И.о. Кощея

– Там в тереме, вполне уютно, – Маша обняла Варю за плечи. – Конечно, наши мужчины совершенно не заботились о чистоте и комфорте, но мы, девушки, взявшись за обустройство, легко наведем там порядок.

– Вполне возможно, херр Захаров, – кивнул париком посол. – Только остается правовой вопрос частного имущества, но думаю при содействии государя Гороха, проблема вполне решаема.

– Тут хорошо… – задумчиво протянула Варя, а потом затараторила: – Только надо резьбу другую сделать, крыльцо подправить, крышу перестелить, занавесочки…

– Ну и отлично! – перебил я Варю, за что получил от нее кулачком в бок. Обожаю холода – никакой кулак полушубок не прошибёт!

Воодушевленный школьный комитет погрузился в карету и отправился к Гороху, а я поспешил на базар. Кушать хотелось жуть как. Я еще ранее приглядел тут небольшую открытую лавку, в которой хозяйничал большой такой мужик по имени Ахмед. Не знаю, как называлось его фирменное блюдо, но объедение было просто всем врагам на зависть.

Вот и сейчас увидев меня, он обрадовался и стал быстро сооружать что-то фантастическое, исходящее паром и ароматами на три базарных ряда сразу:

– Вах, Федя! Ти чего давно не заходыл? Я тебе в прошлый раз лепешку сырую дал? Мясо пережарил? Зелень тухлая совсэм била? Пачему обижаешь старого Ахмеда, ы?

– Это ты-то старый? – засмеялся я, подпрыгивая от нетерпения. – Ну, давай, ну хватит уже возиться! Я же сейчас в голодный обморок прямо тут упаду!

– Нэ пэреживай, дорогой! Упадёшь – не пропадёшь! Мясо у тебя худое, но на чебуреки сойдёт!

– Бр-р-р… Ахмед, вот ты умеешь аппетит подогреть…

– Подогрето! Всё подогрето! Вот держи, дарагой, кушай на здоровье!

Я, шипя и обжигаясь, впился в какую-то невероятно вкусную смесь и с восторгом зачавкал:

– У-у-у… Ням! Вкуснотища-то, Ахмед!.. Только готовить… ням!.. ты всё-таки не умеешь…

– Это пачему?!

– Горячее очень, есть невозможно.

Ахмед засмеялся и вытащил из-под прилавка громадный чайник:

– Азербайджанский чай, дарагой, самий лучший! Вичера двое мужиков подходылы, купцы аглицкие, савсэм по-русски разгаварывать не могут – дикари! Чай-чай говорят, эрргрея им падавай каково-та. Что за эрргрей, Федь? Ну, дикие савсэм! Я им гаварю, на, попробуй настаящий чай и рычать сразу перестанэшь!

– Эрл Грей, – поправил я, с неохотой отрываясь от лепешки. – Это аглицкий чай такой. У них он там самым лучшим считается.

– Дикари! – отмахнулся Ахмед. – Я им своего чая налил, они рожи кривили пока не папробавалы, а потом побежалы к моему зятю в лавку, три мешка купылы!

– Федор Васильевич? – раздалось за спиной.

– О, Олёна? Давай присоединяйся ко мне. Ахмед, еще порцию такого же для моей подруги!

– Вах, для такой красавицы, сичас всё сдэлаем! Сама как пэрсик и кушать пэрсик будет! Только патом после чая, а сичас… – галантный лавочник протянул девушке быстро свёрнутую лепешку с начинкой. – Попробуй, красавица! Килянусь, раз папробуешь, еще тыщу раз ко мне придёшь!

– Да я уже недавно… – начала Олёна, но я перебил:

– Вернёмся домой – всё Михалычу расскажу, как ты тут голодаешь.

Олёна перестала возмущаться и впилась зубками в лепёшку и тут же у неё восторженно округлились глаза:

– М-м-м… Вкусно-то как! Ням! А я и не знала… Теперь всегда сюда ходить буду.

Ахмед счастливый от похвалы уже разливал нам чай в широкие пиалы, а мы, перемигиваясь и мыча от удовольствия, быстро приканчивали вкусное блюдо, которое я никак не мог запомнить по названию.

Напившись чаю с пахлавой и расплатившись с Ахмедом, мы с Олёной неспешно пошли назад на Колокольную площадь дожидаться наших.

– Как у тебя с Никитой дела? – поинтересовался я, когда мы выбрались из базарной толчеи.

– Хорошо, – счастливо улыбнулась девушка и, разломив всё же врученный ей персик, протянула мне половинку. – Только ему таиться приходится и от бабки и от Митьки, да и ото всех сразу, – она вздохнула. – Как дети малые за кустиками и деревьями от чужого глаза прячемся.

– Ну ничего… О, а хороший персик, сладкий!.. Полгодика еще потерпишь и будешь со своим участковым уже открыто встречаться.

– Хорошо бы… – протянула девушка. – Зато у вас с Варей всё ладно получается.

– Да кто его… – протянул я. – Сейчас-то вроде да, всё хорошо. А дальше что делать? Не буду же я вот так же постоянно к ней раз в неделю, а то и в две мотаться? И к нам её не забрать – каково ей во дворце Кощея жить? И мне дворец покидать надолго нельзя… Вот такая грустная неопределенность…

– Ничего, – Олёна погладила меня по руке, – всё наладится.

– Ну, надеюсь. О, смотри – кажется, наши возвращаются!

На площадь, громыхая, въезжала карета посла, и мы поспешили навстречу.

Карета остановилась около дома кожевенника и из неё, к моему удивлению, первым вылез Никита, сыскной воевода, мой старый знакомец и единственный земляк в этом мире. Наскоро пожав мне руку, Никита настороженно завертел головой:

– Пошли в дом, не стоит тут на виду у всех торчать.

Я пожал плечами, как скажете и, подхватив Варю под руку, зашагал внутрь терема. Сразу же нахлынули воспоминания. Вот тут в горнице за большим столом мы обычно проводили наши тактические совещания под неугомонные увещания Михалыча съесть ну хоть еще кусочек. А вот там за дверью, там была моя спальня, которую в последний день операции у меня отобрал Кощей для последнего инструктажа сотрудников Канцелярии. Эх…

Пока я ностальгировал, а Варя с любопытством оглядывалась по сторонам, все собрались в горнице и Кнут Гамсунович, потирая ладони, довольно сказал:

– Ну что, херр Захаров, спешу порадовать вас. Его Величество Горох изволили подписать Указ о открытии первого учебного заведения в Лукошкине для юных жителей в возрасте от семи до двенадцати лет.

– Отлично! А почему только до двенадцати? – удивился я. – У нас до семнадцати лет учатся… А потом еще по желанию в институт на пять лет.

– Не знаю, херр Захаров как там у вас, а у нас в семнадцать лет отрок – уже мужчина, воин, купец или мастеровой, а девушки замужем и детей обычно уже имеют.

– Э-э-э… А, ну да, это я что-то призабыл, – повинился я. – Верно. Ну, значит до двенадцати, хорошо. А здание школы?

– Ой, а царь-батюшка, – затараторила Варюша, – велел этот терем у кожевенника отобрать как у пособника Кощея, но за отсутствием… – она вопросительно взглянула на Никиту.

– Улик, – подсказал он.

– Ага, верно! Кожевеннику всё же заплатить справедливо, а все постройки и землю отдать школе! Хорошо-то как всё получилось, правда?

– А с финансами что решили? – спросил я у посла.

– С содержанием школы решили не мудрствуя, – улыбнулся Кнут Гамсунович, – половину расходов берет на себя царская казна, выплачивая жалование Варваре Никифоровне и другим сотрудникам, коих она решит пригласить на службу, ну и прочие расходы. А половину как раз на постройку и дальнейшее содержание школы – берет на себя тот самый гуманитарный фонд, – подмигнул посол. – А теперь разрешите нам с мадмуазелью Марселиной откланяться, я обещал показать ей, как очаровательно пожелтели листья у деревьев на берегу Смородины. А скоро будет смеркаться и нам надо спешить.

– Да, конечно. Спасибо вам, господин посол за помощь! – я протянул ему руку.

– Общее дело делаем, херр Захаров. Рад был внести свою лепту в решение сего вопроса.

Маша с послом улизнули, Варя с Олёной побежали осматривать терем, а мы с Никитой остались вдвоём.

– Как там Горох, не выпендривался? – спросил я.

– Нормально, – отмахнулся Никита. – Вначале бородой тряс мол, зачем нам лишние хлопоты мол, отродясь деды-прадеды жили без этих нововведений, а потом, когда вник, то и сам загорелся. Быстренько совет из главных бояр собрал, растолковал им, как смог, кулаком постучал, да и одобрили они Указ.

– Ну и отлично, спасибо за помощь.

Никита снова махнул рукой:

– Не за что. Идея-то действительно хорошая. А ты надолго к нам?

– Да не, сегодня или завтра уже назад. Дел по горло.

– Грабить да убивать? – неодобрительно хмыкнул Никита.

– Да если бы, – вздохнул я. – На такие развлечения времени совсем нет. А да, кстати, там Варины слуги подъедут сегодня, на телеге вещи привезут. Так мы им сказали к тебе сначала подъехать – тебя же все тут знают. Ты тогда растолкуй им, пожалуйста, как до дома кожевенника добраться, ладно?

– Не вопрос, – кивнул Никита. – А как там гражданин Кощей поживает?

– Ну а я откуда знаю? – удивился я. – Я у тебя как раз спросить хотел.

– Не в курсе, – помотал головой участковый. – Ну, раз тихо – сидит, значит. А про этого… ну, врага Кощеева ничего не слышно?

– Не, тоже тишина, – я сразу понял, что он про фон Дракхена спрашивает. – Кощея нет и гаду этому нападать на нас не интересно. Пока живём.

– Вот и надо значит, Кощея навсегда в тюрьме и оставить, – логично вывел Никита.

– Даже и не мечтай, – отмахнулся я. – Заскучает тот гад и ему уже всё равно будет, есть Кощей, нет его, а кинется он и на нас и на вас. Так что всё равно что-то с ним решать надо.

– Ладно, разберемся, – Никита поднялся. – Куда это там девушки запропали?

Девушки на первом этаже оживленно обсуждали какие-то увлекательнейшие бытовые вопросы, суть которых я не понял, да и особо вникать не стремился.

– Олёна, а ты долго еще? – поинтересовался Никита.

– Деревья у Смородины пожелтели, – понимающе хихикнула Варя, а Никита слегка покраснел.

– Варя, а ты ночевать тут останешься? – резко поменял он тему. – Я тогда десяток стрельцов пришлю для охраны. А завтра вы уж тут забор подправьте, да в штат сторожа найдите, хорошо?

– О верно, спасибо, Никит, – я о таком и не подумал.

Никита увел Олёну осматривать процесс опадания осенних листьев, а я развернулся к Варе и распахнул руки:

– Иди ко мне, целоваться будем.

Варя возмущенно округлила глазки, топнула сапожком и кинулась в мои объятия.

Только минут через двадцать она, к моему великому сожалению, выскользнула из моих рук и, обозвав меня в очередной раз кобелем, потащила осматривать новое хозяйство.

– Хорошее место, Федь, – приговаривала она, обходя кругом развалившийся ангар и таща меня за руку за собой. – Завтра же начнут сруб ставить, хороший, большой, да печку побольше – зима скоро, да чердак для тепла. Дров надо заготовить …

А я остановился, сраженный внезапной мыслью:

– Варь, а Варь… А что-то не продумали мы с этой школой…

– Ты чего, Федь? – она продолжала машинально тащить меня за собой, но остановилась и нахмурила брови.

– А вот смотри, Варюш и поправляй меня. Сколько детей всего наберется в школу, не думала?

– Ну, ребятишек десятка три-четыре, наверное.

– Да если бы, – я вздохнул. – Считай. В городе тысяч тридцать жителей. Сколько из них детей будет в школьном возрасте?

Варя подняла глаза к верху, губки зашептали, а потом и ротик распахнулся и глаза округлились.

– Во-во, у меня такая же реакция была.

– Подожди, Федь, ну не все ведь дети к нам придут. Кто побогаче тот своим чадам сам учителей нанимает, кто победнее тем не до школы, детишки сызмальства на хозяйстве и получается, что всего… – она опять задумалась, а потом вздохнула: – Много.

– Сарайчиком, Варюш, точно не обойтись. Придется большое здание строить этажа в два, а то и в три. Это несколько классов же будет и придется учителей искать… А представляешь, когда эта вся банда на перерыв между уроками во двор выскочит, что тут будет?

– Ой-ёй… – Варя прикрыла ротик ладошками и закивала головой. – Может, ну её эту школу, Федь?

– Но-но, Варвара Никифоровна! Что это за пораженческие настроения?! Отставить панику! – я попытался приобнять её, но Варя выскользнула из моих рук и, покрутив у виска пальчиком, кивнула на пролом в заборе, в который заглядывали зеваки. Ну да, местные правила, чтоб им пусто было!

– Пошли в терем, сядем спокойно и всё подсчитаем, – предложил я.

– Это с тобой-то и спокойно? – хихикнула девушка. – Сразу же приставать полезешь!

– А как ты хотела? Конечно, полезу, – ухмыльнулся я. – Да ты и сама обидишься, если не полезу.

– А ты меня не обижай так и я не обижусь, – лукаво посмотрела на меня она.

– Ну а чего тогда возмущаешься?

– А для порядку! – она снова хихикнула. – Ну, пошли счетовод!

В тереме я отыскал несколько листов толстой пожелтевшей бумаги. А Варя нашла чернила и ловко обстругав кончик у гусиного пера, предусмотрительно уселась от меня подальше, на другую строну стола и ехидно показала язычок:

– Сначала делом займёмся, господин Фёдор свет Васильевич.

– А потом? – с надеждой спросил я.

– Суп с котом, – хихикнула Варя. – Ну, давай считать.

Через пару часов, охрипшие от споров, а я еще и перепачкавшийся чернилами, мы пришли к выводу, что школу придется строить большую, на три этажа. Сколько точно будет классов и сколько надо будет нанять учителей, пока было не ясно, стоило подождать с переписью учеников, но выходило что не меньше десяти классов.

– Будешь ты Варюш у меня директрисой, – хмыкнул я.

– Кем-кем?!

– Директором, – поспешил успокоить я, с опаской поглядывая на руку Вари, потянувшуюся к чернильнице. – Это начальник школы, Варюш.

– А я хотела сама детишек учить, – вздохнула она. – А тут хлопот столько…

– Ну, возьмёшь себе один класс, а там видно будет, – успокоил я. – Это вначале хлопот много, а потом устаканится всё и придет в норму.

– Устаканится… – хмыкнула Варя. – Кому что, а Федьке только про стакан!

– Ты чего, Варь? – оторопел я.

– Да так, – отмахнулась она, – положено так, ты как маленький прям.

– Неправильные какие-то тут у вас положения… Ох, а Горох твой точно взвоет, когда ты за деньгами к нему придешь!

– А ты не взвоешь? Ты же половину собирался на школу дать. Нехорошо как-то получилось… Я же не знала, что такие расходы потребуются…

– Спокойствие, только спокойствие! – я гордо расправил плечи. – Мне для тебя ничего не жалко!

А сам подумал, что если не найду денег, то с помощью Аристофана стащу золотые плитки с пола одного из залов. Аристофан давно там наладил махинацию по замене плиток на свинцовые, но я, в связи с пленением Кощея, приказал ему грабёж прекратить. Это же как у самого себя грабить. Ну а теперь, если что, можно будет возобновить экспроприацию неправедно нажитого.

Во дворе раздался шум, Варя вскинула голову и огляделась:

– Ты смотри, стемнело уже. Заболтал ты меня совсем, Феденька.

– Ага, и тут я тоже виноват. Давай вали всё на меня, несчастного, – я встал и выглянул в окно. – Кажется, это твоя телега приехала.

Варя быстро чмокнула меня и побежала вниз, а я только вздохнул. Вот чего мне надо было сейчас с этими расчетами связываться? Целых два часа одни были! Ну не дурак, а?

Это действительно пришла телега с Вариными вещами, и две смешливые румяные девахи начали живо и с прибаутками перетаскивать её содержимое в дом, с любопытством оглядываясь по сторонам и каждый раз, хихикая, пробегая мимо меня.

Варя увлеклась временным обустройством на новом месте, а тут еще и притопал десяток стрельцов от Никиты и занял позицию вокруг дома и я почувствовал себя лишним.

Ну ладно, почти весь день с Варей провёл, уже повезло. А теперь пора и честь знать. Уходить от Вари очень не хотелось, но и ночевать где-нибудь на лавке в горнице тоже не грело. Тем более я был уверен, что мне ночью фиг дадут прокрасться в спальню к Варе. Эти две девушки из обслуги, наверняка были накачены строгими наказами от тетки Пелагеи и трястись над Варей будут, как мужик над заначенной бутылью самогона.

Мне даже поцеловать на прощание Варю не удалось и я, вздыхая от несовершенства мира, поплелся на постоялый двор за Максимилианом. А впереди была еще дорога домой через ночной лес, да и голодное урчание в пузе…

* * *

Максимилиан прекрасно ориентировался в темноте и дорогу обратно я пережил вполне сносно. На этот раз начитанный конь порадовал меня рассуждениями об Атлантиде и её аналогах, что было жутко интересно и захватывающе. А завершился этот рассказ почти в тему – падением прямо у ворот дворца Кощея в глубокую яму, заполненную ледяной водой вперемешку с грязью. Не знаю, каково было атлантам, а мы с Максимилианом резко не одобрили такое окончание путешествия. Змеелюдам, а это явно были их происки, наверняка икалось как никогда в жизни, ибо Максимилиан обкладывал их сразу на нескольких языках, включая уже и мёртвые. Я так заслушался его, что даже перестал выбивать зубами дрожь.

Во дворце царил относительный порядок, правда, Гюнтер, вышедший нас встречать в сопровождении нарезавшего вокруг него круги колдуна Лиховида, находился в крайне раздраженном состоянии. Его шикарный черный фрак украшали белые вертикальные полосы, и мой дворецкий сейчас сильно походил на каторжанина.

– Змеелюды? – спросил я, а Гюнтер в ответ только поклонился.

– Они, Федька, змеелюды! – завопил тут же Лиховид. – Идуть! Уже скоро полезуть ратью неисчислимой!.. А девка хде?

– Лиховид Ростиславович! – возмутился я. – Сами же говорите, что мы в опасности и сразу же про Олёну спрашиваете! Ну не до девушек сейчас вам должно быть!

– А мне чёй-та? – хмыкнул колдун. – Мне змеелюды ничё сделать не могут.

– Ну и радуйтесь, пока мы тут гибнуть будем! – в сердцах сказал я. – Гюнтер, скажи Агриппине Падловне, пусть выдаст тебе денег на новый фрак. А лучше – сразу три пошей в запас. Ты у нас – лицо дворца, должен при параде всегда быть.

Гюнтер довольно улыбнулся и, поклонившись, ушел, а мы с Максимилианом поплелись по коридорам и залам, разбрызгивая по пути всю старательно собранную в яме грязь.

Лиховид летел за нами и продолжал что-то бурчать об ужасах змеелюдов, о том, что молодежь совсем старых перестала слушаться, что вот в его времена… ну и тому подобный бред.

Максимилиан на очередном повороте вздохнул, вежливо попрощался и зацокал к себе в конюшню, а я, только не зацокал, а зашлёпал прямиком в ванную, куда вскоре прибежал Михалыч.

– Растудыть твою… – промолвил он восхищенно, глядя как я, скинув одежду прямо на пол, опускаюсь в ванную и вода тут же из прозрачной становится мутно-коричневой. – Енто Варька тебя так за приставания изгваздала? Где ж она в Лукошкино столько грязи нашла? А я говорил тебе, Федька, не спеши, не лезь сразу с поцелуйчиками и обнимашками, вот и получил…

– Деда, я там на полянке, шагах в десяти от ворот, котомку с деньгами уронил, а подымать лень было, устал. Ты не принесешь, а?

Михалыч всплеснул руками и метнулся из ванной, а я, крикнув ему вслед «Поспеши дед, а то утащат!», довольно захихикал. А чего он? Нет бы, пожалеть, посочувствовать, так нет, накинулся сразу, да еще совершенно необоснованно.

* * *

Утром меня разбудил женский плач и завывания.

Кое-как напялив джинсы и майку, я выскочил из спальни в кабинет и просто остолбенел. Рядом со столом стояла на коленях какая-то женщина, а может, девушка, я и не разобрал. Голова её лежала на большом чурбаке для разделки мяса, а сама она жалобно завывала что-то неразборчиво и даже и не пыталась вскочить и убежать, хотя руки её были не связаны. Над ней с торжествующим видом и огромным топором в руках возвышался Михалыч.

– Подлая предательница! – орал дед. – Вот сейчас ты за все свои прегрешения и ответишь!.. А, внучек? Смотри, какую змеюку мы на груди пригрели!

– Дед… Что происходит?!

– Это – она! Это всё она, зараза! – продолжал надрываться Михалыч. – Я ить Федь, вчера как побежал за оброненной тобой денежкой, растяпа ты такой, выскочил из ворот, гляжу, а денежек то и нетути! А недалече вот эта изменщица маячит! Ну, я сразу сообразил, что енто она котомку с деньгами спёрла! Кинулся за ней, в яму какую-то с грязью свалился, но поймал, Федь! Поймал мерзавку!

– Дед! – я замахал руками пытаясь остановить его, но он даже не обратил на это внимания, сгораемый чувством мести и справедливости.

– Она ить никак вначале сознаваться не хотела, внучек, но под утро ужо на дыбе, всё-всё мне выложила! Енто она, змея подколодная, не только денежки наши стащила, но и призналась в пособничестве змеелюдам! Акромя того, после каленого железа, добровольно призналась, что на фон Дракхена работает и пленение Кощея-батюшки, енто тоже её подлых рук дело!

– Дед…

– И пусть она так и не созналась, куда денежки спрятала, но вина её доказана, а сама она смерти повинна! Умри же подлое отродье!

Дед взмахнул топором, а я начал сползать по двери на пол. Михалыч с хеканьем обрушил топор на шею несчастной и голова её, отсечённая мастерским ударом, качнулась и медленно, будто невесомый воздушный шарик, скатилась с плахи и, подскочив пару раз от удара о пол, замерла, смотря на меня уже мёртвыми застывшими от ужаса глазами.

– Де-е-ед… – я сидел на полу, судорожно глотая воздух, и никак не мог оторвать взгляда от застывших мёртвых, смотрящих на меня будто с укоризной, глаз. Внезапно отрубленная голова улыбнулась и подмигнула мне. Я схватился за сердце, а труп невинно убиённой поднялся, подхватил голову под мышку и вышел сквозь стену, помахав нам на прощание ручкой.

– А-а-а… а-ва-а… – я перевел взгляд на Михалыча.

А тот, вогнав топор в колоду, ухмыльнулся:

– Вот так от, Федька. Будешь знать, как над старыми людьми изгалятьси. Я из-за тебя, паршивца, полночи одёжку свою отстирывал после той ямы.

– А это… кто? – я еще толком не соображал, что происходит.

– Енто? Да Дунька Малахова, призрак дворцовый. Лет семьсот назад морочила головы двум бесам. Никак они поделить её не могли, да и снесли ей голову, а потом и сами самоубилися. И что интересно, внучек, Дунька-то призраком по дворцу шатаетси, а ухажёры её так и сгинули навечно. От такая от жисть… Оладушки будешь?

Чтобы я когда-нибудь, хотя бы просто фигу за спиной деда скрутил, да ни за что! А оладушки были вкусные.

* * *

После обеда вернулся Аристофан со своей бандой.

Я как раз допивал третью кружку чая, как он ввалился в Канцелярию довольный и сияющий.

– Это… босс! – он скинул с плеча на стол мешок, от которого сразу же аппетитно потянуло сушеной рыбой. – Это типа тебе под пиво! Реально вкусная рыбка, босс!

– Спасибо. Как съездили, Аристофан? Голову змеиную добыли?

– Без базара, босс, – бес покопался за пазухой и достал трофей, завернутый в тряпицу. – Во в натуре башка змеючая!

Голова оказалась размером с кулак. Тёмная, почти черная, очень детально вырезана из какого-то непонятного материала. Я покачал её в руке, тяжелая, но вроде бы и не камень и точно не металл. Царапнул ногтем, посмотрел на ровный срез, вроде и не дерево. В моё бы время, я сказал бы, что пластик, а тут и не понять. А, не важно. Пасть у змеи была приоткрыта и зубки очень натурально скалились на меня. А на голове пристроилась небольшая корона с острыми зубцами. Кощей в похожей обычно разгуливал. Ну, одну часть раздобыли, ура нам.

– Проблем не было, Аристофан?

– Нормально, босс, справились. Там остров тот в натуре, одно слово, что остров. Реально такой пятачок, – он хмыкнул и ткнул себя в поросячий нос. – Только находится в море типа посерёдке между землёй. Мы сперва кинулись, как добраться? А потом в натуре сообразили – там рыбаков с лодками полно, вот мы к ним с предложением и подкатили. А они, прикинь, босс, тянуть на нас начали мол, с чего бы они нам за проезд платить должны? Я им и так и сяк говорю мол, по понятиям так положено, а они ни в какую. Совсем там народ оборзевший, босс. Ну, мы кипиш подымать не стали, мы же реально на важном задании и нашли наконец рыбачка, который за два мешка таранки согласился нас подкинуть на остров.

– Не, ну вы кадры, Аристофан! С рыбаков еще и за проезд деньги выжимали? Так это от того рыбака мешок?

– В натуре, босс, – кивнул бес. – Только он, блин, кинул нас. На остров высадил, а сам конкретно слинял. Нам потом вплавь пришлось добираться.

– А на острове быстро нашли голову?

– Всё ништяк, босс. Только сначала страшно было, когда три призрака на нас кинулись.

– Ничего себе… Что за призраки?

– Да там, босс, развалины старого капища были, мы только начали землю ковырять, а тут три бугая таких из-под земли вылетают и реально так на нас! Мы дёру, а потом смотрим, а они в воздухе висят, а сами конкретно просвечиваются. Ну, мы тогда на них забили и давай снова в развалинах рыться. Только колдунство у них могучее, босс, оказалось, чуть не провалили задание.

– Что еще за колдунство?

– Они в натуре как давай нас матом обкладывать, да так реально мощно и красиво, что пацаны и про работу забыли. Стоят типа такие рты пооткрыли и слушают. Пришлось подзатыльниками в чувство приводить.

– Ну, хорошо, молодец, Аристофан. Скажи на кухне, чтобы покормили и самогонки твоим бойцам не забыли налить.

– Спасибо, босс! – Аристофан радостно оскалился. – А это… А мы тебе нужны сегодня, босс? А то братва в Лукошкино просится, дел накопилось…