В зале громко выдохнули и загалдели. У Григория появилась возможность пообщаться с адвокатом, друзьями и родственниками, но он выбрал разговор с Валерией. Помахав ей рукой и обратив на себя внимание, он попросил ее подойти к решетке. Вместе с ней подошел и адвокат.

– Здравствуйте, Валерия Викторовна! – поприветствовал ее Тополев. – Вы сегодня прелестно выглядите!

Валерия засмущалась, но была явно польщена полученным комплиментом.

– Вы о чем-то хотели поговорить, Григорий Викторович?

– Да, очень хотел. Во-первых, разрешите представить вам моего нового адвоката Романа Шахманова. Я не знаю, что там случилось с Ильей, но сегодня мне представили Романа как моего нового адвоката.

– Мы уже познакомились перед заседанием, – поспешил влезть в разговор тот.

– Я хотел вас спросить, Валерия Викторовна. Чего вы от меня хотите? Давайте попробуем решить мою проблему наименее кровавым способом. Что для этого от меня потребуется?

– Вы понимаете, Григорий… Я уже обсуждала все с Ильей. И я вас уверяю: если бы он сегодня был вашим адвокатом, вы бы пошли домой после судебного заседания, но, как я понимаю, вы выбрали долгий путь – путь борьбы и поиска правды. Он вас до добра не доведет…

– Да, мы будем бороться до последнего, – негромким, но очень четким голосом отбарабанил адвокат. – Мой клиент ни в чем не виноват! И мы будем добиваться оправдательного приговора.

– Ну вот видите! – посмотрев на Гришу с жалостью, закруглила разговор следователь и вернулась за свой стол.

– Григорий, не волнуйся! Я знаю, как с ними бороться. Мы победим, я тебе это обещаю! Главное – слушай меня во всем и ничего не бойся. Я специалист по борьбе с ментовским беспределом.

В зал вернулись судья с секретарем. Все встали, и Тимакова объявила результативную часть своего решения. Оно звучало так: в семидесяти двух часах отказать, арестовать на два месяца до седьмого декабря 2014 года. На этом судебное заседание было закрыто.

Конвой открыл дверь в камеру, надел на арестованного наручники и повел его на выход. Адвокат вслед Григорию прокричал, что приедет к нему в ближайшие дни – и они все обсудят. Лариса со слезами на глазах говорила: «Держись! У меня все хорошо! Будем бороться! Ты не бойся, я тебя не брошу!»

Гришу сопроводили вниз, в подвал, где, сняв с него наручники, поместили в одну из трех камер, которые судебные приставы почему-то тоже называли «стаканами». Внутри было довольно темно. Тускло горела лампочка в сорок ватт, спрятанная за ажурной решеткой, чтобы не разбили. Стены камеры были покрыты такой же «шубой», как в ИВС, только темно-рыжего цвета. По периметру располагались плотно прикрученные к стене деревянные лавки шириной тридцать пять – сорок сантиметров с металлической окантовкой. Над входом под потолком проходила труба вытяжки. В камере было тепло и очень накурено. Напротив входа сидели четыре человека, знакомые Григорию по автозаку, который вез их на суд и которых фсиновцы называли бурятской бандой. И действительно: только один из них был славянской внешности, остальные трое были похожи на представителей малых народностей Забайкалья.

Тепло поздоровались, обнявшись, представились, подробно расспросили про беду, рассказали про свою делюгу12. Их доставили на суд из СИЗО-2 «Бутырка». Русского парня звали Дима – он у них был за старшего и больше всех старался отвлечь Гришу от грустных мыслей после шока, полученного на суде. У него уже была десятка13 за плечами, поэтому он хорошо знал и понимал происходящее вокруг. У его подельников-бурят тоже было по несколько отсидок, и только самый младший из них был первоходом14. Дима поведал, что они приехали в Москву погулять на майские праздники и сидели в дорогом хорошем ресторане, как вдруг ворвался ОМОН, их положили на пол, немного попинали ногами и затем привезли в полицию. Там выяснилось, что на парковке рядом с рестораном из автомобиля украли два миллиона рублей, и их обвинили в этой краже. Они, естественно, ни сном ни духом – ни в чем не виноваты. Сегодня у них была вторая продленка15, они предлагали по пять миллионов рублей залога за каждого, но им отказали. Их автомобиль находится на Петровке 38, и на нем катаются опера. Адвокаты давно обещают их освободить, но уже второй раз динамят. После сегодняшнего заседания они уже подумывают о признании вины, чтобы только побыстрее оказаться в лагере.

– Ты представляешь, мы весь вечер в ресторане сидели, никуда не выходили! Потерпевший никого из нас не опознал. А когда нас пробили и выяснилось, что у нас есть судимости, то вдруг пропали все записи с видеокамер, и теперь мы никак не можем доказать, что никакого отношения к преступлению не имеем. Вот такие чудеса! А ты говоришь – обнальщик кинул…

Ожидание оказалось недолгим, и опять по одному их завели в ту же «газель» и рассадили так же, как везли сюда. Снова тот же тесный и душный «стакан». На этот раз ехать было хоть и очень тяжело, но дышать стало полегче. Коленки болят, воздуха не хватает, ноги затекают, долгие московские пробки тормозят движение… Но от этого всего Гришу отвлекали мысли: «Как бы побыстрее попасть в камеру 288? Связаться по телефону с Ларисой, чтобы все разъяснить, дать указания, успокоить, объяснить, где брать деньги, куда идти и с кем разговаривать… Узнать у нее, что это за новый адвокат и почему ей не понравился Илья…» Шахманов обещал прийти в ближайшие дни, но сегодня уже пятница, а значит, придет он в лучшем случае в начале недели. Надо срочно подавать апелляцию на решение суда по его аресту, искать выходы на Валерию и ее начальство, чтобы договариваться о подписке или домашнем аресте, а затем пытаться закрывать дело. Необходимо срочно связаться с Антоном и Сережей, согласовать с ними общие показания, договориться о совместных действиях, предостеречь от ошибок. Предупредить Милену и Юлию об опасности. Через Валеркины связи и полковника полиции Сережу, с которым они сдружились в последнее время, нажать на Южакова, чтобы тот изменил показания и вернул оставшиеся деньги…

Как и говорил вчерашний попутчик по автозаку Валера Чурбанов, после суда Григория привезли в СИЗО № 2 – «Бутырку». Ожидание на въезде было недолгим – минут тридцать. Подъехав к проходной, сперва выгрузили членов бурятской ОПГ16 и только потом – его. С ним было больше возни: предстояла первичная регистрация нового арестанта, точь-в-точь как на ресепшене в хорошем отеле.

Выйдя из «газели», Гриша понял, что находится в ином мире: здесь не было привычных звуков улицы и даже пахло как-то по-особенному – несвободой. Двор бутырского централа был узким и длинным. Позади осталась проходная с двойным заслоном ворот и досмотровой ямой, впереди слева возвышалась высокая красная кирпичная крепостная стена, обвитая сверху колючей проволокой— за́мок как-никак! Вход в здание тюрьмы имел форму арки с тяжелыми деревянными воротами, закрытыми изнутри старинными висячими замками и затворами. Войти внутрь можно было через калитку, прорезанную сквозь толщу дерева. Арочные своды внутри были побелены – и, видимо, совсем недавно. Справа от входа за стеклянным ограждением и ажурной решеткой располагалась дежурная часть СИЗО. В ней находилось несколько человек, включая майора, сидевшего за столом с папкой в руках.

– Фамилия, имя, отчество, год рождения, статья, суд, из которого привезли, – громко прокричал майор, глядя на Григория.

– Тополев Григорий Викторович, двадцать шестого февраля 1974 года, Таганский районный суд, —улыбаясь, негромко отрапортовал новый заключенный.

– Какого ты цвета? – продолжал опрос сотрудник СИЗО.

– Что? В каком смысле? – совсем не понимая вопрос, переспросил Тополев.

– Ну, черный, красный или, может, другой цвет? Тут разные бывают! Короче, тебе в общую камеру можно?

– А! Да, конечно, можно! – по-прежнему не понимая сути вопроса, на автомате ответил Гриша.

– Ты ранее не судимый, что ли?

– Да. Я в первый раз.

– О как! Ну, тогда вэлкам17, как говорит наш начальник!

После этого конвой подвел Григория к решетке, отделяющей тюремное пространство от свободного мира. Громко лязгнули замки, и Бутырка поглотила свою новую жертву.

Внутреннее помещение первого этажа называлась сборкой. Здесь по обе стороны располагались камеры разного размера и наполняемости. Широкий сводчатый коридор с высокими-превысокими потолками был наполнен светом от ламп и прохладой. Стены до середины выкрашены в серо-зеленый цвет, верхняя часть и потолок побелены. На полу старинная, еще советская плитка маленькими квадратиками непонятного грязно-рыжего цвета. Григория провели сквозь приемное отделение, и, повернув направо, он оказался в темном узком коридоре. Справа по ходу движения выводной сотрудник отворил дверь камеры и завел Гришу внутрь, где уже ожидали несколько человек. Это было длинное узкое помещение с огромным окном в конце. На окне – три ряда решеток. Вдоль них были протянуты круглые прутья толщиной с палец, а поперек – толстые пластины с отверстиями, через которые проходят эти прутья. Изящное и крепкое изделие, вызывающее уважение и страх и полностью отбивающее желание сбежать или даже просто попытаться их перерезать. Комната была изрядно загажена, стены – исписаны и изрисованы шариковой ручкой и карандашом. Здесь можно было встретить весь преступный фольклор: от обнаженных девок до блатных стихов, от грязных ругательств до приветов из других централов. Дальняк слева от входа, хоть и был современным – установлен когда-то белый унитаз), но очень грязным, вызывающим брезгливость и отвращение. Четырехметровые, если не больше, потолки были пошарпаны, и старая штукатурка свисала словно сталактиты в пещере. Лампы дневного света скрыты за решетчатыми колпаками от вандализма и ради безопасности.

– Здорово, пацаны! Меня зовут Григорий.

– Привет, Григорий! – поздоровался один из сокамерников славянской внешности. —Заходи, присаживайся. Какая у тебя беда?

– 159 часть четвертая, – наученный горьким опытом, молниеносно ответил Тополев. – Давайте знакомиться! Вы тут за что оказались?

– У меня тоже 159, только часть, наверное, третья будет… Хотя лучше вторая, – продолжил разговор славянин. – Меня зовут Дима. По телефону людей разводил на бабло. Мой подельник пошел забирать деньги у бабки, и его приняли менты, помутузили слегка, он меня и сдал. Сейчас пытаются еще несколько эпизодов накрутить, но мы пока держимся.

– А что значит «по телефону разводил»?

– Да ничего сложного! Ты слышал, наверняка, мол, «ваш сын попал в аварию или сбил кого-нибудь, и срочно надо сто тысяч рублей, чтобы закрыть эту проблему». Женщины ведутся на это только так! С мужиками, конечно, потруднее, но тоже есть свои подходы.

– Ну то есть ты здесь за дело сидишь? – спросил Гриша в лоб.

– Я? Конечно, за дело! Но мусорам мы об этом рассказывать не будем, – весело ответил Димон и заржал.

К компании мошенников присоединились остальные двое ожидавших своей судьбы.

– Я из Казани, зовут Геной. Был в розыске почти три года за поножовщину. А сегодня в Москве меня арестовали при проверке документов. Была уличная драка рядом с клубом, вот я ножом одного и пырнул. Хорошо, что жив остался!

– Ты – или он? – спросил с ухмылкой Тополев. – Хорошо, что жив остался ты или он? – повторил свой вопрос Григорий, увидев, что собеседник не понимает, чего от него хотят.

– Я, конечно! – уверенно ответил Геннадий. – Только побегать пришлось три года… Если бы не скрывался, давно бы уже отсидел и вышел.

– А меня зовут Магомед Топлеев. Я ингуш.

– Вот, значит, вместо кого меня хотели на суд отвезти с Петровки 38! – радостно произнес Григорий и крепко пожал Магомеду руку, рассказав о случившейся с ним в ИВС истории. – Представляешь, как мир тесен? Вот теперь мы с тобой в одной камере. А тебя за что арестовали?

– Мы с другом ехали на праздник Курбан-байрам на проспект Мира. Народу было полно, ну и милиционеров, конечно, понагнали. Мы подъехали практически вплотную к метро недалеко от мечети, а дальше нас уже кордон не пропускал. Мой товарищ попытался договориться с милиционером, чтобы проехать дальше на парковку, но нас не пустили. Они даже поругались по этому поводу. И когда друг начал выворачивать руль, чтобы отъехать, то случайно попал колесом на ногу милиционеру. Тот закричал, завопил, сбежались его коллеги. Моего друга вытащили из машины, скрутили и потащили в автобус. Я, естественно, тоже вышел и побежал за ними, пытаясь объяснить, что все это произошло случайно. Мы действительно верующие люди и никому не желаем зла. Нам религия не позволяет! В общем, забежал я за ними в автобус, они меня оттуда вытолкнули, и я позвал своих собратьев. Кто-то заскочил в автобус, и там началась потасовка. В общем, задержали меня и моего товарища и теперь предъявляют статью об оказании сопротивления при задержании и организации массовых беспорядков. В общем, полный беспредел!

Дверь камеры громко открылась, и на пороге оказался раздетый, избитый и с трудом передвигавшийся таджик с явными следами пыток. Магомед тут же окружил его вниманием и заботой, снял с себя кофту и достал из рюкзака тренировочные штаны. Усадив бедолагу на скамейку и немного приодев, начали расспрашивать о случившемся. Тот на ломаном русском, вперемежку со словами на своем родном языке, который тут же переводил Магомед, пояснил, что от него требовали признать себя виновным в убийстве соседа по общежитию. Когда он пришел домой с работы, его друг уже был мертвым. Эксперт сказал, что тот умер около трех часов дня, а обвиняемый пришел домой около семи вечера. Весь день он был на работе и никуда не отлучался, что могут подтвердить свидетели. Но в милиции его не слушали и требовали подписать признание. Он, естественно, не отступил от своих показаний, и тогда его сильно избили. Тем не менее он отказывался признаваться в преступлении, которого не совершал, и тогда его начали бить резиновыми дубинками и пытать электрошокером. Он потерял сознание и очнулся только на подъезде к тюрьме.

Дима и Гена сделали чифирь18 в пластиковой бутылке из-под «Кока-колы», держа ее над огнем, исходящим из скрученного в трубочку полотенца, и налили в алюминиевую кружку. Все это богатство – заварка, полотенце, бутылка и многое другое – было в рюкзаке у Магомеда, который с удовольствием, не жадничая, раздавал эту роскошь окружающим. Кружку пустили по кругу, и все, кроме Гриши, сделали по несколько глотков арестантского напитка. Таджик окончательно захмелел после чифиря и лег спать на лавку. Все остальные, допив до дна, прильнули к решетке и стали слушать крики, доносящиеся из окон камер, выходящих во внутренний двор тюрьмы, а Григорий начал изучать настенную живопись и местный фольклор.

«Надо не верить, а воровать, чтобы душа не металась плавником форели».

«Никто и ничего не сможет тебе посоветовать, когда встанешь лицом к последней своей двери».

«Забудь, братан, чему учили,

Бей первым, чтоб тебя не били,

Живи как волк среди зверей,

Не зная жалости людей».

«Где нет закона и суда, где я хозяин, а ты – враг,

Где мак в полях, цветущий мак,

И кокаин течет рекой, где ханку варят на постой,

Где вор в законе – президент,

По два-два-восемь – бывший мент,

Где нет решеток на окне,

С тобой и радостней вдвойне.

И ангел шепчет тихо мне:

“Проснись, ты гонишь: ты в тюрьме”».

Дверь камеры снова открылась, и охранник по одному вызывал их на дактилоскопию и медицинские процедуры. Григорий пошел первым – он никогда не любил ждать, догонять и стоять в очереди.

В медицинском кабинете было светло и прохладно. За столом сидел доктор в белом халате и оформлял необходимые документы для регистрации новых «клиентов» тюрьмы. Врач попросил Гришу раздеться до пояса и пройти к весам. После взвешивания и измерения роста взял кровь, расспросил про хронические заболевания, татуировки, шрамы, осмотрел тело на наличие синяков и ссадин и разрешил одеться. После этого за вторым столом старший сержант снял у Тополева отпечатки пальцев, густо намазав его руки черной краской. На этом процедура оформления нового заключенного завершилась.

Перед выходом из медчасти Григорий спросил у майора, который, видимо, был главным:

– Скажите, пожалуйста, а как бы мне попасть в камеру 288? У меня там знакомые сидят.

Ответа не последовало. Майор осмотрел просителя с ног до головы, при этом ни один мускул на его лице даже не дернулся.

Ближе к часу ночи всех вызвали за машками – так обозвал скрутки с постельным бельем и полотенцами выводной дежурный офицер. Там же всем выдали набор мыльно-рыльных принадлежностей: мыло, туалетную бумагу, зубную пасту и щетку, одноразовую бритву, а также алюминиевую кружку и ложку. Навьючившись этим скарбом, в сопровождении двух охранников колонна двинулась во внутренний двор бутырского тюремного замка. Пройдя мимо православного храма по чистым ухоженным дорожкам, заключенные подошли ко входу в карантинное отделение и штрафной изолятор, о чем уведомляла табличка справа от двери. Зайдя внутрь, новенькие поступили под ответственность офицеров данного отделения, которые незамедлительно потребовали оставить все вещи на полу, раздеться догола и пройти в банный отсек. С собой разрешили взять мыло, полотенце и бритву.

Баней называлась комната с пятью душевыми лейками, плиточным полом и стенами. Старые металлические трубы с полопавшейся краской обвивали помещение, как плющ – дома в южных городах. Вода шла плохо и была то горячей, то холодной. Баню моментально окутал густой пар, и стало намного теплее. Большего удовольствия Григорий не испытывал вот уже пару дней. Фыркая и приговаривая, арестанты резвились под струями воды, мылись, стирались и брились. Но счастье быстротечно, и минут через десять охранники потребовали освободить помещение, приступив к размещению вновь поступившего контингента по карантинным камерам.

Гриша попал в хату – так назвали камеру сотрудники ФСИН – № 50 с Магомедом Топлеевым и узбеком, который, видимо, уже сидел, потому что знал тюремные правила про дальняк, дубок19и посуду. Он немедля донес эти неписаные, но очень важные тюремные законы, а именно: когда кто-то ест за дубком, то на дальняк20 ходить нельзя; перед едой обязательно мыть руки – с грязными руками за дубок садиться нельзя; посуду мыть обязательно с мылом после еды и только свою. Все, что лежит на дубке, является общим, то есть для общего пользования. Правила были простыми и абсолютно приемлемыми, связанными с гигиеной и обычным человеческим поведением. Свинство и грязь в тюрьме не только не уважали, но сильно порицали.

Еще одним сокамерником Гриши стал парень со статьей 131: изнасиловал свою невесту – по версии будущей тещи. Они жили вместе на съемной квартире. Он работал прорабом в строительной компании. Теща пригласила его после работы к метро, чтобы помириться после последней ссоры, – там его сотрудники полиции и приняли. Невеста под нажимом матери сначала дала показания против него, а потом, когда стала от них отказываться, ее новые показания посчитали неправдивыми, данными для избавления любимого от наказания.

Еще в камере наркоман со статьей 228 часть вторая. Его взяли во время приобретения наркотиков у метро. Всего пять человек на семь шконок.

Камера была довольно просторной, квадратной формы, с двумя большими окнами с пластиковыми стеклопакетами. С двух сторон – решетки. Большие чугунные батареи под окнами вдоль всей стены были холодными – отопительный сезон еще не наступил. Дальняк с чистым белым унитазом отделен от основной комнаты полипропиленовыми пластинами до потолка с хорошей изоляцией от шума и запаха. Дубок новый, свежевыкрашенный. Металлический шкаф с ячейками для посуды и продуктов питания, который узбек назвал телевизором, стоял рядом с раковиной у противоположной от шконок стены. Была даже специальная металлическая полка, предназначенная для настоящего телевизионного приемника, рядом с которой из стены торчал антенный кабель, но самого электроприбора не было. Зато в вентиляционной отдушине над металлической дверью за решеткой располагался громкоговоритель, который молчал. Электрический чайник, соль, хлеб, сахар и листовой чай находились в разных ячейках «телевизора», и, как пояснил узбек, это все из общего, специально собираемого заключенными для карантина.

Разложили машки, расстелили постельное белье на выбранные кровати, под матрасы положили постиранные носки и майки и уселись пить чай. Было далеко за полночь, поэтому разговаривать долго не стали и улеглись. Кто-то в другой камере монотонно стучал в стену и в потолок. Под эту грустную мелодию Гриша быстро заснул.

В девять утра всех разбудила проверка. Вошел дежурный офицер, скомандовал выйти и построиться. Сонных и взъерошенных вывели в коридор, где орала какая-то женщина с погонами майора. Громким поставленным голосом, переходящим в истерику, она пыталась донести, что подъем по распорядку – в шесть утра и что лежать на кровати до отбоя запрещено. Что нарушителей будут сажать в штрафной изолятор, что сейчас всем надо вернуться в камеру и провести влажную уборку. После этого ликбеза всех посчитали пофамильно и запустили обратно в хаты.

Узбек сказал, что, раз сегодня суббота, то до понедельника все будут на карантине. Оказалось, что в половине седьмого утра приносили завтрак, но, так как все спали, за едой никто к двери не подошел. Улеглись обратно на заправленные кровати. Кто-то спал дальше, кто-то просто лежал и смотрел в потолок. Магомед встал на колени на своей шконке и начал молиться. По очереди заходили в туалет, умывались в мойке рядом с «телевизором» и к двенадцати часам собрались за дубком. В это время как раз принесли обед: суп из кислой капусты, макароны с сосисками и компот. Очень вкусно и много. С удовольствием поев и попив чай, начали общаться. Магомед рассказывал об истории ислама, религии и Коране.

Открылась дверь, и на пороге возникли очень хмурый майор, явно после большого перепоя, и выводной. Назвали фамилию Тополева и приказали выходить на продол21 с вещами. Из других камер также вызывали по одному-два человека.

– Распределение, – сказал телефонный мошенник Дима, вышедший из соседней камеры.

Всех построили в шеренгу по одному, и сотрудник следственного изолятора снова зачитал небольшой список из нескольких фамилий, в том числе – и Тополева.

– Кого назвал – все за мной! – скомандовал майор.

Долго шли по коридорам, поднимались по лестницам, хлопали локалками —решетчатыми дверьми, разделяющими коридор на разные отделения. Наконец, вошли в большое помещение, напоминающее ГУМ. Гриша увидел высокий сводчатый зал с множеством железных дверей, расположенных с первого по третий этаж, по правую и левую сторону. Посередине зала – металлическая ажурная лестница, ведущая на площадки второго и третьего этажей. Между этажами натянута тонкая сетка-рабица, чтобы никому не приходило в голову броситься вниз головой. Двери камер расположены так близко друг к другу, что напоминают ласточкины гнезда в высоком песчаном карьере на берегу реки.

Майор опять назвал несколько фамилий, а остальным скомандовал остановиться. Григория и еще двоих сотрудник СИЗО сопроводил по лестнице на второй этаж. Телефонного мошенника оставил рядом с лестницей, а Тополева и еще одного молодого парня повел дальше, прямо и налево. Следуя за офицером ФСИН, Гриша следил за нумерацией камер слева от себя. Сердце замерло. Подошли к открытой металлической двери с кучей засовов и надписью 288…

Глава 3. БС – Большой спец

На пороге камеры стояли лучезарно улыбающийся Валера и пожилой седовласый коренастый мужичок. Григория вместе с парнем завели внутрь и громко закрыли за ними дверь. Хата на первый взгляд казалась небольшой – пять с половиной на два с половиной метра, с двумя двухэтажными кроватями, расположенными друг за другом по правой стене от окна ко входу. В небольшом закутке справа от двери к стене была прибита деревянная вешалка, ниже которой располагалась крохотная батарея из пяти секций. Слева от входа находился дальняк, отделенный от камеры кирпичной кладкой, облицованной свежей коричневой плиткой. Вход в туалет был занавешен полиэтиленовой шторкой для ванны такого же коричневого цвета. Новый унитаз сиял чистотой. Над входной дверью – сквозное отверстие с решеткой, к которой был прикручен веревками большой электрический вентилятор. Слева располагались стальной рукомойник и большое чистое зеркало, маленький белый холодильник, над которым висел металлический шкаф для посуды и сухих продуктов. Весь дальний левый угол занимал дубок – металлический стол, обшитый деревянными досками, с приваренной с одной стороны скамейкой, которая была покрыта крепко скрученными серыми одеялами из набора арестанта, для комфорта прикрепленными к поверхности прозрачным скотчем. В самом левом углу стола стоял плоский жидкокристаллический телевизор черного цвета с диагональную не менее пятидесяти дюймов. Напротив входа – огромное деревянное окно с массивной современной решеткой внутри и старинной, XIX века, на фасаде здания. На белом свежевыкрашенном потолке – две плоские лампы дневного света, спрятанные за ажурными прутьями антивандального колпака, которые давали шикарное освещение, и от этого камера казалась намного больше, чем была на самом деле. Хата была чисто убрана, и сразу было видно, что хозяева педантично следят за чистотой и порядком.

<1...4 5 6 7 8 9 >

На страницу:

Перейти

6 из 9