Миражи Предзеркалья. Роман-мистерия. О лабиринтах и минотаврах плоти, разума и души

Экипаж выглядит вполне адекватно, и я кратко объяснил своё понимание сути дела и расклад.

– Что ж, я согласен, – заключил Андрий. К нему вернулась обычная сосредоточенность.

Агуара-Тунпа заговорил почти кротко, не противопоставляя себя моему плану:

– Шумеры в сказках о Гильгамеше упоминали скорпиона по имени Гиртаблили. Он выглядел человеком, но имел ядовитый хвост, и охранял ворота Солнца. Гильгамешу, чтобы пройти через ворота, понадобилась вавилонская трава бессмертия.

– Сказки несуществующего Вавилона, – с иронией заметил Кертис.

Я снова отметил странность: служители одного Цеха не должны противоречить друг другу. Они – братья. Агуара не обратил внимания на реплику брата.

– Созвездие Скорпиона боялись и уважали. Всегда и везде. Оно насмерть напугало Фаэтона, насылало на Египет вредных насекомых, погубило Ориона…

Кертис разорвал фразу:

– Но ведь ты сам рождён под знаком Скорпиона. Не страшно? Не тяготит ноша?

– Нормально! – спокойно отозвался Агуара, – Скорпион закаляет характер и волю. Как огонь железо. И мы привыкли наказывать обидчиков.

Ого! Агуару с Кертисом способен примирить разве что Джед. Если это не спектакль. Но есть надежда привлечь Кертиса на свою сторону и с дополнительной помощью Джино создать нужный перевес. Андрий неясен. Агуара, несомненно, подкреплён мощью Антареса. Или Скорпиона. Созвездие действительно любопытное. По хроникам, в том направлении зарегистрировано три вспышки новых и сверхновых. За две с небольшим тысячи лет на небольшом участке – аномальная плотность.

Я попросил Шар дать характеристику альфе Скорпиона.

– Красный супергигант позднего спектрального класса М1, двойная переменная. Основная звезда больше Солнца в полтысячи раз. От Земли двести парсеков. Светимость превышает солнечную в пять тысяч раз. Антарес – Анти-Арес – Анти-Марс…

Вот как: антипод – или заместитель? – древнего бога войны. Два глаза Скорпиона… И здесь – вход в знаменитый Антикосмос?

Перископ показал: приближение к опасному входу приостановлено. В рубке тишина, и обезьянки молчат.

– Огненный мрак… И серой потягивает.

Это Андрий. Непонятно: то ли одобряет, то ли осуждает.

– Трубка мира раскуривается. У костра уминается место для гостей. Там тоже люди живут. А красное небо над головой… Ну и что?

Это Кертис. Колеблется?

– Мы не гости желанные. Мы табак для трубки.

Это Джино. Он со мной. И не отойдёт.

Дальше – ленивый обмен колкостями. Передышка… Нашли-таки мы внеземную цивилизацию! Но себе ли подобную? Или да? Они там посильнее землян. Они видят наш Перископ, фиксируют степень приближения, держат пси-связь… Очень немало.

Экран завораживает. Огонь Красных звёзд проникает в подсознание. А с ним и чужие смыслы бытия. Мне бы хитроумие Одиссея…

Внезапно накатила глубокая печаль. Такая безысходная тоска, что слёзы выступили. Как зов потерянной, недостижимой любви. Кто-то в красных мирах крепко переживает своё предназначение.

Но вот – перемена! – накрыла волна зависти, злобы, ненависти. Завидующий всегда ненавидит. Этот ненавидит Землю. За что?

Одно ясно – они знают о нас, о Земле. Агуара? Нет, наверняка нет.

Вот снова наплыв тоски по утерянному раю. Захотелось рвануться навстречу, обнять, отдать всё, лишь бы облегчить страдания зовущего в печали.

Нет! Это же психическая атака! С трудом освобождаюсь от наваждения. Помог Кертис, заговорив на странном здесь языке:

– Ibi deficit orbis!

– Что? – не поняв, спросил я.

– Геракл дошёл до края людского мира и повелел выбить на скале у сада Гесперид надпись: «Там мир кончается». О чём я и сообщил. Мы как раз там, на краю.

Но я не Геракл. Как и не Одиссей. А Кертис – со мной!

– Андрий! – попросил я, посмотрев на «запасный выход»; буквы горят, яма на месте, – Я из школы Розы Мира. Я учился и тому, с чем мы встретились. Но что мои знания в сравнении с твоими!

Не верю, что Андрий жаждет стать пленником красных миров. Он обязан помочь. Андрий пригладил усы жилистой рукой. Грустно улыбнулся, кивнул и сказал:

– Антарес – глаза и сердце Скорпиона. Скопление зла и дьявольщины. Цех считает: именно тут цитадель ненавидящих ограничения и законы жизни. Ты из России… И мог видеть Антарес на юге в конце весны и летом. Три звёздные вспышки означали гибель главной планеты-спутника Антареса. Но всякий раз место уничтоженной цитадели занимала другая. Их мир неустойчив, им требуется энергия другого населённого мира. Их главная планета – лицо Дна Шаданакара. А как сказал патриарх: «со Дна Шаданакара виден только неподвижный Антарес, в который Дно упирается одним концом».

«Точка-седло, что-ли?» – спросил я себя, продолжая слушать.

– «Дно Шаданакара – одномерное пространство и время. Подобным дном обладает всякая брамфатура нашей Галактики, кроме тех, которые свободны от демонических сил; следовательно, таких „днищ“ в Галактике миллионы. И подобно тому, как двухмерные космические плоскости многих антикосмосов или гашшарв скрещиваются в общей линии, точно так же скрещиваются в единой точке схода все космические линии галактических днищ. Точка эта находится в системе звезды Антарес».

Да. Похоже, патриарх разбирался в геометрии лучше меня.

                                     ***

Мучит и страх и любовь; любовь

Вырастает от страха.

(Медея Ясону). Овидий

– Терпение, мой друг, терпение!

Так сказал Сибрус, когда однажды я приблизился вплотную к разочарованию своим жизненным выбором. Я спросил:

– Терпение? Что есть терпение?

– При любых испытаниях и бедах – не суетиться. И не искать среди людей поддержки и спасения. Люди не сильнее и не надёжнее тебя самого. Надейся только на Творца. И сведи свою волю к нулю.

При любом удобном случае он старался отдалить меня от мифологии Розы Мира. Он хороший сеятель. На Земле я об этом не очень задумывался.

– Ничего не предпринимать… Пассивность? Наверное, это трудно.

– Верный путь всегда сложнее ложных. Терпение вознаграждается. Научись ждать. Бывает так, что человеку не хватает сил на секунду, на мгновение. И он свершает отчаянный поступок. И пройденный путь делается напрасным.

И он поведал легенду о раненом в праведном бою. Долго терпел воин боль от ран, ожидая смерти. Но не выдержал и вонзил меч в свою грудь. Возможно, ему не хватило одной секунды. И вот, вместо героя он стал самоубийцей.

Сибрус говорил не о единовременном акте. О жизненной позиции. Не от случая к случаю, а всегда и во всём. Оставаясь в мире с его коллизиями, быть отрешённым. Наверное, он так и поступал. На то он и Сибрус.

«Арете» требуется капитан! Но короля, как известно, делает свита. А не табличка на груди. У меня свиты нет, в экипаже каждый сам по себе. Нас накрывает мягонькое покрывало максимального демократизма. Я ничего не могу изменить, хотя понимаю, что демократия в любых условиях – фикция. Народ не может управлять самим собой, потому как: во-первых, не умеет, а во-вторых, кем он будет управлять, если под каждым – кресло управителя? Делегирование властных полномочий – всегда отделение власти. Вся история Земли – тому подтверждение. Выход я знаю: вместо царя на земном троне надо иметь царя в сердце. Одного всем. Такое на Земле бывало, но редко и кратко.

Народ мой разошёлся по каютам, обезьянок на палубе нет. В том числе Белого Йога. Каждый уточняет собственную жизненную позицию. Остался я один против вакуума и космоса разом.

Шар что-то шепчет, сопровождая шёпот Моцартом. Получается вполне комфортно, проблемы спасения уходят в подсознание. Пусть, там их место.

И я возвращаюсь к личному. Где-то в Пустоте затерялась Илона. Одна в бескрайности, не зная ни времени, ни пространства. Сколько такое может выдержать человек? Откуда взять такую силу терпения? Что происходит с его сознанием, душой?

Неоднородность вакуума означает и его многослойность. Сибрус говорит о семи слоях. Не менее… На разных этажах пси-фактор может проявиться по-разному. Может ли там человек сотворить себе нечто, заменяющее потерянную реальность и наслаждаться миражами собственного воображения? И какие они миражи, если реально осязаемы?

От провала в рубке веет запахом Илоны. Ароматом мемфисских лотосов. Лотосы тянут к себе тени прошлого и будущего. Я не сплю, но меня окружают сновидения, бывшие и возможные. Сновидения Илоны, не мои. Сквозь сны пробивается её голос. Странны эти слова…

– …не надо плакать, я совсем не потерялась. Я рядом. Ты никогда не был в Небесной России?

Опять враждебная Сибрусу Роза Мира. Илона, как и я, не доверяла цеховым жрецам. Чистое сердце не примет религиозного суррогата. И вот, она сообщает, что нашла прибежище в Небесной России. Таков путь восхождения: из Небесной России в Небесный Иерусалим, затем Синклит Мира, а на вершине Элита Шаданакара. Такова запредельная демократия Розы Мира.

Я вспомнил. Мы спорили о ценностях Цехов. По незрелой молодости я защищал «свой». Илона легко развалила мою защиту, посмеявшись над спецификой понимания любви, внедряемой в Розе Мира. И особенно – посмертной.

Как она иронизировала над фундаментальной цеховой фразой! Я вспомнил:

«Та любовь между мужчиной и женщиной в Энрофе, которая достойна именоваться великой, продолжается и здесь, освобождённая от всего отягощавшего, возросшая и углубившаяся. Между некоторыми существует и телесная близость, но от задач продолжения рода она совершенно откреплена и вообще не имеет ничего схожего с телесной близостью в Энрофе».

Это о той самой Небесной России. И что, теперь она станет опровергать себя ту, прежнюю? И почему, как это Небесная Россия смыкается с Антаресом? Смежные миры? Не Галактика получается, а коммунальная квартира.

– …Алекс, о чём? Нам какая разница? Какое нам дело до Агуары? До всех других? Существуем только мы с тобой, мы вдвоём. Поодиночке нас нет…

Я перебил её:

– Помнишь, мы искали клад? Кто-то кому-то сказал, что где-то что-то зарыто? Мы не нашли. Но ведь он существует. Кто-то найдёт…

Эх, заняться бы сейчас поиском клада! И лучше не одного, а нескольких. Думаю, их предусмотрено столько, что хватит на всех живущих. Илона поправила меня:

– Мало ли что и где зарыто! Не существует для нас – значит вообще не существует. Недоступность, недостижимость – всё равно что отсутствие. Разве для тебя есть бесконечность? И у нас её нет.

Вот: «для тебя», «у нас». Она разделила. Кто её научил так делать? У них в небесах свои ограничения. И там никакой демократии… Стало скучно. Но я сказал, чтобы лучше понять себя:

– Кругом нас рассыпаны куски бесконечности. Маленькие, побольше… Бесконечность разбилась и разлетелась по всем мирам. Взяться всем вместе и собрать. И соединить в целое.

Сказал и засомневался. Разве мы с Илоной могли вот так думать и говорить? Да ни за что!

– Кто ты? – спросил я.

Раздался звонкий смех и последовал ответ. Как колокольчики прозвенели:

– Звента-Свентана… Я Звента-Свентана…

Безобразие, расстроился я. И тут обман. Не Илона, и не из Небесной России. Звента… Я знаю, кто она. Так называемая монада, символ Розы Мира. И обитать обязана на верхах Шаданакара. Воплощение женственности. В Цехе Гора её зовут Изидой.

У Илоны любимое четверостишие, взятое у поэта Николая Гумилёва:

У Лилит – недоступных созвездий венец,В её странах алмазные солнца цветут,А у Евы – и дети, и стадо овец,В огороде картофель, и в доме уют.

Почему она мне его читала не раз? Я не думал на Земле об этом. Хотела сказать, что в ней живут и день, и ночь? Кухонное полотенце в руках и звёзды в глазах?

Тот поэт, по-моему, зря разделил Лилит и Еву. Мифы – всего лишь символ, что им верить? Впрочем, поэт имеет право. Я ведь тоже наполовину из мифов. Да вся Земля вертится в свете легенд.

Лилит… Луна, ночь… Лейла…

Лейлы нет без Меджнуна. Без Меджнуна Лейла – Ева. И я не стану Меджнуном для Звенты. В свете ночи легко быть прекрасной. Но ведь за ночью рассвет…

Галактическая Афродита, прославленная Розой Мира, предстала Звентой-Свентаной в роли Изиды. В Цехах такая путаница! Посвящённый в Цехе Гора – одновременно и мужчина, и женщина. Как они этого добиваются? Может, Джино? Обезьянка-то у него – дамочка. Нет, нет… Просто у него с психикой проблемы.

Надо бы уточнить у Кертиса. У них иерофант Цеха – как бы копия Изиды. То есть спереди он самец, сзади самка. Как там в одном из их первоисточников:

«Если Изида, по мифу, зачала Гора от „золотого фаллоса“, то посвящаемый (то есть мужчина) должен был стать по отношению к учителю (иерофанту) пассивным, смиренным, кротким. Чтобы через его фаллос зачать в себе божественную энергию, которая преобразовывала адепта в бога. Только через „золотой фаллос“ учителя к ученику перетекает божественная энергия. Это – тайна интима».

Вот так у них делается. Ну уж нет! И не зови меня, промежцеховая Свентана. Но она не отстаёт:

– Ты не понимаешь, капитан Алекс… Мужское и женское – внутреннее и внешнее. Связь сокрыта, но – есть. Вспомни: истинная реальность – пустота. Она вмещает в себя всё. Всё – и ничего! Будь внутри и вне себя. Чтобы найтись, надо потеряться. Как Илона, твоё внешнее. Найди её, капитан… Иди ко мне, и ты увидишь свою Илону.

Уже не веяние пустоты – мир Антареса зовёт к себе. Пространство чистой геометрии? Как бы не так! Они целенаправленно, по наводке, закрутили-завертели математическую ловушку для «Ареты».

Колодец пустоты, конечно, полон драгоценностей.

Но оно нам надо?

Самое время зеркала индивидуальные чистить.

Тогда и со Звентой разберёмся, будь она самой Лилит. Слушает она меня, что ли?

– Ты ещё встретишь меня, настоящую и единственную…

Она сказала как истинная Илона. Меня поворачивают туда, куда я никогда не стремился.

Если верить приборам, температура в рубке только что опустилась ниже абсолютного нуля. Допустим, так и есть. Мы ведь на пороге перемен.

И опять я один. Вечный дежурный по кубрику. Обезличенный Шар обратился по-родственному:

– Ты очень устал, Сибирцев? Терпи. Впереди много работы. На меня замкнулся неизвестный информационный поток. Столько пришлось узнать… Ты слышал, что природные законы стоят не на себе самих? В их основе – процессы Соответствия. А их нет в сводах земного знания.

– Это как? – удивился я.

– Это так: каков ты – таков и твой мир. В общем и конкретно. Хочешь от ближнего чего-то – вначале дай ему то же. Хочешь добра – дай добро. Церковь отлучила Толстого, или же Лев отлучил её от себя? Кто из них ближе к истине? Ты пробовал разобраться?

Я действительно устал. И разозлился.

– Что ты несёшь? Какая разница, кто кого отлучил?

– Чрезвычайная разница. В «Книге мёртвых» Цеха Гора фараон Тутмос Четвёртый записал: «Форма Сфинкса есть символ Хепера».

– Не понимаю.

– Хепер – символ бессмертия. Сфинкс – из краснокожих. И череп удлинён назад. Раса атлантов.

Я начал соображать.

– Уничтоженный народ… Куда-то они после делись, да… Антарес обещает бессмертие? И потому в него рвутся те, кто за Агуарой? На чьей стороне ты, «Арета»? Я не хочу в гости к Сфинксу…

Я попробовал разобраться. Где Лев, там нет сфинксов.

                                     ***

«Аримойя – последний из великих затомисов, находящийся в состоянии творения. Будущий затомис общечеловеческой метакультуры, связанный с возникновением и господством грядущей интеррелигии Розы Мира. Материальность Аримойи, как и других затомисов, создаётся одной из ангельских иерархий – Господствами; великий человекодух, бывший в последнем воплощении на Земле Зороастром, руководит созданием того, что я решусь условно обозначить выражением «великий чертёж».

Библия Розы Мира

Нигде ничего из ряда вон не произошло. Как будто бы нет…

А путевой Шар объявил тревогу. Население Ареты разбужено сиреной. Да, Арета – имя стало именем собственным.

На миниАрете ситуация аналогичная. По-видимому, у неё есть и Путевой Шар, и Перископ, и холодильники с ненужной едой… Маленькие, миниатюрные, но какое значение имеет масштаб?

Люди устало и нервно рассаживаются по креслам. Вид их не привлекает. Я наблюдаю за обезьянками.

Люди пользуются одновременно тремя теориями собственного происхождения. Одна говорит о божественном творении. Другая – о восхождении из обезьяньей дикости. Третья – смешивает в разных пропорциях то и другое.

Роза Мира в этом отношении печально материалистична. Патриарх Цеха сказал и адепты повторяют:

«Что касается так называемой зари человечества, то есть эры выделения человеческого вида из царства животных, то это была необычайно унылая и угрюмая заря. Человечество пещерного века можно и должно жалеть, но не надо его идеализировать; оно было жестоко, низменно и грубо утилитарно. Оно не знало абсолютно ничего духовного, кроме магии, а магия утилитарна и корыстна по самому своему существу».

Такая вот пещернокрылая интеррелигия. Достала она меня! Из чего вышли, туда и возвращаемся. И всё из-за них, апологетов и апологеток. Лилит с Евой тоже были обезьянками?

Приходит век возвращения в пещеры. Обезьяны сменят людей в городах и весях. Зародыш будущего затомиса перед глазами. Так и будет: мы отразимся в зеркалах Пустоты, и отражения займут наши места. Угрюмая заря уже на горизонте – алый Антарес светит беспрепятственно.

Пытаюсь установить диалог с Белым Йогом – не получается. Над рубкой проплывают подсвеченные алым облака. Фантомы-предвестники очередной революции. Неуютно, холодно, пещерно. Призрак красной Аримойи наблюдает за нами через призмы Перископа.

Джино улыбнулся мне. Как-то недостоверно, вымученно.

– Говори, капитан! – пробурчал Агуара. Выглядит он обеспокоенно.

– Ну что ж, – согласился я, – Что и как смогу. Нас ожидает царство обезьян. Как впереди, так и позади.

Хотел я сказать: «Как спереди, так и сзади». Но не решился.

Кертис кивнул. Делает вид, что понимает. Андрий выразил своё мнение вслух, но тоже не очень уверенно:

– Перископ нельзя отключать. Он единственная нить в макромир. Скользнём в бездну – потеряем надежду.

– Правильно.., – я формировал мысли и тут же выкладывал, – Нет ни Перископа, ни Шара. Ни объединённого биомозга. Арета превратилась в единый мыслящий организм. Она способна к самостоятельным действиям. Если Арете понравится Антарес, мы будем там.

– А если Арете нравится капитан? – испуганно спросил Джино.

– Не знаю, – признался я, – Что спереди, то и сзади… У меня разброд и шатания.

Андрий словно очнулся:

– Но необходимо что-то делать! Алекс, ты способен вызвать Сибруса. Уверен, он предусмотрел и такое.

Как интересно он это произнёс! Мягко, но как отчаянный приказ. Человек без начальственного опыта или иных оснований так не сможет. И Агуара насторожился.

Но я и сам желаю этой беседы.

Сибрус виртуальный лучше, чем никакой. Но теперь Арета контролирует всё. В подтверждение она наградила Сибруса роскошной седой бородой. Волшебник из детской доброй сказки – такой не может не помочь.

– Вы так влюблены в самих себя… Готовы сожрать друг друга?

Начало многообещающее. Добрый маг Сибрус прямо излучает любовь и милосердие.

– Послушайте дедушку. Взвесьте свои мозги, загляните в них, погуляйте по извилинам. Попробуйте отыскать там себя. Да хоть что-нибудь найдите!

Дедушка рассыпался ехидненьким смешком. Затем снял бороду и помолодел.

– Когда-то я был юн и глуп. Прямо как вы. В один из бестолковых дней произошёл со мной такой случай. Шёл я по сибирскому селению и размышлял. Мечтал о величии и силе. Теперь не мечтаю… Так вот, иду я, а навстречу человек. Впервые его вижу. Весь в зелёном, словно тролль. У нас там такие не ходят. День был зимний, снег лежал чистый до ослепления, потому цвет его одежды так меня удивил. И спрашивает он:

– Мир тебе, отрок. О чём страдаешь?

Выложил я свои мечты. Зелёный тролль рассмеялся.

Потом вытянул правую руку, прикоснулся к моей груди. Я чуть не вскрикнул – как уголёк из костра приложил. Подержал он так руку минуту-другую, отнял и показал. А на ладони – зеркальце небольшое. Протёр он его зелёным рукавом и поставил перед моими глазами. И сказал:

– Мечты твои исполнены. Посмотри, каким ты стал.

Заглянул я в зеркальце и ужаснулся: оттуда на меня смотрит зверь. Человеко-зверь. Глаза переполнены злобой и ненавистью. От морды сочатся жирная сытость и самовлюблённость. В тот же момент я стал противен самому себе и мечты мои растаяли. Такие вот бывают зеркала. Вам интересно?

Странной показалась мне притча, обдумывания требовала. И остальные молчат. А Сибрус продолжил:

– С того дня много облаков пронеслось надо мной. Но: Роза Ветров крутила меня, а не Роза Мира. Я обрёл многое, но больше потерял. Корни мои повисли в пустоте. Ты узнаешь меня, Алекс. Узнаешь и поймёшь.

Сердце моё дрогнуло. Говорил настоящий Сибрус, и говорил правду. И правда его напрямую относилась ко мне. Не одна ли на двоих у нас Роза Ветров? Даже Агуара притих под магией правды.

– …В каждом из вас живёт маленькое зеркальце. А где-то вовне – рядом или далеко – большое Зеркало. В нём – всё. Но заглянуть в него можно только через своё маленькое, забытое, запылённое, загрязнённое. Сколько можно всматриваться в тёмные чужие отражения?!

Кертис прерывисто вздохнул и не сдержал слов:

– Зеркало миров! О нём говорили мудрецы. Очень давно, до эры искусственного интеллекта…

Агуара понял ситуацию так: Арета с капитаном Алексом. А не со штурманом Агуара-Тунпой. А если так, цель его становится чистым миражом. Он не мог не вмешаться:

– Зеркала, кругом зеркала… Притчи, сказки… Да зеркальность присуща всей материи. Что тут нового да полезного? Отражения… Да чтобы получить маленькое отраженьице, необходимо иметь то, что способно отразиться. Иметь надо что-то. За реальность надо держаться, а не… А реальность, то есть спасение, перед нами. Или вы не видите очевидного?

Он махнул рукой на экран. Горят алые очи скорпиона, Арета считает и выводит параметры планет Антареса. Несомненно, это реальность, и единственная. Агуара сжал пальцы в кулак и твёрдо сказал, смотря сквозь меня:

– Хватит околонаучных споров и дискуссий. Надо всплывать!

Джино покачал головой из стороны в сторону:

– Всё так переплелось… Так переплелось, что… Отражение отражения… Искажённые отражения… Алекс, может Агуара прав? Сделаем остановку, отдохнём, осмотримся…

Только сейчас я увидел, что Джино почти гол. Пара тряпок на бёдрах, да кусок дырявой накидки на плечах.

– Где твоя одежда, Джино? – спросил я.

– Нету, – вздохнул он, – Весь мой гардероб кто-то… Куда-то… Ничего не осталось.

Я едва удержался от улыбки. Вот она, женская ипостась. Сработала Лилит, вывела в реальность женские мечты Джино. Отразила, другим словом. Но, как часто бывает, потеряв одно, Джино обрёл другое.

– Я верю Сибрусу. Отражённое, отражаемое, какая разница? Вселенные рождаются из Пустоты. Может, и не нужна остановка… Атман есть Брахман… Ведь так, Алекс? И моё маленькое зеркальце – часть большого…

Я прикрыл глаза. Не иначе, этот мальчик, который наполовину девочка – гений! Сибрус улыбнулся как кот рядом с миской сметаны. И поскольку эту миску поставил ему Джино, он обратился к нему:

– Ты умница, Джино!

Так и сказал: «умница». Не «умник».

– Ты умница! Спокойные чистые зеркала не искажают и при многократности отражений. Правильное сочетание прозрачных зеркал усиливает истинность восприятия. И действия. Но в мешке Майи много сюрпризов. Порождения ума человеческого…

– Да, – горячо воскликнул Джино, – Да, моё зеркальце должно соответствовать большому. Быть тождественным.

– Ты внук Гегеля, Джино, – ласково улыбнулся Сибрус, – Смой с себя грязь, и тебя охватит блаженство.

Ну причём тут блаженство? Эта парочка беседует так, словно впереди вечность, незамутнённая и желанная. И я спросил:

– Что есть Зеркало Миров? Великая Пустота? Или то, к чему она прилегает?

– Жил человек. По имени Кукай. Японец, буддист, мудрец. Он считал: если наш мир иллюзия, то пустота – Шухья – реальна. Но достичь её возможно лишь через медитацию. Отрешение от иллюзий… Тогда увидишь: нет разницы между иллюзорным нашим миром и пустотой. Мы её частички, она – нирвана, а мы – Будды. Если сумеем понять.

Итак, Пустота вне меня равна нирване, пустоте внутри меня. Арета, таким образом, плывёт во мне. А я – в ней, то есть внутри себя. Замечательно.

А небо над рубкой такое солнечное, золотое… И нет на экране Антареса, и Лилит не притворяется Илоной. И не зовёт меня в постель с красными простынями. Главное: взаимодействие зеркал – оно уже действие, изменение, развитие, творение.

Хватит им болтать, Сибрусу и Джино. Мы не экипаж, мы пассажиры. Экипаж – обезьянки, наши подобия, наши отражения. Не было «Ареты», не родился Сибрус – а миниАрета с обезьянками уже существовала в Пустоте, ожидая нас.