«Свет и Тени» «Русского Марса» А. В. Суворова, его кумира, короля-викинга Карла XII и его врага, короля-полководца-музыканта Фридриха II Великого

На утро князь Яков Долгоруков, Автоном Головин, Иван Бутурлин и генерал-фельдцейхмейстер царевич Александр Имеретинский посчитали необходимым начать переговоры о капитуляции. Долгоруков смог договориться о свободном проходе войск на правый берег с оружием и знамёнами, но без артиллерии и обоза. Всю ночь с 1 на 2 декабря шведские сапёры совместно с русскими наводили переправы. Левофланговая дивизия Вейде капитулировала только утром 2 декабря после повторного приказа Долгорукова на условиях свободного прохода, но без оружия и знамён…>>

Казалось бы это все, что нам известно о Нарвской конфузии русской армии, оставшейся тогда без своего царя Петра I один на один со шведским воинством Карла XII. И все же, следует подчеркнуть некоторые ключевые моменты случившегося…

<<…Начнем с того, что в то утро 19 (30) ноября 1700 г. всего лишь 8.500 шведов не по большой дороге, где их ждали, а через узкие лесные тропы внезапно вышли к русскому лагерю и заняли господствующую высоту Германенсберг. Прекрасно вымуштрованная шведская армия быстро развернулась в боевой порядок.

…Погода была очень плохая, шквальные порывы ветра швыряли в лицо колкий снег, залеплявший глаза, нос, уши. На расстоянии двадцати шагов нельзя было ничего разглядеть. Шведские солдаты, не нарушая порядка, продвигались вперед, а их король лишь приговаривал: «Эта темнота нам полезна. Неприятели не увидят, что нас гораздо меньше чем их»…

…Кстати сказать, де Кроа, пересчитав-таки всю выстроившуюся малочисленную шведскую армию, счел ее за… авангард главных сил и самоуверенно предположил, что с такими небольшими силами шведский юнец вряд ли рискнет начать атаку русских позиций, поскольку по военной доктрине той поры – это считалось… Смерти Подобно! Так оно и случилось, но только с точностью до наоборот…

Мгновенно оценив ситуацию (характерная черта дарования выдающихся полководцев!), Карл тут же составил план боя! И уже в два часа дня шведская армия стремительно двинулась на позиции русских войск, которые узким, тонким 6-километровым (без резервов) полукругом охватывали осажденную Нарву. Причем, в резерве у шведов – для исправления ошибок – осталось всего лишь 12 конных эскадронов.

Внезапный стройный залп из мушкетов и мгновенно последовавшая штыковая атака с криком «Gott mit uns!» («С нами Бог!») вызвали панику среди русских. Момент атаки был выбран идеально точно: сильнейшая метель, ураганный ледяной ветер бил в лицо русским. Центр их боевого порядка был сразу же прорван одной из шведских ударных групп, ловко закидавшей ров фашинами и хладнокровно взявшей русских в штыки. Первым обратилось в бегство дворянское ополчение в лице конницы Шереметева. Даже не будучи атакованной, она бросилась вплавь через реку и потеряла утонувшими в холодных водах Наровы около тысячи всадников. А ведь она перед боем занимала настолько выгодное положение на фланге и даже в тылу у шведов, что Карл весьма опасался удара с ее стороны. За ними кинулись опрокинутые части Трубецкого, увлекая за собой и левый фланг Головина.

Растерянность охватила большинство иноземных офицеров-наемников (де Кроа, командира Преображенского полка Блюмберга, Алларта и др.) плохо или почти не знавших русский язык, тут же поспешивших сдаться. (Среди них оказались и отпрыски двух Петровских любимцев – Лефорта Петра и Гордона Александра.)

Петр, привлекая на службу офицеров-иностранцев, не позаботился об их сближении с русскими солдатами. Плохо говорившие по-русски, католики или лютеране по вере, эти люди, как правило, оставались чужаками для своих подчиненных. Измена командования и плохая выучка лишь усилили панику среди русских. С криками «Немцы нам изменили!!!» они начали беспорядочный отход к своему правому флангу, где находился единственный понтонный мост через реку Нарову. Под тяжестью людских масс он разошелся и многие утонули. После этого восстановить порядок и организовать правильное сопротивление было уже невозможно.

Только любимое петровское детище – гвардейские Семеновский и Преображенский полки – и солдатский Лефортов полк, стоявшие на правом фланге, построились в каре и оказали шведам серьезное сопротивление. Оно произвело на Карла XII сильное впечатление: он сам несколько раз водил войска в штыковую атаку и отступал, неся потери (под ним убило три лошади!) и в изумлении повторяя: «Однако, каковы мужики!». А три русских полка лишь плотнее смыкали ряды над падающими товарищами и устилали вокруг себя землю телами шведских гренадер. Впоследствии Петр оценил их доблесть: наградил всех медалями, а семеновцам даже пожаловал красные чулки. Но все героические усилия петровских гвардейцев переломить ход битвы оказались напрасными: сказались огромная растянутость фронта русской армии, отсутствие связи с другими ее частями и единого командования. Левофланговая дивизия русских также дралась упорно, пока не очутилась в полном окружении и не был ранен ее командир генерал Вейде.

Именно благодаря стойкости петровских гвардейцев, Карл XII, видимо, до конца не уверенный в успехе завтрашнего боя, согласился на предложенные ему на следующее утро Я. Ф. Долгоруковым, А. М. Головиным и И.И.Бутурлиным почетные для русской армии условия капитуляции: войска уходили со знаменами и личным оружием, багажом, оставляя неприятелю лишь почти всю артиллерию. Король лично подтвердил условия капитуляции, подав руку старшему по чину в русской армии князю Я. Ф. Долгорукову.

Следующим утром петровская гвардия и дивизия Головина первыми перешли мост через Нарову. И тут возникла большая проблема: русские собрались переправить свою армейскую казну, о которой, впрочем, в капитуляции не было ни слова и шведы отказались ее пропустить. Началась свалка, перестрелка и немало русских солдат из полков Трубецкого и Вейде полегло на месте. Разозленные шведы заставили не успевшие переправиться полки Трубецкого и Вейде сложить оружие, забрали все, что смогли и пленили немногих оставшихся в живых офицеров – Долгорукова, Головина, Вейде, Трубецкого, Бутурлина и отвечавшего за всю русскую артиллерию имеретинского царевича Александра Арчиловича…>>

Шведы потеряли 1.924 чел., в том числе, 97 офицеров: убитыми 677 человек (31 офицер), 1.247 были ранены (66 офицеров).

…Скажем сразу, что здесь и везде далее статистика потерь весьма условна. Это та самая «лукавая цифирь» о которой спорить бесполезно: у каждого – своя правда (менталитет, идеология, психология и «все остальное»), а истина либо где-то по середине, либо… каждый вправе сам решать, что и как…

Потери русской армии составили ок. 7—8 тыс. убитых, смертельно раненых, утонувших, дезертировавших и умерших от голода и мороза, 700 пленных (в том числе, 10 генералов, 56 офицеров); 179 орудий (в том числе, 48 мортир, 4 гаубицы), 210 знамён (из них – 151 взято при капитуляции), 20 штандартов, 20 тыс. ружей. Лишилась она и царской казны в 32 тыс. рублей. Кроме того, немало уцелевших русских солдат погибли при отступлении к Новгороду от голода и жестоких морозов.

В Европе восторгались блестящей победой юноши-короля и снисходительно посмеивались над русским царем-«варваром». Поражение «московитов» (так в то время зачастую называли русских в Европе) под Нарвой надолго, почти на десятилетие, заворожило Европу, особенно недоброжелателей России и Петра. Шведы даже выбили в честь своей виктории медаль с унизительными для Петра рисунком и надписью. На одной стороне был изображен Петр у пушек, стреляющих по Нарве, на другой – бегство русских от Нарвы с Петром во главе и надпись: «Исшед вон, плакася горько»…

В то же время, эта победа сыграла злую штуку со шведским королем: он поверил, что разбил русских надолго и сильно недооценивал их вплоть до Полтавы. А вот Пётр I после поражения под Нарвой (или как он сам его назвал Нарвской «конфузии»), осознал необходимость доведения до конца военных реформ и сделал упор на подготовку национальных командных кадров.

Перед Карлом XII встал вопрос: продолжить войну с Россией в зимнюю кампанию или отправиться в Польшу, чтобы разделаться с Августом II.

В походной спальне шведского короля висела карта, где был обозначен «марш-бросок на Москву». Но его офицеры настаивали на походе в Польшу, где они рассчитывали на легкую богатую добычу. И юный король долго спорил с ними и, в конце концов, выбрал второй вариант. К тому же, Карл XII люто ненавидел Августа II – своего близкого родственника (их матери были родными сестрами, датскими принцессами) за предательство, считая именно его организатором Северного союза против Швеции. Помимо этого, он полагал, что с Россией покончено: сонного русского медведя загнали обратно в берлогу, из которой он неуклюже пытался вылезти. Петру, которого он теперь презирал, по мнению Карла, потребуются долгие годы для восстановления армии. Да и отправляться в необъятную Россию, имея за спиной саксонскую армию, более боеспособную, чем русская, опасно.

Вскоре Карл XII будет уже в Польше.

Там, на ее просторах начнется многолетняя охота Карла за Августом, которого он решил непременно свергнуть с престола.

После неудачной осады Риги в 1700 г., саксонские войска Августа под угрозой появления Карла XII отошли на зимние квартиры. Тем не менее, после победы над русскими войсками у Нарвы шведский король остался в разорённой войной Ливонии на зиму, размышляя, не добить ли ему поверженного царя? Но холодная и голодная зима вынудила его расположить войска вокруг Дерпта на зимние квартиры, сам король занял старинный замок Лаис (Лайузе), в то время, как шведская армия голодала и таяла на глазах. К весне под ружьём оставалось менее половины солдат.

Пользуясь этим, Август II с наступлением весны опять предпринял попытку захвата Риги. К лету 1701 г. саксонцы фельдмаршала А. Г. Штейнау разместили свои войска на противоположном от города берегу, блокировав его центр с левобережья Двины. Особо пристальное внимание было уделено островку Люцау (Луцавсалы), на котором сторожевые части следили за переправой через Даугаву.

Той же весной Петр I, согласно договору о дальнейших совместных планах войны против шведов во время личного свидания с Августом II в литовском городке Биржи 26 февраля (9 марта) 1701 г., отправил из Пскова под Ригу на помощь тому прекрасно вооруженный и экипированный 20-тысячный русский корпус князя Аникиты Ивановича Репнина: 18 солдатских и 1 стрелецкий пехотные полки. Через полтора месяца, он оказался под Кокенгаузеном. Там остались его главные силы, а под Ригу к фельдмаршалу Штейнау князь отправил лишь 4 тыс. чел.

Тем временем, Карл XII, к которому к июню из Швеции прибыло 10 тыс. новых рекрутов, пополнивших армию Карла до 24 тыс. чел., разработал план разгрома неприятеля. Он собрался заставить противника раздробить свои силы по течению реки, и, форсировав Двину близ Риги, разгромить союзников по частям. Главным было то, чтобы противнику не было известно, в каком месте шведы соберутся пересекать реку. Там, где они намеревались переправиться, она достигала в ширину всего лишь 600 метров.

За саперное обеспечении переправы отвечал 76-летний генерал-губернатор Риги Дальберг.

Все передвижения подразделений в русско-саксонском лагере были под контролем шведов, которые наблюдали за левобережьем с колокольни Домского собора. Незаметно для саксонцев было приказано собрать на рижском городском канале все баржи, буксиры, барки и плоты, а также отыскали много возов старой соломы и прелого сена, чтобы в нужный момент закрыть Даугаву дымовой завесой. Для переправы кавалерии было начато строительство понтонного моста.

17 (28) июня 1701 г., в день своего 19-летия, Карл с основными силами в 18 тыс. чел. в неимоверную жару двинулся из Дерпта на юг. Ему предстояло пройти ок. 250 км. Движение происходило максимально осторожно, чтобы врагу не стало понятно в каком месте – у Риги или Кокенхаузена – шведы будут проводить переправу.

Саксонский командующий, понимая, что Карл вот-вот окажется на Двине, и не зная, где противник предпримет форсирование, разбросал свои войска вдоль нее небольшими отрядами. По мере получения донесений разведки, он то и дело передвигал свои полки вдоль Двины, чтобы не пропустить противника. На случай попытки шведов перейти Двину у Риги, Штейнау распорядился занять под городом, лежащие у левого берега островки. Один из которых (Люцау) занял небольшой отряд (ок. 300 чел.) русских войск: они почти полностью погибнут в жестокой схватке со шведами сразу после сражения на Двине.

Когда шведская кавалерия появилась под Кокенхаузеном, стало ясно, что переправляться через Двину шведы намереваются именно здесь, и они принялись укреплять место возможной переправы. Но вечером 17 июля шведский король, неожиданно даже для своих генералов, отдал приказ всем частям идти ускоренным маршем к Риге, и Штайнау стал поспешно перебрасывать туда подкрепления.

В результате, в битве на Двине (или из-за селения Спильве у места переправы ее, порой, называют Спилвской битвой; в зарубежной литературе она также известна как «переправа через Двину») шведам противостояла армия, состоявшая из 9 тыс. саксонцев и 4 тыс. русских из корпуса Репнина (чья большая часть осталась у Кокенхаузена) под общим началом самого Штейнау.

Переход через реку наметили на следующий день, 18 июля, но подул штормовой ветер, и операцию пришлось отложить. Это позволило саксонцам спокойно перебросить из-под Кокенхаузена свою кавалерию. Саксонцы развернулись в классический боевой порядок – в центре две линии пехоты, на флангах кавалерия, а артиллерия в интервалах между батальонами. План Штейнау заключался в том, чтобы позволить шведам переправиться через реку, дать построиться и нанести по ним мощный удар всеми силами, чтобы сбросить их назад – в реку.

Напротив переправы у Спильве шведы выставили 28-пушечную батарею и сосредоточили 15 батальонов пехоты и 5 полков кавалерии. Саксонцы ответили достойно: 16 батальонов пехоты, 4 кирасирских и 5 драгунских полков при 36 орудиях.

Шведские генералы указывали Карлу XII на огромный риск при форсировании реки под огнём артиллерии противника, но король пропустил все их глубокомысленные предостережения мимо ушей (он еще не вошел «в штопор» сугубо единоличных решений, но уже был на полпути к этому!), отдав приказ начать переправу.

В 4 часа утра 19 июля 1701 г. шведские сапёры по сигналу, подожгли стога сырой соломы, а артиллерия открыла огонь по противоположному берегу. Как только дым заволок переправу, Карл XII приказал приступить к форсированию реки. Большие лодки с высокими самооткидывающимися бортами отправились со стороны поместий Хермелина и Меллера под прикрытием густой дымовой завесы.

Саксонцы обнаружили десант, только тогда, когда он достиг уже середины реки, и начали его обстрел, но в ответ им загремели шведские батареи на паромах. Саксонский генерал-лейтенант Отто Арнольд Пайкуль уже выстраивал своих пехотинцев для атаки на врага, как только тот начнет десантироваться на берег. Шведы попытались было навести понтонный мост для переброски на другой берег кавалерии. Но только-только они стали это делать, поднялась непогода, и закрепить его противоположный конец на вражеском берегу не удалось. Мост сорвало сильным порывом ветра, и унесло вниз по течению. В результате шведская кавалерия не смогла переправиться на помощь своей пехоте, и той предстояло в одиночку отражать атаку саксонских кирасир. Подкрепление шведам предстояло перевозить уже в ходе завязавшегося боя всё на тех же лодках и плотах, что везли их первый десант. Вполне понятно, что такая «переброска» войск через реку не могла быть предельно динамичной, о чем, кстати, предупреждали своего короля-викинга его дальновидные свитские офицеры в высоких чинах.

Только через 45 минут после начала операции первый десант шведов – 7 тыс. пехоты и 600 кавалеристов оказался у Кремерсгофа. Первыми на левый берег Двины ступили лейб-гвардейцы, с гренадерским батальоном которых плыл и сам король. За ними последовали другие части. Палисадные заграждения саксонцев были преодолены с ходу, и захваченный плацдарм по приказу генерал-майора Б. фон Ливена быстро был обнесён линией испанских рогаток. Надо было поспешать, пока не ударили гренадеры Пайкуля.

И действительно уже через несколько минут на шведов обрушились саксонцы: пехота по центру, а кирасиры с флангов. С помощью длинных пик и умело выставленных рогаток шведам хоть и с трудом, но удалось устоять против саксонских кавалеристов. Отражена была и совместная саксонско-русская пехотная атака. Неприятель отступил для перестроения и начала очередной атаки.

Пока саксонцы готовились к ней, шведы полностью выгрузились с судов и успели перевезти часть пушек. Карл XII приказал перейти в наступление, выходя на равнину. Пытаясь предотвратить это, Пайкуль снова кинулся на шведов, стремясь сбросить их в воду: он был ранен, а шведы устояли. Отбив атаку, они стремительно пошли вперёд. Сократив дистанцию до 20 шагов, шведы произвели два ружейных залпа и, выхватив шпаги, бросились в ближний бой. Саксонцы не выдержали и обратились в бегство.

Именно в этот момент на поле боя прибыл сам Штейнау, увидев, что творится, он тут же приказал отступать на основную позицию, прикрытую с левого фланга болотом, а с правого лесом. Там ему удалось восстановить порядок среди отступавших и снова отправить их в бой. Схватка, в которой оказался ранен и сам саксонский фельдмаршал, была ожесточённой. Саксонцы использовали своё преимущество в кавалерии. Их кирасиры опрокинули правый фланг шведов, чье положение стало крайне опасным. Пехота Карла XII была смята и отброшена к реке.

Положение выправили сам Карл и его 150 драбантов с полусотней кавалеристов из лейб-гвардейского полка. Король, выхватив две шпаги (напомним, он феноменально фехтовал двумя руками!), отчаянно кинувшись в самую гущу боя, сумел остановить бегущих солдат и оказать ожесточённое сопротивление неприятелю. Среди тех, кто сохранил полное хладнокровие, оказался и Магнус Стенбок. Он успел-таки перестроить два батальона своего полка и встретить неприятеля плотным огнём. В происшедшей всеобщей свалке ударом приклада в голову был ранен командир саксонской кавалерии – герцог Курляндский, чье падение произвело замешательство в ее рядах и она подалась назад.

Раненный Штейнау отдал приказ на отход.

А ведь было всего лишь 7 часов утра.

Отступление происходило организованно и с сохранением порядка на глазах у шведов. К великому недовольству Карла XII, преследовать противника они не могли: пехотинцы оказались слишком измотаны боем в трясине (где он сам потерял сапог), а его главная ударная сила – кавалерия – все ещё топталась на рижском берегу. Переправа лошадей на лодках была неэффективна и занимала очень много времени.

Потерпевшая поражение, но почти полностью сохранившаяся (лишь 900 человек убитыми и 500 пленными) армия Августа легко оторвалась от противника и исчезла, оставив шведам знамя, три штандарта, всю артиллерию из 36 пушек, большой обоз и запасы продовольствия, амуниции и боеприпасов.

Потери армия Карла XII оказались значительно меньше: ок. 300 человек.

Русский вспомогательный корпус генерала А. И. Репнина так полностью и не принял участия в сражении на Двине (люцауские герои уже почти все полегли смертью храбрых!) и сразу же после него ретировался к Пскову. Саксонская армия, разделившись на две части, отступила от Риги.

14 мая следующего года шведы заняли Варшаву. Видя, что дела идут плохо, Август решил начать тайные переговоры с победоносным шведским королем, поручив их вести… своей очередной фаворитке Авроре Кенигсмарк.

…Графиня Мария-Аврора Кенигсмарк (28 апреля 1662/68, Штаде – 16 февраля 1728, Кведлинбург) – совершенная красавица, была высокой и стройной. Ее цветущее, округлой формы лицо было окаймлено пышными белокурыми волосами. У нее был открытый высокий лоб над огромными черными глазами с каким-то необыкновенным отливом под густыми бровями. Нос, маленький рот и ослепительно белые зубы были идеально красивы. Блестяще образованная, она бегло говорила по-немецки, по-шведски, по-французски и по-итальянски. Аврора читала в подлиннике древние латинские стихи. Современники высоко ценили ее как поэтессу, сочинявшую и комедии, переложенные на французский язык стихами, и оперетты на немецком языке. Она прекрасно разбиралась в истории, географии, музыке. Сочиняла последнюю для виолы и лютни. Мария-Аврора не только бесподобно пела и танцевала, занималась живописью и рисовала, но обладала одним очень ценным для женщины качеством – покладистым характером. Уже в 16 лет из-за ее аппетитных прелестей случались дуэли со смертельным исходом…

Зная способности красавицы, Август очень рассчитывал на успех, тем более, что графиня по матери была шведкой (графиней Врангель из Стокгольма) и лично знакома с Карлом XII. Рассказывали, что Аврора сделала все от нее зависящее, чтобы добиться успеха. С помощью очарованного ею первого министра шведского короля графа Пипера она, как бы случайно, во время утренней верховой прогулки короля появилась на тропинке, по которой он скакал. В нескольких шагах от коня Его Величества красавица картинно упала в обморок, явно рассчитывая, что король соскочит с лошади и галантно поможет даме прийти в себя…

А дальше: то ли быль, то ли небыль!?.

…Презрительно усмехнувшись, суровый и аскетичный король-воин лишь пришпорил своего скакуна, бросив в сторону прекрасной одалиски, «невзначай оголившей» при падении свои точенные ножки в ажурных чулках выше приличия, грязное площадное ругательство из пяти букв (это – если по-русски). Графиня просчиталась: король знал, каким образом она добилась своего столь высокого положения при дворе курфюрста, а продажных женщин он откровенно презирал.

Августу пришлось снова воевать, а вот это делать он явно не умел. Это в «будуарных баталиях» он был неповторим и непобедим! Как писали завистливые мужчины-современники, после встреч с ним все «одалиски» без исключения выходили ко двору со счастливо-рассеянным, блуждающим взором, красноречиво свидетельствовавшим об исключительных интимных возможностях Августа Сильного. Недаром о нем ходили слухи, что за свою жизнь он сумел осчастливить своей благосклонностью тысячи дам разного возраста, национальности, сословия и вероисповедания (не брезговал даже обычными потаскухами) и даже стать отцом нескольких сотен детей!

…Кстати сказать, плодом любви Августа и Авроры Кенигсмарк стало появление на свет в 1696 г. мальчика по имени Мориц. Его назвали в память о незабываемых днях любви его матери и отца в замке Морицбург. Мориц Саксонский (28 октября 1696, Гослар, Саксония – 30 ноября 1750, Шамбор, Франция) – так его будут величать потом, станет прославленным маршалом Франции (Морисом де Саксом) и внесет свой вклад в историю военного искусства XVIII в.: Фонтенуа, Рокур (Рукор), Лауфельд (Лаффельд) и др. Впервые понюхав пороха уже в 13 лет на поле сражения при Мальплаке в 1709 г., Мориц де Сакс очень рано начал теоретизировать на тему военного искусства, создав свои знаменитые «Мечтания», наделавшие в Европе немало шума из-за своей полемичности. Так, одна из «икон» русского полководческого искусства Михаил Илларионович Кутузов был с ними знаком и, судя по всему, во многом ими руководствовался: «…нет смысла в генеральных сражениях, особенно в начале войны»; «…частые малые бои рассевают силы противника, и, в конце концов, он вынужден отступить»; «…можно воевать, не оставляя ничего на волю случая. И это высшая точка совершенства полководческого искусства». Более того, последствия битвы могут оказаться гораздо хуже самой битвы, а выигранные сражения и выигранная война – это далеко не одно и то же! Особо Мориц де Сакс прославился в войне за Австрийское наследство, одержав победы под Фонтенуа, Рокуром и Лауфельдом. А вот его отец – такой сильный в будуарных утехах – не был столь удачлив на поле боя…

Летом 1702 г. Август II Сильный сформировал в районе Кракова новую армию, из находившихся в Польше саксонских войск фельдмаршала Штейнау (побитого шведским королем на Двине, но не разбитого окончательно), отдельного корпуса генерал-лейтенанта Шулленбурга, а также польского воинства под началом коронного гетмана Любомирского. Всего она насчитывала: то ли 28 тыс. (20 тыс. регулярных саксонских частей и 8 тыс. поляков), то ли, все же, была чуть меньше – 12 тыс. саксонцев и 12 тыс. поляков, т.е. 24 тыс.

Собравшись расправиться с этим очередным воинством саксонского курфюрста и по совместительству польского короля, шведский король Карл XII приказал генерал-майорам Карлу Густаву Мёрнеру и Магнусу Стенбоку передвинуться из района Вильно к Кракову и примкнуть к главным силам шведской армии, которые под командованием короля двинулись от Варшавы на юг.