Pro-life

– Как тебе не стыдно?! Мы же их бросили! – прошипела она сквозь зубы. – Там же были твои друзья!

– Успокойся! – равнодушно отозвался Сашка. Он сосредоточился на своих мыслях и не хотел тратить время на лишние эмоции.

– Но мы же должны быть с ними! – не унималась Мэри. – Их там не за что сгребает полиция!

– У нас другая задача. У всех в нашей организации свои цели и задачи. Мы не можем их смешивать. Это основа нашего выживания. Сейчас ты должна была посмотреть на этот митинг и доказать нам свою лояльность. Я должен был сопровождать тебя и вывезти оттуда. На этом всё.

– Но это несправедливо!

– Это спланировано. В текущих обстоятельствах и при нынешнем правительстве мы вынуждены тщательно продумывать наши акции. По закону, административная и уголовная ответственность начинается только со второго попадания в течение трёх лет. Поэтому мы всегда подбираем именно тот состав, попадание которого будет для нас наименее трагичным или наиболее удобным. Ты для нас сейчас представляешь интерес, поэтому мы не хотим, чтобы тебя сцапали.

Мэри скорчила недовольную гримасу, всем видом демонстрируя обиду. Она чувствовала себя глубоко обманутой. Прекрасные мечты разбивались о суровую реальность. Горечь разочарования сводила скулы. Она уткнулась в стекло, стараясь не смотреть на водителя.

Сашка снизил скорость старенького авто и свернул с автострады. Машина, тяжело ухнув, опустилась на землю. Впереди высилась громада академии. Сейчас она показалась Мэри ещё более унылой и серой.

– Прости, до дома не повезу. Мало ли… Небезопасно. Тебе лучше дойти до академии, потолкаться, чтобы тебя увидело побольше народу. Поговори с кем-нибудь, сходи в Окоп. Я сделаю то же самое. В универе нам лучше по-прежнему не замечать друг друга. Плохо, когда поведение людей вдруг резко меняется. Через три дня ты получишь приглашение в наш Подвал. Там будем обсуждать сегодняшнюю операцию…

– А если я не приду? – В её голосе прорезалась дерзость.

Сашка вздохнул и повернулся. Он пытался скрыть раздражение, но получалось плохо. Его лицо явно выражало досаду и непонимание.

– Лучше бы тебе прийти. Я понимаю твои чувства. Я бы тоже сейчас хотел быть с ними. Помогать раненым, протестовать вместе с ними. Но наше положение вынуждает нас быть осторожными. Тебе не нас следует ненавидеть, а систему, которая заставляет нас быть такими. Поверь, если бы в нашей стране не было проблем, то мы бы тратили время на всё что угодно, кроме политики и митингов.

Мэри расстроенно шмыгнула носом. Было неприятно, что её отчитывают, как школьницу, и рассказывают прописные истины. Но спорить значило продемонстрировать ещё большую инфантильность, поэтому мудрее было промолчать. Она вышла из машины. Сашка кивнул на прощание. Мэри не хотелось отвечать, но вежливость пересилила, и она неловко взмахнула рукой в ответ. Автомобиль дёрнулся и взмыл вверх. Она грустно проводила его взглядом и поплелась прочь.

Глава 9

Как только девушка с парнем скрылись в машине, Максим тут же выскочил из укрытия и поспешил прочь. Сердце бешено колотилось, в голове шумело, а кровь разогревала уши и щеки. Максим не понимал событий, свидетелем которых стал. Но инстинктивно ощутил, что всё это было неправильным, выбивающимся из привычного порядка вещей, и лучше бы ему как можно быстрее забыть обо всём. Бурлящая агрессия и озлобленность демонстрантов захватили и его.

Максим лавировал между людьми, обходя одного, другого, третьего. Больше всего поражало, что никто из прохожих никак не реагировал на крики демонстрантов, всполохи электрической сетки и решётчатые фургоны. Из огромного потока людей единицы остановились на краю площади, чтобы снять происходящее на интрокомы и загрузить ролики в Интернет. Остальные продолжали просто идти вперёд, погруженные в ежедневные заботы и проблемы. Максим шёл по улице и заглядывал в лица, пытаясь найти хоть какие-то признаки беспокойства или озабоченности, но люди оставались глухи и слепы.

Через несколько минут, поддавшись общему настроению и убедившись, что за ним никто не гонится, Максим постепенно успокоился и замедлил шаг. Дыхание сбилось, а в правом боку закололо. Он редко отходил от дома и бывал на улице, чтобы не нарваться на неприятности. Запыхавшись, Максим остановился, огляделся и обнаружил себя рядом с домом торговца Джо. Видимо, поддавшись страху, ноги повели его в единственно знакомом направлении.

Стараясь начать дышать ровно, Максим перешёл последний перекрёсток и замер. Перед ним серым кирпичом вырос нужный дом. Но идти внутрь не хотелось. Мальчик вздохнул, сжал кулаки и зашёл в подъезд. Его встретили застарелая тьма, тёплая сырость неисправной системы отопления и спёртый запах плесени. Отвратительные грязные подтеки и пятна на стенах. Сверкающий ковёр из бутылочных осколков на полу, лопающихся под ногами. Максим прекрасно знал, куда идти, но с каждым шагом сердце билось все громче, отзываясь глухим эхо в голове. Пятнадцать шагов, десять, девять, восемь…

Максим толкнул дверь. Она как всегда была не заперта и легко поддалась. В маленькой грязной квартирке играла оглушительно громкая музыка. В конце коридора танцевали женщины в вызывающих нарядах. Воздух был наполнен тяжёлым дымом и ароматом чего-то вязкого и сладкого. Максим на всякий случай зажал нос и по стенке пошёл в комнату. Там на дырявом диване развалился темнокожий мужчина. Одет он был в цветастую яркую рубашку, через которую проглядывала чёрная прорезь пупка и заляпанные джинсы. Голова запрокинута назад, а ноги неестественно вытянуты. Максима он не заметил, и, кажется, застонал.

– Извините? – Голос Максима дрогнул и стал почти девчачьим. Он раздосадовано прикусил язык и набрал воздуха в грудь, чтобы говорить громче.

Мужчина не реагировал

– Простите? – попробовал ещё раз мальчик, подходя ближе.

– Убирайся! – недовольно прорычал хозяин квартиры. – Нет бабла! Через неделю отдам.

– Простите, но я хотел купить лекарство. Для бабушки…

– Шта?! – Голова поднялась, и мутный белёсый взгляд попытался найти гостя. Мальчик не в первый раз видел этот эффект от приёма голубики: радужки бледнели, становясь молочными. Белый невидящий взгляд. Через какое-то время глаза возвращались в нормальное состояние, но с каждым годом процесс замедлялся.

– Меня бабушка к вам послала… – промямлил он.

– Аааа… Ты, Малой?

– Да! – пискнул Максим, испугавшись.

– Давай деньги, пробирку возьмёшь там! – Он указал дрожащим пальцем на захламлённый шкаф, где в центре стояла подставка с синеватыми пробирками.

Максим подошёл ближе, протянул браслет с деньгами, который Джо выхватил только с третьего раза и принялся снимать плату специальным считывателем, собранным в кустарных условиях. Дождавшись сигнала о списании, он кивнул и вновь отвалился на диван.

– Тока, слышь, Малой, больше не бери… – Джо вытер нос грязной ладонью.

Максим кивнул, на негнущихся ногах подошёл к шкафу. Внутри ампул клубилось голубоватое нечто, отбрасывающее холодное свечение. Почему-то препарат никогда не вёл себя как все прочие жидкости и не замирал в одном состоянии, всё время двигался, перемешивался и жил какой-то отдельной химической жизнью.

Максим нервно сглотнул, протянул дрожащую руку, ухватился за прохладное стекло и выдернул одну из ампул. Затем осторожно положил во внутренний карман, чтобы в целости донести до бабушки. Она будет рада… Сегодня ей будет чуточку легче.

Мальчик развернулся и направился к выходу, оглядываясь на Джо. Тот вновь запрокинул голову. Невидящий взгляд упёрся прямо в подставку, но по выражению лица казалось, что он был очень далеко отсюда. Он несколько раз громко всхрапнул, изо рта по щеке потекла тягучая ниточка слюны, а лоб покрылся испариной. Но Максиму казалось, что Джо следит за каждым его шагом.

Мальчик быстро выбрался из квартиры. Настроение резко ухудшилось. Про особенности нелегального аналога Теломеразина, прозванного в народе "голубикой", было известно каждому. Он избавлял от сильной боли и страданий, делал организм более выносливым и сильным, и даже в какой-то степени продлевал жизнь, давая дополнительные ресурсы, но вызывал сильное привыкание. Самым частым итогом приёма препарата становились депрессия, апатия и суицид.

Максим уже не раз сталкивался с ягодниками – людьми, подсевшими на голубику. Каждый месяц в их округе кто-нибудь вешался или травился, отчаявшись достать очередную дозу. Но хотелось верить, что с бабушкой такого не случится. Из-за безденежья она не могла покупать дозы слишком часто, приходилось долго копить, откладывать и скрывать эти деньги от мамы. Кроме того, препарат ей правда был нужен – без него она мучилась от ужасных спазмов – последствий какого-то сложного заболевания.

Максим вышел из здания и зашагал домой, бережно прижимая левой рукой холодное стекло к рёбрам. Порой ему даже хотелось рассказать родителям о бабушкином секрете. Ведь это могло бы спасти ей жизнь. Да они, похоже, догадывались. Но с другой стороны, смотреть на мучения любимого человека было невыносимо. Она по-настоящему страдала. Суставы неестественно изгибались, от чего пальцы превращались в пучок сухих разросшихся корней уродливого дерева, а конечности переставали двигаться. Бабушка не могла спать и только обессилено вздыхала. Максим просыпался среди ночи от вздохов и уже не мог заснуть, чувствуя гнетущую пустоту комнаты. Лишить её препарата было бы жестокостью, причём по отношению к ним обоим.

Бабушка любила Максима, находя во внуке утешение и радость. Как выкрикнула в порыве злобы однажды мама, он появился на свет только благодаря бабкиному упрямству. Конечно же, Рита, его мама, несмотря на незапланированность беременности, любила сына и старалась о нём заботиться в той мере, в которой позволяли обстоятельства. Но её упорно точили бедность и алкоголизм мужа. Ей казалось, что без Максима жизнь сложилась бы куда лучше, поэтому каждый косой сочувствующий взгляд знакомых и случайных прохожих на Максима воспринимала как лишнее напоминание о своём несовершенстве. Он был живым воплощением несбывшихся надежд. Лишний нахлебник и лишнее койко-место в их маленькой квартирке, не говоря уже о затратах на одежду и обувь. И только бабушка называла его подарком судьбы, счастьем, вопреки всему родившимся сообразительным и добрым, и была уверена, что однажды родители Максима все поймут и осознают, что мальчик – лучшее, что было в их жизни.

Рассказывать родителям про то, что бабушка принимает голубику, было самоубийством, однако не рассказывать, возможно, было ещё хуже… Оставалось только с тяжёлым сердцем ходить за препаратом для бабушки, стараясь отгонять от себя грустные мысли.

Когда он достиг площади, то с удивлением обнаружил, что шум и крики постепенно смолкли, в небе исчез последний жук фургончика, а у здания мэрии появилась бригада роботов-уборщиков. Они моментально распространились вдоль стен и начали старательно оттирать последствия демонстрации. Следы краски стекали яркими ручейками и исчезали в решётке канализации. Роботы-уборщики собирали обломки транспарантов и куски одежды, а ветер разносил остатки мусора.

Максим прижал пробирку покрепче к рёбрам и поспешил домой.

Глава 10

Мэри стояла перед глухой высокой дверью подвального помещения и нервно переступала с ноги на ногу. Был уже поздний вечер, плавно перетекавший в холодную ночь. В щелях завывал печальный ветер, в углу раздавались неприятные шорохи. Мэри невольно поёжилась. Этот район был ей совершенно не знаком. Они встретились с Сашей полчаса назад у остановки, и долго плутали среди плохо освещённых дворов и закоулков. Время от времени Мэри становилось совсем не по себе, хотелось развернуться и поехать обратно домой, но она так и не решилась об этом заявить. Ей казалось, что Сашка, явно обрадованный её приходу, хоть и попытавшийся это скрыть, сильно разочаруется.

Он шёл чуть быстрее неё, подпрыгивающей нетерпеливой походкой. Ему хотелось побыстрее ввести Мэри в новую, запретную жизнь, заполучив тем самым почётное звание опытного проводника и старшего товарища. В один момент из неудачливого невзрачного однокурсника он превратился в таинственного, окружённого ореолом протеста, романтического героя. Теперь Сашка искренне наслаждался последствиями этого превращения. Глаза сверкали энтузиазмом, он что-то быстро и воодушевлённо говорил, широко размахивая руками, и совершенно не смотрел себе под ноги и часто спотыкался. Мэри активно поддакивала и угукала, сразу перестав его слушать, поскольку никакой конкретной информации в его словах не было, а ощущение дискомфорта и страха от чужого района росло с каждой секундой.

Они в очередной раз завернули за угол дома, Сашка на всякий случай остановился, проверяя, не идёт ли кто-то за ними, несколько раз повернулся вокруг своей оси и, грубо схватив Мэри за запястье холодными костлявыми пальцами, потащил вдоль стены. Она покорно поддалась и побежала, непривычно быстро перебирая ногами, из-за чего пару раз запнулась, но с трудом устояла на ногах.

– Ничего-ничего, – заговорщицки прошептал Сашка, огибая крыльцо очередного подъезда. – Сейчас будем на месте.

Мэри вместо ответа сдержанно кивнула, морщась от боли в руке. Сашка оглянулся по сторонам, протяжно выдохнув, быстро приложил что-то к датчику. Молодые люди юркнули в подъезд. Они оказались в тёмном подъезде, где пришлось передвигаться наощупь. Сашка прошёл вперёд и, судя по звукам, направился куда-то вниз. Мэри осторожно последовала за ним, тщательно нащупывая ногой ступеньки.

– Осторожно, три ступеньки вниз, и сейчас я открою – войдёшь, – еле слышно прошептал он, звякнув чем-то металлическим.

Мэри соскользнула вниз на одну ступеньку, затем вторую и врезалась лбом в металлическую преграду.

– Чёрт!

– Сказал же, что открою! Будь внимательнее! – Возмущённый шёпот откуда-то снизу.

Мэри обогнула преграду, прошла вниз и оказалась в крохотном, похожем на лифт, помещении.

– Жди здесь, я пойду вниз. Когда постучу – зайдёшь… – С этими словами он растворился в противоположном углу, ослепив на прощание ярким всполохом света.

Когда зрение восстановилось, Мэри вновь окутала кромешная тьма. Учитывая лёгкую клаустрофобию и боязнь темноты, пребывание в столь неприятном месте уже можно было считать маленьким подвигом. Тем более что после последней акции Мэри одолевали серьёзные сомнения в правильности всего происходящего. Она много раз прокручивала в голове события и слова Сашки и даже думала отказаться от дальнейшего участия, но потом раздался звонок, и она просто не смогла сказать: «Нет!».

Чёрт возьми! Очередное проявление безволия и неспособности принять окончательное решение, отказаться от чего-то, когда нет полной уверенности. Сотни раз она уже сталкивалась с этой ужасной чертой своего характера: как только возникали две или больше альтернатив, у каждой из которых были свои плюсы и минусы, она впадала в ступор и не могла выбрать. Словно осёл, сдохший с голода между двумя полными кормушками, она проводила часы в раздумьях, раз за разом оценивая возможные перспективы, принимала решения, затем вновь перерешивала, а в конец измучившись, уже просто начинала подкидывать монетки, гадать по книгам или перекидывать ответственность на других. Вот и сейчас. Стоило Сашке твёрдым голосом сказать, что он будет ждать её на остановке в десять, она даже не смогла найти слов для отказа. Просто оделась, собралась и приехала.

Мэри раздосадовано цокнула языком и зажмурилась, пытаясь избавиться от ощущения темноты и ограниченности пространства. Ей казалось, что она стоит здесь целую вечность. Пальцы ног в промокших ботинках потихоньку замёрзли, а из-за двери, за которой скрылся Сашка, пока не доносилось ни звука. Она вытянула руки в стороны и прикоснулась кончиками пальцев к шершавым стенам, чтобы убедиться, что они не двигаются. Глубокий вдох и досчитать до десяти… или ста, если на десяти ничего не изменится. Раз… Два… Три… Где-то недалеко завыла сирена скорой помощи, выдернув спальный район из коматозной спячки.

«Где-то кому-то плохо», – мрачно констатировала Мэри. В попытке отвлечься она сразу представила сухопарую седую старушку, картинно хватающуюся за сердце и падающую в старинное мягкое кресло. Наверняка, старушка только что получила письмо от своего давнего возлюбленного, которого не видела уже полсотни лет, но по-прежнему продолжала любить, несмотря на мужа, уют и множество персидских котов. Мэри уже придумала клички каждому из пяти животных, но тут послышался глухой металлический стук, и дверь слегка приоткрылась.

Мэри робко шмыгнула в открывшуюся щёлочку и замерла на пороге, подслеповато щурясь от резкого перепада освещения. Перед ней открылась квадратная комната без окон, до потолка заваленная всевозможными плакатами, баллончиками с краской, петардами, разнообразной одеждой и откровенным хламом – всё в состоянии первобытного хаоса, овеянного ароматом кофе и плесени. Единственным источником освещения служил дырявый абажур, распространявший по комнате ярко-оранжевые пятна.

Мэри стояла под самым потолком. Вниз от её ступней уходила короткая крутая лестница, вплотную упирающаяся в большой круглый стол, покрытый фиолетовым бархатом. За ним сидело около десяти человек примерно её возраста. Почти все испытующе смотрели на гостью.

Неожиданно Сашка вынырнул откуда-то из-под лестницы вместе с низенькой табуреткой, которую он ловким движением перевернул в воздухе и установил между лестницей и столом. Он не смотрел на Мэри, но та поняла, что табурет предназначен для неё. Мэри осторожно спустилась на негнущихся дрожащих ногах, и грузно осела на предложенное сидение. Напряжённое молчание стало невыносимым, но она не решалась поднять глаза и с необычайным интересом разглядывая обувь и грязные маслянистые пятна на полу. Пятна превращались в огромных ленивых китов, медленно и нехотя плавающих в безмолвии линолеума.

– Ну, здравствуй! – раздался мужской голос справа.

– Здравствуйте, – еле выдавила из себя Мэри. Собрав волю в кулак, она посмотрела на говорившего. Им оказался худощавый русоволосый юноша с выдающимся кадыком и жидкими пучками щетины. Лицо показалось знакомым.

– Ты получила хорошие рекомендации от наших членов, – продолжил он ещё более суровым голосом. – И показала заинтересованность в нашем деле на акции… – Повисла глубокомысленная пауза. – Мы ценим это… Но мы бы хотели знать, готова ли ты к грядущим испытаниям и всецело ли разделяешь идеалы свободы и борьбы за свои права? – К концу фразы его голос стал громче, чем в начале.

– Ну, да… – непонимающе отозвалась Мэри, с лёгким недоумением оглядывая присутствующих. Помимо парня с кадыком здесь были ещё угрюмые близнецы с косматыми бровями, коренастый спортсмен с квадратной челюстью и металлической цепью, высокий панк с наполовину выбритой головой, юноша в очках, азиат с взъерошенной чёлкой, пухлая круглощёкая девочка, и две девушки в почти одинаковой одежде, блондинка и шатенка. Обе учились в академии. Девушки сразу же отвернулись, сделав вид, что они не знакомы.

– Мы должны полностью убедиться в твоей верности и в твоём умении молчать, понимаешь? – решил разрядить обстановку Сашка.

– Да, я понимаю. Но что я могу сделать? Поклясться на крови или принести жертву? – попыталась пошутить Мэри.

– Нам сейчас не до смеха! – Губы блондинки сжались в струнку. – Сашка рассказал нам, что ты не хотела уходить с протеста. Пыталась не подчиниться. Первое, что ты должна здесь уяснить – это беспрекословное подчинение приказам вышестоящих. Каст… – Она указала на парня с кадыком, – глава нашей ячейки. Он связывается с центром и остальными. Мы делимся на две группы. Старшие групп: я – Марго – и Алекс. – Азиат медленно кивнул. – Мы связываемся с Алексом и передаём информацию вам. За любое нарушение – дисциплинарное взыскание. Если проговоришься – трибунал, и дальше твою судьбу будет решать Комиссариат. Понятно? – С каждым новым предложением белёсые, незаметные брови Марго съезжались все ближе к переносице, делая её похожей на насупившегося джунгарского хомячка.

– Да, понятно, – нехотя отозвалась Мэри. – А кто входит в этот Комиссариат?

– Этого ты не узнаешь… пока не узнаешь. Сейчас это за рамками твоего уровня доверия, – подал хриплый голос Каст. – В целях безопасности мы не предоставляем информацию о других группах и тем более о вышестоящих членах. В идеале группы Марго и Алекса тоже должны были быть не знакомы, но… – Он запнулся. – У нас нет места для собраний. Поэтому с разрешения Комиссариата нам позволили объединиться.

– Уровень доверия? Что это? – нахмурила брови Мэри.

– У всех членов есть уровни доверия. Ты получаешь сначала нулевой уровень доверия и самые простые, хоть и важные задания. Если ты выполняешь, вернее, если ты перевыполняешь свои цели, то ты переходишь на следующий уровень, и получаешь ещё порцию информации. И так дальше.

– И какую цель я могу получить?

– Хм… – Марго задумалась. – Сейчас это, скорее всего, будет подготовка каких-нибудь плакатов или расходных материалов. Ну, или слежка за кем-нибудь. Дальше – серьёзнее…

– Ты должна быть внимательной, аккуратной и последовательной, – заговорила круглощёкая девушка. – А главное, ты должна молчать обо всём, что хоть как-то связано с нашей организацией, и особенно о тех, кого ты здесь встречаешь. Мы все здесь пользуемся ненастоящими именами. Вот я – Дорис.

– Очень приятно…

– Это Томи и Сэми, – старясь перевести тему, Сашка показал на близнецов, которые с тем же угрюмым выражением лиц кивнули в ответ. – Свити. – Шатенка помахала ладошкой. – Стронг! – Спортсмен хамовато подмигнул.

– Винд, – решил представиться парень с бритой головой. Мэри отметила необыкновенно красивое сочетание небесно-голубых глаз и густых чёрных ресниц.

– А я Стив, – буркнул очкарик, снимая очки и близоруко щурясь на свет абажура.

– А я Саныч, – весело подмигнул Сашка.

– Мне очень приятно, и спасибо вам большое за оказанное доверие. – Мэри почувствовала себя свободнее, когда все представились. – Тогда называйте меня Мэри. В паспорте у меня все равно другое имя.

– Договорились! У тебя есть вопросы или мы можем приступить к нашей повестке? – поинтересовалась Марго.

– Подождите-подождите, – запротестовала Мэри. – Расскажите мне хоть немного. Я должна хоть что-то знать. – Она сложила руки в просящем жесте. – О вас столько слухов ходит, да вы живые легенды! Говорят, что вы чуть ли не президента убить хотите, но реальной информации никакой!

В комнате повисла продолжительная пауза. Никто не спешил отвечать.

– Она имеет право знать. Она попала к нам не так, как попали все мы. Мы должны сделать исключение. Иначе она не сможет быть с нами. – Сашка подошёл к Мэри и положил руку ей на плечо.

– Мы не можем ей пока так доверять! – буркнула шатенка.

– Я поручился за неё! – нахмурился Сашка, сильно сдавив плечо Мэри.

– Ладно, не говорите всё! – Мэри хотелось подпрыгивать от нетерпения. – Но хотя бы цель той акции, на которой я была… Я была там, ничего не зная. Вы требуете разрешить Теломеразин?!

– Хорошо, – вздохнул Каст. – Но ты …

– Должна молчать. Я помню.

– Мы считаем, что… – Каст резко снизил громкость голоса, отчего все подались вперёд, сжавшись в плотный круг. – В мире существует лобби фармацевтических компаний, активно поддерживаемое на самом верху. – Он облизал губы. – У нас есть доказательства, что существующий многолетний курс Теломеразина можно заменить на курс из трёх концентрированных сывороток. Себестоимость производства одной дозы гораздо ниже, чем принято считать. Они запретили препарат в России, а сами его жрут! Наш президент его жрёт! – Каст ударил кулаком по столу, из-за чего сидящие за столом вздрогнули.

– Но ведь далеко не все члены правительства сами принимают препарат…

– Ага, или просто нам так говорят.

Мэри показалось, что в помещении стало жарко, а свет абажура потускнел и замерцал, отражаясь в темных провалах зрачков.

– Я согласна: это мерзко. Но ведь есть сомнения в безопасности препарата.

– Или нам говорят, что есть.

– Да, я уже слышала об этом, – задумчиво кивнула Мэри. – И читала об этом.

– Но всё это не имеет смысла, – перебил её уже разгорячённый Каст. – Поскольку правительство не допустит не только появления новых лекарств в нашей стране, но и даже информации о них. Министерство связи сутками работает, удаляя любую информацию. Мы пытались уже сотни раз создать какие-то группы, сообщества, распространять листовки, но всё мгновенно уничтожается, а активисты пропадают. Этим уродам не хочется, чтобы мы жили нормально, чтобы мы были свободными и могли сами принимать решения о том, сколько и как нам жить. Им не нужны люди, граждане. Им нужны скоты, с которыми можно делать что хочется!

– Каст всё это очень близко к сердцу принимает… – сочувственно-наставительным тоном произнесла Марго, погладив его по руке.

– Как и мы все, – поспешила добавить круглощёкая Дорис и с недовольством отвернулась от Марго.