобы прервать связь между Шумлою, Варною и Праводами. Тем временем, сам Румянцев принял меры для обеспечения продовольствием войск Каменского и Суворова.

16 июня авангард корпуса Каменского отбросил 5 тыс. турецкой конницы сераскира Дагистанлу-паши у Ени-Базара. 17-го Михаил Федотович продвинулся до д. Буланык, в 5 верстах от Шумлы, а затем отошёл к д. Адибаба. Саму Силистрию он атаковать не решался. В его корпусе было всего лишь 7 тыс. чел., тогда как у великого визиря Иззет-Мехмед-паши около 35 тыс. Каменский предпочел попытаться выманить турок в открытое поле, для чего разослал повсюду небольшие отряды с приказом жечь ближайшие селения.

19 июня турецкая конница атаковала небольшой отряд полковника Розена, который был выслан для поддержания связи с корпусом Салтыкова. Каменский во время поддержал Розена почти всей своей пехотой. Визирь вышел из крепости с большею частью своей армии, произошло сражение, окончившееся беспорядочным отступлением турецкой армии. Стремясь заставить турок снова выйти из лагеря, Каменский приступил к траншейным работам. Однако, визирь не реагировал на это. Тогда Каменский решил ограничиться наблюдением за дорогами, ведущими внутрь «театра военных действий», для чего передвинул свой корпус к югу. С 3 июля все пути сообщения турецкой армии с тылами были перекрыты и недостаток припасов и фуража скоро привел к многочисленным дезертирствам из ее рядов. 6 июля почти вся турецкая армия атаковала передовые русские посты и прикрывающие их отряды, но была отбита. В тот же день Каменский получил предписание главнокомандующего не предпринимать ничего решительного против турок, так как в это время уже начались переговоры о мире.

Несмотря на запреты военных действий 7 июля Каменский на свой страх и риск (как он это потом обставил в своем рапорте — во Славу Русского Оружия!), не без значительных потерь, все же, взял турецкие оборонительные укрепления. А 9 июля, накануне заключения Кучук-Кайнарджийского мирного трактата, он отошел от крепости.

Так или иначе, но все эти, порой, весьма противоречивые военные действия двух, конкурирующих между собой, генерал-поручиков в немалой степени поспособствовали тому, что Турция предпочла заключить с Россией мир.

В тоже время не исключено, что их большая «заруба» во многом была «замешана» на том, что оба отличались очень своеобразными и в чем-то похожими характерами: Каменский был страшно вспыльчив и не умел владеть собой, Суворов, будучи гением, вел себя не всегда адекватно в понимании широкой публики и это, еще мягко говоря! Правда, в свою очередь, умный и проницательный Каменский, скорее всего, признавал достоинства Суворова и, возможно, даже завидовал ему. Ясно, что две эти горячие головы не могли ужиться вместе. Не исключено, что в той ситуации, которая тогда сложилась – «хороши» были оба. Так, порой, случается с суперамбициозными мужиками, когда «м…а ударяет им в голову», особливо среди военных, рвущихся на Военный Олимп по трупам! И это при том, что в сугубо в армейской субординации «старшинства» преимущество было у Каменского, о котором крайне гоношистый Суворов, как известно отзывался весьма двусмысленно, если не сказать полупрезрительно.

…Впрочем, кое-кто из исследователей (например, биограф А. В. Суворов, А. П. Богданов) склонен полагать, что на самом-то деле никаких «контр» между этими двумя очень энергичными и по-своему неординарными военными, яростно рвущимися к заветной цели – на полководческий Олимп – не было. И все это – скорее, «происки» нечистых на руку «акробатов от истории», для которых любые «жареные факты», столь любимые многими современными издателями для которых рейтинг популярности книги и автора равен прибыльности, важнее творческого наследия той или иной исторической фигуры. «Каждому – свое» или, «у каждого – своя правда»…

В тоже время в современной историографии нередко предполагается, что антипатия к Каменскому взяла тогда у Суворова верх над долгом. Из-за опоздания пополнения он был готов к маршу лишь двумя днями позже условленного срока. Не желая встречаться с «соперником», он собирался идти по совсем другой дороге, только чтобы не пересечься с удачливым «мальчишкой» Каменским (тот был почти на 10 лет моложе!), более того, не оповестив его об этом. Лишь удачное стечение обстоятельств не привело к катастрофе, и Каменский в одиночку взял Базарджик, разбив 5-тысячный отряд конницы сераскира Дагистанли-паши. Михаил Федорович не преминул пожаловаться Румянцеву на «соперника». Тот резонно и резко заметил, что порядок старшинства известен всем и что Каменский сам должен заставить Суворова повиноваться.

Но это было не так-то просто: до производства в генерал-поручики Каменский, все же, отставал от Суворова по генеральской иерархии и, к тому же, у Александра Васильевича уже был ор. Св. Георгия 2-го кл., а это была награда полководческого масштаба, которой не имел Михаил Федотович!

Ушлый Суворов все это, естественно, «держал в уме» и поступал соответственно своему личному ранжиру!

В общем, против воли Каменского Суворов так и не прикрыл со стороны Силистрии марш Михаила Федотовича на Базарджик. Кроме того, под предлогом ожидания всех своих полков, Александр Васильевич действительно задержал наступление на два дня. Более того, самочинно изменив маршрут своего выдвижения, он послал на разведку конный отряд (свой авангард) через густой Делиорманский лес (лесное дефиле) к Козлуджи.

Одна из наиболее острых версий дальнейшего развития событий предлагает следующее:

«…Когда желтые гусары и казаки Суворова ехали узкой, путаной лесной дорогой или как ее, порой, называют в источниках через дефиле, навстречу им двигался ничего не подозревавший турецкий разъезд. За ним следовал сильный отряд спагов (конных воинов) двухбунчужного паши и пеших албанцев свирепого Янычар-аги. Это были передовые силы 40-тысячной армии рейс-эфенди Хаджи-Абдул-Резака.

Внезапно турки и русские столкнулись на узкой лесной дороге нос к носу. В короткой стычке и те и другие понесли потери. Дорога была столь узка, что могли сражаться только передовые бойцы. Имея громадное превосходство в численности, турки попросту опрокинули русскую конницу. Сам Суворов, прискакавший в голову своего отряда, оказался отрезанным от своих главных сил. За спиной у себя он слышал, как возбужденно перекликались нагонявшие его спаги на превосходных лошадях.

Он уже достаточно хорошо знал по-турецки, чтобы понять смысл их реплик. Они уговорились не стрелять в генерала, а захватить его живым. Спаги то и дело настигали его и пытались уже ухватить за куртку, но каждый раз казачья лошадка Суворова, резко пришпоренная хозяином, делала отчаянный рывок, и турки снова отставали на несколько саженей. Лишь русское пехотное каре спасло полководца от позорного плена. Но и оно не смогло долго противостоять бешеным атакам турок…

В солнечном лесу замелькали красные фески и чалмы. Это подоспели пешие албанцы. Они сражались остервенело. Захватывая пленных, лютовали: тут же отрезали им головы, складывали в мешки и снова шли в атаку. Русские уже почти были вытеснены из леса…

Принято считать, что в эту критическую минуту Суворова поддержали посланные ему на помощь Каменским два эскадрона харьковских гусар вместе с эскадроном пикинеров. Позже из арьергарда подоспели два пехотных полка. Дружным ружейным огнем и картечью в упор удалось наконец остановить албанцев.

…Между прочим, рассказывали, что много позже Суворов рьяно и неоднократно утверждал, что Каменский бежал, бросив его на произвол судьбы. В реляции самого же Каменского говорится о том, что он поддержал Суворова своей конницей! И это правда! В общем, у каждого из «героев» (а значит и их апологетов) той запутанной истории своя правда, а истина, как известно, лежит, где-то – по середине…

Когда пороховой дым рассеялся, Суворов увидел, что враги отступают вглубь леса. Суворовские кирасиры и карабинеры тут же двинулись за ними. Преследовать врага пришлось по все той же узкой дороге…

Наступил полдень с его здешней мучительной жарой. С ночи ничего не евшие и не пившие солдаты валились с ног. Турки не раз переходили в контратаки. Особенно яростно бросались на русских ялын-калыджи – «сабли наголо». Так назывались войска, вооруженные только кинжалами и ятаганами. Несли потери и те, и другие…