Последний замысел Хэа

– Ожил? – спросил Терпеливый.

– Да, – ответила Первая, – потом наш пленник объяснил, что в Безвестном давно так делают, там у них много чего знают о человеке, как спасти, как вылечить. Во время перерождения многих приходится спасать.

– Он спас своего стражника. Что ж, благородно, – искатель отрезал крольчатины и положил в тарелку, – этот способ возвращения к жизни. Я о нём слышал. Не все знают, и мало кто практикует. И потом, как к этому относятся стражи? Ведь это всё равно что выдёргивать человека из того мира в этот. Против порядка.

– Во всяком случае один страж этот способ одобрил, – заметила Любящая. Она тоже положила крольчатины и стала вгрызаться в мясо.

– Такое пренебрежение к собственной жизни и спасение чужой. Как-то не вяжется с обликом двудушных, который навязывают, – продолжил Терпеливый и вытер рот тыльной стороной ладони, – они приняли муки телесные и духовные, чтобы жить долго.

– Возможно, прожив долгую жизнь, уже не настолько к ней и привязан, – предположил Бесполезный. Он снова глянул на Первую.

Девушка посмотрела в ответ:

– Возможно. Но более благородного поступка не помню.

Наступила тишина. Путники молча переваривали кролика.

Или рассказ.

Или и то и другое вместе.

– Теперь моя очередь, – произнесла Любящая после того, как сидящие наелись и были готовы слушать очередную историю, – я расскажу вам легенду. Как раз для ночи. В тех краях, откуда я родом, знают, что когда-то на небе была ещё одна Россыпь, её называли Малой. А ту, которая Белая, считали Большой. Малая Россыпь была совсем рядом и походила на яркое насекомое, за которым охотилась летучая мышь. Эти две Россыпи были самым прекрасным творением ночи, они не просто украшали небо, они помогали в пути. И вот однажды поглядел Обиженный в свои запасы, прикинул и понял – масла маловато, надо экономить. Что делать? Вздохнул он, почесал свою голову, и постепенно, фитилёк за фитильком, погасил Малую Россыпь. Но только не навсегда. Есть предсказание, что когда-нибудь запасы пополнятся, и Россыпь снова зажжётся. Такая легенда.

– Подожди, подожди, – Терпеливый изобразил удивление, – так это всё-таки легенда?

– И да, и нет. То, что вторая Россыпь была – это правда. Есть старинные записи, в которых о ней говориться. А, собственно, легенда – это объяснение, почему эта Россыпь исчезла.

– Хотелось бы почитать эти записи, – сказал Терпеливый. Его голос напомнил урчанье напомнило Первой голодного топтуна, который тянется за сочной крушинкой.

– Скоро они станут известны, – пообещала Любящая, – и вы их прочтёте.

Терпеливый нахмурился и почему-то опустил свою голову. "Искатели всегда такие, ревнуют к чужим открытиям" – подумала Первая.

– Точно, – сказала она, – масло для солнца тоже заканчивается, поэтому и ночь наступила раньше.

Любящая улыбнулась.

– Одно не могу понять, – отозвался вдруг Веселёхонький, – где он берёт это масло?

Женщина пожала плечами.

– Интересная история, – Терпеливый помешивал угли, – изумительная.

– Теперь ваша очередь, – Любящая посмотрела на Бесполезного, – что вы расскажете?

Парень задумался:

– Не знаю… – он поглядел на небо, – быть может, то, что меня удивило. Это даже не история, так, впечатление, – Бесполезный пожал плечами, – совсем недавно, в самом конце этого дня жил я в одном селении. Зарабатывал перевозками. Селение переезжало в Лес, шли последние сутки, работы много. Там на одном из домов стояла такая высокая башенка. А на башенке, на самом верху, прибор, в виде большой здоровенной трубы. Типа глаза, но глаз можно сложить и спрятать в карман, глаз маленький, а труба огромная. Шло Угасание, последние сутки. В селении остались я и ещё один человек, мы должны были разобрать и перевезти прибор. И вот, солнце погасло. Мы поднялись на башенку. Туман же, он вьётся внизу, а выше тумана нет – на башенке видно небо. И, знаете, это потрясающе. Кроме Россыпи на небе горели другие, очень маленькие и почти незаметные огоньки, с земли их не видно. Некоторые из них горели, некоторые только появлялись. Человек, который поднялся, стал дёргать какие-то рычаги и наводить трубу в сторону Россыпи. И Россыпь, пятнышко за пятнышком, вдруг загорелась. Вся. Он посмотрел в трубу, и дал посмотреть мне. И это так замечательно – когда видишь то, что не увидишь глазами. Россыпь состояла не из тумана, и не из пятнышек, как я думал раньше, это были маленькие колечки, где-то они были подогнаны, один к другому, где-то лежали отдельно. Мне хотелось заглянуть дальше, расширить колечки, но большего я не увидел. Я смотрел на Россыпь, смотрел на другие пятнышки, тоже крошечные, и эти крошечные состояли из пятнышек поменьше. А некоторые выглядели как колечки. Всё время хотелось увеличить изображение – и проникнуть. Ещё глубже.

– Дальнезор и не позволит заглянуть дальше, – объяснил Терпеливый, – это, пожалуй, предел.

– Возможно, это чашечки, в которых плавает горящее масло, – предположила Любящая, – с отверстием посередине.

Терпеливый усмехнулся:

– Это легенда, сударыня. Это легенда…

Путники заулыбались.

Каждый рассказал какую-то историю, за исключением Долговязого. Но Долговязый почти не разговаривал, а просить от него истории всё равно что ждать от саммаки пойманную мышку. Да и обед он приготовил что надо.

Впрочем, истории не кончались. Тлеющий костер, озеро в тусклом мерцании огнетелок, чарующий свет зонтика – в таком обрамлении путники слушали рассказы.

Потом Любящая встала и пошла собирать опавшие листья.

Долговязый притащил большой бурдюк с каким-то хмельным напитком, и попутчики, уже вкусно пообедавшие, всё это так же вкусно запили.

Иногда, сквозь туман, свет догорающих углей выхватывал силуэты носатиков, глядящих из темноты и удивлённых происходящему.

Костер догорел.

– Пора в дорогу, – сказала Первая, и путники, разомлевшие от напитка и разговоров, дружно ввалились в карету. Долговязый сел на козлы, колёса заскрипели ("надо будет промазать" – подумала девушка), озеро осталось позади. Сытая и довольная компания отправилась в путь, с надеждой, что скоро приедут в Лес.

Любящая отложила гербарий и томными глазами поглядела на окружающих:

– Как будто груз с души свалился, слава Обиженному. Мне кажется, эти разговоры нас как-то сблизили.

Никто не ответил. У каждого были мысли, и эти мысли ушли в сновиденья.

Проснувшись, решили так – только карета достигнет реки, кто-нибудь выйдет с фонарём и будет идти вдоль берега, потом его сменит другой, третий, пока не найдут переправу. Дальше сориентируются по Россыпи.

– Переправ не так уж и много, – сказала Первая, – река петляет, все они расположены по-разному. Лучше, если найдем ту, которая показывает прямо на Россыпь. Тогда мы почти у Долины.

После хорошо проведенного времени путники так же хорошо выспались, и поездка уже не казалась такой монотонной. Даже несмотря на похмелье, впрочем, достаточно лёгкое. Окна были открыты, и пускай немного укачивало – ласковый ветер с холмов, он словно напоминал, что они у цели.

Но время шло, а река не появлялась.

Прошло двое суток.

Долговязый гнал, чтобы топтун шёл быстрее. Животное протестовало. Бесполезный кусал свои губы – он чувствовал недовольство.

И вдруг – почувствовал страх.

– Надо остановить карету, – обратился он к Первой, – оно боится.

– Оно?

– Животное.

– Я бы его послушал, – сказал Терпеливый.

– Ты работал в загоне? – спросила девушка, – откуда ты так много знаешь о топтунах?

– Возможно, я слышу, – Бесполезный с усилием выдохнул.

Карета остановилась.

Долговязый просунулся в дверь и посмотрел на напарницу.

– Топтун боится, – ответила девушка.

Тогда он глянул на парня:

– Он в ужасе, – произнёс Бесполезный.

– Допустим, ты слухач, – нервно спросила девушка после того, как Долговязый ушёл, – и можешь слышать животных. Но нам то что делать? Ждать, пока успокоится?

– Я не знаю, что его напугало, – парень мотал головой, – но переждать надо.

– Да, ситуация, – сказал Веселёхонький.

– Как говорила бабушка – "препятствий на пути не бывает, бывают ситуации", – заметила Первая.

– А из любой ситуации можно найти выход, – Терпеливый ободряюще улыбнулся.

– Спасибо, – кивнула девушка.

И посмотрела вокруг.

Место для остановки было выбрано не самое удачное. Ни водоемов, ни зонтиков. Даже маячки не горели. Тёмная, туманная равнина.

И одно существо на этой равнине страдало.

Топтун не просто стоял, он начал раскачиваться из стороны в сторону, как будто пытался освободить свою упряжь.

– Распрягай! – приказала девушка.

Но Долговязый уже распрягал.

Теперь недовольство животного видели все. Путники стояли и хмурились.

Но только Бесполезный знал – это не просто недовольство, это паника, это холодный ужас, который обволакивает целиком и не дает сдвинуться с места.

По спине парня пробежали мурашки, жилы надулись, глаза не могли оторваться от широкой мохнатой спины.

Топтун вытянул губы и, словно воду, начал проглатывать воздух. Мох на спине поднялся, уши прижались к бокам, широкие мощные лапы вдавились что было сил в мягкий глинистый грунт.

Веселёхонький наблюдал, расставив в стороны руки. Любящая что-то шептала, возможно, молитвы.

Топтун как будто подуспокоился, и кто-то даже вздохнул с облегчением, как вдруг легкий туман около тела сгустился, осел и превратился в белые очертания.

– Маара, – выдохнул Долговязый.

И упал на колени.

Это была маара, хищная душа шептунов. Те же рога над головой, те же раскосые глаза, те же большие дрожащие губы.

Любая другая зримая душа, расставаясь с телом, вскоре исчезала, отдавая себя, частицу за частицей. Душа без тела жить долго не может, и она растворялась, будто туман с наступлением дня, постепенно, неотвратимо, или отдавала себя деревьям – вечным спутникам зримых.

И только у шептунов, крупных хищников, манивших жертву своим неслышимым шёпотом, она ещё долго бродила, нападая на слабых животных и пожирая их душу. Душа и тело неразлучны, и, если умирала душа, умирало и тело.

Только сильная душа могла сопротивляться мааре, душа в здоровом, окрепшем животном. Но то ли топтун заболел, то ли его загнали, но животное очень ослабло. И Бесполезный знал, что сопротивляться оно не может.

Топтун ревел, уже совершенно открыто, и этот рёв слышали все. Но каждый переживал по-своему.

Долговязый стоял на коленях, уставившись в землю. Веселёхонький отвернулся. Любящая шептала молитвы. Терпеливый глядел в темноту и словно ушёл в свои мысли.

И только Первая с Бесполезным глядели, на эту борьбу, глядели, не отрываясь ни на секунду, зная, что не могут помочь. И если девушка переживала, волнуясь и надеясь одновременно, сжав костяшки пальцев, так, что они побелели, то парень боролся и страдал ВМЕСТЕ с животным. Каждое движение, каждую потугу топтуна ощущал он в собственном теле. Тело ломило, терзало, словно прессом сдавило голову…

И Бесполезный упал.

Но никто этого не увидел – всех приковало животное, которое рухнуло набок, как падают стебли тянучек под чьей-то косой, в то время как белесые очертания маары уносились прочь. Более густые и более белесые…

– Кончено, – прошептала Первая, – теперь мы одни.

И это понял каждый – да, теперь они одни, горстка заблудившихся путников, на бескрайней равнине, среди темноты и тумана.

– Бесполезный, – позвала девушка, и обернулась назад.

– Он упал, ему плохо, – сказал Терпеливый. Он наклонился – парень дышал, значит жив, – давай отнесём в карету.

Бесполезного положили на сиденья, под голову сунули подушку, и Терпеливый с Веселехоньким молча сошли на равнину. В карете осталась Первая.

– Значит, слухач, – сказала она вполголоса, – который понимает животных… Когда он проснётся?

– Не знаю, – Терпеливый погладил волосы, провёл рукой по лицу. Отец, ласкающий сына, – даже Совет гильдии Лекарей вряд ли ответит. Те, что слышат деревья, бывает теряют сознание…

– Мы оставим его в карете, а сами пойдём на поиски, – предложила Любящая.

– Я пойду на поиски, – ответила Первая, – у нас два фонаря, один я беру с собой.

– Я пойду, – сказал Долговязый.

– Хорошо, – девушка посмотрела на путников, – остаётесь на месте. Дальше река. Мы дойдем до неё и вернёмся.

И в эту минуту, когда все растерялись, а голова после пережитого ужаса отказывалась соображать, слова проводницы казались спасением.

– Спасибо, – сказал Терпеливый, – мы будем ждать.

Но Первая и сама растерялась. Что делать, куда идти, чтобы не тратить время? Какое решение было бы правильным? Бабушки не было рядом, оставался лишь Долговязый – спутник её семьи.

Проводница открыла сумку и достала прибор, идти без которого было бессмысленно. Маленькая коробочка с небольшой стрелочкой в центре, которая, как коробочку ни крути, показывала в одном и том же направлении – на вершину Магнитной горы. Направление, указываемое Россыпью, держать было трудно, точность была недостаточной, они могли заплутать. Поэтому девушка и благодарила себя, что не забыла и всё же взяла этот точный прибор.

– Компас, – сказала Первая.

Она протянула коробочку Долговязому, а сама достала блокнот, в который будет заносить пройденные шаги и замеченные ориентиры.

– Храни нас Обиженный, – чуть слышно шепнула девушка, так, чтобы только она и услышала.

Важно было не отклоняться от направления, и проводница надеялась, что Долговязый внимательно следит за прибором. Впрочем, в этом она была уверена. Мужчина не раз выручал, она знала, что выручит он и сейчас.

В глубине души девушка ругала себя за то, что не воспользовалась компасом раньше. Она понадеялась, что животное, не раз ходившее по маршруту, не будет сворачивать в сторону. Как видно зря. Топтун свернул, и свернул очень круто.

Бурная часто петляла – это было и плохо и хорошо. В сумочке карта, и, если они достигнут реки, по излучине можно понять, что за местность. Появится хоть какой-нибудь ориентир. Но если она не поймёт – что тогда делать? Идти вдоль реки, следуя многочисленным изгибам?

Проводница вздохнула.

Главное – не метаться, главное следовать плану. То, что выбрал однажды, доводить до конца. Так бы сказала бабушка.

И они шли. Не слишком быстро, чтобы не сбиться с маршрута, и не слишком медленно, потому что уже потерялись. Белая Россыпь светила слева, но сами места были не слишком живописными. Зонтики не попадались, маячки не горели, ни листопадных деревьев, ни елей, ни сосен. Может, днём тут красиво, но ночью… Горела бы шляпка у зонтика, взяли бы и нанесли на маршрут, чтобы не потеряться. А так. Девушка на секунду остановилась, мысли чуть не сбили её со счета.

– Остановись, – попросила она Долговязого, – надо перекусить.

Ели молча – с Долговязым особо не побеседуешь, да и сама ситуация не очень-то располагала к каким-нибудь разговорам. “Как хочется спать” – подумала девушка. Зевнула – раз, другой. Захотелось прилечь, отдохнуть… “Подремлю минут десять, и пойдем. Всего лишь десять минут. Это мало. А можно и двадцать. Двадцать не много. И разве есть разница – двадцать минут или десять. Или тридцать…

Ты поспи немножко.

Видишь, дремлет кошка.

Улеглась собака.

Но не спит саммака.

Сон оберегает,

Мушек отгоняет…”

"Первая, – позвала её мать, – иди сходи к кустам, набери малины".

Девочка посмотрела на небо – солнце стало оранжевым, значит, скоро наступит ночь, надо спешить.

"Где бабушка?"

"Бабушка спит наверху."

"Как долго она будет спать?"

Мать ничего не ответила, только вздохнула и промазала очередную закатку.

"Ну и зачем мы её отпустили?"

"Нам нужно масло" – ответил отец, рассматривая лопнувший ремень. Упряжь часто ломается, топтун животное сильное, повернёт чуть порезче – и всё.

"Взяла бы меня, я бы ни за что не заснула. Чтобы какой-то сорняк лез мне в голову."

Отец усмехнулся:

"Да, в следующий раз я так и скажу."

"Да уж, так и скажи" – ответила девочка, хватая корзинку.

Малина была душистая, она собирала её в ладошку, и пригоршнями запихивала в рот. Надо сперва наесться, а потом собирать.

Какая-то пчела, очевидно, из дедушкиного улья, уселась на ветку и вспугнула сидевшую там твердотелку.

Девочка ела и ела, а в голове, как будто издалека, звучали слова: "долина сонхватов, долина сонхватов …"

– Долина Сонхватов, – сказал Долговязый, укладывая Первую на сиденья.

Путники ждали молча.

– И что же? Она проснётся? – спросила Любящая.

– Проснётся, и хорошо, если скоро. Бывает, засыпают надолго, – объяснил Терпеливый, – теперь важно другое. Теперь мы знаем, где находимся.

– Мы спасены, – произнес Веселёхонький, быстро и будто на выдохе.

На карте, которую достал Долговязый, пометили крестик – место остановки дилижанса.

– Подумать только, как это мы завернули. Река вообще слева, – Терпеливый почесывал бороду, – Двое суток в пути, а может, и меньше. Отдохнуть уже не получится, места́ в дилижансе заняты, – он посмотрел на спящих – в одной стороне Бесполезный, в другой Первая, – надо идти. Дойдём до Леса, и отправим спасателей.

Долговязый кивнул.

– Надо оставить записку, – продолжал Терпеливый, – она то умеет читать, – он посмотрел на девушку, – а что насчёт парня, я не уверен, – напряжение на небритом, но достаточно юном лице Бесполезного разгладились полностью, – в его-то годы, – произнес почему-то искатель, – будем надеяться, Первая выспится первой.

Никто не улыбнулся его каламбуру. Хотелось скорее покинуть это далёкое заброшенное место, которое даже звери обходили стороной, и выйти к людям.

– Подождите, – сказал Веселёхонький, и начеркал небольшой набросок лежащей карты, добавив крестик и стрелочку, – я думаю, он поймёт.

Терпеливый кивнул.

Путники побросали припасы, надели мешки и отправились в путь.

Теперь только лёгкий ветерок нарушал покой дилижанса, в котором лежали двое – проводница и спасённый ею разбойник.

– Зачем ты убила их?

– Что? – девушка поняла не сразу.

– Ты убила их и спасла меня.

Они поднялись с равнины и теперь смотрели на этот простор. Там, за холмами, неведомый художник нарисовал очертания гор, величественных и недоступных.

– Никто не пробовал дальше? – спросила Первая.

– Зачем? Нам и равнины хватает… А если там нет лесов? А если там живут чёрные ангелы? Ты не боишься?

Девушка промолчала.

Холмы тянулись далеко, очень далеко. Они вели к горам, а горы вселяли страх. Нет, уважение. Нет, всё-таки страх. Но, может быть, там, и только там найдутся ответы на все их вопросы…

– Пошли? – спросила вдруг Первая. Блеск пылающих, отражённый в её глазах, делал их притягательными. Лёгкий ветерок, спустившись с холмов, играл с распущенными волосами. Девушка чуть улыбнулась и взяла его за руку, – мы будем первыми…

Парень услышал гул.

"Небо".

Веки открылись с трудом.

Да, это небо.

Красные, синие, зелёные сполохи проникали сквозь ставни и расцвечивали всё, до чего могли дотянуться. Как кисти безумца.

По телу будто проехали, мышцы болели, во рту оставался привкус чего-то отвратного.

"Топтун" – вспомнил парень.

И сел.

Напротив лежала она.

Лежала.

ОНА.

Но где остальные? Ответов не было. Скорее всего, без сознания он пролежал слишком долго, и что-то случилось.

Но что?

Парень склонился над спящей и посмотрел ей в лицо. Боясь не услышать.

Но он услышал. Сквозь приоткрытые губы пробивалось дыхание. Слабое, равномерное.

Значит, спит. Значит, в порядке.

Он прикоснулся к лицу, провёл рукой по рассыпавшимся волосам. Наклонился ближе. Слабый, но отчетливый стук вытеснил все его переживания.

Он взял её за руку и стал поглаживать пальчики. Медленно, нежно. Поцеловал. Каждый. В отдельности.

Девушка не просыпалась.

– Как долго она уже спит? – произнёс Бесполезный. Думать о чём-то другом не хотелось, но всё же пришлось.

Из кареты он вышел шатаясь.

Вид упавшего животного, который буквально усыпали твердотелки, заставил согнуться.

И никого. Пустая бескрайняя равнина, злаки и тянучки.

"Они ушли. Но куда? Куда, забери меня чёрный?"

Возможно, ответ был в карете.

Бесполезный вернулся.

И увидел записку, вернее, чертёж.

Путники ушли туда, куда указывала стрелка, а стрелка указывала на Лес.

На душе полегчало, ведь Лес – это спасение.

Разбудить Первую и уйти. Но вначале разбудить.

Он подошел к девушке и тихонько позвал. Потом громче. Ещё и ещё. Потом закричал.

Тишина.

Бесполезный коснулся лица и приподнял её голову. Сердце стучало, дыхание сбилось. "Первая, Первая, давай, давай, просыпайся".

Он тормошил тело, пробовал посадить. "Как я ослаб, – подумал парень, с трудом поднимая девушку.

И положил обратно, а сам прилёг, рядом.

– Что же мне делать? – он гладил её по щеке.

Оставить здесь, в этом заброшенном месте?

Тащить на себе?

Или всё же оставить?

Лицо девушки, такое прекрасное в своей безмятежности, расцвечивали небеса. Приоткрытые губы, распущенные волосы. Нарисовать бы. Вот если бы он умел рисовать. И если бы было время.

Бесполезный вздохнул.

Он собрал кое-какие припасы, закинул в мешок. И задумался.

Кое-что он забыл.

Парень полез за сиденья и стал настойчиво рыться, вытаскивая всё, что там находилось. Какие-то тапки, ремни, котелки. Все это падало на пол, катилось, звенело.

Пока не нашел.

В руках была книга, в худом изорванном переплете, потрепанная, старая, казалось, написанная в те далекие времена, когда вокруг Обиженного водили хороводы.

Он положил эту книгу в мешок.

Грустно взглянул на спящую, и вышел за дверь.

Как тяжело было расставаться, в тот самый момент, когда они впервые остались вдвоем. Одни. На бескрайней равнине.

"Она проснётся, – сказал он себе, – проснётся. Когда я вернусь."

Березы, брумиды, кубышки, какой-нибудь камень или озерцо – нужно было постоянно держать направление. Мысль о том, что небеса загорелись, поражала, но и радовала одновременно. Да, не было Россыпи, вечного и неизменного ориентира, но идти в темноте-то ещё удовольствие. Даже если не веришь в ангелов смерти. Даже если не боишься диких собак и разбойников.

Оставалось гадать, когда же ушли остальные. Во время пылающих или раньше? Были ли они готовы к такой перемене? Взяли ли повязки? Небеса загораются внезапно, это не солнце, которое гаснет за несколько суток, может случиться беда.

Бесполезный отогнал свои мысли. Они ушли не одни, там Долговязый, он проводник со стажем, переживать не стоит.

А он и правда переживал. Осознание этого факта его поразило. Будто они не попутчики, точнее, не просто попутчики, будто они что-то большее. Наверное, сказалось время, проведенное в дороге.

"Я, Первая, Терпеливый, Любящая, Веселёхонький. Все мы когда-нибудь встретимся. Встретимся и поговорим. И вспомним. Как сидели у костра, как рассказывали истории. Вспомним ночь. Вспомним ужин от Долговязого. Вспомним топтуна…"

Он тяжело задышал. Воспоминания не исчезли, воспоминания затаились. Тогда он не просто слышал, тогда он переживал, а если быть точным, то проживал. Всё, что терзало животное, терзало его. Топтун сопротивлялся так, что слушать это было невыносимо. Так ревёт человек, которого режут, так гибнут, сгорая заживо. И так умирает душа, которую съедает маара. Возможно, те же муки испытывают и двудушные, когда вселяется паразит. Возможно…

Мысли были тяжелые, и Бесполезный остановился.

Где-то кружили вороны.

"Странно, – подумал парень, – чего это вдруг? Кто-то подох? Дикие козы или, может быть, свиньи? Собака? Так далеко от жилища?"

Он решил посмотреть. Оставив сумку и запомнив ориентир, парень двинулся к стае. "Их слишком много, – думал он по дороге, – Их очень много. Забери меня чёрный, как много…"

Сердце сдавило предчувствие. Идти не хотелось, но он всё же шел. С трудом, преодолевая растущее беспокойство, боясь увидеть то, что он ожидал. Надежда еще теплилась, теплилась и.…оборвалась.

Человек лежал навзничь.

Руки раскинуты, земля у груди почернела. Вороны, что были на теле, вспорхнули. Плащ, сшитый из кожи морских ползунов, одетый сверху, уничтожил сомнения. Парень взял убитого за руку и перевернул. Да, Терпеливый.

Терпеливый, который поверил ему, который доверил тайну. Самый приятный из собеседников, пусть их было не так уж и много. Повязки на его глазах не было, значит, это случилось раньше. Ещё до пылающих.

Или повязку сняли.

Но кто?

Ночью равнина безлюдна, по ней ездят редко, по делам, и то самым важным. Кто сунется в захолустье? Разбойники? Поджидающие в самом неподходящем месте?

Где его сумка? Где потеряшка, с которой он никогда не расставался?