Непростые истории 5. Тайны ночных улиц

– Герр капитан, – в голосе Волдо слышалось облегчение. – Я уж хотел вас будить. А вон оно как.

– Колокол. Он разбудил.

Старый наёмник с пониманием кивнул:

– А ещё кони… Храпят и ржут так, словно их черти объезжают.

Акселю подумалось, что все черти сейчас гуляют в осквернённой кирхе. Вслух же сказал другое:

– Ворота закрыты?

Утвердительный кивок. Что ж. Значит, в какой-то мере они в безопасности. Хотя кто знает: спасают ли стены от нечистой силы?

– Думаю, все согласны, что оказаться сейчас на улице – не лучший вариант?

Капитан старался говорить медленно и убедительно. И, похоже, это ему удавалось.

– Что бы там ни творилось, с первыми лучами солнца оно должно уйти. И как только исчезнет – уйдём и мы из этого проклятого городка.

До утра никто не сумел сомкнуть глаз. Проклятый колокол и не думал замолкать. Хуже того: все слышали доносящийся с городских улиц не то вой, не то плач. Под утро что-то стало пробовать на прочность ворота, ведущие во двор.

Коней оседлали, едва ночная темень сменилась серыми утренними сумерками. Никто не хотел оставаться в проклятом городе ни минуты.

Девицу поймал драгун. Как-то сумел углядеть тень в верхнем окне богатого купеческого дома. Девица была рослая и белобрысая. В простом домотканом платье и мягких башмачках. Лет восемнадцати. На вкус Акселя – чересчур упитанная, но здесь, на землях Священной Империи, – почти идеал красоты. Достаточно обратить внимание на плотоядные улыбочки столпившихся солдат. Даже у старика Волдо взгляд стал словно у кота, завидевшего крынку со сметаной. А ещё девица была напугана. Впрочем, последнее Акселя удивляло мало.

– Тише. – Аксель успокаивающе поднял руки. – Тебя никто не обидит. Мы – добрые лютеране. Солдаты шведской короны. Не убийцы, не разбойники.

За спиной сдавленно хихикнули. Кажется, мушкетёр? Аксель постарался сделать мысленную зарубку на память.

– Как тебя зовут?

Девушка дёрнулась, подавшись назад, но драгун держал крепко.

– Элке, – выговорила она, почти не разжимая губ.

Аксель подошел ближе.

– Хорошо, Элке, – капитан улыбнулся. – Меня зовут Аксель. Эти люди, они… – он замялся, но затем всё же уверенно закончил: – Эти люди – мои солдаты.

Никакой реакции. Взгляд у девушки оставался словно затуманенным.

– Послушай, Элке. – Аксель старался говорить, как говорил бы с больным и напуганным ребёнком. – Мне жаль, Господь свидетель, очень жаль, что с твоими соседями… со всеми, кто жил в городе, случилось это. Жаль, что мы не оказались здесь раньше и не смогли никого защитить.

Безучастность. Лишь бьётся на шее маленькая жилка. Ещё шаг. Бьерклуд присел перед девушкой на одно колено.

– Скажу ещё раз. Мне очень жаль. Но… Ты можешь сказать, что здесь произошло? Сколько было тех, кто устроил резню? Куда они ушли?

Невидимая стена дала трещину. Взгляд девушки изменился.

– Не они, он. Они все мертвы. Все. Все-все-все. И тетушка Магда, и старый Ханс, и Олле, и пастор Клаус. И те, которые рубили их саблями,– мертвы, мертвы, мертвы, мертвы…

Каждое следующее слово Элке произносила всё тише. В самом конце она едва шептала, и Акселю пришлось наклониться к её лицу, чтобы хоть что-то услышать. Неожиданно девушка с силой дёрнула его за рукав.

– Бегите. Бегите прочь отсюда, пока можете. Пока его власть ещё не взяла верх. Бегите.

– Господь, пастырь мой… – Волдо размашисто перекрестился. – Да она сумасшедшая.

– Или нет. – Аксель успел подхватить Элке, которая вдруг лишилась чувств. – Ночью я видел кое-что. И слышал. Чёрт, да это все слышали.

– Колокол, – зачем-то уточнил «кабассет».

– Да, чёртов колокол. Который звонил в кирхе, битком набитой мертвецами. – Шотландец, последовав примеру старика, совершил крестное знамение. – Уж и не знаю, к чему – но лучше к ночи оказаться отсюда как можно дальше.

В кои-то веки Аксель был согласен с рыжим наёмником.

– Берем всё, что может пригодиться. Седлаем коней – и ходу. До Штутгарта не больше полусотни миль. Если повезёт, завтра будем на месте.

Волдо вопросительно посмотрел на девицу.

– Она – с нами. – Аксель постарался, чтобы в его голосе звучала сталь. – Мы никого не бросим в этом проклятом месте.

– Это всерьёз, герр капитан? – в бесцветных глазах шотландца мелькнуло недоброе. – Девок помять захотелось, а? Обуза в дороге, разве нет?

– Мы. Никого. Здесь. Не оставим. Это не обсуждается.

Передав девицу на руки драгуну, Аксель демонстративно положил руку на эфес шпаги.

– Мне кажется, или кто-то слишком много на себя берёт? – Рыжий наёмник двигался, словно хищный зверь.

– Оспариваешь решение офицера? – Бьерклуд вопросительно поднял бровь и на пол-пальца вытащил клинок из ножен. – Трибунала тут нет. Так что…

Шотландец криво усмехнулся. Сделал шаг, другой, обходя Акселя по широкой дуге.

– Хватит! – старый наёмник встал между Акселем и его недругом. – Оно того не стоит! Не здесь и не сейчас. Ты, рыжий! Засунь гонор себе в задницу. Герр капитан, не обращайте на дурака внимания. Ясно же, ночью мы все перепугались, словно зайцы.

Перепугались, как же. Проклятый островитянин так и ищет повода для стычки.

Вслух Аксель произнёс другое.

– Я не хочу крови. Я хочу, чтобы мои приказы выполнялись. А мои решения были законом. По крайней мере, на ближайшие дни. До Штутгарта.

– Вот и ладно. – Волдо изобразил дружелюбную улыбку, но взгляд старика всё равно был настороженным. – Значит, мир. Худой, но уж какой есть.

Густой туман окутал лесистые холмы. В молочном мареве терялись раскидистые кроны грабов, растущих на обочине, а силуэты едущих по тракту всадников походили на призраков. Каждый звук, будь то натужный кашель старого Волдо, позвякивание уздечки или скрип старой упряжи звучал глухо, словно сквозь вату, но при этом диковинным образом эхом разносился по старому лесу.

Элке ехала с Акселем, устроившись на крупе его коня. Ненужный риск. Но бросить девушку в мёртвом городе Аксель не мог. Даже если она трижды и четырежды сумасшедшая – это слишком жестоко. Что бы ни происходило по ночам в осквернённой церкви, рано или поздно это сгубило бы душу несчастной. Безвозвратно и безоговорочно.

«Я всё сделал правильно. Господь воздаст за доброту и сострадание».

Аксель усмехнулся. Удивительным образом присутствие девицы, которая нуждалась в защите и, в общем-то, была досадной помехой, придавало уверенности. А заодно – отгоняло воспоминания о ночных видениях. Помимо прочего эта девушка, Элке, что-то знала о резне. Что-то совершенно выбивающееся из границ привычной реальности.

Волдо дал шенкеля своей кобыле и поравнялся с капитаном.

– Рыжего надо было прикончить ещё в городе.

– Вот как? – Аксель вопросительно изогнул бровь. – Кажется, ты вмешался, чтобы не допустить кровопролития?

– Проклятье, да, я вмешался. Потому что видел, как чёртов шотландец тянулся к ножу.

– Что предложишь?

– Хотите услышать мои мысли? Ох, не понравятся они вам.

– Говори. – Аксель украдкой обернулся, оценивая расстояние до ближайшего солдата. – Пока никто не слышит. Девушка не в счёт. Ей нет дела до наших дрязг.

Старый кавалерист с сомнением хмыкнул.

– Зато парням до неё дело есть. Половина мечтает её повалять как следует. А другие твердят, что она – ведьма.

Элке испуганно вздрогнула и прижалась к груди Бьерклуда. Совсем как ребёнок. Или зверушка.

– Ты же не разделяешь этих мыслей, а, Волдо?

Наёмник пробурчал что-то неопределённое. Аксель решил считать это утвердительным ответом. Пошамкав тонкими губами, старик медленно выговорил:

– Дело не во мне. А в рыжем. И в том мушкетёре, который хреново сидит в седле. Обуза и в дороге, и на привале.

Аксель прекрасно понимал, к чему клонит Волдо.

– До Штутгарта день-два пути, герр капитан. Ночёвка в поле будет. И если хотите, чтобы и вы, и девка доехали до города целыми – задумайтесь над моими словами.

– Задумаюсь. Волдо, случись что – я могу рассчитывать на твой меч?

– Можете, капитан. В конце-то концов, я тоже хочу выжить. Выжить – а ещё и заработать немного деньжат. Скромные желания скромного человека.

Когда в тумане вместо осточертевших грабов замаячили дома, все в отряде приободрились. Аксель слышал чьи-то сальные шуточки, кто-то, кажется – всё тот же тип в кабассете, запел походную песню. Можно было вздохнуть спокойно. Они проделали долгий путь и, по всей видимости, разминулись с имперцами. Может, Элке была права, и убийцы уже горят в аду, закончив земной путь. Впрочем, кое-что не давало покоя: двухэтажные фахверковые дома и разбитые вокруг них сады казались странно знакомыми.

Всё стало на свои места, когда порыв ветра разогнал туман, и он увидел виселицу и пять болтающихся в петлях покойников. А чуть дальше, по левую руку, маячили распахнутые ворота постоялого двора.

Потом была сумасшедшая скачка. Точно так же они неслись прочь от кавалеристов кардинала-инфанта три или четыре дня назад. Никого уже не заботила перспектива слететь в канаву или загнать коня. Было одно простое желание: убраться от городка как можно дальше. И до того, как на землю опустится ночь.

Наверное, только это общее желание и помогло Акселю удержать маленький отряд в узде. Общее желание – и поддержка Волдо. Старый наёмник, как уже успел понять Аксель, был суеверен не меньше прочих, однако умел скрывать и свой страх, и свои опасения. Плохо, что свидетельств того, что в здешних краях было чего опасаться помимо имперских разъездов, накопилось более чем достаточно.

– Всадники!!! – истошный вопль рассёк влажный воздух, словно ножом. – Имперцы!

Аксель закрутил головой, пытаясь понять, откуда грозит опасность. Дорога впереди была свободна. Зато… Между деревьев то тут, то там мелькали пятна разноцветных жупанов. Желтизна. Багрянец. Заляпанная дорожной грязью небесная синева. Ткань, алая, словно кровь. Придорожные деревья и туман мешали разглядеть детали, но ясно было одно: хорватов куда больше, чем присягнувших шведской короне. Два, а то и три десятка.

– Ходу, ходу! – Аксель дал коню шенкелей. Обиженно заржав, тот перешел в карьер.

«Двойной груз, – мелькнула непрошеная мысль, – надолго не хватит. Выдохнется. И тогда…»

Мимо промчался кавалерист с перевязанной головой. Перекошенное от ужаса лицо, глаза – каждый размером с куриное яйцо.

Лошадиное ржание позади, а затем крик, оборвавшийся на самой высокой ноте. Аксель был готов биться об заклад: орал мушкетёр, не сумевший совладать с лошадью и выпавший из седла.

– Ходу! – Вытаскивать пистолет, а тем более, целиться с девицей за спиной – та ещё задача.

Выстрел, обжигающие пороховые искры в лицо. Мимо. Всадник, в которого выстрелил Аксель, даже не пошатнулся. И ни на долю не сбавил скорость.

Капитан почувствовал, как на лбу выступили капли холодного пота. Ни одна лошадь и ни один наездник не смогли бы нестись во весь опор через подлесок рядом с дорогой. Ямы, кротовые норы и коренья переломали бы коням ноги.

«Те, кто рубили саблями – мертвы, мертвы, мертвы».

Теперь он видел лопнувшую кожу и трупные пятна. Запёкшуюся кровь. Тянущиеся за конями сизые кишки. Проглядывающие сквозь рваные жупаны рёбра.

Власть зла не ограничивалась ночью. Она была сильнее человеческой воли и доблести. Сильнее дневного света. Сильнее веры в Господа. И у него, у солдата и дворянина не было ничего, чем он мог разогнать беспощадную тьму. Всё, что ему оставалось – это нахлёстывать роняющего пену коня в надежде отсрочить собственную гибель.

Он увидел, как из чащи следом за скачущими мертвецами рвутся гигантские волкоподобные твари. Каждая – с добрую лошадь. Жёлтые клыки, липкий гной, стекающий из пасти, пустые глазницы. Адовы создания двигались крупными прыжками. И не было силы, которая могла бы их остановить. Чего стоит шпага и пистоль, когда разверзается адская бездна?

А затем…

Разбрызгивая вязкую осеннюю грязь, всадники влетели на главную улицу городка. Уютного городка с аккуратными фахверковыми домами и белой кирхой на возвышенности. И тут же растаяли в тумане. Словно ими был дан зарок не переступать некой границы. До поры.

Ко времени, когда взмыленных коней расседлали, развели по стойлам и задали питья и корма, над городком сгустились сумерки.

Аксель оглядел внутренний двор постоялого двора: высота стен и крепкие створки ворот внушали определённую надежду пережить грядущую ночь. Разумеется, если враг не бестелесен.

Семь человек, знающие, с какой стороны браться за меч и мушкет – немалая сила. Семь… Нельзя сказать, что Аксель слишком уж переживал о случившемся со здоровяком-пехотинцем. В конце-то концов, мушкетёр был мутным типом, да и смотрел будто бы с угрозой. С другой стороны, восемь клинков лучше, чем семь. Арифметика, чтоб её. Можно, конечно, вооружить Элке. Аксель болезненно поморщился в ответ на собственную мысль: после бешеной скачки девица всё еще пребывала не в себе. Шла, куда говорили. Стояла там, куда указывали. Смотрела на всё широко раскрытыми глазами и… молчала. Молчание пугало солдат и раздражало Акселя. Догадка, что выжившая горожанка знает нечто, что могло бы объяснить происходящую дьявольщину, казалась правильной.

«Какого ты молчишь? – Аксель грязно выругался про себя. – Что должно случиться, чтобы ты заговорила?»

Вздохнув, Аксель побрел через двор ко входу в гостевой зал.

– И что теперь, а, капитан? – издевательский окрик шотландца застал его у двери. – Нас стало меньше. По лесам кружат мёртвые твари. Есть мысли, как нам выбираться из этой задницы?

Аксель медленно повернулся. Рыжий наёмник стоял у коновязи, вызывающе уперев руки в бока. Очередной вызов? Время было выбрано чертовски неудачно: весь маленький отряд находился на улице.

– Для начала нам стоит пережить ночь. – Аксель сделал несколько шагов вперед, сокращая дистанцию. – Утром придумаем, как быть. Девушка, которую мы спасли, может помочь…

– Помочь? – шотландец издевательски расхохотался. – Полоумная? Или того хуже – ведьма?

– Заткнись! – Аксель успел заметить, как при упоминании Элке все мелко перекрестились. – Она тут ни при чём!

– Ой ли? – рыжий тоже двинулся вперёд. Теперь их разделяло не больше пяти шагов.

«Горские ублюдки мастера кидать железки».

Пять-семь шагов – практически идеальное расстояние…

– Чего ты хочешь, Абелард? – Аксель старался говорить мирно, но скрыть нотки металла удавалось плохо. – Ждёшь от меня решения? У меня его нет. Повторю: переживём ночь – тогда и будем думать, что делать.

– Сначала доживи до этой ночи, дворянчик!

Рыжего выдали глаза. Аксель успел заметить мелькнувшую в зрачках искру до того, как рука шотландца метнулась под полу плаща. Рывок! Короткий пинок в голень. Шпагу из ножен! Удар!

Искра потухла, так и не породив пламя. Наёмник засипел, стараясь втянуть воздух. Затем зашарил руками по горлу, стараясь удержать стремительно вытекающую вместе с кровью жизнь. Жалко, совсем по-детски всхлипнул и подрубленным деревом упал в истоптанную конскими копытами грязь.

Аксель вытер испачканную кровью шпагу о плащ убитого и, не говоря ни слова, медленно пошёл к двери. Спину жгло от взгляда пяти пар глаз, но шестым чувством он понимал: всё, что он сделал – правильно. Теперь солдаты в его руках. По крайней мере, ещё на день. Дальше загадывать глупо.

Они разожгли огонь в большом очаге и под завязку накачались шнапсом, чтобы унять дрожь. Это помогло, но не то, чтобы очень: Аксель ощущал тягучий, вяжущий страх. Страх неизбежного. Страх чуждого. Он был уверен: то же самое чувствует каждый из крохотного отряда. Это… странным образом роднило. Иногда страх скрепляет лучше любого известкового раствора.

«Может, именно это и позволит выжить. Страх и смерть смутьяна».

Тело буйного шотландца лежало тут же, под скамьёй, в дальнем углу зала. Аксель сам распорядился занести труп внутрь. Кто знает, какие духи могут в него вселиться там, снаружи? И чем это обернётся. Так что против распоряжения никто не возражал. Больше того: шестое чувство не обмануло Акселя: отряд действительно отныне был его. Работа Волдо? Надежда на то, что именно он, Аксель Бьерклуд, сумеет вывести их из дьявольского селения? Или принятие власти сильной руки? Война любит волков, не так ли? А правит волчьей стаей самый решительный и могучий. К сожалению, тоже лишь до поры. Пока не найдётся кто-то сильнее. Или пока вожак не совершит ошибку.

«А я её не совершу. Не теперь. Только не теперь».

Он лежал в узком гробу. Тело корёжило от невыносимой боли, выкручивающей каждую мышцу, проникающей в каждую кость. Выгибаясь дугой, он скрёб чудовищно длинными когтями стены деревянного короба, бился рёбрами о крышку, пытаясь превозмочь давящую толщу рыхлой земли. Пытался кричать, но в рот был вбит здоровенный камень, раздробивший в крошево передние зубы. Рыдая от бессилия, он понимал, что это – конец. Что никто не придёт на помощь, ведь мертвецам она не нужна. Мертвецам положен вечный покой, до самого Судного Дня, но что, если вместо покоя нужно терпеть бесконечную боль? Он снова попытался закричать, но в ссохшихся лёгких не было воздуха. Потом сжал мёртвыми деснами вбитый в горло камень, медленно, но верно дробя его в пыль. И лишь одна мысль пылала в голове: у мёртвых всегда достаточно времени для мести. Всегда.

Аксель вскочил с застеленной походным плащом скамьи. Сон. Просто сон. Пугающе яркий. Он чувствовал костяную и каменную крошку во рту. Чувствовал призрачные занозы под ногтями. Сон что-то значил.

«Не зря он столько лет ел свой саван. Не зря грыз собственные кости».

Вот оно. Вот что он видел.

За наглухо закрытыми ставнями надрывался мертвячий колокол.

– Волдо! – дремавший у очага наёмник вскочил, заполошено озираясь. – Веди сюда нашу… гостью. Время кое о чём её расспросить.

Без лишних слов головорез исчез в тёмном коридоре. Спустя пару минут вернулся, грубо вытолкнув на середину комнаты безучастную Элке.

– Вот она, герр капитан. Ведьма. То есть…

Волдо умолк, поймав один-единственный взгляд-намёк.

Ярко горящий огонь плевался горячими искрами, окрашивая дверь во двор в алый цвет.

«Чёрный. Я так хочу, чтобы был только чёрный цвет. Как ночь. Как уголь. Чёрный. Он несёт с собой сон и покой».

Мысль была словно чужая, но Аксель решил не придавать этому значения. Поправил мундир. Подтянул скамью поближе к центру зала. С некоторым усилием усадил на скамью девушку и сам присел рядом.

– Элке…

Никакой реакции. Чёрные глаза девушки смотрели мимо Акселя. Чёрные.

«Чёрный цвет. Чёрные глаза. Не только покой. Но и мрак. Ночь. Ведьма. Ведьма».

Аксель сосредоточенно потёр виски.

– Элке, послушай. Я не знаю, как, но в твоём городе на волю вырвался сам дьявол. Ты видела мертвецов. И я их видел.

Девушка молчала. За ставнями снова загудел проклятый колокол.

– Ты знаешь. Ты знаешь что-то. Про мертвеца, который жрёт сам себя. Кто он, Элке? Как он связан со всем этим дерьмом? Как?

Аксель почти кричал. Сейчас единственным путем к спасению было знание. По жестокой насмешке судьбы это знание было заперто в голове деревенской дурочки.

– Элке! Скажи мне!

Колокол внезапно замолчал. Зато с улицы донеслись новые звуки: громкое настойчивое царапание и испуганное ржание запертых в конюшне лошадей.

– Оставьте её, герр капитан, – тяжёлая рука Волдо легла на плечо. – Она или действительно ведьма, или её разум не здесь. Я знаю. Знаю про этого мертвеца.

Аксель удивлённо посмотрел на старого головореза. Нет, не было похоже, чтобы Волдо шутил.

– Нахцерер. Нахцерер, мать его. Вот как называется мертвый хер, что ест сам себя. Старая и дерьмовая легенда.

– Но что…

– Ничего, герр капитан. Тварь лежит в гробу и жрёт. Чем дольше жрёт – тем сильнее становится. И тогда вокруг начинается мор. Хуже того, судя по тому, что было в кирхе, этот нахцерер и в жизни был настоящим чудовищем. Я же рассказывал. «Библейские мистерии». Мёртвые дети.

Царапание с улицы стало громче. Аксель явственно услышал треск сухой древесины.

– Что-то ломится в ворота, капитан! Что-то чертовски большое!

Он проигнорировал истошный вопль. Что бы там ни было – оно подождёт. Сейчас главное понять. В этом залог спасения.

– Значит, нам не даёт покоя жрущий сам себя мертвец. Забавно.

– Было бы забавнее, если бы он жрал себя молча и не буянил. – Волдо нервно усмехнулся.

Опять громкий треск. Наемник бросился к двери. Аксель вскочил со скамьи, но в этот момент на его запястье сомкнулись девичьи пальцы.

– Его звали Михель. – Элке продолжала смотреть в никуда, но говорила чётко и внятно. – Михель из Нижней Голландии. Наёмник. Убийца, насильник и людоед.

– И? – Аксель вопросительно посмотрел на девушку. – Как давно он мёртв?

В чёрных глазах отражалось пламя.

– Его казнили пять лет назад. Но я всегда знала, что он вернётся. Он пытался говорить со мной. Звал. Умолял помочь поначалу. А потом… потом пообещал, что вернётся. Обязательно вернётся.

Значит, у мертвеца было целых пять лет, чтобы набраться сил.

– Ты с ним связана? Как?

– Я… могла стать его последней жертвой. Михель похитил меня. Но его уже искали. Устроили облаву. – Элке говорила всё тем же безучастным голосом. – Он уже успел показать мне свою коллекцию. Черепа. Кости. Он называл меня своей новой дочкой. Когда его волокли – кричал, что придёт за мной. Когда-нибудь.

Проклятье. Цепочка случайностей. Вначале – искренняя вера Бернгарда Веймарского и Густава Горна в то, что им противостоят только измотанные войска императора. Затем – кирасиры Фердинанда Австрийского, которые погнали то, что осталось от армии Горна по лесам и долинам Швабии. И наконец – этот дьявол. Насильник и людоед Михель-Голландец, который выбрал неподходящее время для мести.

«Для него – время как раз подходящее. Война кормит волков. Волков и трупоедов. Чёрт, что может быть лучше?»

Крики с улицы звучали всё громче, и Аксель, вырвавшись из хватки безумной горожанки, бросился наружу.

Во внутреннем дворике постоялого двора был настоящий ад. Тяжеленные створки ворот слетели с петель, и в проём лезло нечто, на что невозможно было смотреть без содрогания. Аксель лишь мазнул взглядом по потусторонней твари: торчащие наружу осколки рёбер, хитросплетения мёртвых мускулов и сухожилий, нечто, похожее на панцирь, набранный из черепов. И – человеческие лица, намертво впаянные в гниющую плоть.

Выхватив шпагу, Аксель бросился вперёд, с трудом сдерживая рвотные спазмы. Мерзость была, с одной стороны, абсолютно чуждая, а с другой – пахла, словно развёрстая братская могила.

– Огонь, капитан! На железо им плевать! – Волдо бросил в руки Акселю тяжеленную оглоблю, обмотанную тлеющей ветошью. Показывая пример, с короткого замаха ударил мертвячью мешанину по… наверное, сейчас это следовало называть «клешнёй».

Не раздумывая, Аксель последовал примеру наёмника. Удар. Ещё. Тычок в оскаленную… пасть? Или развёрстую грудину? К чёрту. Время разбираться настанет потом.

– В сторону! – старый головорез чувствительно толкнул капитана в бок. Вовремя. Через долю мгновения то самое место вспахала чудовищная лапа, похожая на исполинские костяные грабли.

Он ударил снова – и с удовольствием услышал треск костяной брони гадины. Это – тоже битва. Что с того, что вместо ровного строя пехотинцев с пиками – бесформенная груда мёртвой плоти? Бей. Круши. Не задумывайся, если хочешь выжить.

Аксель не знал, как долго продолжалась схватка. Запах горелой мертвечины намертво въелся в кожу, руки устали держать неудобную жердину, а кладбищенская мерзость всё ещё пыталась прорваться в их «крепость». Краем глаза он видел, как погиб кирасир с перебинтованным лбом: длинная суставчатая лапа, составленная из звеньев позвоночника, метнулась вперёд, пробив солдата насквозь. Видел, как драгун упал на колени и со слезами на глазах стал шептать нескладную молитву. Продолжалось это недолго: тварь одним движением снесла ему полчерепа. А затем с грохотом рухнула крыша конюшни. Страшно завизжали в смертной агонии ни в чём не повинные кони. И ещё одна тварь полезла вперёд, расталкивая гниющей тушей дерево и камень.

Ночь тянулась вечно. Когда все они уверились, что утро не наступит никогда, восточный край неба посветлел, и живые груды трупов медленно поползли прочь. К месту своего второго «рождения» – в осквернённую кирху.

Аксель без сил опустился на залитую кровью землю. В груди клокотало. Голова шла кругом и глаза с трудом подмечали детали. С другой стороны, и подмечать-то было нечего. На земле остались трое из шестерых наемников. Все кони были похоронены заживо под стенами и крышей рухнувшего здания. Им не уйти. И не пережить ещё одну ночь.

– Что скажете, герр капитан? – Волдо шёл, приволакивая правую ногу, а всю правую сторону лица наёмника закрывала густая корка запёкшейся крови. – Пешком нам не уйти. И помощи не дождаться.