Скучная, скучная сказка

Есть такие формы безумия, есть такие этого безумия стадии, есть такие в жизни человека времена, когда это самое безумие необходимо, как акваланг ныряльщику или аквариум рыбе без реки или моря. В такие времена, подходит к реальности с обычными мерками просто опасно, они убьют тебя как взбесившаяся бензопила или работающий фен, стремящийся упасть в твою ванну.

– Я не совсем понимаю, что происходит. – сказал Артем. – Но простите меня за невежливость и позвольте представить вам мою спутницу – Мария. – Артем кивнул головой в одну сторону. – Арсений. – и он кивнул в другую.

Глава XV

“ Целый год бродил старый Огюстен по дорогам Франции в поисках малютки Мари. За это время император Наполеон III начал войну и не успев полностью проиграть её сам оказался в плену. Пруссаки маршировали по улочкам Питивье и уже осадили Париж. Огюстен видел, как неудачно складывается война для французов, видел пленение целых армий и бегство целых провинций, но все это мало трогало старого солдата. У него была важная цель и ради нее он не желал отвлекаться на такую мелочь, как война. Ближе к Рождеству, он пересек границу и оказался в Швейцарии, в славном городе Женева, где каждый житель умел говорить на родном для Огюстена языке.

– Что тебе надо, попрошайка? – закричала на него толстая служанка, пока он всматривался в окна богатого дома. – Много вас теперь бродит по дорогам в поисках куска хлеба. – добавила она сердито и даже хотела было замахнуться для острастки, но руки её были заняты продуктами, которые она купила на рынке.

Чего только не было в её корзине: и жирный гусь для рождественского стола, и сыр, и овощи. Но Огюстен даже глазом не повел, он все смотрел на освещенные окна.

– Ишь ты – удивилась служанка. – Даже глазом не повел, а ведь ты стоишь прямо посреди дороги и не даешь никому пройти.

Она была только с виду сердитая, но в душе ей было жалко старика в драном солдатском плаще, который видимо натерпелся лиха.

– Не стар ли ты чтобы воевать? – спросила она уже не так сердито. – Или совсем плохи дела у вашего императора, что он позвал под знамена таких древних пней, как ты?

Но поскольку Огюстен не отвечал ей, а она была охотницей поговорить, она решила проявить великодушие и протянула ему из корзины большое яблоко.

– На вот, съешь, а то ты совсем отощал – того и гляди околеешь, а господину Паскалю хватит и того, что есть.

– Спасибо, добрая женщина, – ответил ей Огюстен с поклоном, чем очаровал и немного напугал служанку. – Но я не голоден. – добавил он и привел её тем самым в полное замешательство. – Я прошу у тебя не еды, но помощи иного рода. Не видела ли ты маленькую девочку с белоснежными волосами, ангельским лицом и чудесным голосом, по имени Мари?

– Пожалуй. – растерянно согласилась служанка. – Так можно сказать про воспитанницу господина Паскаля, которую он привез год назад из Франции.”

– Не стоить уподобляться оценщику в ломбарде. – рассуждал Арсений, грея руки над ведром. – “Настоящий человек, настоящий, в вашем случае, актер, настоящий коньяк” – это оценочные суждения для ростовщиков. А человек живой должен оперировать только субъективными оценками: “мне нравится, мое, я хочу вот так или вот эдак”. Даже врачи понимают, что нормальная температура тридцать шесть и шесть для кого-то может быть повышенной, а нормальное давление сто двадцать на восемьдесят для кого-то показателем проблемы.

Артем сидел в глубоком кресле и молча слушал, а Мария спала у него на коленях, положив голову на плечо. Она не ушла, не пропала, а просто спала. Он ощущал её дыхание и тепло ее тела.

– Я позволю себе предложить вам определение живого человека, которое не могли оспорить даже опытные врачи с учеными степенями: живой – это тот кто может умереть. Вот, собственно, и все, ради чего мы ломаем копья.

Арсений беспокойно посмотрел на окно.

– Стоило бы открыть, но я боюсь побеспокоить вашу спутницу сквозняками.

Он тихонько встал и решил открыть дверь.

– Вы спросили, почему я вижу вашу подругу… – он достал папиросу, но не закурив, просто вдохнул запах табака. – А почему, позвольте вас спросить, её видите вы? И почему её не видят другие? Какое из этих явлений вам кажется более удивительным? Если ваша сказка у вас получится, то придуманных вами героев увидят много людей, может даже очень много. А вот племянника чудеснейшего Саркиса Хачатуровича, – Арсений показал руками на пакет с углем. – который занял у него крупную сумму, уже много лет не видела, даже его родня. Хотя матери он регулярно звонит и просит выслать денег. Вот такой парадокс.

Так они проговорили почти всю ночь. Арсений рассказывал о своей жизни, о том, как служил на Кубе, как видел китов по дороге туда, и как дешево в аптеках там стоит спирт. Только вот про свою семью он говорить отказался. А также о том, как стал бездомным.

– Мы все, так или иначе – бездомные. – проговорил он спокойно. – Весь вопрос – сможем ли мы укрыться от холода, сможем ли мы согреться тогда, когда это по-настоящему необходимо. У вас сегодня получилось. Чего же вам больше? А семья…

Арсений помолчал, глядя на Марию, потом помолчал глядя в окно, потом смотрел то на Артема, а то на Марию и было в его молчании столько слов, что можно было бы написать целый роман.

– Глядя на вас с вашей чудной спутницей, многие семейные пары позавидовали бы до самых горьких слез. Может быть поэтому, её никто и не видит.

Артем уже засыпал и странные картины всплывали в его голове: какая-то женщина плакала и ругала его, а он молча собирал рюкзак. Кто была эта женщина? От чего она плакала – этого он решительно не помнил.

И еще ему показалось… Показалось, что перед тем как окончательно заснуть, он услышал от Арсения странную историю.

– Я почему так удивился, увидев вашу девушку. – говорил он, все разминая папиросу. – На Троицком мосту видел… Другую …. А потом она прибегала ко мне… Мокрая замерзшая … Много плакала и все повторяла: “…пока ты жив, ты можешь что-то изменить. В этом смысл. Самый главный смысл в этой возможности.” – ей почему-то было важно донести эту мысль.

Но это ли сказал Арсений, на самом деле или ему это приснилось – этого он не знал. Утром, когда его разбудил звонок будильника, ни Арсения, ни Марии в комнате не было. Сама комната и все здание уже не имели вчерашнего очарования, а скорее пугали своей запущенностью и пустотой. Впрочем, Артем уже и не был уверен, что вчерашняя встреча, разговоры и даже сверкание люстры в фойе ему не привиделось в больном бреду. Он чувствовал себя разбитым и простуженным. Голова его раскалывалась, а все тело ломило, как при гриппе. Видимо ночевки, где придется, не прошли для него даром, и он здорово заболел. На ватных ногах, но с чугунной головой, спотыкаясь и охая, он отыскал лестницу на первый этаж и спустился в фойе. Но как известно, трудности поджидают нас там, где не ожидаешь. Все двери стеклянного тамбура оказались заперты. Причем они были не засыпаны снегом, не примерзли за ночь – нет: все они были заперты на ключ или висячий замок. И что самое странное – за ночь в пустые проемы кто-то умудрился вставить новые стекла.

Глава XVI

Было без пяти восемь, когда Артем оказался на Гончарной улице и стал обходить Московский вокзал слева, чтобы выйти на платформу минуя здание вокзала. Ему надо было оказаться там куда обычно прибывали “Экспресс” и “Красная стрела”. Причем оказаться там раньше Виктора Тимофеевича. Он почти успел.

– Артем Александрович!

Витя уже стоял в начале перрона в привычной серой с капюшоном куртке и с сумкой через плечо. Артем бросил взгляд на выходящих из составов людей и попробовал оценить ситуацию: Оба поезда пришли не так давно – это раз. Основная часть пассажиров еще только выходили из вагонов, но некоторые, особо торопливые пассажиры уже закуривали на ходу у самого выхода на Площадь восстания – это два.

Значит и Артем, чисто теоретически, мог выскочить из вагона раньше всех и сойти с перрона, не заходя в здание вокзала. Потом вспомнить про ассистента по актерам и вернуться за ним. Это было возможно, если ехал Артем в первом вагоне. Правда в каком вагоне он должен был бы ехать, если бы не сдал свой билет Артем не помнил, но он был уверен, что не помнил этого и Витя. Не помнил и поэтому стоял в самом конце перрона.

– Прости, дорогой. – Артем искренне развел руками и потер глаза. – Спросонья проскочил тебя.

– Как это я вас пропустил? – удивлялся в свою очередь Виктор Тимофеевич.

Удивлялся и очень внимательно осматривал, то перрон, а то Артема, ощупывая его внимательно быстрыми, как швейная машинка, глазами.

– Старею. – все сетовал ассистент по актерам.

Он порывался забрать у Артема его рюкзак, отряхивал ему куртку, но было видно, что какая-то тема для разговора, не дает ему покоя и он и хочет, и не решается этот разговор начать. Когда стало окончательно ясно, что Артем свой рюкзак отдавать не собирается, а пятно на куртке требует скорее стирки, чем Витиной Варежки, ему, волей-неволей, пришлось перейти к сути. Начал он по своей привычки издалека.

– А я вам вчера звонил, Артем Александрович. – сообщил Витя с торжественном видом. А чтобы Артем эту новость не пропустил, Витя на всякий случай остановился перед переходом через Гончарную улицу. При чем остановился на зеленый свет и стоял, пока не зажегся красный.

– Я знаю, Виктор Тимофеевич. – согласился Артем. – Мы же разговаривали. Просто слышно было плохо.

– Да, конечно… – печально признал это Витя. – Я просто хотел попросить… Вернее не я, а Марта Борисовна, хотела… Через меня… – Витя выдохнул, потому что светофор опять зажегся зеленым и стал под локоток подталкивать Артема на проезжую часть. – Что же мы стоим. Нам надо идти.

Когда они перешли гончарную улицу и вышли на Старый Невский, Витя опять остановился.

– Хотела попросить, чтобы вы билеты поменяли на завтра. – сказал он тяжело вздохнув. – Чтобы вы завтра приехали. Я вам и сообщение отправил, но вы его не получили, наверное.

– Витя, сообщение твое я получил уже в поезде. – соврал Артем. Этот вариант ответа он приготовил ещё вчера. – В этот момент уже поздно было что-то менять. И потом, вы составляете график и не придерживаетесь его. Это моя вина или ваша? Почему я-то свои планы должен постоянно менять? Ну, ладно, если съемки перенесли на завтра, то побуду лишний день в Питере, не ехать же мне в Москву теперь. Можно я у вас тут переночую? – спросил Артем язвительно. – Завтра-то точно съемки будут?

– Точно! – обрадовано воскликнул Витя и сразу погрустнел. – Тут вот какое дело. – добавил он совсем печально. – К нам на один проект актер приехал. Хороший актер такой. Марте Борисовне очень нравится. – Витя опять замолчал и стал ковырять свою варежку.

– И что? – спросил Артем.

– Он просто не один приехал, а с товарищем. Решил ему наш город показать. – Витя опять заулыбался. – А то человек ни разу в Петербурге не был. Так вот он попросил его в нашей квартире поселить. Ну, Марта Борисовна и разрешила. Велела отдать вашу комнату.

– А почему мою?

– Так народу полно. У нас ещё несколько проектов запустили.

То, что сказал Витя, было настолько диким, что Артем даже не удивился. Он просто решил уточнить

– А почему он не может жить в комнате своего друга? Того который сниматься приехал.

– Так этот актер живет не с вами. Он в квартире жить отказался, попросил гостиницу. А на Перекупном, только его друг. И еще два человека.

– Тоже чьи-то друзья? – пошутил Артем.

Но Виктор Иванович юмора не заметил или не захотел заметить и ответил очень ободряюще

– Нет, это актеры, я же говорю – много проектов.

– И надолго он?

– Друг-то? Дней на пять

– Витя, а если бы я поменял билеты, чтобы это изменило? У меня же все равно ещё десять смен.

– Так у нас же режиссер поменялся. – Витя говорил и смотрел так лучезарно, что хотелось его стукнуть. – Он кое-что переделал. Вам все сцены в один съемочный день поставили. В завтрашний, то есть. И если бы вы вчера сообщение прочитали, то вам и квартира бы не понадобилось. Приехали бы завтра, отснялись, деньги получили бы и уехали.

– Все сцены? – Артем уже знал ответ, но все-таки не удержался от вопроса.

– Ну, что-то сократили…

– Ясно.

В жизни Артема наступила желанная ясность. Легче от этого не стало, но перспектива, а вернее её отсутствие вырисовалось перед ним со всей определенностью. Виктор Тимофеевич, видимо, понял это и решил, как умел, поддержать.

– Это конечно неправильно и я хотел об этом так и сказать Марте Борисовне. Я непременно скажу… Но сами понимаете – хлопот столько. Вас опять же надо было встретить, чтобы вы не заблудились.

Шутил Витя из благих побуждений, но легче и тем более смешнее не становилось.

– О чем скажешь, Виктор Тимофеевич? О том как пятнадцать съемочных дней превратились в десять, а потом в одну? Или о том, что мою комнату отдали какому-то парню только потому, что он знаком с актером, который очень нравится генеральному продюсеру?

– Все обойдется. – не очень уверенно сказал Витя. – Может кто-то из актеров вас к себе в комнату пустит?

Они прошли половину Старого Невского, повернули на Перекупной, и перед входом в арку, Виктор Иванович вдруг остановился, взял Артема за рукав и сказал.

– Посмотрите на меня.

Маленький лопоухий, похожий на гнома в своей нелепой шапке и большими просящими глазами, он повторил то, что все актеры на студии знали, но кажется не понимали.

– Я ведь тоже когда-то хотел стать актером. У меня и диплом есть.

На этот раз он не улыбался и говорил уверенно.

– Все будет хорошо.

Глава XVII

В квартире никого не было. Кто-то, кому это было положено сниматься, был на съемках, кто-то знакомился с городом и его красотами, а тот, кому полагалась комната в большой квартире на Перекупном переулке, бродил по коридору, не зная, к какой стене прислониться. В его комнате были разбросаны вещи, и на каждый квадратный метр приходилось по несколько элементов гардероба, предмету из дорожного несессера и что самое неприятное – ужасно пахло каким-то одеколоном. “Балдессарини секрет миссион” – прочел Артем по слогам и ему захотелось выкинуть эту гадость из окна. Но в результате ограничился простым проветриванием. Потом, понимая, что этого недостаточно, мстительно закурил прямо в комнате, чего никогда себе раньше не позволял.

– Это твоя комната. – сказала Мария. – Собери его шмотки и сложи в кучу. Что они тебе сделают? Снимут с роли?

– Ты права. – согласился Артем. – Ты довольно часто бываешь права. Чаще чем я. Давно это надо было тебе сказать.

Артем прошелся по комнате, оглядев придирчиво мебель, стены, паркет: все то , к чему он уже успел привыкнуть.

– Самое страшное, что может случится – это скандал или драка. И, наверное, – это самое лучшее, что может со мной сейчас случится. Но проблема в том, что я не хочу ложиться на эту кровать. – Артем сделал ещё несколько бессмысленных шагов и двинулся в сторону коридора. – Пойдем пить чай. Я не хочу здесь находиться.

На кухне было относительно чисто – видимо позавтракать гости не успели. Артем подошел к окну.

– Все то же круглое окно напротив. – Мария стояла сзади, но уже не обнимала его, как прежде. – Ты тык и не придумал ему никакой истории.

– Не придумал. И, наверное, уже не стану этого делать. Скучная вышла сказка.

Ему показалось, что шеи коснулось что-то мокрое.

– Что же будет с малюткой Мари, с Огюстеном?

– Я не знаю. Прости, я не знаю и не хочу придумывать. Все что я придумываю получается грустно и нелепо. Я испортил, как мог свою жизнь, а теперь у меня не поднимается рука, чтобы испортить эту и без того скучную сказку.

Артем уже достал компьютер.

– Что ты собираешься сделать? – Мария сидела на подоконнике, похожая на холодную серую скульптуру. Сегодня она была блондинкой с чудесной челкой. С очень грустной челкой… Её было ужасно жалко в этот момент.

– Знаешь… – Артем помолчал какое-то время. – Я напишу, что они встретились. Так будет хорошо? У меня нет сил врать, но и расстраивать тебя я не хочу. Понимаешь, что я предлагаю? Открытый финал. И каждый додумает себе свой вариант.

Он открыл ноутбук и нажал кнопку.

Пока система загружалась, Артем наблюдал за Марией: как она потихоньку оттаяла, нахмурила, задумавшись лоб, и как потихонечку оживала и веселела её челка. А еще он вдруг увидел, что в окне напротив появилась уборщица и стала протирать подоконник. Он подумал, что Мария не должна ее видеть и от этой мысли ему захотелось улыбаться самому.

“ Она сейчас выйдет! – шептала толстая служанка, оглядываясь по сторонам. – Вы уж не выдавайте меня, господин Огюстен. Я делаю этот только из сочувствия к вам и вашему горю. Но если господин паскаль узнает …. Мне несдобровать. – и голос её задрожал.

Пока она это говорила, Огюстен поправлял свой истрепавшийся в дороге солдатский плащ и приглаживал остатки волос на голове. Змея на груди, будто ей передалось волнение ветерана, ещё сильнее вцепилась ему в сердце, а он от этого только силнее распрямлял спину. Огюстен чувствовал себя снова мальчишкой в мундире барабанщика второго егерского полка средней гвардии, он также, как и сорок пять лет назад, страшился этого дня и гордился, что оказался здесь.

– Я выманила её хитростью и не сказала зачем. – служанка дергала Огюстена за рукав, призывая его к вниманию. – И если это не ваша Мари, то вы уж не забудьте своего обещания, мсьё Огюстен, и просто уходите, не привлекая к себе внимания. Господин Паскаль, страсть как не любит, если на её воспитанницу смотрят другие мужчины. Может вам ещё повезет. А уж я как-нибудь извинюсь перед госпожой и уж придумаю, как солгать.

“Это моё второе Ватерлоо.” – подумал старый солдат: “ Но уж в этот раз я не отступлю, даже если мне и не пережить его.”

В ушах у Огюстена зазвучали военные горны, руки его задрожали, как если бы он выстукивал дробь на своем старом барабане, а щека, за которую пятьдесят лет назад потрепал его великий император, горела будто он сделал это только что.

– Уж будьте спокойны. – проговорил он твердо. – Если я ошибся, то более не побеспокою ни вас, ни вашей молодой госпожи.

Он прижался к каменной ограде, покрытой мхом и все смотрел на большой дом стоящий на той стороне улице, на его празднично освещенные окна, на богатые кареты у подъезда и на маленькую дверцу с торца, откуда должна была выйти малютка Мари.

– Еще немного и уж она покажется. – бормотала толстая служанка. Ей было страсть как любопытно, чем кончится эта встреча. Уж она живо представляла, как будет рассказывать эту историю своим знакомым. Да и самого Огюстена ей было очень жаль.

А сам Огюстен так волновался, что пропустил момент, когда дверца открылась. Ему показалось на какой-то миг, что он ослеп, потому как белое яркое пятно закрыло собою все краски этого мира и ничего другого глаза Огюстена видеть не могли. Он моргал и плакал, как моргают и плачут старики, выйдя на свежий воздух из своих сумрачных каморок. Он тер глаза, проклиная их и умоляя не отказывать ему в последней милости, и дать возможность видеть ещё хоть не долго. Послужить ему ещё чуточку, чтобы он смог увидеть, ту которую так долго искал. И его глаза услышали Огюстена. Зрение вернулось к нему и белое пятно превратилось в белое платье на красивой молодой госпоже.”

Лежащий на столе телефон затрясся, как припадочный изо всех сил призывая обратить на себя внимание.

– Не бери. – зашипела Мария в ярости. – Ты не закончил. Потом перезвонят. Ты перезвонишь. Ты занят. Ты не дописал.

Она не находила себе места сам и теребила Артема, не давая ему ответить.

– Это Витя. – отмахивался Артем и пытался совладать с телефоном, несмотря на энергичные усилия Марии, направленные в противоположную сторону.

– Артем Александрович, – ожила трубка голосом ассистента по актерам. – У нас тут опять изменения. Мы, уж извините, ждем вас на площадке прямо сейчас.

Глава XVIII

Артем вышел из машины и некоторое время недоуменно вертел головой. Его привезли на проспект Обуховской обороны к зданию похожему на кинотеатр.

– Все чудесатее и чудесатее! – хмыкнула Мария.

Она теребила его всю дорогу пока он собирался, ждал машину и даже в самой машине, но тут даже ей стало интересно.

– Я пойду осмотрюсь. – бросила она и исчезла.

У входа в здание стоял почему-то сотрудник полиции. Причем самый настоящий сотрудник, а не переодетый актер массовых сцен.

– Вам куда? – спросил он самым строгим и деловым тоном.

И в этот момент, Артем вдруг понял, что понятия не имеет куда ему. Он вдруг только сейчас сообразил, что кроме имени ассистента по актерам, он больше ничего не знает. Он не помнит даже названия фильма, в котором приехал сниматься.

– Это к нам! – услышал он вдруг знакомый голос.

И действительно, из-под локтя сотрудника выглянула голова Виктора Тимофеевича.

– Пришлось милицейское охранение вызывать, а то в этом старом ДК кого только не было. – поделился он по секрету, когда сотрудник полиции их уж слышать не мог.

– Кого не было? – спросил Артем с некоторым испугом.

– А никого не было. – ответил Витя и задорно улыбнулся. – Режиссеру мерещиться всякое. Они с линейным продюсером утром приехали точку смотреть, а через полчаса он позвонил и потребовал охранение. Представитель владельца здания приезжал, все замки ощупал, все углы осмотрел – ничего не нашел. Но режиссер у нас…, да вы скоро сами увидите. Или услышите…

– Мне нужен красный лак!!! – кричал кто-то так громко, что даже блюститель у входа схватился за кобуру.

– Что случилось? – Артем оглянулся в поисках источника звука. – Это режиссер?

– Очень за дело переживает. – сказал Витя и попытался стать ещё ниже ростом.

Они прошли фойе с гардеробом, множеством зеркал на столбах и красивой люстрой на потолке и поднялись на второй этаж. Все этот время режиссёр кричал, меняя повод и интонации, но не снижая напора, а громкость при приближении к эпицентру крика, только возрастала. Съемочная группа была взволнована и даже напугана, всеми выразительными средствами выражая свою готовность исправить что бы то ни было и что бы то ни было улучшить, но двигались участники съемочного процесса крайне неторопливо. Проходя мимо открытых дверей, Артем слышал обрывки разговоров: “Что вы решили с ремонтом?” – говорила женщина средних лет с гримерной кисточкой в руке; “ Как съездили?” спрашивала молодая актриса костюмершу: “Скинь мне ссылку.” – просил молодой осветитель дольщика.

То есть все разговоры к недовольству режиссера не имели ни малейшего отношения, как не имели они ни малейшего отношения и к самому процессу съемок. И только директор картины, выражала заинтересованность в происходящем на площадке и пыталась это происходящее оценивать.

– Он просто мудак! – бросила она в телефонную трубку и покосившись в сторону большого монитора, за котором сидел режиссер, раздраженно отошла подальше.

Тут же к Артему подбежала второй режиссер и долго интересовалась, кто он такой и зачем пришел. Этого Артем объяснить также не сумел и опять на помощь пришел Виктор Тимофеевич.

– На костюм и на грим его, быстро! – заключила второй режиссер и Артема подхватил вихрь из костюмеров, гримеров и звуковиков. И хотя этот вихрь был все так же нетороплив и даже меланхоличен, но нельзя было не отметить, что группа несколько взволнована и даже оживлена.

Когда переодетого и загримированного его вытолкнули на площадку, Артем успел только попросить дать ему текст сцены, поскольку в связи с бесконечными изменениями уже давно перестал за этими изменениями следить и что осталось от его персонажа даже приблизительно не представлял.

– Текст исправляют на ходу. – прошептала второй режиссер. – Сейчас режиссер решает, что вам говорить.

Режиссер в самом деле решал. Он был в этот момент похож на памятник Лермонтову у красных ворот в Москве. Только вместо сюртука на нем была теплая лыжная куртка с капюшоном, но во всем остальном сходство было поразительное.

– Артем. – режиссёр стремительно протянул руку и было непонятно представился он или уточнил имя того с кем знакомился.

– Артем. – согласился Артем и тут же остался в одиночестве, потому что режиссер и все, кто были с ним, стремительно переместились в другую комнату.

– Вы тезки? Забавно. – промурлыкала неожиданно появившееся Мария.

Впрочем, она всегда появлялась неожиданно, и привыкнуть к этому было невозможно. Артем вдруг сообразил, что Мария на съемочной площадке впервые и ему захотелось даже устроить ей экскурсию, хотя он и понимал, что это будет совсем странно.

– Не волнуйся, я уже осмотрелась. – Мария осмотрела каждый угол и плюхнулась в кресло. – Мы здесь были вчера, помнишь? Ты спал на этом кресле.

– Наверное, – сказал Артем тихо. – Но я не уверен.

Комната выглядела совсем не так, как вчера. Но дело было даже не в том, что из мебели здесь осталось только это кресло, зато появились: фанерный сейф, столы, неработающие телефоны, и карта Санкт Петербурга на стене – не это было главным. Изменился воздух и цвет предметов. Все стало каким-то плоским, двухмерным.