Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений

Когда в Риме объявили о поражении при Тразименском озере, то весь народ в знак скорби оделся в траур, но все-таки не упал духом. О заключении мира не было и речи, а выбрали диктатора, или консула, с царской властью. Выбор пал на Квинта Фабия, мужа разумного и твердого, прозорливого и в высшей степени осторожного, именно такого, какой был нужен в эти трудные времена для Рима. Опасность угрожала не только римским областям, но и стенам столицы. Еще никогда положение Рима не было так плохо, но расчетливый Анибал все-таки не пошел к нему, хотя мог это сделать: путь был открыт. Он знал, что встретит упорное сопротивление и может попасть между двух огней. Кроме армии консула Сервилия, у римлян оставалось еще много союзников. Вот почему Анибал решил обойти Рим и двинуться еще дальше на юг, поднять там все итальянские народы, войти в сношение со своим Отечеством и втянуть в войну македонского царя Филиппа. Эти великие планы не удались Анибалу, потому что своекорыстные карфагенские торгаши не помогли ему ни единым солдатом, не выслали ему ни гроша денег. Все необходимое для продолжения войны Анибал должен добывать тут же, на театре военных действий, а это не так легко, особенно для полководца, который искал дружбы между народами Италии. Только он один и мог затянуть войну еще на 14 лет.

На следующий год Рим выставил новые силы, до 40 тысяч. Фабий, принявши власть диктатора, уразумел, как следует вести войну с Анибалом. Он неотступно следил за карфагенянами и находился на таком расстоянии от них, чтобы смог уйти; в то же время он нападал на фуражиров, истреблял запасы, портил дороги, хватал отсталых – все это издали, держась больше в горах, где занимал крепкие позиции. Одно время Анибалу пришлось очень худо. Он провел лето в Кампании, стране ровной, но окруженной со всех сторон горами. Горные проходы зорко стерег Фабий и в то же время, несмотря на все попытки Анибала, не хотел спускаться в равнины. Вышло так, что Анибалу нельзя было оставаться дольше в этой западне, уже порядочно разоренной, нельзя было и пройти силой через горные теснины. Его выручила хитрость. Он приказал отобрать 2 тысячи самых сильных быков, навязать им на рога пучки хвороста и в третью стражу ночи, т. е. после полуночи, поджечь хворост и гнать этот скот на соседние высоты. Так и сделали. Легкая пехота, рассыпавшись направо и налево, с громким криком погнала быков в горы; за ней двинулся Анибал с африканской пехотой, потом конница, вьюки; сзади – испанцы и галлы. Римская стража, испуганная невиданным зрелищем, почти не оказала сопротивления, а Фабий, подозревая какую-то хитрость, побоялся вывести свое войско из лагеря, так что Анибал благополучно вывел армию из горных теснин Кампании.

Прошел еще год. Римляне, желая покончить с дерзким врагом, топтавшим безнаказанно Италию, сделали новый усиленный набор, и армия насчитывала до 100 тысяч человек. Новобранцы давали такую клятву: «Клянусь не предаваться бегству, не покидать своих рядов, разве только для того, чтобы взять оружие или спасти товарища». Выбраны новые консулы: Теренций Варрон и Павел Эмилий. Первый из них перед отъездом к армии обещал римлянам покончить войну разом, в первый же день, как только увидит неприятеля.

Силы Анибала были почти вдвое меньше, но в его рядах оставались еще старые солдаты, бравшие Сагунт, переходившие суровые Альпы. Кроме того, конница Анибала была лучше и больше, чем у римлян. Почти на виду неприятеля, Анибал сделал быстрое передвижение своей армии к крепости Каннам, где у римлян хранились большие запасы, и овладел, как крепостью, так и запасами. Прибывшие к своему войску, консулы подвели его на 6 верст к карфагенскому лагерю и завязали битву. Битвы хотел собственно Теренций Варрон; желал ее и римский народ. Медлительные действия Фабия никому не нравились; еще боялись, что итальянские народы, союзники Рима, устав от тягот войны и придя в разорение, перейдут на сторону карфагенян. Вот почему Теренций Варрон так смело себя вел, а после удачной схватки он стал еще смелее. Не говоря ни слова своему товарищу, он вывел войско из лагеря и построил его в боевой порядок. Расположение карфагенской армии и все распоряжения Анибала считаются до сих пор образцовыми. Зная привычку римлян, – бросаться в центр, – он поставил здесь менее надежные войска – галльские, вперемежку с испанскими, по 10 шеренг в глубину; по флангам у них стали африканцы, имея в глубину 16 шеренг. Почти всю кавалерию Анибал отдал под начальство Аздрубала и велел стать ему на левом фланге пехоты, примкнувши к реке Ауфиду; только 2 тысячи нумидов стали на правом фланге. Анибал двинул вперед свой центр уступами, а коннице Аздрубала приказал ударить на правый фланг неприятеля, состоявший из римских всадников. Римская конница не выдержала натиска и тотчас спешилась в надежде поправить дело, но это только навредило ей. Анибал сказал: «Это все равно, что отдать мне их связанными по рукам и по ногам». Римляне также двинули свой центр, причем велиты вступили в линию триариев[4], а принципы[5] – в линию гастатов[6]; 4-линейный строй обратился в 2-линейный строй, так же они сделали при Треббии. Галльская пехота подалась назад и весь карфагенский строй вогнулся дугой, на флангах которой стояли лучшие африканские войска. Как только римляне втянулись далеко в дугу, в них ударили с обеих сторон. В это время Аздрубал, сбивший как сказано, римскую конницу, объехал легионы сзади и ударил на другое крыло с тыла. Конница левого крыла, охваченная спереди нумидами, сзади Аздрубалом, рассеялась по равнине, с ней бежал и Варрон. Тщетно Павел Эмилий, прискакавший на поле битвы, тщетно прочие военачальники бросались вперед, желая прорвать центр карфагенской армии; за тонким строем галльской пехоты римляне встретили запасную пехоту, она задержала движение клина, а Аздрубал, повернувши свою конницу, поскакал теперь в тыл римским легионам. Тут началось повальное избиение: сам консул, многие военачальники, 80 сенаторов, 40 тысяч пехоты и 4 тысячи конницы устлали своими трупами каннские поля. На другой день Анибал пленил еще 10 тысяч римлян в их лагере, уничтожив таким образом за два дня 87 тысяч. Но и этот жестокий удар не сломил Рима. Сенат запретил женщинам проливать слезы, отказался от размена пленных и поднял на борьбу все население; 17-летние юноши получили приказание спешить в ряды армии, сюда же поставили 8 тысяч рабов, с обещанием свободы, если они будут хорошо драться. Виновнику каннского поражения, Теренцию Варрону, когда он прибыл в Рим, Сенат воздал почести как бы победителю и собственно за то, что он не отчаивался в спасении Отечества. Такая настойчивая, упорная готовность к продолжению борьбы, наконец, принятый теперь римлянами новый способ войны – способ, указанный Фабием, – сломили силы Анибала. Счастье ему изменяет: его армия тает, как снег, от тяжких трудов, лишений, а между тем римские войска ежегодно пополняются новыми новобранцами, и во главе этих войск являются такие опытные вожди, как Фабий, и особенно Марцелл, которого римляне назвали своим «мечом». Про него выразился сам Анибал в следующих лестных словах: «Когда Марцелл побежден, то ищет случая победить; когда же он победил, то ищет случая победить до конца».

Последние годы своего пребывания в Италии Анибал переходит из одной страны в другую, останавливается у крепостей, и снова их бросает, чтобы выручить союзные города; наконец, идет даже на Рим, чтобы устрашить граждан, но все его маневры, даже победы, разбиваются в прах перед железной выдержкой римлян. Полководец был похож на запертого льва, который мечется в железной клетке. Свою последнюю надежду возлагал Анибал на брата Аздрубала, оставшегося в Испании. Это было на десятом году его походов. Аздрубал благополучно перешел Альпы и ввел в Северную Италию 55 тысяч новобранцев. Анибал находился в это время на другом конце Италии, в Анулии. Против него стояли три римских армии и главная – под начальством Клавдия Нерона; в северной Италии стерегла пути 4-я армия. Расположение римских армий было таково, что они разделяли карфагенские армии и всегда могли им помешать соединиться. Аздрубал послал к брату гонцов с известием о своем прибытии, но, к несчастью Анибала, все шесть гонцов попали в руки неприятеля. Клавдий Нерон, узнавши из перехваченных депеш о прибытии Аздрубала, ночью, с отборнейшими воинами, выступил в Северную Италию на помощь своему товарищу. Он двигался так быстро, что 280 верст прошел за 7 суток. На реке Метавре, недалеко от Адриатического моря, последовало соединение обоих консулов, также ночью. Они хотели напасть утром на Аздрубала и стали готовиться к бою. Но опытный глаз Аздрубала заметил прибытие новых войск по худым лошадям и по нечищенному оружию усталых воинов. Сообразив все невыгоды принять бой, Аздрубал начал отступать, но припертый к Метавру, он поневоле должен был построить боевой порядок. Видя поражение своего правого фланга, искусно обойденного Клавдием Нероном, Аздрубал бросился в середину римских легионов и нашел здесь смерть, достойную сына Гамилькара и брата Анибала. За исключением 5 тысяч пленных, все его войска были истреблены. Клавдий Нерон в тот же день выступил обратно и на шестые сутки вернулся в свой лагерь. Он приказал перекинуть карфагенским стражам голову Аздрубала. Тогда только узнал Анибал о поражении при Метавре. В глубокой горести он воскликнул: «Теперь я вижу злосчастную судьбу Карфагена!». Предчувствие великого человека скоро оправдалось на деле. Талантливый римский полководец Сципион, по прозванию Младший, предложил римскому Сенату перенести войну в Африку. Анибал получил приказание возвратиться в Отечество. У него оставалось в то время не больше 24 тысяч, с которым он благополучно перебрался через море, но это были уже не те войска, сподвижники его славных походов в Италии! Он не решился даже вести их в бой и пробовал кончить дело миром, но римляне сразу запросили слишком много. В битве при Заме, в 100 верстах от Карфагена, опытный Сципион остался победителем. Карфагенянам пришлось заключить самый постыдный мир. Они дали клятву не вести ни с кем войны без позволения римского Сената, уплатить 10 тысяч талантов серебра и сжечь свой флот. Карфагеняне мало горевали, когда горел их флот, но когда пришлось платить деньги, они подняли такой плач, что Анибал возмутился. «Вы не вздохнули, когда горели ваши корабли, а теперь рыдаете над деньгами!», – пристыдил он купцов.

После того Анибал прожил еще 19 лет, уже не принимая участия ни в походах, ни в битвах. Он желал принести пользу своему Отечеству в мирном его развитии, но граждане, озлобленные честностью Анибала, изгнали его из Карфагена. Он удалился в дальние страны Востока. Римляне считали его опасным и здесь. Сначала они потребовали выдачу его у сирийского царя, а когда Анибал бежал в Вифинию, то у царя этой области. Царь уже хотел выдать несчастного скитальца, как Анибал, не желавший пережить и этот позор, принял яд на 69 году своей жизни. – Походы Александра Македонского и походы Анибала стали поучительными для древних и новых вождей всех стран и народов. Подобно всем великим полководцам, Анибал вел войну не на удачу, а обдуманно, со строгим расчетом времени и сил противника. Он умел вовремя собрать войска, вовремя их выдвинуть; двигал же быстро, но в то же время скрытно, даже хитро. Он любил появляться перед врагом внезапно, как снег на голову; любил водить его за нос. Вот почему он устраивал засады и всякие военные хитрости. И в бою Анибал действовал весьма искусно. Особенно хорошо он вводил свою конницу, всегда кстати и удачно. В последние минуты боя он вводил сразу все войска и тем наносил обессиленному врагу жестокое поражение. Одним словом, он был велик, но не всегда счастлив, тогда как Александру Македонскому счастье не изменило ни разу в его жизни.

Разрушение Иерусалима

Покончивши с ближайшими соседями, римляне начали покорять отдельные народы. Их завоевания шли быстро, прошло две, три сотни лет и Римское государство растянулось от берегов Испании до границ Индии, а в другую сторону – от берегов Англии и Немецкого моря до пустынь Африки. Оно заключало всю бывшую монархию Александра Великого, следовательно, и Святую землю – Палестину. Между всеми народами, подвластными Риму, одни евреи строго соблюдали свои древние законы и обычаи старины; лишь только они не желали водиться с язычниками, живя особняком, как у себя дома, так и в городах Сирии, Египта, где всегда их было много. За это их ненавидели римляне, греки и ближайшие соседи, сирийцы. В свою очередь, и евреи ненавидели римлян за их жадность, суровость, а пуще всего за пренебрежение к народной святыне. Император Калигула приказал поставить в храме Соломона, в Святая Святых, свою золотую статую и поклоняться ей, как божеству, а по закону Моисея, в этом месте приносилась жертва единому Богу. Лет 60 после Рождества Христа Спасителя римляне распоряжались в Палестине, как хотели. Римские правители, или прокураторы, обращались с евреями сурово, презрительно, выбивали подати без жалости.

Угнетенный народ не уразумел смысла божественного писания, все ждал обещанного Мессию. Разошелся слух, что Он скоро явится, освободит евреев от римлян и поставит их превыше всех народов; тогда наступит для них новое царство. Пошли толки о чудных видениях: видели на небе хвостатые кометы и мечи, окрашенные кровью; видели в храме чудный свет и слышали среди ночи дивные голоса: «Уйдем отсюда! Уйдем отсюда!». Все эти знамения толковались по-своему теми из евреев, которые были уже готовы на смертный бой.

Их называли зелотами, что значит ревнующие. К партии зелотов принадлежали большей частью бедняки, люди неимущие. Обходя города и села, зелоты распаляли ненависть к Риму, вербовали воинов, сносились с дальними странами, вызывая из-за Иордана беглецов и разбойников. Люди, покорные Риму, например: ученые, богатые, притихли, потому что их не только не слушали, но изводили тайным убийством, как лютых врагов. Один случай вывел все наружу. Прокуратор Гессий Флор потребовал немедленной уплаты в счет податей большую сумму денег, а если не найдется такая сумма, то чтобы выдали ему из сокровищ храма. Евреи, возмущенные насилием, стали волноваться, и когда на другой день вступили в Иерусалим две римские когорты, то между ними и народом завязался на улицах бой, поднялся весь город. Гессий Флор хотел было занять храм, но это ему не удалось. Тогда он пошел на переговоры, очистил город и оставил в цитадели Антония только одну когорту, около 400 человек. Уступка прокуратора усилила дерзость мятежников: они запретили приносить в храм жертву за императора и благоденствие Рима, а вскоре после этого напали на замок Антония. Начальник, оставленной здесь когорты, соглашался уйти из города, если ему дадут свободный пропуск. Мятежники обещали, но как только римляне сдали оружие, зелоты напали на них и истребили всех до единого, так началось восстание 17 сентября, 66 лет спустя после Рождества Христова. Во всей южной Сирии возгорелась народная война. В городах началась резня: сирийцы резали евреев, евреи резали сирийцев. В городе Кейсарии не осталось ни одного еврея: в течение одного часа было зарезано до 20 тысяч человек. В египетской Александрии вспыхнула старая ненависть между евреями и греками; еврейский квартал «Дельта» был буквально завален трупами. Кровь лилась повсюду реками. Всякий считал за правое дело задушить, где можно, еврея, потому что он бунтует против императора. Тогдашний наместник Сирии, Цестий Галл, собрал 30 тысяч войска и двинулся к Иерусалиму, но еврейские вожди недалеко от города напали на римский лагерь, и Цестий едва от них отбился. Простояв 6 суток под стенами Иерусалима, он, вдруг без всякой причины, снял осаду и ушел в Кейсарию. Нужно знать, что римляне той эпохи потеряли старую воинскую доблесть, которая их украшала в борьбе, например, с Анибалом. Они избегали теперь военной службы и, вместо того, искали более выгодных мест – то при дворе императора, то наместника области, то, наконец, без всякой службы проживали в своих богатых поместьях, проводя время в удовольствиях. Римские легионы составлялись больше из покоренных народов: германцев, галлов, арабов, сирийцев и т. п.; собственно римских солдат считалось на службе очень немного. Вот почему и стали возможны такие случаи, как отступление наместника.

Император Нерон, тот самый, при котором начались на христиан гонения, прослышал, что делается в Сирии, тотчас сменил наместника, а предводителем войска назначил Веспасиана. Человек незнатного рода, преклонных лет, Веспасиан считался одним из опытных военачальников. Бóльшую часть своей жизни он провел в рядах войска, отличился при завоевании Британии, или нынешней Англии, а потом занимал разные государственные должности. Только однажды он навлек на себя гнев императора. Он заснул в то время, когда Нерон, одевшись актером, читал перед народом стихи. Хотя в глазах императора это было тяжкое преступление, но оно как-то сошло ему благополучно. Веспасиан остался в милости. Между тем евреи хлопотливо занимались вооружением страны. В Иерусалиме заправлял восстанием Синедрион, или Собрание старейшин. Он разделил страну на 5 участков и назначил правителей. В Галлию, самую населенную и богатую попал Иосиф, потомок царской фамилии, но больше ученый человек, чем воин. Собрав до 60 тысяч сельчан, он не сумел их обучить ратному делу и занимался больше постройкой укреплений. Эти укрепления так и остались законченными.

Весной 67 года Веспасиан прибыл в город Антиохию и тотчас послал своего сына Тита с небольшим отрядом, бывшим у них под рукой, занять в Галилее самый важный город Сепфорис, преданный римлянам. Пока Тит исполнял это смелое поручение, под начальством Веспасиана собрались значительные силы, около 60 тысяч пехоты и конницы, но собственно римлян было не более 20 тысяч. С такими силами уже можно было начать трудную войну. Первое время Веспасиан подтянул в войсках дисциплину, внушил начальникам как следует исполнять свой долг, поднял дух солдат своим простым и ласковым обращением; внушил им доверие к себе своей неподкупной честностью, прямодушием и храбростью. Только после этого Веспасиан выступил в поход. Он задал себе такой план: наступая с севера, раздавить мятежников сначала в Галилее, а потом в Иудее; все, что уйдет от меча римлян, загнать в Иерусалим и под стенами этого города действовать, смотря по обстоятельствам: или ожидать, пока они передерутся, перемрут с голоду и запросят пощады, или же покончить с ними одним ударом, штурмом. Защитники Галилеи рассыпались перед Веспасианом; римский полководец вогнал мятежников в небольшой, но укрепленный городок Иотапату, нынешний Иефат. С ними находился сам Иосиф. Евреи, народ вовсе не воинственный, издавна умели хорошо отсиживаться; 48 дней убил Веспасиан на осаду Иотапаты и покончил с ней кровавым штурмом. Ни один защитник не хотел сдаваться, кто уцелел – сам убивал себя, или убивали друг друга. Пало 40 тысяч иудеев и взято в плен только двое, в том числе Иосиф Флавий.

Таврида, Гамала, Тарихея и другие города были взяты также после страшной резни. Волны тихого озера, где Господь Иисус Христос еще недавно проповедовал Царствие Небесное, обагрились кровью. Берега покрылись гниющими трупами; воздух заразился смрадом испарений. Толпы иудеев бежали на барки, Веспасиан приказал их всех убивать или топить в озере.

Он отправил 6 тысяч пленников в Грецию, на земляные работы. Город Гисхала держался последним и пал только в ноябре.

Его главный защитник Иоанн, названный, по имени родного города, также Гисхала, вместе с прочими беглецами явился в Иерусалим и распалял здесь народ огненными речами: «Мы не побеждены, – кричал он, – мы ищем более надежных мест! Зачем нам тратить силы в Гисхале, когда нужно защищать столицу?». Вся молодежь страстно желала сразиться.

Святой город был похож на лагерь, на оружейный завод: день и ночь ковали оружие, обучали юношей. Здесь, как и ожидал Веспасиан, собрались все беглецы, закипели страсти – дурные и хорошие: зависть к богатству, любовь к родине. Власть старейших пала сама собой; начались насилия, бесчинства. Зелоты безжалостно изводили всех, кому не доверяли; они не пощадили даже своей святыни, вторгаясь в храм с грязными ногами и обливая его ступени кровью замученных жертв. Они считали святым только одну – битву. Священники, ученые и все благомыслящие люди долго терпели эти беззакония и, наконец, восстали под предводительством первосвященника Анании, человека способного и мужественного. Зелоты засели в храме и, видя свою беду, призвали на помощь разбойничьи шайки идумеев, бродивших возле Иерусалима. Идумеи действительно освободили зелотов и вместе с ними подняли страшную резню. Более 12 тысяч иудеев пало под ножами своих же земляков и между ними первосвященник Анания, сын того Анании, который осудил на смерть Иисуса Христа. Весь отборный класс людей погиб. Их трупы предали неслыханному поруганию: их выкинули за городские стены на съедение шакалам и собакам. Веспасиан не мешал иудеям изводиться; он устраивал пока завоеванный край и вел дело так, чтобы Иерусалим не мог получить никакой помощи. К концу мая 68 года вся иудейская земля, за исключением столицы, была во власти римлян. Еврейское население этих стран исчезло навсегда. Та же судьба готовилась Иерусалиму, как неожиданное событие отдалило его смертный час. В начале июня умер Нерон, и солдаты разных стран стали выкликивать императорами своих полководцев. Между соперниками началась междоусобная война; разнузданные легионы грабили страну и дрались между собой; в одной битве уложили 80 тысяч людей. Эти смуты продолжались два года, пока, наконец, сирийские легионы, завидуя своим товарищам, провозгласили императором Веспасиана. Отправляясь в Рим, Веспасиан поручил окончить иудейскую войну своему сыну Плацидию Титу.

Плацидий Тит не уступал дарованиями своему отцу; кроме того, он был отличный инженер. Как человек более мягкого характера, Тит всегда готов был оказать врагам пощаду, и только отчаянное упорство евреев заставляло его иногда прибегать к жестоким мерам. В то время это был лучший военачальник, способный окончить ужасную войну. В 70-м году, когда

План Иерусалима

Веспасиан прочно уселся на трон римских императоров, Тит собрал в Цезаре сильное войско, из египетских и сирийских легионов, с придачей пеших и конных союзников, а всего – до 80 тысяч. В апреле этого года римские орлы окружили иудейскую столицу. Это произошло после Пасхи, и как нарочно, стечение богомольцев со всех концов мира было необычайно велико. По старинному обычаю, они являлись с обильными приношениями для храма, но эти приношения попадали теперь в руки зелотов. Зелоты совершенно овладели столицей. Симон, сын Гиора, засел со своими единомышленниками в городе, Иоанн Гисхала овладел храмом, третий предводитель, Елеазар, – завладел внутренней оградой, где и перехватывал все приношения. Мирные люди умоляли римлян выручить их, но зелоты так бдительно содержали стражу, что никто не мог бежать.

С горы Скопас, на четверть часа ходьбы от северной стены, Тит обозревал обширный город и думал, как бы ему легче разрешить трудную задачу. Перед ним находилась одна из сильнейших крепостей, или, лучше сказать, несколько крепостей, соединенных вместе (см. План Иерусалима).

Ближе всех, так называемый город Везеф, окруженный каменной стеной в 25 локтей вышиной и 10 локтей шириной; стены пересекались башнями, числом 90. За Везефой внушительно возвышались две горы, соединенные прекрасной аркой и укрепленные по краям такими же стенами с башнями. Одна из них, на юго-западе, называлась Сионом, или Верхним городом; здесь находился дворец царя Ирода, построенный как крепость, и дворец Агриппы. На северо-востоке – гора Мория, на которой красовался храм из белого блестящего мрамора, построенный старым Иродом. Четыре стены из дикого камня, каждая в 75 локтей вышины, стояли уступами одна ниже другой, окружая главную святыню Иерусалима. Для прикрытия храма с северной стороны на высокой скале была построена отдельная цитадель, со стенами и башнями, – это замок Антония. Скрытые подземные ходы соединяли цитадель с храмом. На небольшом холме, между Сионом, Мория и Новым городом, стоял Нижний город, также окруженный крепкой стеной. Таким образом, чтобы добраться до храма, римляне должны осилить тройной пояс укреплений и за этими грозными стенами должны были встретить до 600 тысяч вооруженного населения; собственно войска – около 60 тысяч, задача стояла трудная, было о чем подумать.

На первых порах вожди восстания сделали вылазку. После жестокого боя Тит вогнал их в город и тотчас приказал приступить к осаде. Войска разделили на три смены: одна вела подступы, другая прикрывала ее, а третья смена в это время отдыхала. Подступы повели крытые, из бревен, покрывая их толстыми досками, а чтобы неприятель не зажег, накидывали сверх крыши землю или сырую кожу. Начиная шагов за 400 или 500, римляне тихонько подвигались к стенам, производя частую стрельбу через бойницы. Когда же подошли близко к стене, Тит приказал устроить четыре высоких насыпи и соединить их между собой поперечными ходами. Насыпи делали так: вкапывали деревья и клали между ними в клетку брусья, середину забивали камнями и землей. Сторону насыпи, которая к стене, оставляли крутой, а все прочие делали отлогими для подвоза материала. Потом втащили на них четырехугольные башни, сажень по 10–15 каждая, обшитые снаружи толстыми досками и прикрытые сверху кожей, против пожара. В нижних этажах этих башен помещались тараны, приводимые в движение колесами и веревками. Бревно одного такого тарана имело 7 сажень длины, а железный баран, посаженный на конец бревна, весил 5 тысяч пудов. Его доставили на место 300 лошадей, а чтобы привести его в движение, требовалось до 700 человек. Кроме таранов, назначенных собственно для пробивания стен, римляне имели в осадном парке 300 самострелов, метавших копья и 40 самострелов, метавших камни. Евреи оборонялись храбро, упорно, старались замедлить приступ, бросая зажигательные стрелы, тяжелые бревна и камни. Когда же римляне втащили башни, защитники закрыли стены кожаными мешками, наполненные шерстью, чтобы уменьшить удары таранов, они старались перерезать косами канаты, ловили таран и оттягивали его особыми щипцами; наконец, сделали вылазку и подожгли одну из башен. Тут ранило самого Тита и римляне ожесточились. Удары таранов участились, и стены Нового города рухнули, на 5-й день осады римляне заняли его. Еще более отчаянно иудеи защищали вторую стену, за которой находился Нижний город, или Акра. Через 5 дней сделали пролом и в этой стене. Тит, щадя город, отдал приказ не уничтожать здания, но иудеи поняли этот приказ так, что римляне их боятся. В узких кривых улицах им удалось вытеснить их назад. Еще три дня бились за эту стену, ее взяли вторично, здания разрушили, а башню заняли солдаты. Войска получили четырехдневный отдых и в это время Тит начал переговоры; он послал к защитникам бывшего правителя Галилеи, Иосифа Флавия, но иудеи прогнали его стыдом. Тогда Тит устроил своей армии смотр, думая, что этим сможет запугать евреев, но и это не помогло.