Последний замысел Хэа

Обо всём этом парень подумал, пока стоял, склонившись над входом и сквозь приоткрытую дверь смотрел на равнину.

Но больше его поразило другое. Сезон пылающих только начался, шёл первый месяц, а небо погасло. Такого быть не могло.

Карета вздрогнула и остановилась.

К двери подошёл Долговязый.

– Добрых, – поздоровался парень.

Мужчина кивнул.

Путники нехотя заворочались, не желая вновь возвращаться в тусклую душную реальность. Но вид открытой кареты разбудил их мгновенно, так, как будит щелчок у самого носа.

– Неужели, – Первая приняла у напарника лампу.

– Подождите, – Терпеливый прокашлялся, – за всю мою жизнь я такого не помню. Хотя нет, однажды похожее было. Небеса погасли чуть раньше. Но чтобы сезон закончился, только начавшись…

– Видимо, люди совсем разозлили Обиженного, – добавила Любящая, – напомню, и день закончился раньше.

– Какой-то несезон сезонов, – скаламбурила Первая.

И тут же фыркнула, осознав самую главную проблему – теперь, в темноту, помноженную на туман, остаётся одно – полагаться на чутьё топтуна, который уже не раз ходил этим маршрутом. Но ходить по маршруту днём, и ходить по маршруту ночью – это не то же самое, хотя топтуны и в темноте не сбивались с дороги.

Сквозь легкую дымку сияла Белая Россыпь – вечный ориентир проводников, небольшое светлое пятно, напоминавшее распростёршую крылья летучую мышь. Как, собственно, его и называли в Заводье.

Надо держаться Россыпи на случай, если топтун вдруг заблудится, а других ориентиров не будет. Впрочем, до Долины остались сутки, мимо Леса они не проедут.

И всё-таки было тревожно. "Выскочил нежданчик, выскочат и другие" – говорила, бывало, бабушка, заметая листву. Эх, бабушка, бабушка, как тебя не хватает, с твоей-то уверенностью.

Первая вспомнила, как они её хоронили. Она, мама, папа, другие родственники, друзья и подруги (все, кого называли ближайшими) отправились в Большое Приморье – ритуальный центр человечества. Сюда свозили покойников, здесь с ними прощались и отдавали последние почести.

Прощание проходило так. Тело клали на лодку с глубоким килем и небольшим парусом и обкладывали всевозможными дарами, в основном тем, что человек любил в этой жизни. Или тем, что любили другие, и поэтому отрывали от сердца. Этим они показывали, что погибший забирает с собой не только себя, но и частичку других. После лодку толкали, и она начинала плыть. Медленно, но постоянно, всё отдаляясь и отдаляясь, пока не исчезнет, теряясь в дымке.

Возможно, тело тонуло, возможно, его прибивало, к какому-то берегу, хотя и это не факт – ветра дуют с суши, так что возможно и третье – оно до сих пор крутится в море. Одинокое и неупокоённое. Первая вздрогнула.

Стражи говорят, что человек уплывает на Остров. Условный. В этом мире Острова нет. Но в загробной жизни всё иносказательное становится настоящим, и Остров уже существует. Так говорят стражи.

Постичь смысл обряда может не каждый, для этого надо стараться. Например, оставить всё нужное дома и отправиться на Озёра. Там выбрать себе землянку, или берлогу, из которой ушёл шептун, и прожить целую ночь, вылезая лишь в межсезонье. Или, допустим, пообщаться с умными стражами. Первый путь долог и труден, второй более прост, поэтому чаще всего выбирают второй. На Озёра уходят только самые твердолобые.

Первая очнулась от мыслей.

– Сохрани нас Обиженный, – прошептала она.

– Мы дети твои, – ответила Любящая.

Путники вышли.

Где-то в тумане, в тумане не разберешь – далеко или близко (скорее всё-таки близко, иначе они бы не видели) то тут то там горели огоньки. Возможно, головки маячков, возможно, стайка острокрылов. Эти маленькие ангелы всегда зажигают крылья, когда собираются вместе.

Кроме горящей лампы, тех огоньков и Россыпи, равнина была темна.

Но дышать стало легче. Сезон пылающих отступил, и, если они не свернут, это, возможно, к лучшему.

– Дозорные сходят с ума, – сказал Веселёхонький.

– Ага, – ответила девушка, – придумывают себе работу. Верстать новый календарь. Как говорила моя бабушка: "Был бездельником, стал дозорным – пошёл на повышение".

– Самая лёгкая и ненужная работа, – добавила Любящая, – Что они делают? Считают сутки?

Первая фыркнула.

Было забавно наблюдать, как одна ненужная гильдия ругает другую.

– Поехали, – сказала она, и путники сели в карету.

Ставни решили не закрывать, лампу не погасили.

"Надеюсь, что небо зажжётся" – подумала девушка, понимая, что что-то предполагать неразумно, можно только надеяться.

– Волноваться не стоит, – сказала она, – даже если уйдём с маршрута, Лес не пропустим.

– Да и бояться нечего, – сказал Терпеливый, – чудовищ во тьме не бывает. Это у нас в голове чудовища.

– А как же чёрные ангелы? – спросил Веселёхонький. Причем последнее слово буквально выдохнул, как выдыхают колечко в курилке.

Наступило молчание.

– Существование чёрных ангелов не доказано, – Терпеливый сказал это спокойно, без пафоса.

Упоминание этих существ, мифических или реальных, вселяло ужас. Они появлялись в самое тёмное время, когда пылающие гасли, а на равнину спускался туман. Летали чёрные тихо, приземлялись неслышно, но самое страшное – они забирали людей. Быстро, и так же бесшумно, так, что похищенный не успевал даже крикнуть. Ни крови, ни следов какой-то борьбы. Не было ничего. Загадка…

И возникал вопрос – а если не было ничего, так, может быть, ничего и не было? Может, и нет чёрных ангелов, ангелов смерти, как их называли особенно впечатлительные? Может, человек убежал, может, убился. Потому и исчез. Ночью многие бывают того. А ты испугался, оставшись один, а после дорисовал. Точнее, не ты, а тот, кто сидит в голове.

Всё это вкрадце объяснил Терпеливый, добавив, что точного описания чёрного ангела не существует, очевидцы путаются в показаниях. Многие видят тени, а тень в темноте, это…

– Но путники исчезают, – возразила Первая, – не просто умирают, они исчезают.

– Вы задаете правильные вопросы, как и ваш молодой человек, – искатель осёкся.

Девушка вскинула брови.

Бесполезный открыл было рот, но снова закрыл.

– Извините, – улыбнулся мужчина, – по поводу исчезновений. Люди могут исчезать по разным причинам. Потеряться ночью, в межсезонье, нетрудно. Кругом туман, по Белой Россыпи ориентироваться сложно, если никогда этого не делал, к тому же нужна карта. Да и туман бывает густой и настолько высокий, что даже скрывает Россыпь. И что? Ты блуждаешь, теряешься, умираешь. Кто будет искать твоё тело несколько лет, тем более ночью? А там его и собаки погрызут, и земля покроет. В любом случае, сложно что-то найти на равнине. Равнина огромна. Да и потом, вряд ли ангелы съедают людей целиком. Что-то должно остаться. И где это что-то?

– Людей они просто уносят, так говорила бабушка.

– Вы часто упоминаете бабушку.

– Да, бабушка знала многое. И многому меня научила.

– Храните память, это всё, что у нас остаётся. В остатке, – искатель вздохнул, – я многих людей потерял. В том числе и тех, от которых всему научился.

– Прошлую ночь я часто путешествовала с бабушкой, и это она сделала меня проводницей.

– Мы Вам доверяем, – ответила Любящая, – мы верим, что Вы проведете даже несмотря на возникшие обстоятельства.

– Вам надо ему доверять, тому, кто везёт карету, – проводница кивнула вперёд.

И наступило молчание.

Каждый думал о предстоящей дороге, о природе, которая преподносит сюрпризы, и каждый ждал Леса.

Лес не показался на следующие сутки.

Прошли ещё сутки, а всё осталось как прежде. Та же равнина, тёмная, непонятная. Тот же туман.

– Возможно, топтун ещё раньше ушёл с маршрута, – Первая не заметила, как произнесла это вслух, – он шёл слишком резво. Может, он объезжал…

– Что объезжал? – Любящая очнулась от мыслей.

Проводница пожала плечами:

– У топтунов свои секреты. И свои страхи.

– Он боится, – сказал Бесполезный, – он жалуется не на дорогу, он просто боится. Точнее, боялся.

Девушка поглядела на парня.

– Молодой человек знает, о чём говорит, – ответил искатель.

“Ну да, – думала девушка, – возможно, он знает”. Она ещё не совсем доверяла Бесполезному, но Терпеливый вызывал у неё уважение. "Что будем делать?" – хотела она спросить.

Но вовремя остановилась. Она здесь хозяйка, и только она решает, что делать. “Тебе должны доверять, – говорила ей бабушка, – если доверия нет, жди беды”

Эх, бабушка, бабушка.

Проводница вздохнула.

Потом постучала вознице.

– Посидим у костра, отдохнём, – объяснила она сидящим, – надо развеяться.

– Смотрите, озеро, – Любящая показала на маленькие желтые огоньки, – мы у самого берега.

– Это совсем небольшое озеро, – ответила девушка, – на карте таких нет.

Путники подошли к самой кромке.

Стояло безветрие, поверхность воды была гладкой, и слабо подсвечивалась – это резвились огнетелки, верткие, похожие на рыбок существа, внутри которых горел огонёк. Над водой стоял туман, лёгкий, словно душа, он почти не шевелился, чем только усиливал волшебство.

Огнетелка

– Когда я была маленькая, – девушка смотрела на огоньки, – мама рассказывала сказку.

– Ну вот, наконец-то мама, – перебил её Терпеливый, – а то до сих пор была бабушка.

Первая улыбнулась:

– Может, вы её знаете. Про огнетелку и плавунца. Огнетелка всё что-то делала, занималась делами. А плавунец лежал на воде. День прошёл. Пришла ночь. Огнетелка зажглась, и уплыла по делам. А плавунец растерялся, опустился на дно и умер.

– Много ненастий делают крепче, а случится одно – и сломает, – объяснил Терпеливый, – такая мораль.

– Осталось понять, много у нас ненастий или одно, – съязвил Веселёхонький.

– Ну… – Терпеливый вздохнул, – ненастий у нас было много, дорога не близкая. Да и не только у нас, – ты это хотел услышать?

Веселёхонький не ответил.

Первая склонила голову набок.

Любящая, обычно такая разговорчивая, спустилась к воде.

Бесполезный сидел на подножке.

Туман, безветрие, тишина. Огоньки, которые блуждали в этом тумане, в этой тишине и безветрии, зонтик, шляпка которого слабо мерцала, добавляя загадочных розовых красок – всё это заставляло молчать.

– Скоро должна появиться река, – чуть слышно сказала Первая, – если мы её не объехали. Доедем до реки, найдём переправу. А найдём переправу – поймём, где находимся.

– Но если мы переправу объехали? – поинтересовалась Любящая.

– В таком случае надо доехать до холмов. А потом повернуть на Россыпь.

– Но как мы заметим, что подымаемся? Холмы не начинаются резко, – спросил Терпеливый.

– Топтун остановится. Он не пойдёт на холмы. Топтуны равнинные животные, и подыматься не любят. Он повернет на Россыпь, и мы доедем до Прихолмья. Минуя Долину.

– Точно? – переспросил искатель.

Проводница вздохнула:

– Давайте достигнем реки. А поедем по берегу – всё равно во что-то упрёмся, – она усмехнулась, понимая, как неуклюже сказала, – карта у нас под рукой, небо затянется – достану прибор. Не потеряемся, – Первая помолчала, и после добавила, – обещаю.

Терпеливый кивнул.

“Как же обстоятельства меняют людей” – думала девушка. Любящая и Веселёхонький, казавшиеся такими жизнерадостными пару суток назад, теперь приуныли, задумались. А Терпеливый, наоборот, приободрился, собрался и стал источником хорошего настроения.

– Нам нужен костёр, – Первая хлопнула по шее, чтобы раздавить твердотелку, а может, и насекомое. Причём в этом случае разница всё же была – на раздавленное насекомое никто бы внимание не обратил, а за твердотелку могли пожурить, те же стражи. Сами ездят на прыгунах, ползунов обдирают, а учат. Интересно, что бы они сказали о многочисленных крушинках, раздавленных по дороге? Или тянучках, из которых варят напитки?

Бесполезный был рядом. Пару раз оба нагибались за одной и той же веткой. Пару раз чуть не стукнулись лбами. Да, одна лампа, далеко не уйдёшь, и всё же…

– Вот чёрные ангелы, – сказал Бесполезный, возможно, желая начать беседу и не зная, с чего начать, – почему же они охотятся на людей? Если едят, значит они незримые. Зримый незримого есть не будет. Если незримые, почему же летают только ночью?

– А я почем знаю? – сухо ответила девушка, – спроси у искателя.

– Он в них не верит.

– А ты спроси.

Бесполезный повторил вопрос, но уже Терпеливому.

– Посмотри на летучую мышь, – искатель глядел на Россыпь, – душа незримая, но темнота для неё – лучшее время. Так и ангелы смерти, если они существуют. В чём я очень, конечно же, сомневаюсь, – Терпеливый задумался.

А парень пошёл на свет.

Веток насобирали мало. Стеблей тянучек, которые высохли, оказалось больше. Горели они не очень, но если разгорятся, то долго не затухали, и их положили на ветки.

– Давайте подумаем об опасностях, – предложила Любящая, обхватив свои ноги и наблюдая, как разгорается пламя, – пускай черных ангелов нет. А дальше? Что нам ещё угрожает?

– Разбойники в такое время не ездят, – сказал Терпеливый, – они боятся. В пылающие возможно, но ближе к Лесу.

Была одна банда прикрытых. Управлял ей хромой мужичонка с черной повязкой на глаз, бывший воин. Дороги перекрывали, шмонали проезжающие кареты. Всё то у них получалось, везде то они успевали, в том числе и удрать. Маршруты меняли вовремя, нигде не задерживались. Пытались эту банду накрыть, да бестолку. Уходили, и снова за дело.

И вот однажды устроили они засаду, по дороге, что идёт с Длиннолесья в Малое Приморье. Сидели и ждали. Да вот незадача – ехал дорогой самый известный воин, да не один – возвращался с другими воинами. С тех самых мест, где получил своё имя. С той самой победы, за которую получил. Звали человека Заговорённый. "Стоять! – закричали разбойники, – кто такие, откуда?" И ну шмонать. "Вы не знаете? – удивились проводники, – это известные воины, едут с победой. Не трогайте их, плохо будет". Струхнули разбойники, хотели уже уходить. Да мужичонка отговорил. "Спокойно, – сказал он товарищам, – чего вы боитесь? Посмотрите на небеса, вы же прикрытые, они нет. Шмонайте, глаза не откроют." Обступили разбойники первую карету, велели вылезать. Обшмонали одного, обшмонали второго. Подошли к третьему. "Это герой, – говорят проводники, не трогайте. Мастер меча, всё такое…" Остановились разбойники. Не знают, что делать – и обшмонать боязно, и уйти жалко. Но не растерялся наш мужичонка. Подошёл так вразвалочку, насвистывая, и только хотел запустить свою руку, глядь – а руки то и нет. Взвыл не своим он голосом, отступил от мастера, и бежать. А тот развернулся, и рубанул того, что стоял сзади. Ровно так рубанул, сверху донизу. Так две половинки и упали, с гулким таким звуком. Услышали воины, что что-то происходит, и напали на тех, кто был рядом. Завыли разбойники, раненые, целые, и разбежались. Да с той поры об этой банде не слышали.

– Даа, – Первая фыркнула, – весьма познавательно. Особенно в тёмное время.

– Это он так с завязанными глазами? – спросил Веселёхонький, о чём-то соображая.

– Давайте расскажем что-то весёлое, – предложила девушка.

– Давайте, – Веселёхонький оживился, – я знаю одну историю. Увидел зонтик, и вспомнил.

– Рассказывай, – ответили путники. И посмотрели на Долговязого. Тот умудрился поймать кролика, которого и заметить то в такой темноте было сложно, и теперь гордо держал за уши.

– Горячий кусок мяса поднимает настроение не хуже, чем хороший рассказ, – заметил Терпеливый.

– Да. Уж, – Первая улыбнулась, вспомнив, какую "вдохновляющую" историю тот рассказал.

– Так вот, – продолжал Веселёхонький, – в общине Прихолмья есть брат. Он постоянно что-то придумывает. И вот однажды решил полетать. Смотрел как летают зонтики, и решил. В самом конце дня зонтики становятся крупными, настолько, что могут поднять человека. Поймать зонтик, привязать корзину, чтобы потом в неё сесть, у него получилось. А как управлять? Брат думал, думал, потом собрал твердотелок (долго собирал, для этого смастерил специальный сачок), поместил их в сеточку, сеточку привязал к веточке, и начал приманивать зонтик. В какую сторону манит, туда тот летит. И так это ловко у него получалось. Летает брат, радуется. Увлёкся, что не подумал о важном – а как же спускаться. А как подумал, то растерялся. Кричал, руками размахивал, уговаривал (зонтик!), просил опуститься, обещал, что сразу же отдаст все твердотелки, и те, что поймал, и те, что поймает в будущем. Да где там. Летал он, летал, пока не врезался в дерево. Оттуда его и сняли.

Путники заулыбались, представив человека, летящего под зонтиком.

– Такая вот история, – закончил Веселёхонький, – эксперимент нужно готовить тщательно.

– Загадка в том, как эти зонтики летают. У них только маленькие крылышки по бокам, – заметила Любящая.

– Ой, ладно, – сказал Терпеливый, – это известно. В шляпках воздух, но теплый, почти горячий.

– Все равно подъёмной силы не хватит, – возразила искательница.

– Да-да, – поддержал Веселёхонький, – ведь те же струйки и долгоносики летают без всяких там крыльев. И воздуха.

– Это загадка, – Терпеливый чесал свою бороду.

– Вы говорите интересные вещи, – заметила Первая, – возможно, пользы от вас всё-таки больше.

Она улыбнулась.

– Да, сударыня, – искатель словно и не заметил подкол, – ведь что из этого следует? Если сделать большой шар и наполнить горячим воздухом, мы полетим.

– Природа всегда даёт нам подсказки, – отозвался вдруг Бесполезный, – люди смотрели на брум и придумали колесо, смотрели на парусник – и придумали корабли.

– А вот крылья как у ангелов не придумали, – добавила Первая.

– Пробовали, – Любящая помешала костёр, – но тут уж подъемной силы точно не хватит. Нужны огромные крылья, или не такие огромные, но молотить ими нужно как стриклы.

– Жаль.

Долговязый уже насадил угощенье на вертел, и путники вдыхали ароматный ни с чем не сравнимый запах жареного мяса. Особенно ночью, особенно если в пути.

– У вас талант, – заметил Терпеливый, глядя на проводника, – вы, наверное, хороший охотник?

– Да, – ответила Первая. Она всегда отвечала за своего напарника, – у нас на Посту, если Долговязый уходит на охоту, делают ставки.

– Приятно вот так посидеть, ночью, да ещё у костра, – Любящая оглядела каждого из собравшихся, – но давайте вернёмся к опасностям. Чёрные ангелы, разбойники, – что ещё может появиться из темноты?

Первая фыркнула.

– У нас говорят, – продолжила женщина, – не так страшен враг, которого знаешь в лицо.

– У вас – это где? – спросила девушка.

– Не важно, – ответила Любящая, – такая поговорка подходит всем. И всегда.

– Ну что же, – сказал Терпеливый, – есть дикие собаки. Ночами они сбиваются в стаи и бродят. Но не так далеко от Леса.

– Может быть, Лес не далеко, – предположил Веселёхонький.

Терпеливый пожал плечами:

– Кто знает. Возможно, не далеко. Но собаки на группу путников не нападут. Беспокоиться не о чем. Вот если мы попадём в долину сонхватов, – сказал он задумчиво.

– Это немного не здесь, в стороне, – успокоила Первая, – а одинокие сонхваты за пределы долины в это время заходят редко.

– Совершенно согласен. К тому же с нами топтун. Зримую душу они предпочтут скорее, чем человека.

– Моя бабушка тоже так думала. С ней был прыгун – четырёхдневка. Но они предпочли мою бабушку.

Путники засмеялись.

Из плодов сонхватов, которые те откладывали в землю, получали замечательное масло. Им смазывали всё, что скрипело, но главное – его использовали в лампах. Оно горело долго и почти не коптило.

Плоды появлялись днём, но в самом его конце, почти в сумерки. Обычно отправлялись двое, ведь если ты уснёшь, то останешься совершенно беспомощен. Сонхваты тебя не тронут, но обстоятельства могут покалечить. Бабушка поехала одна, но, слава Обиженному, она взяла с собой плащеносца. Когда он вернулся на Пост, стало понятно, что что-то случилось.

Сонхваты едят только зримых, ночами, днём им хватает солнца. Днём это просто растение, безобидное во всех смыслах слова. Только перед самым началом сумерек, после плодоношения, сонхваты становятся хищными. Они выдирают корни, припорашивают свои плоды и начинают бродить. В основном по долине, которая так и называется – долина сонхватов.

Хищные растения оберегают потомство, которое будет лежать целую ночь, и прорастёт по её окончании. Но им надо есть, и механизм для этого они придумали замечательный. Жертву, что подошла слишком близко, растения усыпляют, и, пока она спит, высасывают внутренности. Делают это сонхваты довольно кропотливо, ведь времени много, жертва мертва, и можно уже не спешить. Корявые лапы медленно погружаются в тело и так же медленно его пожирают, а может, и выпивают. Мнения, как они это делают, в общем расходятся, ни у кого нет желания наблюдать, что случилось. Во всяком случае, по окончании трапезы от жертвы остаётся лишь оболочка, словно пустой бурдюк, из которого вытек напиток.

Незримых сонхваты не трогают, но могут их усыпить. Кого на сутки, кого надолго. Бабушка проснулась не скоро, и именно это событие подорвало её здоровье.

– Расскажите о бабушке, – предложила Любящая.

– Хорошо, – ответила девушка, – я, пожалуй, расскажу об одном путешествии. Прошлой ночью бабушка часто забирала меня с собой. Однажды мы выполняли опасный заказ – из Озёрного края в Прихолмье нужно было доставить двудушного.

У костра стало тихо.

Двудушных боялись. Эти существа, которых не всегда даже считали за людей, не просто использовали зримых – они соединялись с ними в единое целое. Тот Лес, в котором жили двудушные, назывался Безвестным, или Девятым. Потому что он был девятым, по счету, после известных восьми. Но в этом девятом, кроме двудушных, никто не селился. Лес был заражен. В Лесу обитал паразит, состоявший из одной только души. Этот паразит заселялся в чужое тело, в основном это были тела больных или ослабевших животных, и изгонял их душу. Благодаря паразиту животное выздоравливало, становилось сильным, но только это было другое животное, в нём жила другая душа, душа паразита. Жила и ждала своего часа.

У людей нет зримой души, и паразит заселялся легко. Человек начинал видеть в темноте, слышал шорох, шёпот, у него обострялись чувства. Но самое главное – люди обретали почти что бессмертие. Для этого нужно было пережить страшные муки перерождения, и, если останешься жив, удалить шишку, которая в скором времени вырастала на лбу. Поначалу об этом не знали, и в конце ночи душа паразита могла покинуть заражённого, и оставить того умирать, а могла впустить другого такого же паразита, спариться с ним и стать рассадником новых душ, которые, словно капли тумана, покидали заражённое тело. Без шишки двудушные жили долго, даже слишком долго, но что при этом творилось в их душах – шкод его знает.

В Девятом Лесу не селились, считалось, что это далёкое прокажённое место, но если двудушные его покидали, их обычно ловили и предавали казни. Публичной.

Бледная кожа, светящиеся в полумраке глаза и незаживший рубец, который обезображивал лоб – всё это было приметами, по которым их узнавали.

– Мы ехали впятером, – продолжила Первая, – на козлах сидел Долговязый, в карете бабушка, я, двое стражей и какой-то человек с повязкой на лбу. На руках и ногах были цепи, глаза светились, а кожа бледная, как будто обсыпан мукой. Я раньше таких видела, и, помню, не на шутку струхнула. Однако со временем привыкла – человек как человек, у него был такой любопытный выговор, он немного шепелявил и иногда заикался. Стражи с ним разговаривали как будто вовсе не стражи, а он спокойно разговаривал с ними. Тяжелых взглядов, проклятий – не было. "Каждый работает. У нас своя работа, у стражей своя" – объяснила бабушка. То, что двудушного отвозили на казнь, я поняла не сразу, настолько обыденными казались речи, которыми обменивались сидящие. Они играли в карты, смеялись, шутили. И настолько благородным сейчас мне представляется то, как этот пленник держался.

– Его всё-таки повесили? – спросил Веселёхонький.

– Да, – ответила девушка, даже не поднимая головы, – мы доехали до Прихолмья… Но я хочу рассказать один случай, – она посмотрела на пламя. Тени огня танцевали на лице проводницы и Бесполезный буквально застыл, не в силах оторваться – настолько неотразимой в игре этих красок казалась девушка, – ехать от Длиннолесья до Прихолмья можно по-разному. Можно как мы, через Пост и Долину, а можно левее, и дальше, оставив в стороне Междуречье, по так называемой "громкой дороге". Этот путь короче, но не пересекает ни Долину, ни Пост, где можно остановиться, да и перегон достаточно долгий, дней десять-двенадцать, примерно. Там редко кто ездит. Только когда надо успеть, ну или в нашем случае – когда провожаешь двудушного, – проводница вздохнула, – у излучины Быстрой есть место. Говорят, там когда-то был Лес. От упавших деревьев почти ничего не осталось, но… в общем, потряхивает. Иногда очень сильно. Берёшь в руки горшок и сидишь. И вот в этом месте одному из охранников стало плохо. Так плохо, что он упал. Карету остановили, но оказалось, что поздно – сердце уже не билось. Ситуация скверная, для гильдии искателей это удар. Но я в то время думала не об этом, мне было просто не по себе. Буквально час назад разговаривала с человеком, и – вот… – девушка пару секунд помолчала, – тогда наш пленник поднялся, подошёл к умершему, и стал давить на грудь, прямо в цепях. Давил, давил, потом послушал. Так несколько раз. И охранник вдруг не задышал.