Босиком по заснеженному мху

Еще три дня в заточении и свобода..

Обновленный я, вышел из фойе клиники, уверенный в том, что сейчас на такси поеду в Южные Липки, в свою квартиру. Но не успев порадоваться машина с водителем женщины, которая дала мне жизнь остановилась передо мной.

– Алла Богдановна велела вас встретить и отвезти в особняк, – сказал он, опустив стекло.

– Передайте Алле Богдановне, что в ее услугах я больше не нуждаюсь. Перешел по пешеходной и направился через парк к остановке.

На таких незначительных обидах я рос и думал, мама – права, папа – виноват. Виноват – я, бабушка, и никак не мама, мама – всегда права. Но мама сожалеет, что дала жизнь мне. Не понадобился я никому больной от рождения. Итог, папа спился и умер, бабушка, которая овдовела через год после рождения папы, пережила своего сына на четыре года, который ушел из жизни из-за такого сына, как я.

Я сожалею, что рожден таким. Но если я жив еще, значит cмерти я не нужен. Хотя, из опыта жизни и окружающих меня людей, миф – «Бог дает трудности, зная, что выдержишь». Никто не выдержал, много людей выбравшись из болота жизни, которые вот-вот должны были начать жить – умирали. То есть, были рождены – умереть, не ощутив вкуса жизни. Я не говорю об удачливых исключениях..

А то, что произошло с моими диагнозом, самая большая загадка. Если таинственная Клара и ее иcчезновение поддается объяснению, то чудо излечившегося частично порока меня пугает. Дойдя до остановки, я, опустив руки в карманы пальто, вспомнил, что ключи не забрал.

– Проклятье!

На такси, вынужденно, направился в дом родительницы.

Улицы и крыши домов застелил туман. Серые будни и я стали верными соратниками. Эта тьма рассеется лишь с приходом весны. Главное, не оглядываться назад, не цепляться за обиды, доказать всем, что психиатр нужен им cамим.

Калитка высоких ворот снова болталась на ветру. Я вошел во двор, наклонив голову. На задней веранде пусто. Постучал во входную дверь. Никто не открыл. Дернул ручку, дверь открылась, я медленно, вошел шаг за шагом..

– Богдан, Богдан, – никого.

Прошел в гостиную, кухню, столовую – никого.. Поднялся наверх, вошел в свою временную спальню, достал чемодан из шкафа и начал закидывать вещи, которые забрал из квартиры, свои. Пошарил в шкатулке, стоящей на прикроватной тумбе, ключи не обнаружил. Поискал в комоде, нигде нет. С чемоданом направился вниз и открыв дверь, увидел перед собой женщину, которая навестила в больнице один единственный раз.

– Сбегаешь, как воришка?

– Из того, что могло принадлежать тебе, забираю только себя, – заявил я.

– Ты сильно похудел, лицо вытянулось, осунулось, глаза ввалившиеся, – протянула она ладонь.

– Я бы поверил в твою доброту, если бы не слышал того разговора. Вы как крысы в норе делили шкуру неубитого медведя. Ваши лица, ваши взгляды, – поджал я губы от обиды, но не позволил эмоциям вырваться и повысить голос.

– Артем..

– Вот именно Артем, а не сынок, не сын, просто – Артем.

– Так и будем стоять в дверях? – выскользнуло из ее дрожащих губ.

– Психиатра нашла мне? – не выдержал я. – Ты действительно, считаешь, что я имел возможность не слышать ваш разговор с Агнией?

– Эта девушка, действительно прониклась к тебе теплыми чувствами..

– Какими чувствами? Название им есть.. – прикрикнул я.

– Почему ты такой агрессивный!?

– Мне сверху уже знаки подают: Артем, беги, спасайся! Я уже ослеп на один глаз за неделю жизни с тобой. Дай пройти, – потребовал я и отвел глаза с ее обиженного лица.

– Подумай, стоит ли из-за обид разрушать будущее? Забудь тот разговор..

– Какое будущее? – не выдержал я. – У меня его нет, ровно, как и прошлого и настоящего, – улыбнулся. И почувствовал, как струя покатившейся слезы обожгла лицо, не ожидал от себя, но эмоции одолели. – Что нас держит на плаву? Тепло! Чувства, воспоминания, у меня этого нет! Я сегодня блуждаю в чужом мире. Я здесь никто, не состоявшаяся личность! У которого из образования, только колледж и одиннадцать классов школы, которые я пропускал по состоянию здоровья. Друзья? Нет, я рос в плохой компании. Где группа девочек могла избить ногами одноклассницу, чтобы понравиться парню. И это оставалось безнаказанным, – выдохнул я. – Били ли меня? Да, по лицу, считая его слишком белым, но не били по животу и груди, боялись, что умру! Папа закладывался с утра до ночи. Бабушка, на рынках торговала овощами, в каждое время года при любых погодных условиях, без выходных и праздников. Возвращалась за полночь и начинала искать пьяного сына по кабакам и барам, а однажды и вовсе не нашла. – Остановился я, заглотнув воздух. – Он ушел зимой, и не вернулся, не попрощался. Упал на кладбище, уснул и замерз первого января в день моего рождения. Навсегда! А мама, в это время припеваючи жила в Австрии, с третьим мужем, в замке какого-то герцога. Пила игристое и ела виноград. На отступные после развода со вторым мужем. Какая изящная параллель верно? Какая душераздирающая параллель, да!? Спасибо бабушке, помои не ел. А сейчас, о, Артем ты таак похудел. Ха-Ха!

– Все не так, – пыталась она перебить меня, но тщетно.

– Я скоро потеряюсь в твоих лживых историях. Ты даже имела наглость, звонить бабушке и плакаться, что после смерти второго мужа, не имеешь возможности отправить Богдана в Англию на учебу. Какая жалость. В то время, как твой старший сын получал, жалкие пособия по состоянию здоровья и подрабатывал в отделе «Легенд Старого мира», в забытом Богом книжном магазине. В северном краю зажопинска, живя в южном. Чтобы купить лекарство и прожить в буквальном смысле, до следующего месяца и чудом года. И если бы ты, разводясь и ругаясь очередной раз с отцом, не забыла бы шестилетнего сына на морозе минус шестнадцать, торопясь к новому любимому, состояние мое не ухудшилось бы в разы. Я уже молчу о том, что ты сняла с себя все обязательства, даже к врачу ни разу не отвела, узнав, что у меня уже неоперабельный порок, после твоей халатности! Проживет, сколько проживет на таблетках. Протянула кое-как и сбежала с годовалым сыном, как оказалось потом от другого мужчины. А ты – уважаемая, достойна лучшей жизни! И правда, лучше бы меня не родила, одним несчастным было бы меньше, – разразился мой голос, словно гром в мае. – Я больше не хотел, не мог молчать. – Говорят, когда мать молится – ад трепещет. Видимо, ты ни разу не молилась о сыне Артеме. Обещаю, это наша последняя встреча! Дай пройти! – Зажал виски, взглянув в сторону, заметил на тумбе возле дивана, свои ключи, схватил их резко, сжав в кулаке, осознавая, что все это высказал..

Она сделала шаг влево и отошла, я шагнул за порог и увидел Агнию, стоящую позади нее. Скрестив пальцы рук, она удивленно смотрела, открыв рот. Я не стал задерживаться. Быстро направился к выходу. Свернул к бульвару и шел без передышки, держа чемодан за рукоять.

***

– Агния, девочка, когда ты пришла, – степень изумления Аллы Богдановны можно было представить. Агния, либо притворилась, что ничего не слышала, либо действительно пришла только и не стала свидетелем душераздирающего монолога Артема.

– Пригласите внутрь, есть разговор..

Они прошли в гостиную, Агния села в кресло, приготовившись рассказать о причине своего визита. Алла Богдановна не находила себе места, встревоженно растирая ладони ходила из угла в угол.

– Сейчас, сейчас, я отдышусь, – и села напротив Агнии, закрыв лицо руками, взволнованно, не желая показать своего опустошенного состояния.

– Что с ним происходит?

– Не узнаю его.. – выдавила Алла Богдановна.

– Но чему причиной, такое агрессивное состояние?

– Не знаю, не знаю, – повторяла женщина, немного отдышавшись подняла глаза. – Зачем ты пришла?

– Бабушка срочно хочет увидеть его. Срочно! Но я не знаю, как быть?

– Зачем он ей, зачем ей видеть его?

– Не могу точно сказать. Но такого отношения, как он повел со мной в тот день, она точно не потерпит.

– А что он сделал?

– Выпроводил меня из палаты, вел себя холодно и отстраненно. Но если бабушка настроена его увидеть и побеседовать, она может и прибегнуть к силе.

– Не понимаю, по какой причине такое особое внимание? Может Богдан сможет помочь?

– Думаю, что нет.

– Да какая разница, они оба мои сыновья.

– Вы, наверное, заметили, но они абсолютно разные, как внешне, так характерами. Да и бабушка, приметила его.. и ей не принципиально ваш он сын или чей-либо другой. Вы понимаете, о чем я. Ее не интересует его происхождение.

И тут Алла Богдановна, поняла, что наживка соскакивает с крючка. Артем оставил их на полпути. А Богдана оставят они. – Но ведь аквариум идея Богдана. Разве, не ход мыслей такого человека ее заинтриговал? Ее же заинтересовало именно это?

– Я не знаю истинной причины желания бабушки увидеть его, и именно, в ближайшие дни.

– Увы, Агния. Артем не тот человек, которому можно указывать и которым можно управлять. Вы это заметили во время ужина и в больнице.

– Он настолько независим?

– Он просто свободен. – Выдохнула она, – свободен, от обязательств перед жизнью.

– Это никак не радует! Ведь бабушка пока лишь оправила меня справиться о его здоровье и пригласить на ужин. А если она сама решит прийти навестить его, если я совру, заявив, что он не пришел по причине того, что болен. Она может подключить маму, и, если он откажет ей, позорная молва пойдет по городу о вашей семье. Вам не будут рады, даже на похоронах. А моя мать специалист в вопросах уничтожения семейных ценностей. И вы просто будете вынуждены уехать, и да, вы даже не сможете продать особняк, – натянула тонкие брови Агния.

– Как я поняла, вы мне угрожаете?

– Как я поняла, вы не хотите сотрудничать? Вместо того, чтобы помочь убедить Артема, вы намеренно солгали, что аквариум идея Богдана. Я ничуть не принижаю его достоинства и значимость, но у каждого человека свое место, – резко поднялась Агния. – И бабушке нужен именно Артем. Мы поняли друг друга? – Протянула с улыбкой ладонь. – Завтра, в шесть вечера! Действуем по изначальному договору. И да, бабушка не в курсе тех нюансов, ее не вмешивайте. Ей просто нужен Артем, думаю временно, затем продолжим.

Алла Богдановна, не поднимаясь протянула напряженную руку, Агния слегка сжала ее, подтвердив договоренность, торопясь покинула дом.

***

Ключ еле влез в старую замочную скважину, с трудом прокрутил три раза, замок щелкнул.

Двушка полученная после смерти бабушки.

Ее рыхлый аварийный дом с тремя спальнями, огромной верандой и садом на выселках рядом с кладбищем, разменял у администрации на небольшую в сорок пять квадратов квартиру, в старом доме построенном в середине пятидесятых, больше и не чем похвастаться.

В период трех недель пребывания там, с ними, будто выпал из собственной реальности. Пора возвращаться..

Снял пальто, аккуратно повесил на синюю вешалку. Не изменяя привычкам. К примеру если повешу на черную, все пойдет кувырком.. И что меня обнадеживало, что все хорошо? Оптимизм? Вера в себя! Но синяя вешалка – верная привычка!

Очень холодно. Надел вязаный свитер, теплые штаны и забрался в кровать под одеяло. Хотелось спать, только спать. Стоило закрыть глаза, и левый, словно пронзило острием. Но немного позднее расслабился и провалился в сон.

Низко плывущее солнце затерялось в таинственных облаках. Бегу по лабиринту из плетущихся кустарников. Оказываюсь во дворе замка из черного камня, на окнах стекла, не чищены лет триста. Они забрызганы птичьим пометом, годовым слоем грязи и пыли. Поднимаюсь по ступенькам в форме полусферы. Забегаю в холл, темный и холодный, в углах притаилась влажная паутина, она уже служит склепом пауку, который ее сплел. От каждого шага эхо уносится в дальние комнаты. Сколько неизведанных коридоров в этом доме.

Блуждаю в чужом мире, натыкаюсь на крутую винтовую лестницу. Хватаюсь за пропитанные грязью и сыростью каменные перила и бегу вверх по лестнице. Я знаю, здесь нет посторонних. Но кто-то тянет в одну из комнат и кожей, каждой частицей манит. Бегу, словно опаздываю, выхожу в широкий коридор и несусь до конца. Пределом коридора явился открытый балкон, из него вид на лабиринт из кустарников.

На улице осенний вечер. Cтемнело, серо все вокруг. Возвращаюсь обратно в коридор и пытаюсь войти во все подряд комнаты, но двери заперты. Я так настойчиво ломился в них, вдруг ручка одной двери щелкнула. Я задержал дыхание. Стоит ли входить?

Толкнул, вошел, тишина, тьмища, лицом влез в паутину. Бооже, как это мерзко.

Расчистил лицо от липких пут, в спальне пустота, ни кровати, ни шкафа, стены пусты. Я осмотрелся, и что-то блеснуло на дальней стене. Шаг, еще шаг, еще два. Приближаясь, вижу, как отчетливо отражается золотистая рама картины. Подхожу ближе, еще ближе, не могу рассмотреть, что на самом полотне. Еще ближе, появляется образ. Это портрет. Ну давай же, глаза почти привыкли к темноте, от картины веет теплом. Массивный подбородок, громоздкие черты на худом вытянутом лице мужчины, с черными длинными волосами, зачесанными назад, руки скрещены на груди, но веки его закрыты, губы пытаются зашевелиться.. Кто-то положил ему ладонь на плечо и тут же, чувствую тяжесть на своем. Поворачиваю взор… отчетливо вижу ладонь..

– Проклятье! – выкрикнул я, внезапный звонок в дверь обволок тело холодом. Резко сел, скинув одеяло. Поднимаюсь и подхожу к двери, еле попав в тапки ледяными ступнями. Прищурив глаз посмотрел. Это доставка, связанная с отделом продаж c места работы. Совсем запустил ее. После легенд родительницы, что работать больше не придется.

Открыл дверь, расписался и торопливо закрыл. Никого не хочу видеть. Прошел мимо зеркала, еще раз взглянул на себя. Так непривычен голубой глаз. Кинул взор на плечо, нет там ладони.. но тревожный холодок еще прогуливался по телу, а тяжесть ладони ощущалась.

– Проклятье, пробило, как в реальности.

Бросил конверт на диван и вернулся в кровать. Закутался с головой, лег на бок, досмотреть бы сон. Подремав часа три, не влился в сон-обман. Стало знобить, словно тело выжимало, как постельное белье перед тем, как встряхнуть и пустить по ветру, зацепив за веревку на морозе.

Вставай Артем, соберись. Снова стал звонить телефон, так и хотелось сказать: ну, принеси себя сам. Не мог даже пальцем пошевелить. Глядя на звонящий телефон задремал еще, не в силах подняться..

Проснулся глубокой ночью. На улице пыль сеет дождь. Все прячутся от сырости. А я, наоборот, немного взбодрившись, поднялся, потянулся, оделся, взял старый зонт-трость и собрался на прогулку. Проверил пропущенные: два раза Алла Богдановна, три раза братец и двадцать с несохраненных.

В подъезде, выкрашенном неряшливо синей краской только и слышны мои шаги, торопливо спускающиеся вниз по усыпанной окурками лестнице, в унисон с капающим дождем. Распахиваю ржавую с облупленной краской дверь подъезда, толкнув зонтом, она со скрипом открывается, впереди занавес ливня.

Шаг за порог, раскрываю зонт и встаю под него. Где-то вдали звуки проезжающих машин, наехавших на глубокие лужи, расплескав их до основания. Над двором мигает один единственный фонарь, источник искаженного желтого света, от которого ноет мой единственный зрячий глаз. Многоэтажки в грязно-сиреневом цвете.

Дождь ускорил ход и постукивания втрое участились на зонте, не торопясь направился в сторону старенькой площади, обошел ее слева, еще пятнадцать минут хлюпаний по лужам, вошел на Городское Южное кладбище округа «Липки».

– Папа, бабушка, я иду, – прошептал монотонно, подгоняя себя, будто ругая за долгое отсутствие и мимолетные мысли ухода к ней, после всего пережитого. Даже тьма не собьет меня с пути, и вот она, оградка деда, справа супруга, слева сын.

Присел на промокшую скамью, скрестил ступни, наклонил голову в бок и стал всматриваться в потертые фото на памятниках. Ветер слышно целует замерзшую кожу каплями дождя.

– Я пришел, папа, – ломающийся голос растерялся в тишине. – Прости, что предал. Прости, что пошел снова к ней, поверив, что нужен, – единственное что смог вытолкать, затем связки словно окаменели и я нем.

Не было состояния отчаяния, было состояние тишины. Сидел долго. Дождь успел cмочить мне брюки и спину, задувая ветром. Но я уходить не торопился, хотя озноб гулял по телу.

– Папа, не мне тебя судить, я сам далеко не ангел, но, почему, ты так ушел? Почему так жестоко и так горько, – полуголосом шептал я себе под нос, повторяющиеся вопросы. В ответ тишина и догадки, чтобы он мог ответить.

Вдалеке, мое внимание привлек свет фонаря, маячащий на памятниках. Сторож осматривал могилы, он был в двухстах метрах, но я отчетливо видел, как он подходит к каждой плите и рассматривает фото. Я поднялся, чтобы он меня заметил и сам подошел первым. Так как самому идти никак не хотелось. Он резко метнулся в мою сторону, заметив, лишь движение.

В резиновых сапогах, темной телогрейке, застегнутой невпопад, он, шлепая по всем лужам направлялся ко мне.

– Ты кто такой? – с упреком спросил.

– Артем я, Озерский.

– А сам-то кто?

– Cтепаныч я. Сторож здешний.

Он подошел, взмахнул рукой и свет фонаря упал на фамилии на плитах.

– Так – так, все Озерские. Николай, Мирослава и Петр. Удачное время навещать покойников, уж третий час ночи, – пробурчал он кривеньким ртом, который затерялся в длинной бурой бороде, от него за версту несло кладбищенской сыростью и спиртным. – Долго стоять будешь, Озерский?

– А что, я вам мешаю?

– Неспокойно на кладбище, с месяц как..

– Покойники покидают склепы или ругаются между собой? – будучи скептиком другого не спокойствия на кладбище не представлял возможным.

– А вот, не до смеха мне.

– Да и мне, особо не до радости..

– Дк, давай это, полчаса и иди домой, – повернулся он и собирался уходить.

– Так что же случилось?

– Болтать не велено, – прохрипел он высоким, но воспаленным голосом.

– Так сами же начали.

Оглянулся по сторонам сторож, и зашагал в мою сторону.

– С памятников фото сдирают хулиганы!

– Зачем им фото мертвецов? Нелепость.

– Кто ж знает?

– Только это? А паники в глазах ваших, будто всю преисподнюю прошли.

– Так это, они говорят, что хулиганы, а коллега мой, Вячеслав, сторож Северного кладбища, где богатые захоронены, в районе богачей, – тянет он руку, указывая на север, – говорит, что фото словно выдраны из камня когтями, камень мраморный расколот у троих членов семьи.

– Молотком выбивали, мыслей не было? Cразу когти. Вот такими фантазиями народ пугаете.

– А крошек нет, камней..

– Подмели, почистили, подготовленные пришли.. – покачал я головой в недоумении.

– Кому это надо? – ухмыльнулся он.

– Да мошенникам, люди известные, памятники наверняка мраморные, – говорил я и думал, а на самом деле, зачем только фото.. зачем? Бессмыслица.

– Нееет, – протянул он и прошел к узкой дорожке, я зашагал вслед за ним.

– А вы что думаете? – задержался я.

– Думаю, кто-то в игры черные заигрался..

– Аааа, так вон оно что, – выдохнул я, – ну-да, ну-да!

– Смешно тебе?

– Да, не до смеха мне, на кладбище, как никак.

– Да вот и мне. Вон умерли отец, сын и зять в одной семье, в течение тридцати лет и кто-то пришел, разом выдрал их фото с памятников, в этом есть смысл? Еще одного знакомого отца фото унесли. Вернее двух, – просчитывал он вслух. – Хулиганам на что? Эти не богатые. Они вон и мрамор не унесли, на что им фото?

– М-да, – не захотев продолжать, я вернулся и сел на свою скамью. Дождь усилился, сторож, торопясь удалился в сторожку. А я задумчиво глядел на фото отца и деда. Кому нужны были бы их фото, чтобы их так безбожно выдрали? Любящий человек? Ненавидящий человек?

К пяти часам шум дождя стих, я знатно замерз, убрал зонт, растирая предплечья, постукивал ногами о сырую землю. Но должен дождаться рассвета, я обещал, и домой не тянуло.

Густота туч слегка рассеялась, но линия горизонта была черно-серой. Как только появились холодные синие разводы рассвета, я поднялся, расправил плечи и направился в сторону дома. Было одно желание, окунуться в книгу и попасть в чужой мир, не похожий на этот. Этот – сер, омерзителен и не чист. Раньше мир был светлее, а сейчас пасмурно и еда не вкусная..

Пока, не торопясь шел домой, город стал пробуждаться. Раз в минуту проезжала машина, с визгом пролетая мимо. Но туман не торопился рассеиваться.

Чашка имбирного чая точно отрезвит, затуманенное состояние. Когда издалека уже стала виднеться кирпичная многоэтажка, я расслабился и замедлил ход.

Свернув в подъезд меня ждал сюрприз. Не люблю сюрпризы.

Это была Агния. Словно остолбеневшая статуя, держа крепко зонт. Я подошел и встал напротив.

– Зачем пришла? – поднял уставшие глаза, – принесла контакты психиатра?

– Мы можем поговорить?

– Мы уже говорим..

– Немного холодно..

– Оделась бы теплее..

– И все-таки, ваши манеры и такое отношение ко мне было игрой? А я и в правду поверила, что заинтересовала вас.

– А ваше? Увы, мое отношение было игрой. Приношу извинения. Ваши вопросы закончились?

– Артем, ситуация выходит из-под контроля. Я приходила к вашей матери. Но она, как я поняла, даже не хочет содействовать, – произнесла она все это с абсолютно другим голосом. Властным и требовательным.

– Содействовать в чем?

– Вам нужно навестить бабушку, она совсем плоха.

– Врача вызовите..

– Это душевная боль..

– Тем более, я не психолог.

– Нет, вы не понимаете, она желает видеть вас.

– Это вы не понимаете. Что значит, желает? – ухмыльнулся я, – знаете ли, не все желания склонны к исполнениям. А что, бабуле нравится, когда ее развлекает простолюдин? – рассмеялся от души за последние две недели.

– «Когда он улыбается, его короткие белоснежные зубы, напоминают жемчужное ожерелье, где каждый камушек идеален и подобран один к одному». – Сказала она сегодня, вспомнив вас.

Честно говоря, мне нечего было добавить. Бабка явно страдает от нехватки внимания.

– Агния, войдите в положение, услышьте меня. Игра завершена. Конец игре. Отбой. А что на счет аномальных сравнений вашей бабушки, мне даже не по себе.

– А вы мне нравились..

– А может и вы завтра исчезнете, как она…

Она испуганно подняла глаза, – вы снова о Кларе?

– Да, – уверенно сказал я, – и подошел поближе, схватив ее за белую холодную ладонь и приложил к щеке. – Я чувствовал ее прикосновение, вот так. Слышал отчетливо голос, биение сердца. Ее рыжие волосы касались моих, я ощущал кожей ее дыхание. А теперь, вы говорите этого не было, – резко откинул ладонь. А может быть и вас нет?

Она сделала резко шаг назад.

– Я не понимаю ничего, – запаниковала очевидно. – Это невозможно!

– Вот, и я говорю, это невозможно. Чтобы нас что-то связывало, вы же что-то скрываете? А я оскорбился и больше с вами «не дружу».

– Мама не оставит в покое ваших мать и брата, – еле удерживал смех и с напряжением зажал губы. – Она их изгонит из города!

– Да что вы? Ваша мама должна поторопиться, если хотите, чтобы я был счастлив от души.

– Не поняла, – изменилась она в лице.

– Говорю, мне плевать на ваши угрозы – этот язык более понятен?

– Чего вы хотите? Денег? Или? Богдан говорил, вам нужна операция..

– Агния, идите домой, холодно, – опустил я глаза, снизив тон, слегка отвернувшись.

– Я слышала, слова, адресованные вашей матери. Вы росли словно в аду. Мы гарантируем вам безбедное будущее.

– Взамен?

– Ты должен согласиться на условия, которые предложит мама.

– Уже на «ты», когда мы успели?

– К чему официальность?

– Какие же это условия? Cтать номером четыре в фамильной оградке? Если вы считаете мою жизнь такой никчемной, как она вам показалась, глубоко ошибаетесь, я провел тяжелые дни с отцом и бабушкой, но могу вспомнить и хорошее. Поверьте, мне есть что вспомнить, и вряд ли будучи живы, они оценили бы мой выбор. А вы разочаровали меня.

– У тебя нет выбора!

– Это решаете вы? Как это, нет выбора? Выбор есть всегда, к примеру, можно выбрать: жениться по любви, родить ребенка от любимого человека и обожать черты любимого, находя их в ребенке. Или жениться по расчету, родить ребенка и раздражаться каждый раз, глядя на черты нелюбимого человека в любимом ребенке.

– Так как твоя мать? Ненавидит тебя, находя черты отца…

– Прощайте, Агния! Наш разговор подошел к завершающему этапу, такой тон вежливости вам льстит? На прощанье мне не жалко даже таких слов.

– Ты словно важное воспоминание для бабушки, если она умрет из-за..

– Так, остановитесь, вы о чем, причем здесь я? Какое воспоминание, мне тридцать один год!

– Ей, действительно плохо..

– Все когда-либо умирают не вчера, так завтра..

– Она сама расскажет, поехали, сейчас..

– Ах, какая замануха.. Тогда пригласите и Клару, хочу пообщаться и с ней. Скучаю…