Скучная, скучная сказка

– Пойдем отсюда скорее. – торопила его Мария.

Она гнала его прочь от Площади восстания, не давала остановиться на Невском, меняла направление, как если бы за ними гнались.

“Мне осталось еще два дня.” – подумал Артем: “Я не продержусь столько в таком ритме. Она меня загонит, как скаковую лошадь”

– Сейчас, сейчас! Нам просто нужно найти магазин, купить воды, купить поесть, найти тихую скамейку, чтобы не проходной двор, что бы никто не мешал…

С булкой в одной руке и пакетом молоком в другой он очутился у Исаакиевского собора, но не смог там оставаться, так давила на него громада храма и так раздражали его толпы туристов. И опять Мария звала его за собой, торопя покинуть Исаакиевский сквер, ради Александровского сада, Медного всадника ради Дворцовой площади. И не все скамейки были заняты в садике Зимнего дворца и солнце как будто именно для Артема выглянуло, чтобы его согреть. Но Мария гонит его дальше на набережную.

– Ты голоден. Ты ведь можешь поесть прямо тут?

Да, он это может. Артем ставит на парапет молоко, сжимает замерзшей рукой холодную булку и смотрит на Троицкий мост. Там на мосту стоит одинокая фигура. Десятки и сотни прохожих, не видя, но чувствуя эту фигуру избегают ступать на мост. А девушка взбирается на ограждение, останавливается и что-то говорит Артему, уверенная, что он непременно должен её услышать. Губы её шевелятся так отчетливо, что вот-вот Артем разберет слова, но фигура на мосту взмахивает руками и падает в Неву.

– Кто она? Мария, скажи мне, кто эта девушка и чего она хочет?

Артем опустил руку в карман. Там лежит мятый комок бумаги, который дал ему добрый дед. Там должен быть валидол.

“– Держи её при себе! – хохотала ведьма Фури, а змея обвилась вокруг Огюстена и положила голову ему на грудь. – Не забывай её кормить. Пока она рядом с тобой и сыта, ты сможешь ходить!

Лица спутников старого солдата были полны ужаса и отвращения. И папаша Кошен и кривая Кларис, боялись приблизиться к Огюстену, так боялись они большой змеи, которую Берта дала Огюстену.

– Что это вас так скривило? – злобно оскалилась Берта. – Не нравится? Вы считаете, что она не слишком-то хороша? Не больно-то она красива, не так ли? Сами-то вы на редкость как очаровательны: одноглазая служанка и толстый кабатчик! – ведьма раскрыла рот и зашипела не хуже змеи. – Она станет пить твою кровь и наполнит твое сердце ядом, но ты терпи, Огюстен. Только так ты сможешь отправиться на поиски малышки Мари. – и старуха расхохоталась жутким смехом. – Говорят змеиный яд полезен для суставов. Пользуйся, старая развалина. Вспоминай берту Фури.

И в тот же миг старуха рухнула, как подкошенная и померла в тот же миг. “

Артем плохо помнил, что произошло дальше. То ли накатил приступ чрезмерной рассеянности, а то ли все происходящее было настолько неважно, что и запоминать не стоило. Будто ты не проживаешь день, а только поглядываешь на себя и все происходящее с тобой, как пресыщенный турист на диковинные виды из окна туристического автобуса. И как дешевые сувениры, которые турист небрежно кидает в чемодан, память Артема нехотя сохранила обрывочные фрагменты этого дня: вот он кричит “Спартак чемпион!” а прохожие обходят его стороной, вот два парня характерной наружности наскакивают на него, недовольные, что он посмел смотреть им в глаза. И каждый раз он возвращается на дворцовую набережную и все смотрит на Троицкий мост, в надежде опять увидеть на нем одинокую женскую фигуру. Потом его не пускали в здание вокзала, гнали из столовки на Площади восстания, а потом он проснулся в подъезде своего дома на Перекупном.

Он лежал на полу лестничной площадки, обняв руками свой рюкзак, как чудовище аленький цветок, и уткнув в него лицо.

– Какая печальная выходит у тебя сказка. – Мария сидела на ступенях и даже не повернула в его сторону голову, когда он проснулся. – Ты уверен, что её стоит дописывать?

– У меня нет выхода. – прохрипел Артем и дрожащими от холода руками, стал расстегивать рюкзак, потому что был уверен, что там оставалась бутылка воды.

– Она под батареей.

Пока Артем пил, Мария молчала, все так же не глядя в его сторону.

– Мне страшно. – сказала она наконец. – Мне никогда не было страшно. Ты боялся всегда, и я успокаивала, приободряла тебя, оставаясь смелой за нас двоих, а теперь мне наконец страшно. Впервые страшно и от этого страшнее вдвойне. Я не смогу без тебя, ты же это знаешь? Зачем тебе эта сказка?

– Дело не в ней. Она не хороша, не важна и не интересна. Просто она началась, как начинается дождь. От дождя ведь не умирают, но умирая под дождем, наверняка хотят, чтобы его не было. А он идет.

Артем отряхнул, как мог одежду и пошел на улицу.

– Подожди! – Мария попыталась удержать его за руку, но, как всегда, у неё это не вышло. – Поднимись в квартиру. Там у тебя чистая куртка, там наверняка сейчас никого нет. Прими душ, выспись.

– Завтра я въеду туда с полным правом, осталось немного. – он, не останавливаясь, спускался вниз, торопясь выйти на свежий воздух. – Я хочу ещё раз увидеть эту девушку на мосту. Ты не знаешь кто она?

Глава XII

“– Прощай, Огюстен! – кривая Кларис плакала, провожая старого солдата.

Плакал и папаша Кошен, плакало зимнее серое небо, поливая Огюстена дождем, не плакал только он сам. Его лицо, казалось, очерствело и приобрело выражение холодной брезгливости. Змея, овившаяся вокруг его шеи, была всегда голодна, а старик, привыкший к невзгодам, терпеливо принимал её яд и отдавал ей свою кровь. Только в глазах его застыло мука, которую невнимательные люди станут принимать за высокомерие.

– Прощай, старый друг! – помахал рукой папаша Кошен.

Он не решался подходить ближе, страшась змеи.

Вот и все церемонии. Без слов, по-военному старый Огюстен развернулся на каблуках, и без слов зашагал на север, куда ему указала ведьма Фури. Только один раз он обернулся на две одинокие фигуры, что стояли, обнявшись под дождем и смотрели ему вслед. Обернулся, да и пошел себе дальше.”

Весь день Артем ходил по городу, в надежде встретить эту загадочную девушку на мосту. Он высматривал её с дворцовой набережной, поджидал на Троицком мосту и даже поднимался на равелин Петропавловской крепости, но та так и не появилась.

– Кто она такая?

– Я не знаю! – Мария почти плакала, то ли от злости, то ли от ревности, а то ли от страха и усталости. – Я не знаю, кто она такая! Почему ты спрашиваешь у меня?

– Потому что вы обе сводите меня с ума. Вот почему. – Артем попытался ответить в шутку, но уже проговаривая эту фразу понял, что реакция будет бурной.

– Ах вот как?! – Мария подбежала к ограждению на Иоановском равелине. – Может и мне прыгнуть?

Она была очень хороша в этот момент. Сегодня у нее были длинные развивающиеся волосы, платье в стиле ампир и шубка. Она изо всех сил напоминала жену декабриста.

Но Артем перевел взгляд с Марии на Троицкий мост, потом посмотрел на шпиль собора и побрел к месту спуска. За его спиной раздался всплеск воды.

– Там внизу пляж, Мария. – сказал он не оборачиваясь. – Ты бы не долетела до воды. Хотя…

И он стал медленно спускаться. Колено сегодня болело особенно сильно.

Какое-то время Мария не появлялась, но природа, как известно не терпит пустоты и прекрасную, наполненную редким для Питера солнца, пустоту без мыслей и страхов, заполнил резкий и нервный звонок телефона.

– Артем Александрович, здравствуйте! – раздался в трубке знакомый голос. Голос был вежлив, приветлив и даже радостно взволнован, но это не могло обмануть, человек звонил с погаными новостями. – Это Виктор Тимофеевич вас беспокоит…

– Алло, Витя, тебя плохо слышно.

Ещё бы не плохо, если Артем держал трубку в метре от уха. Так не хотелось подносить к лицу эту маленькую приблуду наполненную тоннами дерьма, которую из этой трубки льют ему то в уши, а то за шиворот.

– Виктор Тимофеевич, я сегодня выезжаю и буду в Петербурге завтра в девять утра. Встречать меня не обязательно, ключи у меня есть. – Артем на секунду задумался и добавил. – Витя, вообще не слышно ничего. До завтра! Прости я на съемках, отключаюсь. Из поезда напишу.

И Артем нажал отбой. После этого он совсем отключил телефон. Он уже догадывался зачем звонил Виктор Тимофеевич. Даже не догадывался, а точно знал: произошли очередные изменения в графике съемок и его просят не приезжать. Он почувствовал себя надувной игрушкой, у которой вытащили затычку и выпустили воздух. Ноги перестали его держать, и он опустился на корточки прислонив спину к ограде Шереметьевского дворца.

– Вам плохо, мужчина? – спросила милая девушка с большой папкой для рисунков через плечо.

– Да. – ответил Артем. – Очень.

И девушка поспешила уйти. Не оглядываясь, не прибавляя шага она просто шла по набережной Фонтанки.

Зачем она спрашивала? Артем этого так и не понял. Может её испугал его тон или внешний вид? Или глаза? А может она просто хотела уточнить. Может это такие правила игры: ты подозреваешь, что кому-то плохо и должен подтвердить или опровергнуть эту догадку. Чтобы наверняка, чтобы быть уверенным. Да и чем она могла помочь? У нее бы не хватило сил даже поднять его. Впрочем, если он не способен сам подняться, то плохо его дело… Артем напрягся и, хватаясь за прутья ограды дворца, заставил себя встать. Он может встать, он может идти, он просто не знает куда. Пока не знает.

“ – Вон идет этот страшный старик! – кричали дети, показывая на Огюстена пальцами. И на этот крик выбегали их матери и тащили детей домой, страшась высокого седого старика в рваном солдатском плаще. Его именем теперь пугали детей, как когда-то пугали детей именем Берты Фури. Город за городом, поселок за поселком обошел он добрую половину Франции: от Орлеана до Бреста, от Бреста до Руана, а от Руана до Страсбурга и никто не слышал про чудесную девочку с белоснежными вьющимися волосами по имени Мари. Вернее, таких девочек во Франции было полно и у многих были красивые белые волосы, но все они были не той крошкой Мари, которую он искал. А он все спрашивал, все топтал дороги и тропинки, не имея ни другой цели, ни другого смысла в жизни. Иногда он застывал посреди рыночной площади, если слышал звуки шарманки, надеясь, что вот-вот запоет его крошка Мари, но заслышав чужие голоса, только махал безнадежно рукой, все повторяя, что никто во всей Франции не умеет петь так, как пела она. ”

К вечеру, вымотавшийся и заболевающий от хождения по ноябрьском Петербургу, Артем двинулся к Московскому вокзалу с его неспешной суетой, с книжными магазинчиками и неудобными, но такими желанными креслами зала ожидания.

– Уважаемый. – охранник двинулся в его сторону, ещё до того, как он подошел к турникету. – Рюкзак открываем.

Глава XIII

Артем с недоумением смотрел на бутылку, которую охранник держал в руках. Еще двое стояли за его спиной и вид имели самый угрожающий.

– Распитие алкогольных напитков в общественном месте. Статья двадцатая пункт двадцатый кодекса Российской Федерации

– Но я же не пил. – пробовал возражать Артем.

– Пункт двадцать первый – появление в общественном месте… – и грамотный охранник стал зачитывать очередной пункт.

Его товарищи уже поняли, что можно, что пора, и стали подталкивать Артема к выходу из вокзала.

– Еще раз увидим, сдадим ментам. – прикрикнул на прощание самый молодой и здоровый.

Провести ночь в обезьяннике не сильно пугала, даже наоборот: она казалась вполне достойной перспективой, но у Артема не было никакой уверенности, что его завтра выпустят до восьми утра и он успеет на встречу с ассистентом. Поэтому ли или по какой-то другой причине, но Артем не стал спорить с охраной, не стал требовать полицию и безропотно стерпел точки и угрозы. Ни на споры, ни на скандал, а тем более на разговор с полицией у него не хватало ни сил, ни мужества. Он явно заболевал и Артема хватало только на перемещения самого себя в пространстве. Или даже не на перемещение, а на поддержание в какой-то конкретной точки реальности. Он будто плыл на надувном матрасе по ледовитому океану и в океане этом сегодня был шторм.

Можно было бы переночевать в подъезде на Перекупном, но пока туда было нельзя. Нехорошо будет если он встретит кого-нибудь из актеров, из тех, с кем завтра придется знакомиться. Значит не стоит там появляться до двенадцати. Или лучше до часу. На студии несколько проектов, съемки на любом из них могут закончиться в любое время и шанс, что его увидят спящем под батареей кто-то из актеров, весьма велик. Тут было о чем подумать, но сейчас его волновало другое: откуда взялась эта проклятая бутылка? Может её подложил ему этот самый актер из Витебска? Он что-то говорил о том, что вернет ту бутылку, которую они взяли из холодильника. Артем тогда отказывался, вот он и подложил втихую. Но почему початую?

Артем встряхнул бутылку и посмотрел на нее в свете фонаря и тут же убрал в рюкзак, так как на него обратили внимание полицейские. Поспешно перейдя Старый Невский, он продолжил размышлять.

В бутылке не было и половины, значит этот Дима сунул мне остатки, то что не допил? Какой в этом смысл? Пьяный кураж, похмельная месть? И еще одна штука беспокоила его: ему показалось, что охрана как будто поджидала его. В голове стали возникать какие-то картины: вот он ругается с какими-то людьми, вот они разбегается, а он держит в руках бутылку … Разбитую бутылку. А потом он убегает от патрульной машины, ныряя в темноту дворов на Лиговском проспекте.

Артем тряхнул головой, остановился и понял, что Старый невский давно закончился, что за спиной горит огнями площадь Александра Невского и его же имени мост, а сам Артем стоит на проспекте Обуховской обороны. Он был абсолютно пуст. Нет, по нему проезжали машины, вдалеке виднелись человеческие фигуры, но ни одной живой души рядом. “Если я сейчас упаду, “ – подумалось вдруг Артему: “То я просто замерзну. А если я постараюсь упасть на обочину, то меня занесет снегом и мой труп обнаружат только весной”.

Впрочем, мысль эта его не испугала, а скорее успокоила. От этого места, несмотря на всю его очевидную жуть, веяло чем-то умиротворяющим.

Артем хотел было повернуть назад, поискать на площади дешевую забегаловку, чтобы поесть и обогреться, но почему-то пошел дальше. Слева текла Нева, справа неопрятные на вид дома и пустыри, а посредине он, не знающий куда ему свернуть и потому бредущий прямо, без смысла и всякой цели.

“Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем,

Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты…”

Эти строчки всплыли в голове, а вслед за ними у Артема появилось твердое убеждение, что если он продолжить идти дальше, то он точно пересечет Лету и встретиться с Гумилевым. Эта мысль его так рассмешила, а его смех так сильно походил на лай, что идущая вдалеке фигура, поспешно перешла на другую сторону проспекта. Проследив за ней глазами, Артем увидел какое-то здание похожее на старый кинотеатр и ему показалось, что на крыльце, кто-то стоит. Он мог поклясться, что несмотря на завесу снега, видит именно молодую девушку.

Следующее, что он запомнил, это рев клаксона и то, как его заносит на мокрой от растаявшего под колёсами машин снега. Он не стал слушать, что про него думает водитель легковушки, он и сам от себя был не в восторге, а перебежав дорогу, рванул по колену в снегу к высокому крыльцу. Кажется, он даже пытался кричать что-то, но из горла вырывался только беспомощный сип. Когда он поднялся по ступенькам, на том месте, где он видел девушку, никого не было, зато дверь в здание оказалась приоткрыта. Как будто кто-то только что вошел и неплотно прикрыл её за собой. Артем сделал шаг и оказался в стеклянном тамбуре. Перед ним был ряд таких же прозрачных дверей. Некоторые были без стекол, у некоторых проемы закрыты фанерой, а одна из дверей была просто снята с петель и заботливо прислонена рядом с тем местом, где ей и положено было висеть. В этом месте Артем и вошел.

Вошел и оказался в полной темноте.

Это снаружи двери казались прозрачными, а изнутри они были прикрыты занавеской из черного бархата и свет с улицы не пропускали. Зачем уж это было сделано, понять было сложно, да и бессмысленно, Артем хотел было отодвинуть или сорвать бархат, но быстро запутался в нем и бросил это дело. Он сделал несколько шагов наощупь и задумался. Искать кого бы то ни было в такой темноте абсолютно бесполезно, но тут было теплее, чем на улице. Вернее, тут не было снега и ветра, что давало замерзающему некий шанс на выживание. Надо было только найти кресло или диван, сорвать этого бархата, укутаться основательно и можно переждать ночь. Артем стал двигаться, выставив вперед правую руку, а левой нашаривал телефон. Он искал его в куртке, в рюкзаке, в штанах, успел испугаться, что потерял его, хотел было вернуться и поискать на дороге, что было бы совершенно бессмысленно, пока не сообразил, что держит его в правой руке. Именно сообразил, поскольку без перчаток, руки так замерзли, что он их почти не чувствовал. Ругаясь и жалея себя, он смог включить фонарик на телефоне и в тот же миг в лицо ему ударил яркий свет.

Непонятно, сколько он прошел пока разыскивал телефон, но в данный момент он стоял перед большим зеркалом и светил фонариком на свое отражение. Правда понял он это не сразу, а до того момента Бог знает сколько версий пронеслись в голове Артема. Он мысленно встретился с инопланетянами, спустился в чистилище и даже попал в шпионский роман, настолько фантастической выглядело его отражение, держащее в руке луч света и светившее в полной темноте, на него из-за стекла.

Как и положено выдохнув, охнув и выругавшись, Артем огляделся. Он находился в большом фойе, где был гардероб, колонны и много зеркал. Стараясь не шуметь, Артем медленно двигался между колонн, осматриваясь и ища место для ночлега. Вот под лучом света сверкнула огромная люстра на потолке, вот этот луч утонул среди вешалок гардероба, вот он наткнулся на широкую лестницу и убежал от Артема на второй этаж. Спать уже не хотелось, место это выглядело волшебно и чарующе. Наверное, так же чувствовал себя Буратино, открыв волшебную дверь за нарисованным очагом. Ноги сами подвели его к ступеням и сами же подняли его на второй этаж.

Длинные коридоры и череда дверей, вот что увидел он поднявшись. Это было не сравнить со сверкающей под лучом фонарика хрустальной люстрой и зеркалами в фойе, но тоже вызывало интерес. Особенно манили закрытые двери. Артем открывал их одну за одной, и каждый раз убеждался, что сделал это напрасно. Он не находил в них ничего кроме пыли, грязи и сломанной мебели. Видимо, все ценное отсюда вывезли, поэтому здание стояло пустым и не запертым. И все-таки Артем не мог остановиться: он медленно брел по длинному коридору, и заглядывая в каждую комнату. Окно в коридоре было ничем не закрытым и в спину Артему светила, невесть откуда взявшаяся луна. Что он искал в этих комнатах? Что надеялся найти? Вряд ли он и сам отдавал себе в этом отчет, но все-таки шел и открывал каждую дверь, пока не встал перед самой последней. Артем положил руку на нее и ему показалось, что она теплая на ощупь. Осталось только толкнуть её и идти искать следующий коридор.

– Не пугайтесь. – сказал человек у огня. – надо сказать, что чаще всего, люди пугаются тогда, когда уже поздно что-то изменить, или сильно заранее. Вы никогда не обращали внимание на этот странный факт?

Глава XIV

– Впрочем, вы ведь кажется и не испугались? – спросил человек.

Артем и в самом деле в этот раз почему-то не испугался. То ли не успел, то ли устал, а может потому, что пугаться было в общем-то нечего. Перед ним была наиболее уютная из всех виденных им сегодня комнат. Там имелась мебель, на окне была полу занавеска, закрывающая нижнюю половину окна, а главное в комнате было тепло.

– Противопожарные меры, знаете ли. – сказал человек, кивнув на ведро, в котором горел огонь. – И потом, это действительно удобно. Правда надо следить, чтобы оно не прогорело. Ведро конечно, все равно, прогорит, но важно это заметить и вовремя заменить его на новое. Они, эти ведра, собственно, для этого и предназначались. Их если помните вешали на красные противопожарные щиты, вместе с ломом и допустим лопатой. Лопаты и ломы со щитов перед отъездом сняли, а ведра оставили, потому что их ещё раньше сняли и превратили в пепельницы.

– Кто вы? – спросил Артем, стоя в проеме двери.

Ему почему-то казалось неправильным, просто так взять и войти. Что уж он хотел узнать, задавая этот вопрос? Что предполагал услышать в ответ? Возможно, ему нужно было время, чтобы подумать. Возможно, так оно и было, но он совершенно не представлял, о чем именно.

– Человек! Как и вы. – ответил сидящий у огня. – А может напротив, совсем не как вы. Я не берусь судить. Моя гендерная принадлежность у вас, полагаю, вопросов не вызывает, мой возраст вам вряд ли интересен, а мой социальный статус, думаю, вам и так понятен. Что же до имени, то зовите меня Арсений. Красиво имя, не правда ли? Не стану скрывать, при рождении меня назвали Владимиром, но это имя не принесло мне ни удачи, ни счастья. Я не смог овладеть не только миром, как предполагает это имя, но у меня нет даже собственного угла. А Арсений … – он помолчал, поворошил огонь в ведре и продолжил. – Чудесное имя. Оно переводится с греческого, как мужчина. Видите, как тривиально. Зато как красиво звучит. Я вижу, вы не решаетесь присесть и погреться. Вам неловко? Или может быть вы брезгуете?

Вопрос Арсения застал Артема врасплох. Застал, потому что был справедлив. И неловко было Артёму и чувствовал он некоторое неудобство, что придется сидеть рядом бомжом: “Еще блох нахватаюсь” – промелькнуло у Артема в голове.

Но мыслей этих он тотчас устыдился, тем более что и сам был в некотором роде бомжом, а потом этот человек был готов поделиться с ним теплом, чего все остальные делать не желали.

– Благодарю. – ответил Артем с достоинством.

Или вернее он хотел с достоинством, но губы его дрожали от холода и вышло скорее жалко.

– Непременно поближе к огню, – засуетился Арсений – Вы здорово продрогли. Сейчас я кое-что организую.

И он принес из угла комнаты кусок того самого черного бархата.

– Не волнуйтесь и не брезгуйте, этот кусок я держал в качестве запасного и сам ещё им не укрывался.

– Да я, собственно… – Артем вцепился в бархат и пытался им укрыться. – Я в общем… Спасибо.

– Что же вы в него целиком кутаетесь. – Арсений неодобрительно покачал головой, но помогать не стал из деликатности. – Вы только на спину его накиньте, а ноги, наоборот, к огню. И руки тоже. Вы таким образом будете собирать тепло, как фотонный парус солнечный ветер.

– Вы физик? – заинтересовался Артем.

– Что вы? Я просто любил фантастику. Вернее, я её и теперь люблю, но конечно не так. Странная штука с этими временами. – сказал он сбившись. – Вот если я скажу, например: “Был у меня учитель.” – что вы подумаете.

– Что у вас был учитель, а теперь его нет. Наверное, умер.

– Именно! Так большинство и подумает, но я-то, возможно, имел ввиду, что он просто не является больше моим учителем. Так же и с женой, коллегами, друзьями. Все они есть, но теперь они просто люди. Они перестали быть для меня друзьями, коллегами и … женой.

Арсений взял с полу бумажный пакет и высыпал в ведро угля.

– Один добрый человек отдал. Это угли для мангала. Упаковка потеряла товарный вид, порвались пакеты, проще говоря, и он не захотел с ними возиться, а пожертвовал мне. Ведь бумагой топить – дыма очень много. Я раньше вниз перебирался, а то здесь можно задохнуться, а теперь просто дверь или форточку иногда открываю.

Вдруг он поднял голову и улыбнулся.

– Здравствуйте! – сказал Арсений приветливо и немного растерянно.

Он смотрел поверх головы Артема, куда-то в сторону входной двери. Артем испуганно повернул голову за его взглядом и тут же вернул её. Он недоуменно посмотрел на Арсения. Так он вертел головой какое-то время, пытаясь понять, что сейчас произошло.

– А с кем вы сейчас поздоровались, Арсений? – спросил он напряженно.

Тот, по-прежнему растерянно улыбаясь, переводил глаза с только что вошедшей Марии на Артема.

– Извините. А вы не видите? Девушка вот… – он сбился и стал ворошить угли. – Извините. Вы не подумайте чего. Просто такая жизнь… Наверное надышался дымом вот и мерещиться. Да и питаюсь я не пойми чем. Так что не удивительно. Но если вас это пугает, то … – Он тяжело поднялся. – У меня есть ещё одно ведро. Я чтобы вас не тревожить, в другой комнате посплю.

– Прекрати! – Мария уперлась в бок кулаками и прикрикнула на Артема. – Скажи, что ты тоже меня видишь.

Арсений растерянно замер, а Мария не унималась.

– Тебе не стыдно? Ты позволишь человеку уйти из его же комнаты только потому, что ты меня стесняешься.

– Не стоит так. – пробормотал Арсений, стараясь не слишком шевелить губами. – Он явно вас не видит.

– Он не видит?! – захохотала Мария и стала изо всех сил лупить Артема по голове.