Босиком по заснеженному мху

Ани Закари

Босиком по заснеженному мху

Глава I

«Озерки»

Если ты думаешь, что судьба одинаково улыбается всем, то ты ошибаешься. Не веришь, тогда испытай на себе всю боль каждой частицей.

Я открыл глаза в пятом часу. На рассвете. С зажатым одеялом в кулаках. Снова душил приступ, который сопровождал ужасный кошмар… Или же, наоборот, кошмар сопровождал его.

В комнате мрак, темным пятном над головой свисала запыленная люстра, тонкой струей стекал пот, обтекая изгибы носа.

В отрезвляющем затуманенные мысли сне рыжая рыбка плавала в черной мраморной раковине, наполненной мутной водой. Она была похожа на девчушку в огненно-красном платье, кружащуюся в зеленоватой дымке. Это все я видел в коридоре поезда, стремящегося во тьму. Вдоль теряющихся вдали железнодорожных путей мелькали лишь скорчившиеся деревья. Влажный плотный туман тянулся по рельсам, обгоняя поезд. Словно дым, влекущий на север, а вокруг мрак – скрестился фиолетовый с черным.

Резко сел, весь в холодном поту….

Спина, как натянутая струна. Положил две таблетки под язык, нащупав пузырек под подушкой. Загрудинная боль спустя полчаса утихла. Лишь бы не пришлось к врачу. Побольше свежего воздуха, побольше…

В страхе обхватил голову руками и убрал влажные волосы назад, расширив глаза, кинул взор на стены спальни, которые сжимали.

На работу сегодня не пойду, еле поднялся. В прихожей, по-прежнему, стояли аккуратно упакованные в пакеты новые вещи, которые купила и отправила мама, сообщив, что сама вернется из-за границы послезавтра. А брат приехал вчера, в родовой особняк своего покойного отца, он уже заселился.

Не видел мать с похорон папы, лишь раз, в аэропорту. Мне было двадцать один. У нее пересадка. Она позвонила, и я, примчался. Как умалишенный, с одышкой, прижимая руку к сердцу, боясь, что оно выскочит от эмоций и моего состояния. Так хотел обнять и рассказать все, но…

Но и эта встреча была мимолетной… Оставшиеся десять лет я тешил себя надеждой, что мама позвонит и сообщит: я вернулась, навсегда!

Прошло десять лет, но увы..

Обдав лицо прохладной водой, зачесав назад темные густые волосы, приступил к разбору вещей.

Примерил новый костюм темно-серого цвета из вельвета, на нем и остановился, белая рубашка, не привык к таким тканям. Последний раз надевал костюм на выпускной в школе, и то, взятый напрокат, он был естественно великоват, так как из-за врожденного порока сердца, мой вес не соответствовал росту в сто восемьдесят два сантиметра. Постоянная бледность и синеватость губ. Кожа просвечивала сосуды.

Пальто цвета песка, которое купила мама я не надел. Рука потянулась к моему старому и любимому, цвета мокрого асфальта, и обув новые замшевые ботинки, прихватил на всякий шарф.

До приезда матери решил прогуляться в парке их старинного района, так сказать, ознакомиться с местностью. В Озерках был пару раз проездом по работе и ни разу в гостях у матери и первого отчима. Привык к нашим суетливым Южным Липкам, с простыми душевными людьми, старыми кирпичными многоэтажками.

В семь доехал на такси в центральный парк «Озерки». Ненавижу леса и деревни, парки – терпимо! Одна только мысль, что умирать меня отправят в санаторий на окраине деревушки, бросает в дрожь. Не могу без суеты…

С интересом всматривался на людей, идущих навстречу и навязчиво рассматривающих мой безупречный внешний вид, чувствуя себя важным, особенным. На минуту задумался, как же легко дорогая и подобранная по размеру одежда может открыть человеку любую дверь в мире, и сколько же таких миров остаются за закрытыми дверями нищеты. Ты прост, не интересен, ты – никто.

Здесь много деревьев и свежий воздух, самое то, для моего здоровья. Прогуляюсь подольше, дабы прибавить бледному лицу румянца, почему бы и нет. Еще и осень на носу…

Оранжевое пятно полусонного солнца, ленно подглядывало из-за блеклых облаков. Деревья, словно ржавые цепи растянулись вдоль парка. Влажный туман, сырость и запах затхлых забродивших листьев рябины и клена, слегка пьянил.

Застегнул на две пуговицы пальто, заправил шарф, хотя не люблю, но подул ветерок, не хватало простыть. А еще, надо следовать новым канонам этикета, которые ввела временно мама, и обязала меня выполнять и готовиться. Как же некомфортна мне эта мнимая аристократия, раздумывал я, гуляя по третьему кругу вдоль огромной овальной клумбы, густо засаженной озябшими оранжевыми дубками..

И на что пенсионеры, прогуливаясь так воодушевленно глядят, держась за руки? Cмотрят на одно дерево час к ряду и улыбаются. Психологи скажут: привязанность. Философы скажут: любовь. Я скажу: привычка…

Почти ледяной воздух с утра, сменился духотой, у меня уже стала появляться одышка. Только не это…стал гнать тревожные мысли.

Настроение стало резко меняться: кому вообще нужна эта осень, сразу бы зима, не люблю эти прелюдии и хождения по углям. Хочешь сказать – говори. Умереть – умри, не молчи, не тяни время, нет его, этого времени.

Накрутил пять тысяч шагов, уже от усталости считаю тротуарную плитку. Мой шаг – полторы плитки, отлично для сорок третьего размера. Еще тридцать шагов, и та свободная скамейка заслуженно моя… Мечтай..

Внезапно, резкая боль в области сердца, где-то слева защемило, затрепетало, поднимаю глаза в небо, вокруг словно мгла, хотя еще утро, и вдруг вспышка, солнце словно ослепляет. Ватные ноги, колени обмякли, подкосились и только тупая боль в затылке от удара о бордюр, но все – ничто, по сравнению со жгучей болью в сердце, во рту пересохло.

– Воздуха, воздуха не… – шепчу, веки тяжелеют..

– Человеку плохо, врача, врач, врааа… – размытыми отрывками вижу лицо, девчушка с ржавой, как крона деревьев головой, истерично кричит на весь парк, наклонившись надо мной и размахивая руками, так, что клин каких-то птиц, тревожно, одним взмахом устремился в плотно-синее небо..

Новый приют

В палате ледяной воздух. Приплюсую ангину, точно.. Младший брат окрыленно шагает из угла в угол. Стуча демонстративно туфлями.

– Прекрати маячить, бесит, – cудорожно прошептал, губы слипшиеся и потресканные.

– Умудрился же ты слечь, – мне показалось, или он делает замечание? – В следующий раз прихватит на трассе, и на этом все. Не видать тебе наследницы модного дома, как ушей своих. Никто не должен знать о твоем заболевании. Никому не нужна дочь вдова. Тем более вторая, – ругался Богдан – мой брат.

Я медленно повернул голову и взглянул на симпатичного стройного парня, он был слегка ниже меня. Cмуглый, зеленоглазый шатен. Он был не такой, как я. Он был – яркий, красочный что ли, словно цветная картинка, именно. Я так долго видел в отражении черно-белого себя, словно нарисованного чернилами и водой, что его эмоциональность и безудержная энергия резали глаза. Во мне ни одной яркой краски нет, темно-карие, практически черные глаза, почти такого же цвета тусклые волосы, белая кожа – идеальный контраст. Разве что, когда от сухости мои губы трескаются, покусывая нижнюю, выступает кровь, хоть какой-то акцент на безжизненном лице.

Брат. Какое родное чужое слово, такой подвижный и сияющий, без намека на таблетки в кармане, воодушевленно порхал по палате. А я, авансом глотаю горстями пилюли, чтобы не пожалеть о следующем быстром шаге, глубоком вздохе, громкой эмоции.

– Я вышел подышать, чтобы не показаться бледным.. – наконец ответил я на его замечание.

– Умно, но, если бы ты умер, ты бы оказался мертвым.

– Можешь выйти? Тошно… Мама благополучно обустроилась? – ненавижу слишком «умных», которые осуждают и воспитывают мерзнущих под дождем, лежа в теплой постели, глядя из окна.

– Да, все хорошо. Завтра приедет и вечером тебя заберем. Пусть тебя еще раз обследуют, – сказал он и вышел. Холодно, слишком холодно..

Еще одна целая ночь свободы ждет меня, пока мы не приступили к исполнению плана мамы по завоеванию наследниц покойного миллионера, покинувшего мир три месяца назад. На удивление, уж слишком много кто ушел от нас в последние месяцы.

Наследницы Гольданского

По ступенькам в форме полусферы из черного мрамора в гостиную c шахматной плиткой на полу, из главного входа спускались три шикарно одетые женщины. Одна из них постарше, лет сорока восьми, судя по всему, их мать – Валерия Гольданская, две дочери с рыже-коричневыми волосами – Аврелия и Агния. У матери и дочерей специфически подведены глаза черной подводкой по нижнему и верхнему веку..

Глаза матери: цвета гречишного меда, у старшей, Аврелии: серо-синие миндалевидные. Миловидное светлое лицо, остальные черты меркли перед ее яркими глазами. Ей было тридцать два – она вдова.

Агния ничем не уступала старшей сестре, визитной карточкой сестер и матери, конечно, были невероятной красоты глаза. Ее цвета морской волны, но более раскосой формы, она была немного выше и младше сестры лет на шесть. Они изящно двигались, вели беседу и должно следовали этикету..

Спустившись в просторную гостиную стали отчетливее слышны их голоса и стук чашек, гремевших на подносе, который несла молоденькая кухарка.

– Cлышали? Вдова соседнего поместья вернулась и решила срочно поженить сыновей, – усмехнувшись сказала мама, сложив ногу на ногу, приподняла кисть руки и стала рассматривать кольцо с огромным темно-синим сапфиром.

– У них есть шансы? – уточнила Агния, поправляя cерое шифоновое платье на коленях, удобно усаживаясь в кресло.

– Шансы есть у всех, – комментировала Аврелия, выкладывая красивые чашки с горячим чаем из подноса, который только что, впопыхах поднесла кухарка.

– Все хорошо, Нинель, иди, – успокоила ее Агния, подмигнув, что мама не будет недовольна из-за того, что та не успела заварить чай, ровно к 10:30, как привыкла Валерия Яновна.

– Они же почти разорены, – продолжила Аврелия. – Предупреждаю, даже будучи вдовой, на меня мама, не надейся. Я не стану больше заключать союз ни ради нас, ни ради, кого-либо другого..

– Не пори горячку. Во-первых, не разорены. Их мать собственноручно подняла разоренный бизнес мужа, после его смерти. Во-вторых, Богдан, ее младший сын, на сколько я знаю, ее правая рука и у него огромный потенциал в сфере финансирования, учился в Европе. Во-третьих, он – красив, молод. Смуглый, светловолосый, зеленоглазый.

– Сколько ему?

– Двадцать шесть, насколько наслышана.

– Вы почти погодки, sister, – усмехнулась Аврелия, – а второму, их двое?

– На пару лет старше Богдана, о нем ничего не известно. Видели их недавно вместе с братом высокий, стройный, угрюмый. Но краем уха слышала, нелюдимый, не жил с ними.

– Надо разузнать все самим, – с хитрым взглядом продолжила Агния.

– Не сомневаюсь в твоих возможностях, – усмехнулась Аврелия.

– Агния, загляни в мой кабинет после пяти, обсудим младшего Нельсона, – прошептала мать, отодвинув чашку к центру столика и ушла на кухню, со строгим лицом, брови ее от напряжения приняли форму дуги, вероятно шла отчитывать кухарку Нинель за задержанное чаепитие.

* * *

Боли утихли, но напряжение росло с каждым днем. Прогноз врачей не утешал. С таким пороком, если не дни, так месяцы сочтены.

Разузнал у доктора адрес девушки, что вызвала мне скорую. Cтудентка, со слов фельдшера, которая его встречала, держа меня на руках, кричала на всю округу. Отблагодарю корзиной фруктов, как выслушаю план «По завоеванию» от мамы.

Богдан забрал меня в полдень и почему-то привез в их особняк. А хотелось бы в свою холостяцкую квартиру в шумном городе, хоть и в спальном районе, зато, там хоть слышны крики соседей и гул проезжающих машин. А здесь лишь шевеление листьев на сухих ветках и свирепое завывание одинокого ветра, блуждающего между громоздкими старыми поместьями, обволакивающего забитые в вечность кирпичи.

Их же особняк, на фоне остальных, был более современный и небольшой, отделанный белым облицовочным материалом. На первом этаже размещались столовая и средних размеров гостиная, со светлыми стенами, белыми дверьми, молочной мебелью.. Огромный, цвета слоновой кости велюровый диван украшал ее центр. Величественность этой комнате прибавлял камин c круглым зеркалом в раме похожей на лучи солнца. На верху четыре уютные спальни и повсюду персидские ковры.

На заднем дворе, на веранде, мама успела организовать уютный уголок с круглым плетенным столом, креслами, лежаками и качелями.

– Тебе нужен свежий воздух, – шептала она, кружа вокруг меня и подкармливая медом и орехами, следом запихивая в меня морс – ненавижу сладкое. А я лишь пытался поймать ее теплый взгляд. Взгляд матери, скучающей по сыну.

– Мама, мне слегка за тридцать, восемнадцать из которых я один, на кой черт мне твои пледики и мед? Дай хоть умереть с гордостью, а не в пеленках.

Но такое внимание грело душу, мы наконец увиделись после долгой разлуки, они со вторым отчимом жили в Австрии. Я так рад, что она обеспокоена моим состоянием и бережно ухаживает. Так бы хотел обнять, но ей, наверно, после стольких лет станет некомфортно.. Не хочу лезть в душу, время еще есть.

– Вот поэтому ты до сих пор не женат. Ты такой холодный, поискать еще. Не подойдешь ты ни одной из сестричек. Они – ооох, какие змеи.

– Мама, как ты себе представляешь жизнь с невестками, которые с твоих уже «змеи».. – усмехнулся я.

– Да не знаешь ты их, вроде вежливые, деликатные, но хииитрые. И зачем это мне с ними жить? Богдану среднюю засватаем, а тебе и вдова сгодится, и ты не романтик, и она уже вряд ли. Но красивыеее обе. Не насмотришься, – тянула, преувеличивая она.

– Но не красивее тебя, моей любимой мамы, – нежно обнял Богдан мать.. – Артем, зачем ты заказал корзину с фруктами? Курьер только доставил, – уточнил внезапно брат.

Я протянул ему листок с адресом.

– Далеко от вашего дома? Девушка мне скорую позавчера вызвала, отблагодарить хочу.

Богдан быстро развернул листок, море эмоций облили лицо, и он резко передал его маме, натянув довольную улыбку.

– Он им отнесет фрукты..

– Кому, им, что ты имеешь в виду, сынок? – удивленно спросила мама.

– Ну невесткам, «змеюшкам», – рассмеялся Богдан. – Адрес их дома, это же никак не совпадение?

– А они причем? Я девушке студентке, которая мне скорую вызвала в парке.. Адрес дал врач, – недоумевал я.

– Да лааааадно! – воскликнула мама, взглянув на адрес, – вот это удача! Вот это совпадение! Которая из сестер? Младшая? Агния, неужто Агния?

– Имени не знаю..

– Так, завтра идем вдвоем и отблагодарим!

– Можно, я сам!? – недовольно прервал я ее планы с дрожью в сердце, не хватало еще с мамой ходить и благодарить.

– Рыжеватая была девочка, да? – воодушевленно кричала она, поправляя вязанный платок на плечах.

– Худая и рыжая, лет двадцати на вид, – описал кратко, на сколько позволяла память, – тревожно бегая глазами по их лицам, надеясь хоть в чем-то быть полезным.

– Агнии двадцать шесть, – резко села мама, – ну, она это!

– Сказали, лет двадцати, пока не увижу, не могу судить. Помню лицо смутно, волосы точно ярко-рыжие.

– Неразбериха какая-то, такое совпадение.. – подытожил брат. – Адрес точно этот?

– Ну да, мне передали в больнице.

– Может дочь прислуги? И тоже рыжая? Прямо-таки заинтриговали.. – задумалась мама.

– О, прекраснейшая женщина, с прекрасными формами. Герцогиня моей души! Не бери в голову. Завтра разберемся, – успокаивал Богдан маму, нежно целуя ее ладонь, крепко сжав в руке.

А мне их идея казалась еще более бредовой, чем в первые дни..

***

Тридцатое сентября. C полной корзиной ароматных и сочных фруктов, я направился в соседнее поместье. Солнце потихоньку поднималось. Туман рассеялся к десяти. Бульвар окрасился тенями резных листьев клена, которые трепетно покачивал ветер. День обещал быть хорошим.

Я, по рекомендациям мамы оделся, нет, нарядился подобающе и пошел бросать пыль в глаза соседям. Бежевое пальто прямого кроя, черные брюки из вельвета, замшевые полуботинки, аки – плюшевый мишка.

Cоседи наши, хотят заполучить нас ради увеличения активов, думая, что у нас потенциал и хватка, а мы хотим получить их – ради их денег, будучи уверенные, что у них есть наследство. Они – наследницы модного дома, их отец скоропостижно скончался и, внезапно, у девочек появились женихи со всех окраин столицы. Так что мама не собирается упустить такую возможность.

Пешком пересек три параллельные улицы, где находятся двух-трех-пятнадцати-этажные особняки завсегдатаев города. Это скорее, родовые поместья. Дома в основном старые, отреставрированные, заросшие плющом и плетущими розами, это им казалось пределом совершенства. Кстати, дом отчима похож чем-то, но более скромных размеров.

Такси, ровно, как и транспорта в этом районе не встретить, у всех свои машины и к ним обязательно прилагается, стройный красивый шофер. Ввиду дальнейших обстоятельств любовник одной из хозяек, молодых и не очень, не суть..

Двустворчатые решетчатые ворота были распахнуты. Я вошел, осмотрелся, трехэтажный с заниженными боковыми крыльями центральный дом с тремя флигелями из красного кирпича. Флигеля объединяли колонны и смыкающая их терраса. Брусчатка в огромном дворе, усыпана листвой. Сад со смешанными деревьями и цветами, плотно рассаженными в фигурные клубмы.

Взглянул на неизмеримое количество окон первого этажа, в них горел блеклый желтый свет. Это возможно кухни или комнаты прислуг. Поднялся на двенадцать ступенек на крыльцо и сжав кулак постучал.

Управляющий, одетый в замысловатый фрак, как из семнадцатого века, открыл дверь, я, вкратце, описал девушку, и его никак не удивило, что она студентка двадцати лет.. Значит не Агния? Хотя, мама заверила меня, что речь об Агнии, та мол ухожена и невинна, как одуванчик по весне..

По черной мраморной лестнице, на которой при каждом шаге раздавалось гулкое эхо, я спустился в просторную гостиную c плиткой в шахматном порядке, черными шторами на молочных стенах. В центре гостиной располагался серый замшевый диван с оливковыми подушками, а прямо перед ним вытянутый журнальный стол из натурального камня. Напротив него, в углу, возвышался камин из белого мрамора, над ним висели удивительной формы часы. Как же душе холодно в этом доме..

Управляющий, мужчина лет шестидесяти, седовласый, худощавого телосложения. Торопливо проводил меня по мрачному коридору, уставленному вдоль него высокими кашпо с живыми плетущимися растениями, которые обволакивали холодные мраморные стены и потолки. К кабинету в восточном крыле огромного особняка мы дошли за пару минут.

Как ни странно, кабинет выглядел довольно любопытно, с интересными дизайнерскими прибамбасами. Черное бархатное стеганое кресло, в которое я сел, стояло напротив стола в форме вытянутого овала, тоже черного цвета..

Даже здесь все аксессуары черные, вплоть до штор, только стены пыльно зеленые и снова плетущиеся растения. Я просидел там не много, не мало, сорок минут.

Внезапно дверь резко открылась, словно ветер залетел, а не человек вошел. Повеяло таким теплом и ароматом сладкого парфюма. Неторопливо обойдя кресло, и встав за столом, я увидел хрупкую девушку лет двадцати пяти, с ярко-рыжей кудрявой копной волос выше плеч.. Мое внимание сразу привлекли яркие, зеленые глаза, которыми она начала сверлить меня. Зрачки были такие огромные, что оттенялись на веках, было впечатление, что это не отражение сине-зеленого, а растекшаяся тушь. Прямой заостренный веснушчатый нос и жадно накрашенные малиновым цветом не слишком пухлые губы. Она была худой, никакими выдающимися частями фигуры не отличалась. На ней было слишком короткое красно-белое платье, как мне показалось, оно было ей слегка велико, а на ногах прозрачные будто клеенка, выше колена сапоги на высокой шпильке.

– Чем обязана, – довольно дерзко спросила она, приподняв изящную тонкую, немного темнее волос бровь, обдав меня небрежным взглядом.

Я, конечно, не фея из сказки, но такого дерзкого тона не оценил. Она, наверное, думает, что я из серии напыщенных индюков, которые ради наживы все проглотят любую грубость. И тут, неожиданно для себя, я мысленно, дал ей шанс, еще пару колких фразы и я открою для нее свое красноречивое изуродованное жизнью сердце.

– Я пришел отблагодарить. Вас за помощь. Если бы не Вы…

– Если бы не вы… если бы не я… Спасибо, допустим, – перебила она меня и оценивающе взглянула из-под полуопущенных редких длинных рыжих ресниц.

– Я принес вам фрукты и не смею задерживать, – cобрался было уходить.

– Не смеете, – усмехнулась она и выдвинув один из ящичков стола, достала оттуда сигареты, и жадно закурила при мне, которому категорически запрещено курить. – Вы смяли мое дизайнерское кресло из бархата, это вам не хухры-мухры, а бренд, на нем даже я не сижу, – задела она меня, и снова, жадно затянулась, выпуская дым из ноздрей, глядя свысока.

Так и отвесил бы ей подзатыльник, чтобы она, захлебываясь откашляла все то, что так смачно затягивала. После семи глубоких затяжек, погасила окурок в черном блюде на столе, в котором были красно-оранжевые декоративные камешки одинакового размера, словно плоды кизилового дерева.

– Вы ведь сердечник? – В лоб спросила она. – Страшно осознавать, что смерть где-то рядом пасется? Cмерть ведь найдет причину постучаться в вашу дверь? Она приходит без приглашения, но, если есть повод, почему бы и не постучаться заранее, – сквозь наглую улыбку прошептала она.

Честно говоря, я многое ожидал услышать.. И эта дрянь происходит из знатного рода..

– Кто тебя так успел испортить, малолетка!? – сыграл по ее правилам я, не выдержав, расправил плечи на ее кресле, откинулся на спинку и сложил ногу на ногу, расположив руки на подлокотниках ее «брендового» кресла. Очень спокойно проделывая узоры пальцами на перламутровой поверхности материала, я выдержал многозначительную паузу. Но в груди уже бушевал ураган ярости.

Она цинично надула губы, недоумение читалось в глазах.

– Эта одежда, пошита явно не на вас.. Вы слишком не отесаны для таких тканей.. Cкрестив руки на груди, она стала ходить по кабинету, рассматривая мою одежду, словно на обезьянке.

– Да и ваша одежда болтается на вас, как на вешалке, мадмуазель.

– Хм.. – расширила она ноздри.

– И что же мне носить, ваше высочество? Cафьян, мешковину или наконец доспехи? – резко кинул взор на ее лицо.

– Ничего не носите, вам в пору по деревьям лазить и собирать бананы. И вас присмотрели для моей овдовевшей старшей сестры? У которой три образования, бизнес, индивидуальная линия одежды. Квартиры и загородные дома? – загибала она пальцы. – Вы нелюдимый, неотесанный, не умеете даже правильно сидеть, держа осанку. К тому же – сердечник, – произнесла с презрением она. – Дважды вдовой я бы не хотела видеть любимую старшую сестру. Ваш брат, хоть куда ни шло, но вы.. Может вы подкидыш? Сколько классов школы окончили?

Вот тварь! У человека система ценностей все-таки не выстроена. В эту минуту очень захотелось воспользоваться ими и их деньгами, чтобы проучить эту малолетку. Плевать на приличия. Других слов в этой я не находил в этой ситуации. Понимая, что даже мое железное терпение она доведет точки кипения, я резко поднялся..

– В следующий раз, не смейте помогать умирающему! Яд, что источает ваш рот – хуже смерти.. Cчастливо оставаться, цапля! Приду навестить Вас в зоопарке, в отделе пернатых через пару дней. Почистите перья перед моим визитом, я слишком придирчив. – Сказал так и вышел, оставив дверь открытой нараспашку, зная, это бесит любителей мрачных пространств, когда даже лишний лучик света нарушает их душевное спокойствие.. Еле сдержался, чтобы не сказать, что-то более подходящее. И ей всего-то, так мало лет, откуда столько ненависти к людям?

Прошел метров пять, отсчитывая мраморные плиты, привычка.

Словно молния пронзила cлева, и я, вцепился в стену, хватая и отрывая плетущие цветы, за которые успел уцепиться, упав на колени. Жгучая боль проняла левое предплечье и руку, пальцы онемели. Неужели, я так плох, что небольшая встряска согнула меня в коленях? Лучше умереть на улице, чем нуждаться в помощи в доме этих «людей». Паузами заглатывая воздух, как последнюю надежду, просунул руку в карман пальто и нащупал пузырек с таблетками.

– Боже, куда я попал?

До мурашей пронзило холодом, чувствовал, как капли пота появляются на висках. Внезапно, ледяная рука выхватила пузырек из моей дрожащей, поспешно скинула крышку, отсыпала горсть в ладонь, стремительно схватила две-три таблетки и впихнула мне под язык, крепко схватив за подбородок.

– Вы же не умрете от передоза, если я вам по ошибке дала не две таблетки? – язвительно протянула она, слегка наклонившись надо мной. Отвечать нет сил, опустив голову лишь чувствую легкое онемение в нёбе и свежесть от мятного аромата таблеток.

Наконец рассудок немного прояснился, разглядел острые коленки в клеенчатых сапогах, которые упирались в мое плечо. И цепкие пальцы ее руки на моей шее.