Последний замысел Хэа

– Не знаю, я вот смотрю на него, – парень кивнул в сторону дилижанса, рядом с которым стоял топтун и чистил стебель тянучки, – И слышу, что говорит. Не урчит, а именно говорит. Я знаю, что ему нужно, в каком он сейчас настроении. Люди не любят меня за это.

– Возможно, – Терпеливый потрогал бороду, – вполне возможно. Пожалуй, я верю.

Они помолчали.

– Это топтун-четырёхдневка, – сказал наконец искатель, – он вырос достаточно, чтобы везти карету.

– Он долго везёт, и это ему не нравится. Ещё, похоже, он с кем-то поссорился. Но сейчас он доволен, – Бесполезный глядел, как топтун разбирает тянучку, и думал, как мало надо для счастья.

– Есть люди, которые слышат деревья, – сказал Терпеливый, – так почему бы не слышать животных?

Топтун отложил остатки тянучки, подобрал очередную крушинку и с каким-то упоением, даже остервенением начал её вскрывать.

– Мы многого не знаем. Нам столько ещё предстоит… Давно?

– Что?

– Давно вы слышите?

Парень ответил не сразу:

– Вы думаете, я путешествую в Междуречье? – сказал он чуть слышно, – эту легенду придумала Первая, – Бесполезный вздохнул, – всё для того, чтобы не задавали вопросов… А меня привязали. К дереву. Знаете этот обычай?

Терпеливый кивнул.

– Я никого не убил, не ограбил. Но людям не нравилось, когда я стоял и шептался с животным. А я пытался ответить. Просто пытался… У меня не получилось. Я не могу издавать эти звуки. Слышать могу, а издавать – нет.

– Их можно понять, – произнёс Терпеливый, – Шептуны самые опасные животные. Они шевелят губами, а потом убивают. Возможно, что-то и шепчут, но мы не слышим. Мы только видим их губы… Вы делали то же самое, возможно, насылали на порчу – так думали люди.

Бесполезный вздохнул:

– Я потерял память. Когда очнулся, был день, а я лежал на равнине. Рядом бродил древоходец.

– Гээды слепы, – ответил искатель, назвав древоходцев более редким именем, – но в кронах гээдов струйки, они бы предупредили. Струйки всё им рассказывают, а может, показывают. Обиженный знает, как это всё происходит, – Вы не слухач?

Парень задумался:

– Нет. Точнее, не помню… Но деревья я слышу.

– Значит, слухач. Это не ремесло, это способность.

Бесполезный пожал плечами:

– Пускай.

– Вы прикрытый? – спросил Терпеливый, после раздумья, – вы же висели.

– Не знаю… Возможно… Наверно.

Искатель улыбнулся:

– Любопытные у Вас обороты – "не знаю", "возможно". Но вы прикрытый. Иначе бы вы погибли.

– Похоже, то, что случилось, пошло мне на пользу. Я стал невероятно способным.

– Видимо, да, – искатель задумался, – спасибо, – добавил он вдруг, – большое Вам человеческое спасибо. За то, что доверились. И знайте – я тоже Вам доверяю… Здесь мало кому можно доверять.

– Вы имеете в виду Первую? – спросил Бесполезный. С тех пор, как они ступили на землю, он чувствовал взгляд, который сверлил ему спину, – я ей благодарен. Она спасла мою жизнь.

– Если бы… Знаете, я родился в самом начале ночи. Шесть дней назад. Мне было четыре года, самый возраст, в котором всё, что открываешь, запоминаешь надолго. Я впервые увидел солнце. Я увидел изменившуюся природу, увидел равнину. До той поры я не знал, что такое листопадная роща. В том могучем зримом Лесу, в котором я вырос, их не было. Все, что я видел до этого – это маленькие неказистые кустарники. И вот – я увидел берёзы. Я прикоснулся к листочкам, они были нежные, такие нежные, в самом начале дня. Я вдохнул запах листьев. До сих пор для меня это лучший запах на свете… К чему это всё? – Терпеливый задумался, – Возможно, я увидел ваш взгляд. Точно таким же взглядом смотрел тогда я. Я удивлялся и открывал что-то новое.

Парень смотрел.

Любящая с Веселёхоньким стояли под зонтиком и о чём-то беседовали. Первая искала раковинки поземных твердотелок – если их раскрошить и приклеить к основе, выйдет точило. Долговязый глядел на небо.

"Вот уж кого ничего не волнует" – решил Бесполезный.

Он посмотрел на девушку, как та наклонилась за новой ракушкой – и задержался. Первая распрямилась, как будто что-то почувствовав. И посмотрела в ответ, тоже внимательно. "Ну, посмотрела и посмотрела" – подумал парень. Но взгляд не отвел. "Она подарила мне жизнь, и я благодарен".

Терпеливый глядел на землю и сглатывал, Любящая с Веселёхоньким продолжали ворковать, а он словно встал на распутье, не зная, что делать.

Ну отвезут они искателей, а дальше то что? Ему то куда? Опять по селениям? И что пойдёт быстрее – он, или молва о человеке-шептуне, портящем скот? Кто-то скажет, что стражи считают подобное суеверием. Но где они были, те стражи, когда его привязали к берёзе? И потом – это непонятное, и потому пугающее отношение к зримой душе. Вся равнина кается, замаливает грехи, несколько раз в году проводит обряд очищения, ведь завет Обиженного нарушен, и зримых – топтунов, прыгунов, ангелов, пыхчиков повсеместно используют. Грехи отпускают, но делают это натянуто, подчёркнуто натянуто, как будто – мы вас прощаем, но это в последний раз (и так год за годом). А тут – кто-то со зримыми шепчется, чего никто никогда не делал. Что скажут стражи?

Или напроситься к проводникам? Почему-то мысль о том, что он останется с Первой, скользнула вовнутрь, словно струйка в ветвях древоходца, и задержалась. И подняла настроение. Здорово подняла.

– Бесполезный, давай помогай, – крикнула девушка, и парень тотчас задвигался.

Раковин было немного, но они старались, глядели под кустики, в ямки, заросли злаков, тянучек. Тревожили носатиков, брум. Короче, залезли везде, пошарили всюду. И всё это время рядом, бок о бок.

Мешочек был собран.

Первая аккуратно его завязала и весело посмотрела на парня.

– Спасибо, – сказала она, – пользы от тебя стало чуточку больше. Ты извини, что так называла. Мне неудобно. Но, – девушка развела руками, – придется пока потерпеть. Слово не шестилап, выбежит – не поймаешь, так говорила бабушка.

– Пожалей её Обиженный…

– Да, пожалей Обиженный.

– Мне очень неловко, но я должен спросить. Раз уж ты меня назвала. Откуда такое имя – ”Первая”?

– Всё просто, – ответила девушка, – я родилась первой. Мои родители хотели второго ребенка, но… только хотели. Я как была, так и осталась единственной.

– Если бы тебя так назвали…

Первая покосилась.

Но ничего не сказала.

Обычно имя давалось поздно, когда человек повзрослеет. То, как тебя называли родители, оставалось в семье. Если кличка, которую давали ровесники, к тебе приставала, она становилась именем.

Но с ней случилось иначе.

Сказался авторитет отца, который был на Посту кем-то вроде старейшины. И если он называл её Первой, Первой называли её остальные. И даже не плохо, что так получилось. Девушка выросла амбициозная, имя ей помогало.

– Неплохо так держатся, – проводница кивнула на парочку, щебечущую под зонтиком, – посмотри, как его выворачивает, – она показала на Терпеливого, – а им что прыгуну ограда.

– Они беседуют. От этого легче. Мы тоже беседуем.

Первая фыркнула.

– Давай в карету, – сказала она, улыбнувшись, – давай… собеседник.

Долговязый запряг топтуна. Прогулка закончилась.

Путники зашли в дилижанс, отдохнувшие от нескончаемой тряски, от духоты, помещения, в котором было темно и тесно.

Облака по-прежнему покрывали небо, и ставни решили не закрывать.

– Он постучит – мы закроем, – сказала Первая, имея в виду Долговязого.

Бесполезный смотрел в окно, пытаясь унять неспокойные мысли, но те носились, как стая слетевшихся стриклов. "Может, так прямо ей и сказать – я прикрытый, хочу в вашу гильдию? А может, чуть подождать, заслужить доверие? Тогда не откажут… Но – нужен я ей?"

Последняя мысль казалась ключом ко всем остальным, и он посмотрел на девушку

Проводница глядела в окно.

Невозмутимая, как кошка при встрече с саммакой. И даже не посмотрела в ответ. "Хорошо, что не считает меня разбойником, – успокоил себя Бесполезный, – я думаю, уже не считает… Надеюсь, что не считает." И он погрузился в раздумья.

Как будто подуло прохладой, откуда-то с гор…

Дорога изматывает. Тем более если всю эту дорогу сидишь закрытый, как носатик в кубышке. В карете, лишь изредка освещаемой светом дорожной лампы, которая светит даже не впол, а вчетверть накала. Душно, тесно, темно – это ещё полбеды. Однообразие достаёт больше. Однообразие и невозможность принять какую-то особую, конечную позу.

Пятые сутки, Бог мой Обиженный, пятые сутки… От бодрости первого дня остались воспоминания. Путники устали, тела внутри дилижанса крутились, как струйки в ветвях древоходца, пытаясь принять новые, ещё не испробованные позы, хотя ехать было и ехать…

Днём бы оно было проще. Днём можно нанять прыгунов. Сдать багаж в курьерскую карету, и нанять. Те бы домчали к Посту суток за двое, а может, и меньше. Прыгун животное быстрое, но прыгуну нужен отдых. Долгие остановки. Но остановки днём, при свете солнца – не посиделки в темноте, и уж тем более не пылающие.

Однако стояла ночь, её скверный сезон, и выбора не было.

Дилижанс остановился.

В карете спали. Не спал Бесполезный. И Первая – последнее время они просыпались вместе, минута в минуту. Есть же истории, в которых спасённого и спасителя объединяет что-то глубокое, такое, что даже напоминает любовь. Возможно, их случай из этих. А может, из этих, но только с его стороны, думал парень.

Снаружи скрипело. Как будто лебёдка поднимала тяжёлые блоки. Послышались голоса, кто-то кричал, кто-то смеялся…

Это был Пост.

Да, это был Пост. Наконец.

Путники заворочались.

– Надо было заказывать спальник, – сказал Веселёхонький.

И зевнул.

– Отоспишься, – ответила девушка. Звонко и весело (еще бы, она наконец-то дома), – качественный отдых я вам обещаю. И мягкую постель.

Бесполезный задумался. Спальники – дилижансы с местами для сна, заказывали редко. Такая карета слишком громоздка, ломается чаще, да и везут её более возрастные, а значит, менее расторопные топтуны. Но дорога дальняя, и, может, действительно стоило раскошелиться. Хотя вот торговцы богаты, ездят невесть куда, а спальники не заказывают. С другой стороны, торговцы зарабатывают деньги, поэтому стараются снизить расходы, в том числе на дорогу. А кому нужны спальники? Тем, кто денег уже не считает. Или ещё не считает. Молодожёнам и старикам.

Скрип открываемых петель закончился, начался скрип колёс.

Проехав по мостовой, мощёной, если судить по звуку, не из булыжника, а хорошо подогнанных, словно кирпичики, каменных плит, карета сделала разворот. Топтун заурчал – в его урчании было так много счастья, что Бесполезный ему позавидовал.

Путники вышли.

Ткань на глаза была повязана добросовестно, поэтому подсмотреть, что творилось вокруг, не представлялось возможным. А жаль. Из каких-то картинок, увиденных в детстве, которые он наконец начинал вспоминать, Бесполезный знал, что все три Поста, что находятся на равнине, удивительно друг на друга похожи. Их окружает не слишком высокая, но достаточно толстая стена из светло-желтого, почти белого камня. Со всех сторон, откуда к Посту подходят дороги, она открывается широкими железными воротами. В центре стоит башня, высокая и узкая, а на самом верху этой башни крутится флюгер, сделанный одинаково – в виде большого многомачтового корабля. Все домики стоят по периметру, почти вплотную к стене, внутреннее пространство свободно и вымощено камнем. Сады, огороды, хозяйственные пристройки – всё это находится там, снаружи, по ту сторону стен. Зачем эти стены нужны – не очень понятно. Ни одно другое селение их не имеет, что в Лесу, что на равнине. Стражи совместно с воинами поддерживают порядок, а Пост – селение важное, можно сказать стратегическое, кто его тронет? Тем более ночью. Конечно, многого он не знал, и, возможно, многого не помнил, с той самой поры как забыл своё имя. И всё же, подумал парень, зря ничего не бывает, может, всё дело в том, что стены как будто спасают? От неизвестного – ангелов смерти, к примеру? И, следуя мыслям, пожал плечами.

– Можно снимать, – разрешила Первая, как только они прошли за порог и сзади захлопнулась дверь, – мы приехали рано и у вас уйма времени. Каждый может заняться, чем только душа пожелает.

– Моя хочет есть, – ответила Любящая.

– И моя, – поддержал Веселехонький.

– Наша коллективная душа хочет есть, – сказал Терпеливый. За всех.

– Ваши души найдут всё необходимое там, – девушка махнула на зал, за соседней дверью, – а я ухожу. Часов через двадцать после того, как вы выспитесь, тронемся в путь. А пока – отдыхайте, копите силы, нам до Долины пять суток. Ни в чём себе не отказывайте – кушайте, пейте по полной, всё включено.

Первая показала ладони, и ещё раз взглянула на Бесполезного. Но это был другой, совсем другой взгляд, в нём не было ни усмешки, ни какого-то заигрывания или кокетства. Когда-то на него так смотрели, однажды, он это помнил, но кто и когда – оставалось загадкой.

Загадкой.

Возможно, вот так и пройдёт его жизнь.

Двадцать часов отдыха. Но на самом деле они просто сменили одно замкнутое пространство на другое. Выйти за пределы гостевого дома нельзя, все окна закрыты, единственный свет – это лампы, подвешенные к потолку. Но можно было помыться, скушать горячее, полежать. Первая обещала, что в этот раз запасётся маслом как следует, так что в дороге будет светлее. Да и повезёт их другой, более проворный топтун, много раз ходивший маршрутом. Так что в Долину прибудут в срок. А там рукой подать до Прихолмья.

Бесполезный уже решил, для себя, что, если в проводники не возьмут, он поселится у холмов – там, возможно, кто-нибудь да оценит его способность. Все не от мира сего съезжались в Прихолмье, там никто не покажет пальцем, не скажет, что ты колдун.

Кроме его и искателей, в гостевом доме остановилось четверо. Трое путешествовали в Междуречье. Четвёртый постоялец утверждал, что едет на знаменитое борцовское состязание, которое состоится в Долине, где должен был стать одной из главных изюминок (да, да, он так и сказал – изюминок) главным образом потому, что едет из Озёрного края и знает секреты местных борцов. Судя по тому, сколько он в себя заливал, эту изюминку лучше бы было послать на конкурс разлившегося бочонка, который проходил на островах. Но тут борец опоздал – конкурс шёл днём, по ночам острова безлюдны.

– Ума не приложу, что столько времени делать? – убивался искатель. Он похлопал себя по сумке, с которой ни разу не расставался, которую клал на колени даже когда засыпал – и посмотрел в конец зала. Там, за отдельным столиком, скучал тот самый борец, который собирался в Долину. А за большим осталось двое – он с Бесполезным. После привала путники стали ближе, можно сказать, сдружились, и теперь, оставаясь наедине, часто беседовали. О природе, о географии, новых изобретениях. Рассказывал в основном Терпеливый, а Бесполезный слушал и задавал вопросы. Вопросы были такие, что иногда заводили в тупик, но искатель на то и искатель, чтобы искать. И Терпеливый искал ответ.

Он рассказывал о Прихолмье, о тайнах холмов, о том, как это прекрасно – жить во имя познаний, всегда узнавая новое. Зазывал Бесполезного в гильдию, подводил к нужному шагу, “тихо настаивал”.

– Лучше бы ехали сразу, – продолжил искатель, допивая местный напиток.

– Я никуда не спешу.

– Хорошо, когда никуда не спешишь. Самое лучшее время. Понимаешь это только потом, по прошествии дней и ночей, – Терпеливый нахмурился, как будто о чем-то соображал, и покрутил странный продолговатый предмет на поясе, вторую вещь, с которой не расставался. Бесполезный мог только догадываться, что эта за вещь и каким целям служит.

Мог, но не догадывался.

– Что это? – спросил он в лоб, показывая на предмет.

– Это? – Терпеливый задержал на одно мгновение взгляд и на другое задумался, – это потеряшка, – сказал он вполголоса, – я не знаю её назначения, я… хочу разобраться. Ведь я же искатель?

– Искатель, – Бесполезный кивнул.

Конечно, он знал, что такое потеряшки. Такие предметы находили повсюду, от Заводья до Озёрного края. Пожалуй, в Крае их было больше. Что это за вещи и кто их однажды оставил – оставалось загадкой. Возможно, Обиженный. Или его помощники, служники – в народе ходили легенды, какие они хорошие и как ему помогали. А может, и шкодники – эти уже плохие, и только мешали.

Некоторые потеряшки проявляли себя внезапно, когда им вздумается. Рядом взрывалось яйцо, голову резала боль или, к примеру, человек засыпал, да так, что добудиться его было то же, что оживить мертвеца. После этого потеряшки выбрасывали, или передавали умельцам. Но те пожимали плечами и отдавали обратно.

– Вещь интересная, но опасная, – сказал Бесполезный.

Искатель мигнул:

– Не всегда. Некоторые приносят пользу…

И замолчал.

К ним приближался борец, улыбаясь и прижимая к себе любимую кружку, которая стала его продолжением. Шел ровно, мягко, без лишних зигзагов, хотя после стольких вливаний ходить было трудно.

– Разрешите, – сказал мужчина, изящно склонившись над путниками.

Вблизи он борцом не казался, как, впрочем, и вдалеке. Мягкие, округлые черты лица, переходящие в мягкое и округлое тело.

– Меня зовут Трехглазый, – мужчина поджал свои губы, – вы спрашиваете, почему меня так назвали? Вопрос интересный. Возможно, без всякой причины. Возможно… с причиной. Я, правда, не знаю, – он как-то напрягся, как будто оправдывался, хотя на самом то деле его никто ни о чем не спрашивал, – как остров? – спросил он внезапно, – нашли?

– Остров? – искатель смутился, – почему вы спрашиваете про остров?

– Ну как же ж? – Трехглазый опять поджал губы, словно обиделся, что приходится говорить такие очевидные вещи, – вы искатель? Искатель. На вас желто-бурая мантия. Вы в пути? В пути. Ночью. Значит, за день не успели. Куда могут ехать искатели? Либо к морю – они ищут Остров. Либо в сторону гор – туда, где Обиженный. Вы едите со стороны Длинного Леса, стало быть, с моря. Значит, искали Остров. Логично?

– Логично, – сказал Терпеливый. Натужно.

– Нашли? – борец улыбнулся и протянул свою правую руку.

– Нет, не нашли.

– Жаль, – Трёхглазый убрал руку за спину, и снова нахохлился.

– Вы путешествуете в Долину? – спросил искатель, чтобы продолжить беседу, – вы борец?

– И да, и нет, – мужчина вздохнул, – я знаю пару приёмчиков, их показали в Озёрном. И этим приёмчикам я хочу научить местных жителей. Разумеется, за отдельную плату.

– Разумеется, – кивнул Терпеливый.

– А так, я бываю везде – и тут, и там. Путешествую, нахожу, что можно продать, и продаю. Так и живу, – ответил борец.

И замолчал.

"Удивительно, – думал парень, – такое впечатление, что всё это время он пил только воду. Рассуждает здраво, речь правильная… Даже слишком правильная."

– Похвальное у вас ремесло, – одобрил искатель, – покупаете то, что можете продать и продаёте, что могут купить. Не надо возиться с предметами, таскать на себе, как говорят, “на горбу”. Торговать услугами проще и выгоднее.

– Ну… – Трехглазый слегка улыбнулся, как бы сказав – "вот видите”.

И повернулся к Бесполезному:

– Однако, у вас в Длиннолесье удивительные попадаются кадры. Я имею в виду Длинноногого, герцога.

– Почему вы подумали, что я с Длиннолесья?

– Как же ж? Вы разве не с Длиннолесья? Вы въехали с главных ворот, – мужчина изобразил изумление, настолько неподдельное, что Бесполезный смутился. И покраснел, – на Вас нет плаща, значит, вы ни член этой гильдии, – он кивнул на искателя, – Но едите с ними, значит, хотите присоединиться. По пути Вас могли подобрать либо в Длинном, либо в Приморье… Извините, но на жителя Приморья вы не похожи. Те на каждом шагу матеряться и упоминают гарпун. Протащи меня, протащи, типа того. Вы парень из Длиннолесья, обычный сельский парень из Длиннолесья. Я прав?

"Логично" – Бесполезный задумался. Но тут он вспомнил про герцога:

– Длинноногий?

– Что Длинноногий?.. Ах, Длинноногий. Этого я упомянул без причины, так, чтобы спасти разговор. Длинноногий – ваша самая большая достопримечательность. Даже имя соответствующее. Длинноногий в Длинном Лесу. Ха-ха. Извините за каламбур.

– Он придает людей страшной казни, – возразил Терпеливый.

– Ну… – Трехглазый вытянул губы, – люди меняются. Меняются времена, а с ними и люди… С этим предметом поосторожнее, – борец указал на пояс искателя, как Бесполезный понял, на потеряшку, – вдруг выстрелит.

Терпеливый напрягся.

– Ну опять, – мужчина, казалось, расстроился. Как учитель, который в десятый раз объясняет одно и то же простое правило, – оно же блестит, оно необычно, вы проверяете постоянно – на месте оно или нет. … А так, осторожнее. А то, знаете, как бывает – сегодня Вы владеете потеряшкой, а завтра все поменяется, и уже потеряшка владеет… Хммм…

Повисло молчание.

– Белая Россыпь, – сказал Терпеливый. Медленно, будто бы так, между делом.

И посмотрел на Трёхглазого.

– Бывал, – ответил борец. Таким же внимательным взглядом.

"Нет, он всё-таки перепил" – решил Бесполезный. Где это видано, чтобы на Россыпи кто-то жил? Это как побывать на солнце.

Однако искатель смутился.

Он стал поглаживать, или даже почёсывать бороду, и о чем-то задумался.

– Лобастого знаете?

Трехглазый пожал плечами:

– Всех не упомнишь. Вас на холмах становится больше.

– На холмах?

– А как же ж. Прихолмье, стало быть, на холмах.

Искатель открыл было рот, но тут же закрыл.

Лицо собеседника вдруг исказилось, он весь изменился, полез на скамью, вытянул кружку, и завопил:

– Настали времена, когда всё, что происходит в этом маленьком уголке обитаемого мира, имеет значение для всего мироздания! Время и место выбраны не случайно – смотрите, вот они, наши герои, – он вскинул руку в направлении Бесполезного, – Решающая битва начнётся, делайте ваши ставки! К барьеру!!! – крикнул Трехглазый и осушил свою кружку. Залпом. Потом закачался, и, словно подкошенный, рухнул.

– Бедняга, – сказал Терпеливый после молчания и громко вздохнул, – перепил. Ну что ж, приключения продолжаются.

– Да, – Бесполезный очнулся, – это был номер.

– В программе о нём ни слова, – продолжил искатель, – впрочем, как выясняется, в программу по ходу действия вносятся изменения.

Новый топтун оказался резвее. Путники это заметили, как только сели в карету.

В дороге потряхивало, чаще и резче, но это значило только одно – колёса катятся быстро.

– Мы доедем до Леса за четверо суток, – пообещала Первая, – там остановимся, но ненадолго. Осмотрим карету – и в путь.

Пассажиры выглядели свежее, раскованнее, и уже все, включая обоих парней, делились впечатлениями.

– Странный человек этот Трехглазый, – сказал Бесполезный, – пил, пил, пока не свалился. Мне показалось, что он прорицатель.

– Ничего удивительного, молодой человек, – объяснил Терпеливый, – в Озёрный край стекаются безумцы. Кто-то становится отшельником, залезает в берлогу, где когда-то дневал шептун, кто-то, как наш выпивоха, скитается. У этих безумных мозги устроены иначе. Вначале они не пьянеют, как будто. А после их сразу срубает. Как на Посту. Все они прорицатели, все провидцы. По-другому мыслят, поэтому нам и кажется, что что-то такое знают, чего не знает никто, – искатель хотел закрыть эту тему, и внимательно посмотрел на парня.

– Странно, к нам не приставал, и даже казался любезным, – заметила Любящая.

– Они такие, – мужчина вздохнул, – давайте уже о другом. Или давайте сыграем.

– Давайте, – проводница достала бумажки, – сейчас нарисую…

Так, в общем, и ехали.

Играли, шутили, рассказывали истории. Но больше молчали. Всё-таки пять человек на камеру – это уже перебор.

Третьи сутки после Поста тянулись долго, как, впрочем, и остальные. Пора было спать, и путники заняли позы, настолько удобные, насколько это позволяло пространство. Пытались заснуть, ворочались, бормотали…

Бесполезный проснулся первым.

И понял – что-то случилось.

Будто затих шум, шедший со всех сторон, постоянный, привычный, которого не замечал. Но вот он исчез, и стало заметно.

Колёса скрипели, карета катилась, путники спали как ни в чем не бывало. Но что-то произошло.

Он начал думать…

И тут появилась догадка. Быстрая, как молния, простая и нелепая одновременно.

Бесполезный аккуратно поднялся с сиденья, стараясь никого не тревожить, и приоткрыл дверь в карету.

На равнине было темно. Странный гул, который затих, возможно, был связан с небом. Во время сезона его не замечаешь, как не замечаешь шум падающей воды, если живёшь рядом с мельницей. Да и потом, всё эти звуки можно было списать на ужасную казнь, к которой его приговорили. Такое не исчезает бесследно.

Но теперь парень понял – гул шёл с небес, они погасли – и стало тихо. И как он слышал животных, как слышал деревья, так же он слышал и небо. Небо волновало не только светом, и, возможно, поэтому даже с завязанными глазами люди чувствовали себя неуютно.