Золотой Ипподром

– Возможно, но тогда бы мы и не подружились, верно?

– Верно! Но разве я тогда мог подумать, что живу в одной комнате с наследником византийского престола?

– О, да, – слегка вздохнул император, – таков обычай. Я сам, впрочем, не буду против, если мой сын поедет учиться за границу под своим собственным именем. Но, с другой стороны, не представляю, каково в наши дни объявить в университете: я византийский принц…

– Ну, девочки будут в восторге!

– И не дадут учиться! – воскликнул Константин патетически. – Впрочем, конечно, мы посылаем детей за границу не только для учебы – учиться можно прекрасно и здесь, – но все же и не для того, чтобы так терять время!

– О-о, какой ты теперь суровый, – протянул Джорджо, – и не подступись! Я, впрочем, – добавил он, – очень хотел тебя спросить: как ты живешь здесь? Во Дворце, среди слуг… в халатах! Когда мы с тобой встречались прошлый раз на Майорке, всего этого антуража не было, и ты выглядел вполне беспечным!

– В отличие от тебя, болезного! Ты мне тогда показался постаревшим и осунувшимся, словно прошло не пятнадцать лет, а гораздо больше!

– Президентская гонка, что поделаешь!

– Не знаю, не знаю. – Тут настала очередь Константина насмешливо растягивать слова. – Мы этим вещам не обучены: ни в Кембридже, ни здесь, конечно, нас в эту премудрость не посвещали… А как живем? Большой Дворец ты уже, я думаю, оценил?

– Да, это грандиозно!

– Согласен, Константину Ангелу в конце шестнадцатого века пришла в голову замечательная идея! Разумеется, здесь все нужно было восстанавливать, но, несмотря на четыреста лет запустения, сохранилось удивительно много! А Влахерны, конечно, прекрасное место, но, согласись, сырое и нездоровое.

– Я там еще не был.

– Будешь. И оценишь преимущества жизни на мысу, а не в глубине бухты, даже несмотря на то, что рыбных пристаней и складов на Золотом Роге уже нет.

Солнце за окном скрыло последний луч, и в комнате наступил полумрак, но в тот же миг позолоченные жалюзи разъехались, открыв чарующий вид на фиолетовую даль Босфора, подсвеченного из Европы и Азии загорающимися электрическими светлячками.

– А в общем, жизнь здесь давно идет без резких толчков, – продолжал император. – Для василевса главное – вовремя разделить круг полномочий с Синклитом и не выходить из рамок. Кроме того, выгодные позиции в энергетике, финансах… и в туристическом деле, что особенно важно! Хотя здесь я, конечно, очень обязан отцу и, главное, деду… – Константин поднял глаза к темневшему наверху каменному своду.

– Какая идиллия! – воскликнул Джорджо. – Ну, а как же политика, борьба партий, кризисы?

– Кризисы? Политические? Они никому не нужны! Гражданам не нужны, и уже давно. А для паразитической черни, как показал прошлый век, достаточно горькой свинцовой пилюли, обильно подслащенной впоследствии всякой благотворительностью.

– Будто всё так просто?

– Очень сложно, очень! Но, видишь ли, мы слишком старый народ и живем в слишком старом государстве, накопили определенный опыт… Ведь ничего нет нового под солнцем!

– А коммунизм?

– Но ведь и он укрощается, как известно!

Император поднялся и зажег четыре свечи в массивном шандале. Стало еще уютнее, ласковый свет заиграл на изысканных серебряных кубках и вазах с фруктами.

– Все-таки мы с тобой договорились до политики! – негромко сказал Константин. – Ну, да ничего. Тогда давай о делах сейчас, пока не зашумело в голове, – промолвил он, немного помолчал и начал задумчиво: – Послушай, любезный друг мой, я хочу предложить тебе произвести один старомодный опыт. Он не всегда оканчивается благополучно, но если такое случается, то результат оказывается очень ценным.

– Неужели философский камень? – Джорджо насмешливо прищурился. – Я слышал, что в дворцовых подземельях до сих пор витают тени великих Калинника и Георгия?

– Там витают, витают, не беспокойся, я тебя как-нибудь свожу, – серьезно проговорил император, и даже немного нахмурился. – Но в данном случае я не о призрачных теориях. Как ты относишься к брачным интригам? И вообще к политическим бракам? Они бывают очень удачны порой, не правда ли?

– Хм. Случается. Но если ты…

– Тихо-тихо, подожди. – Константин слегка взмахнул рукой, но в этом мановении Джорджо почувствовал вдруг неведомую доселе властность. – Мы современные люди, будем рассуждать реально и не станем играть в средневековых деспотов. Я хотел бы, чтобы моя дочь и твой сын познакомились, полюбили друг друга и сочетались браком. Безумное желание? Нисколько. Это всего лишь плод изрядного жизненного опыта. И тот же самый опят подсказывает мне, что мое желание осуществимо. Я знаю мою дочь уже целых пятнадцать лет. Небольшой срок, чтобы как следует узнать женщину, – тут у Константина едва приметно дернулся уголок рта, – особенно византийскую принцессу, но, учитывая особенности нашего общения – детскую открытость, доверие, которым отцы счастливы пользоваться первые десять-двенадцать лет… Одним словом, я прекрасно представляю, что за особа бродит по этим залам.

– Все это звучит очень интригующе. – Джоржо выжидающе смотрел в глаза Константину. – Но… почему ты выбрал мое семейство, моего мальчика? Ты позволишь? – Он потянулся к пузатой бутылке и вновь наполнил оба бокала; благородная рубиновая влага ярко светилась на фоне огня.

– Я и не выбирал, собственно. – Император слегка отвернулся в сторону камина, предоставив другу изучать августейший профиль с прямым носом и сосредоточенно подобранными губами. – Выбора-то особо и нет. Я знаю тебя, знаю Луиджи. В позапрошлом году на островах он был уже достаточно взрослым, чтобы проявить свои лучшие качества. Тот случай с катером покорил меня…

– О, да! Об этом потом писали все наши газеты, и я, наверно, отчасти обязан своим избранием именно героизму моего мальчика! «Ла Стампа» тогда заявила, что опытные каскадеры оценили трюк и не согласились бы повторить его без тренировок.

– Это так!

– Но он любит сестру и, наверное, согласился бы на всё, чтобы попытаться ее спасти.

– Согласился? Ты его недооцениваешь! Он рыцарь, конкистадор. Он даже не задумался, стоит ли прыгать. Это само собой разумелось, и на берегу Луиджи даже не мог понять этого всеобщего восхищения! Но, может быть, сердце нашего Сида уже в оковах? – вдруг вежливо поинтересовался император.

– Не знаю… Нет, думаю, нет, – отозвался Джорждо, слегка задумавшись.

– Я в этом не сомневался! Душевные движения таких людей видны сразу, поверь мне. Мальчик пока искренне влюблен только в свою науку – что ж, это нам кстати. Катерина тоже пока не думает ни о каких глупостях, но, знаешь ли… – Император потянулся вперед и слегка раздвинул тлевшие дрова, те сразу вспыхнули и весело затрещали. – Да, всё это до поры до времени. Я предвижу, что скоро мою доченьку потянет на приключения, и тяга эта будет неодолимой и все сильнее год от года. Характер у нее такой, что даже мне порой приходится нелегко, а если в эту бочку с порохом попадет случайная искра, то сразу разнесет полгорода!

– Да, конечно, – подхватил Джорджо, – для тебя полгорода это как полцарства, ты их никому не уступишь!

– Безусловно. Но в то же время я уверен: если Катерина полюбит кого-то по-настоящему, то останется ему верна до гробового камня. Она такая, да! В меня. И, более того, – император снова в задумчивости уставился на языки пламени, легкая тень пробежала по его лицу, – она не будет сетовать на то, что юность прошла без приключений.

– А при их недостатке организует приключения мужу?

– С мужем, дорогой мой, с мужем! – весело подхватил Константин. – Но разве Луиджи будет против? Он просто тоже до сих пор не вошел еще в авантюрную полосу, но, конечно, не минует ее, поэтому нам с тобой…

– Нам? Ты уже второй раз произносишь это слово, но я еще не готов сформулировать своего мнения, и…

– Нам, нам, друг мой, – заключил император и потянулся своим бокалом к бокалу президента. – Доверься мне сейчас, как верил когда-то, списывая решения задач. Помнишь, как ты спешил тогда на подоконнике, потел, но всё равно бубнил: не понимаю, не понимаю, как это так!

Джорджо довольно усмехнулся:

– Кеплер! Законы притяжения и отталкивания больших биллиардных шаров!

– Планет, и они гораздо интереснее! К ним и перейдем. Что ты думаешь про нефтепровод Баку – Тифлис – Эги? Он действительно так нужен старушке-Европе?

– Что за вопрос? – Президент даже несколько насторожился. – Конечно нужен! С Москвой не договоришься, им даже выгода не нужна, из Сибири слишком сложный подвоз, а перегружать Персидский залив нельзя. Я не большой специалист, но как раз начал изучать эту проблему в последние месяцы… Но почему ты об этом вспомнил? – удивленно воскликнул Джорджо.

– Полагаю, этот вопрос можно решить, – спокойно сказал Константин.

– Решить?! – Президент чуть не подскочил в кресле. – Но ведь это только проект, и вы отвергли его с самого начала! Ваши отношения с Закавказьем, все эти хурриты, плюс церковные земли, монахи…

– Монахов-то мы сейчас будем спрашивать меньше всего, – веско объявил Константин. – Все остальное – детали. Конечно, святым подвижникам в ущельях журчащая по трубам нефть будет страшно мешать молиться, напоминая о соблазнах больших городов, но они, хвала небесам, ничего не решают. А возмущенных иерархов я приму после некоторой подготовки… Пожалуй, лучше всего будет залепить уши воском! – Император рассмеялся, и на столике появилась небольшая распечатанная амфора.

– Рекомендую! Каппадокия, начало прошлого века.

– Мне вдруг показалось, что там нефть, – признался Джорджо.

– Ну уж нет! Мы ведь не в Тюмени! – Василевс попытался изобразить обиду, но глаза его смеялись. – Пусть нефть в золотой чаше подносят наиправославнейшему повелителю славян и эвенков, нам это не пристало.

– Прекрасное вино! – воскликнул президент.

– Да, очень неплохое.

– Итак, – проговорил Джорджо, откинувшись в кресле, – вы готовы кое-кому из своих наступить на горло? Довольно неожиданно! Но почему именно сейчас? Ведь не из-за транзитных платежей, я полагаю?

– Видишь ли, дорогой Джо! – Константин дурашливо наморщил нос. – Есть вопросы, которые в политике обсуждать не принято. И даже намекать на них нехорошо. Но мы ведь не просто политики, верно? Поэтому я буду с тобой откровенен почти до неприличия. Мы хотим вернуть константинопольские сокровища.

– Как-как? Что?

Брови президента взобрались на самый верх лба, словно желая спрятаться в волосах. Впрочем, осмыслить сказанное было поистине трудно.

– Да, ты не ослышался. – Император был собран и серьезен. – О, конечно, всем очевидно, что невозможно требовать возврата всего награбленного крестоносцами…

– С учетом перелитых в монету золота и античной бронзы, боюсь, не сохранилось и десятой части ценностей!

– Но двадцатая сохранилось! Впрочем, список их можно ограничить несколькими десятками предметов. И все же это необходимо сделать! Это будет справедливо, символично, и… – Константин поднялся, подошел к закатному окну и слегка коснулся пальцами стекла. – И, пожалуй, европейские отношения сделаются от этого более правильными… Так что, господа латиняне, – император обернулся в Джорджо, широко улыбаясь, – нескольким музеям и аббатствам придется вспомнить, кому на самом деле принадлежат их реликвии!

– Как-то очень похоже на выкручивание рук… – задумчиво пробормотал президент.

– Отчего же! Просто на изящную фигуру танца, где кавалер крутит барышню, не выпуская ее нежной ручки.

– Которую та тщетно пытается вырвать!

– Так что же! Это только для приличия, ибо какая же барышня не хочет замуж? – Константин лукаво прищурился. – Но сватовство, конечно, будет обставлено пышно и церемонно! Представь: потомок ромейских императоров и потомок хищных венецианцев – ты ведь родился в Венеции, не так ли? – появляются в Совете Европы и объявляют о концессии на вытягивание нефтяной жилы со дна Каспия! А тем временем все газеты начинают сплетничать о браке, который должны заключить младшие представители семейств! Помолвка объявлена, впереди символическое примирение давних противников… Ты, конечно, не против символического примирения, дорогой Джорджо? Ведь тогда восторжествует толерантность и справедливость, в знак которой – только как знак – в Константинополь вернутся сосуды и святые мощи, в свое время взятые по праву сильного! Но это право давно не действует, милые европейцы! В нашем двадцать первом веке важнее право умного.

– Что ж, не спорю, придумано ловко, – отозвался Джорджо. – По-византийски. Не хватает только чего-нибудь изящно-злодейского… медленного яда под ногтем царедворца…

– Разве мы хоть сколько-нибудь более злодеи, чем все остальные? – меланхолически вопросил император. – Мы часто даже гуманнее других!

– О да, вы гуманисты! – с жаром воскликнул президент. – Вспомним одну только гуманную Битву Народов у Икония!

– Друг мой, о гуманизме судят не по битвам, а по тому, что происходит после них. На войне законов нет и быть не может! Мы боролись за существование и победили, вот и все. Не важно, какими методами. Но кто бы на нашем месте стал в них разбираться? К тому же, пять сотен лет назад на все смотрели немного иначе… Но вот теперь, после всего – разве у нас много проблем с магометанами? Они такие же граждане, как и все остальные!

– Что ж, в этом ты, конечно, прав, – пробормотал Джорджо и потянулся своим бокалом к бокалу друга. – За справедливость!

– За долгожданную справедливость! – подхватил император.

– Кстати, по поводу трубы и проблем: а как же хурриты? – вспомнил Джорджо.

– Мы обеспечим безопасность, – решительно сказал Константин.

– Да, но ведь они…

– Мы обеспечим безопасность, это технический вопрос! – Тон императора уже не допускал возражений.

– Ну, хорошо, – Джорджо аккуратно поставил на столик свой бокал, – а что будет, если Луиджи с Катериной… если ничего из этого не выйдет?

– Комбинация несколько осложнится, но… Хотя, честно говоря, я даже больше болею за их возможные отношения, чем за нефтепровод, – признался вдруг Константин. – Могу я иногда побыть просто отцом?

– Конечно можешь! – Джорджо рассмеялся. – А то мне уже почти страшно с тобой выпивать! Знаешь, а ведь это прекрасно, когда есть такая возможность быстро менять ипостаси, отдыхать от государственных дел…

– Вот преимущества нашего образа правления!

– Да, и недостатки нашего.

– А знаешь, кстати, что я тебе хочу сказать… – Константин слегка задумался. – Ведь это, в принципе, не большая проблема. Думаю, после нашей «интриги» твои акции настолько взлетят вверх, что… Между прочим, ваш король – совершенно опереточная фигура, и в его роли должен выступать успешный политик с весом в обществе… Конечно, это все непросто, но ты сам понимаешь…

– Погоди, погоди, – пробормотал вконец ошарашенный президент. – Я, конечно, уверен, что у этих стен предусмотрительно оборваны уши, но…

– И в этом ты совершенно прав!

– Но все же сейчас, наверное, время более приятных разговоров – о женщинах, вине, книгах…

– Как угодно, – отозвался Константин. – Если тебе и после совсем будет неудобен этот разговор, мы к нему не вернемся. Но имей в виду, что у Луиджи есть реальный шанс стать… – тут он задумчиво покрутил пальцами изящную хрустальную ножку бокала, – кесарем. Или кем-то в этом роде. Я ведь забочусь и о будущем своего сына!

– Ну, тогда выпьем за будущее и… выпьем! Между прочим, августа сегодня была великолепна как никогда. – Джорджо всё сильнее чувствовал, как ароматная влага разносит тепло по всему его большому телу.

– Августа – первая женщина Империи, – Константин улыбнулся, – и в этом качестве она обладает совершенствами всех женщин сразу.

* * *

От кого: «Луиджи Враччи»

Кому: «Лаура Враччи»

Отправлено: Воскресенье, 15 августа 2010 23:18

Тема: мы на месте

–

Привет, сестрица!

Как дела? Надеюсь, ты идешь на поправку!

Мы долетели благополучно и уже во дворце. Тут обалденно, в жизни не видел такого шика! Я уже наснимал всякой всячины, как время будет, пришлю тебе. Вай-фай тут летает быстрее мысли.

Но сейчас я зол, как тысяча чертей!!!

Когда мы прилетели и представились, папика император от нас «украл», как он выразился, а мы с мамой гуляли по дворцовым паркам, там полно всяких статуй, древних и новых, ужасно интересно, ты бы тут зависла навсегда)) Вернулись, и тут папик пришел от императора и меня огорошил: сказал, завтра на утреннем приеме меня представят принцессе, и во время Ипподрома я должен с ней непременно ПОЛУЧШЕ ПОЗНАКОМИТЬСЯ! Потому что, видишь ли, ромеям приспичило строить туннель под Босфором, и как раз на месте Феодосиева порта! Причем почему-то вдруг страшно срочно, археологов торопят, ничего не успеть. Говорят, император и синклит в вопросе согласны, никак не переубедить. Вот только если я с принцессой ПОЗНАКОМЛЮСЬ, то смогу попросить ее повлиять на императора, упросить его… в общем, вроде того.

Я обалдел. Это как мне с ней надо «познакомиться», чтоб она могла по моей просьбе уговорить отца?! Они что, взбесились?! А папик говорит: ну вот, познакомишься, подружишься, постараешься ей понравиться… А не то, мол, прощай, порт! И вздохнул так печально. Ну, сижу я обескураженный и думаю: а с чего бы вдруг наш папанда стал так радеть о сохранении культурного слоя? Вот странно! Но, думаю, ладно, раз он так говорит, значит, что-нибудь знает, попробую «познакомиться», вдруг что и выйдет…

И вдруг слышу: в соседней комнате мамик что-то так восторженно-восторженно говорит, я прямо удивился. Подошел к двери, послушал – и что же? (Смотри, не упади со стула!) Слышу, она говорит, какая это будет великая честь и возвышение – породниться с императорской семей! Как прославится папик! Как поднимется авторитет Италии на международной арене!

Ничего себе, думаю, с чего бы это? И тут она говорит: «Надеюсь, Луиджи не ударит в грязь лицом и у нас все получится!» Отец на нее шикнул, и дальше я уже ничего не услышал. Но и без того довольно!

Ты понимаешь, что это значит?! Вот как они значит хотят, чтоб я «познакомился», с какими планами! Ну уж да, так все логично: если жених попросит невесту, то она из любви к нему будет умолять папочку… А папику нужен никакой не порт, а авторитет на международной арене!

Каково?!!

Я в трансе. В гробу я видал женитьбу и всю эту бодягу! Наша группа вот-вот должна ехать в Амирию, институт уже вроде обо всем договорился, и на тебе! Если предки задумали меня и правда женить в ближайшее время, то прощайте, дворцы ацтеков и арабские крепости… ((

Но ведь и порт, с другой стороны, жалко! Или, может, это вообще вранье, что раскопки хотят свернуть? Папик, правда, сказал: можно пойти туда завтра посмотреть после бегов, поговорить с археологами, так что я пойду непременно.

Но порт портом, а такое «знакомство»… Это же не в баре с девчонкой пива попить!!!

Не знаю, что теперь делать. Уж лучше б не ты, а я сожрал эту чертову пиццу и отравился, только бы не лететь сюда!

К тому же этой принцессе всего 15 лет, не хватало еще жениться на малолетке! Ну о чем мне с ней говорить?? Но наш папик ни о чем не думает, кроме политики… И ведь нашел, чем меня зацепить! ((Эх, может и хорошо быть сыном президента, но все-таки лучше уже в преклонном возрасте!

Дорогая Лаура, прошу тебя слезно: молись Святой Деве, чтобы Она избавила меня от этой принцессы, женитьбы и всей этой ерунды! Помолись получше… ну не знаю, мессу что ли закажи.

Ну все, пока, пора спать, завтра подъем чуть свет. Я уже поглядел расписание мероприятий: график плотный, только днем после обеда часа 2—3 на свое усмотрение. Не знаю, будет ли время писать тебе отчеты, но я постараюсь! Мамик собралась тебе звонить и не может понять, зачем писать по мылу – мол, по телефону куда удобнее. А мне вот письменно легче обо всем рассказать и вспомнить подробности (да ты понимаешь :)

Обнимаю,

Л.

* * *

Мари вылезла из ванной и, накинув халатик, посмотрела на свое отражение в покрывавшей стену зеркальной плитке. Все-таки за лето она так загорела… Не будет ли она завтра на балу выглядеть слишком черной в новом светло-голубом платье? Впрочем, в темном она вообще, пожалуй, походила бы на мулатку. А как было бы хорошо иметь кожу побелее… и глаза голубые или синие… или хоть светло-карие, а не такие темные! Да и волосы бы не такие черные… Что за скука, в самом деле – совершенно черные волосы! Сплошная «сирийская краса», только Фому и очаровывать! Девушка вздохнула.

А какие волосы у императрицы – густые, шелковистые и как раз такого оттенка, о котором втайне мечталось Мари! Но если она покрасится, папа будет очень недоволен… да и глупо это. Всё равно с августой ей никогда не сравниться. Бывают же такие красавицы! Но августейшая ведь любит, чтобы все ею восхищались… пожалуй, даже слишком любит! Разве, если ты красавица, то нужно со всеми кокетничать?! Девушка чуть нахмурилась. Нет, будь у нее такой муж, как у императрицы, Мари никогда бы не стала вести себя так, как она! Можно подумать, августе не хватает его любви, и поэтому надо собирать вокруг все эти толпы мужчин, чтоб они развлекали ее, поедали глазами, восхищались, прямо как на сцене!.. Конечно, это официальные приемы, а как она ведет себя в домашней обстановке, никто не знает… Так же просто, как ее муж?

Мари порозовела, повернулась боком и посмотрела в зеркало через плечо, улыбнулась, чуть наклонила голову. Да, вот так взгляд получается очень-очень кокетливым… Так и хочется испытать его завтра на ком-нибудь! О, ведь Панайотис точно будет на балу, не испробовать ли на нем? Интересно, как подействует? Мари рассмеялась и, завязав пояс халатика, вышла из ванной.

У себя в комнате она расчесала волосы и принялась разглядывать свое бальное платье. Да, наряд у нее в этот раз чудесный! Вот что значит хороший портной! Тот, прошлый, просто дурил их с отцом… за такие деньжищи шил такую банальность!.. Колье и серьги с сапфирами папа купил ей дивные! Да, завтра она будет выглядеть гораздо красивее, чем на предыдущих балах! Мари мечтательно улыбнулась. Хоть она не прекрасна, как императрица, все-таки на балах во Дворце и ей достается толика мужского восхищения и комплиментов, а завтра их наверняка будет еще больше…

Вдруг ей вспомнилось, как на недавнем званом вечере у Ираклийского митрополита ей расточал комплименты сам хозяин, владыка Кирик – по форме вроде приличные, но… Что-то во всем этом было не то… то ли искусственность, то ли подтекст… Или ее смутило, что любезности говорило духовное лицо, которому вроде как не положено заниматься такими вещами, как легкие беседы с девушками за бокалом вина? Нет, все-таки комплименты митрополита звучали слишком вольно… Дело даже не в словах, а в тоне, каким он говорил. Вот, например, когда на прошлом балу во Дворце ее пригласил на танец ректор Афинской Академии, он тоже говорил ей комплименты, шутил, но она не чувствовала неловкости. Впрочем, по сравнению с его шутками остроумие Кирика никуда не годится! Но за господином Киннамом в этой области трудно угнаться… А как он танцует! О, это что-то сказочное! Но он, кажется, из породы мужчин, которых называют «опасными»: слишком красив, и у него такой темный глубокий взгляд – в его глаза падаешь, как в омут… А когда он улыбается… Ой, нет, лучше не думать об этом, это мужчина не про ее честь, такой умный и вообще…

Ну да, а тот, по кому она вздыхает, – про ее честь, не так ли?! Мари пригорюнилась, даже села в кресло и уронила руки на колени. Как она умудрилась влюбиться в него? Нет, как она посмела в него влюбиться?! Впрочем, об этом тоже лучше не думать. Слава Богу, об этом никто не знает… и не узнает. Что толку себя корить, если разлюбить по приказу всё равно невозможно? Зато завтра она его увидит! Все-таки у нее и правда очень красивое платье на этот раз… Может, он заметит? А Панайотису надо будет сделать глазки! Да-да! А то вечно Пан ходит такой надутый и серьезный… Мари поднялась с кресла, подошла к зеркалу и улыбнулась своему отражению – долго горевать ей не позволял живой и веселый характер.

Стороннему наблюдателю, конечно, было не совсем понятно, что общего у Марии Нику, дочери основателя корпорации «Мега-Никс» и одной из самых завидных невест Константинополя, с сотрудниками «Синопсиса» – журналистами известными, но вовсе не «звездами» и не богачами: Нику уже почти два года внештатно сотрудничала с еженедельником, проводя в его редакции куда больше времени, чем в великосветских салонах. Впрочем, в желании молодой способной девушки развивать литературный талант и практиковаться в периодическом издании, ничего странного не было. Удивить могло то, что перед главным редактором за нее ходатайствовал не кто иной, как император Константин. Он называл это «замолвить словечко», но ведь слово василевса в полуофициальном издании, поддерживавшем имперскую политику, почти равно приказу. Император и сам это сознавал, поэтому старался поменьше вмешиваться в работу «Синопсиса». Но случай с Мари был особым. Константин знал ее почти с пеленок – с того самого времени, когда заинтересовался идеей молодого Никоса и подружился с отцом Мари. А главное, император не сомневался, что его протеже действительно талантлива, хотя порой и по-девичьи легкомысленна. Ну, разве не легкомыслие – сделать шутливый репортаж о частном визите Константина в дом Никосов и поместить в интернете – хотя и для самого узкого круга читателей? Главный герой репортажа, изображенный на фото во всех ракурсах и интерьерах, вежливо посмеялся тогда, а потом задумчиво посмотрел на девушку, преданно глядевшую ему в глаза.