bannerbanner
Маленькие люди великой империи
Маленькие люди великой империи

Полная версия

Маленькие люди великой империи

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 9

Государство поддерживало предпринимательскую инициативу рабочей касты, особенно в сфере тяжёлой промышленности, чтобы не только удовлетворить внутреннюю потребность рынка, но и создать конкурентноспособный сектор экономики. Также были увеличены инвестиции государственных денег в касту сведущих, учреждены особые премии за научные открытия, но в это же время ограничены расходы на духовную и воинскую касты, что вызвало немалое возмущение у последних. Именно в эпоху Великих реформ ослаблены были «кастовые барьеры» – разрешили межкастовые переходы и браки. В результате реформ национальный доход страны за девятнадцатое столетие увеличился в четыре раза и в три раза на душу населения.

Однако вместе с тем росло и количество недовольных новой системой.

В основном это были воины и духовенство, а также представители остальных каст из Славии и Чернославии, земли которых использовались как источники дешёвого сырья, а жители – в качестве дешёвой рабочей силы (то есть кормили метрополию, но сами жили намного тяжелее неё).

Тут важно отметить, что именно в Славии и Чернославии представителей воинской касты было больше, чем рабочей. И если до реформ воины, жившие на обеспечении государства, не уступали в качестве жизни западной буржуазии, то после большинство из них стало едва сводить концы с концами.

Хан Яр Пятнадцатый говорил:

– К чему нам эти бесконечные войны? К чему нам эта бесконечная череда смертей? Нам нужна сильная экономика, а не армия. Победив в войне экономической, ты сделаешь невозможной войну настоящую! Хазарское общество держится на двух столпах – религия и армия! Пришло время перемен, нам нужно равенство духовного и материального – это столпы интеллектуального познания и экономики!

Синод с каждым годом всё больше и больше терял свою власть. Многие представители духовной касты отказывались от своих чинов и уходили в промышленное земледелие и производство: доходы от этого рода деятельности стали превышать те, что могло предложить государство кастам, находящимся на его иждивении.

Яр Пятнадцатый также ввёл реформы, ограничивающие власть Синода, что возмутило Ярпископа и вызвало массовые протесты духовенства по всей стране. Дело чуть было не дошло до духовной революции, но закончилось всё тем, что Ярпископ Всеслав «скоропостижно скончался от сердечного приступа в своих покоях», и его место получил сын – Ярпископ Глубокослав: то ли значительно более покорный, то ли более прозорливый, понимающий, что времена меняются гораздо быстрее, чем могла бы естественно измениться хазарская церковь.

Рост недовольства среди воинов и духовенства; несогласные в фактических колониях Славии и Чернославии; боящиеся конкуренции западные империи, пришедшие к решению активно помочь несогласным в Хазарской империи, – в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году вспыхнула Великая хазарская демократическая революция.

Хан Яр Пятнадцатый и все его сыновья были убиты в своих собственных спальнях. Синод потерял власть – она оказалась в руках прозападного Сената. Славия и Чернославия получили независимость от Хазарской империи, утратившей своё величие и вынужденной заключить позорный для неё равноправный союз с бывшими колониями – Демократический народный союз стран Восточной Европы (ДНССВЕ).

Первый главный сенатор, Владимир Яснооков, этнический славиец, который в прежние времена был советником Хана и автором большинства либеральных реформ, получил звание президента, упразднил ханство и принцип престолонаследия. Правители, министры и местная власть начали избираться народом. Правом выбора стали обладать все подданные Хазарии по достижении двадцати лет. Была упразднена кастовая система, все люди стали равны. Синод лишили реальной власти, ввели налоги для всех церквей: акцизы, транспортный налог, НДФЛ и страховые взносы с зарплат сотрудников.

Владимир Яснооков стал не просто президентом, он был вождём демократической революции. При империи тяготевший к либерализации экономики, после революции он развернул её во всю силу, провёл огромный ряд ещё более кардинальных демократических реформ: «освобождение рынков», уменьшение влияния хазарской церкви, система выборов, независимость судебной системы – сменяемость и независимость судей, упразднение Хазарского национального банка, до этого времени находящегося в ведомстве Синода, и учреждение независимой банковской системы.

Спустя годы это привело к увеличению разрыва между богатыми и бедными. Революция пятьдесят седьмого года пришлась на период промышленной революции по всему миру, и целые отрасли оказались в руках частных лиц, как правило, иностранцев, которые буквально вгоняли людей в рабский труд. Введена была шестидневная рабочая неделя, упразднены и позже запрещены все церковные праздники. Проведена реформа по денационализации университетов и медицинских учреждений. Оказавшись в руках частного капитала, они стали недоступны для большинства граждан (до революции этой отраслью занималась каста сведущих). На образование выдавались кредиты, которые брали на себя семьи детей и подростков или сами дети, с обязательством выплатить в течение пятнадцати лет после окончания высшего или специального учебного учреждения. Женщинам пришлось больше работать, меньше проводить времени с детьми, рушился институт семьи и брака.

Создались банки и кредитные организации, которых раньше не существовало, что было бомбой замедленного действия для народа, никогда раньше не имевшего такой экономической свободы и не понимающего, как работают подобные системы. Помножить всё это на отсутствие каких-либо инструментов регулирования финансового сектора со стороны государства… В итоге Хазария получила печальный результат.

Банки и кредитные организации раздували пузыри, в которые попадались наивные жители; пузыри лопались – капиталисты оставались с чужим капиталом, а вкладчики и заёмщики с носом.

Сначала это были «ассоциации промышленников», где любой желающий мог стать дольщиком в промышленной компании. Государство вместе с банками активно продвигали и рекламировали такие инвестиции, уповая на быстрое развитие хазарских технологий, сами выступая и в роли основных инвесторов, и в роли кредиторов, выдающих простым гражданам займы на покупку акций.

К сожалению, производства развивались не так быстро, как цены на их акции, завышаемые фиктивно. Более того, хазарские компании не могли конкурировать с иностранными в условиях свободного рынка. Получался замкнутый круг: инвестиции в предприятия тяжёлой промышленности, железнодорожные и ресурсодобывающие компании, помноженные на акции, взятые гражданами в кредит.

К этому добавилось перепроизводство, последующая дефляция, высокие налоги, неспособность населения платить по кредитам. Итог был печален: в один день рынок обвалился, случился «первый великий крах хазарской экономики» (конечно же, он был «великим»), в результате которого миллионы хазар потеряли все свои сбережения, активы, работу, дома.

Потом был кризис «кредитно-сберегательных компаний» – крупные компании, выдававшие кредиты и ссуды на строительство домов и учреждение бизнеса, в которых пайщиком мог стать любой заёмщик: такой же надутый пузырь, лопнувший через полтора десятка лет. Потом был кризис шелега – результат отмены резерва валюты золотом и драгоценными металлами. Кризис информационных инвестиций, возникший в результате призыва банкиров инвестировать в новые компании информационных технологий, многие из которых не смогли реализовать свой потенциал на рынке.

Граждане Хазарии раз за разом становились заложниками собственной алчности и желания получить лёгкие деньги, жертвами банковской системы, которая безжалостно обкрадывала их до нитки. Да, финансовым компаниям и банкам назначались крупные штрафы, кто-то из реальных игроков даже садился в тюрьму… но попадали туда единицы, а штрафы накладывались в основном на юридических лиц, не на конкретных банкиров. Компании и банки объявляли банкротство, деньги крупных игроков прекрасно хранились в офшорах; как итог – капиталы оставались в кошельках капиталистов, многие из которых не были даже гражданами Хазарии и покидали страну при первой же возможности.


Славия и Чернославия стали не просто равными партнёрами, они потребовали выплату компенсаций за своё колониальное прошлое.

В первые годы казалось, что равенство людей растёт. Что отсутствие кастовости даст каждому жителю ДНССВЕ больше возможностей, что Союз станет единым организмом, который наконец задышит свободно. Что же получили люди на самом деле?

Конечно, вопрос сложный, о нём до сих пор спорят историки. Одни действительно говорят о «заговоре коллективного Запада», другие делают акцент на трудностях резкого перехода к либеральной экономике, третьи винят неэффективное управление во всех трёх странах. Как это всегда бывает, единой правды не существует, скорее истина где-то между.

Если смотреть только на Хазарию, то страна совершенно точно променяла свою автономность на гражданскую свободу. Большой вопрос, что важнее – сила и независимость системы или права и свободы каждого индивида в ней? Люди стали равны, но справедливо ли общество равенства? Обладали ли равными правами и свободами граждане Хазарии или все граждане ДНССВЕ? Были ли равны между собой люди ДНССВЕ и граждане западных стран? Считали ли западные государства равным себе этот Союз? Слишком много граней, слишком много углов.


Граждане ДНССВЕ оказались совершенно не готовы делать осознанный выбор. Они не понимали, как это – избранная власть? Да и могла ли она избираться в стране, где никто никогда ничего не выбирал, с самого рождения, веками и поколениями просто следуя по предначертанному пути? Запад диктовал свои правила, подчиняя экономику Союза, лоббировал выгодные ему законы, скупал ресурсы за копейки.

Простой люд Союза верил президентам. Сознание народа не могло столь стремительно поменяться, каждый новый правитель по-прежнему воспринимался как Хан, наместник божьей воли на земле. Тяжело было понять, что голос по радио или говорящая голова по телевидению – лишь ставленник банкиров, работающих в угоду их капиталам.

Если Хазарию раз за разом потрясали экономические кризисы, то в соседних союзных странах – Славии и Чернославии – дело доходило до голода, тотальной безработицы и ещё большего процветания криминальных структур. Западные капиталисты полностью контролировали всю промышленность союзных стран, покупая ресурсы и продукцию за копейки, чтобы поставлять её всему миру по тройной цене, вводя весь ДНССВЕ в тотальную зависимость от импорта (причём нередко импорта товаров, произведённых из собственного сырья).

ДНССВЕ лишь формально был объединением равноправных членов. Запад ставил нужных правителей в Хазарию, а хазарские президенты, в свою очередь, назначали в Славии и Чернославии уже своих ставленников, контролируя тем самым весь Союз, что, конечно же, приводило граждан Славии и Чернославии в бешенство.


В какой-то момент экономика ДНССВЕ оказалась на грани краха. Все значимые отрасли производства – промышленность, сельское хозяйство, транспорт, строительство, торговля, а также социальная сфера – здравоохранение, образование, наука и культура, технологии; сфера услуг и финансов, – всё это принадлежало иностранцам, зачастую огромным монополиям, конкурировать с которыми у небольших молодых местных предприятий не было возможности. Монополии постепенно захватили весь рынок, открывая на территории Союза предприятия, где была возможность платить людям нищенские зарплаты, не соблюдая при этом никакие нормы безопасности и трудового права. Работали все: женщины, дети, старики.

Валюта обесценилась, искусственно созданные экономические кризисы оставляли людей без крова и средств к существованию, молодёжь старалась уехать на заработки в другие страны. Многие женщины начали продавать свои тела, появились легальные бордели, Хазарию захлестнул опиумный бум. Править всем стал внекастовый частный капитал и финансовый сектор. Демография достигла минимума: пустые детские сады и переполненные дома заботы – государственные учреждения, куда дети сдавали своих пожилых родителей, так как ни их зарплаты, ни пенсии старшего поколения не хватало на элементарное покрытие базовых потребностей.

Дома заботы были одними из немногих государственных институций социальной поддержки, существовавших во всём ДНССВЕ. Было четыре вида таких домов: для пожилых, для инвалидов, для умалишённых и для детей-сирот. На них выделялся бюджет, который бесконечно разворовывался и едва доходил до учреждений. Холод, сырость, скудное питание, тараканы, крысы, протечки, потрескавшаяся краска – антураж типичного регионального дома заботы.

Армия стала наёмной и являлась чуть ли не единственным социальным лифтом для среднестатистического жителя ДНССВЕ. Таким образом, мужчины Союза были вовлечены в выгодные Западу войны на Востоке, в Африке и Азии. Они оставляли там своё здоровье и жизни только лишь бы прокормить семью. А вместе с жизнями оставался и никем неосвещенный вопрос – за кого и для чего мы постоянно воюем? Мировые лидеры именовали ДНССВЕ гордым званием «союзника», «партнёра», но ни о каком союзе и партнёрстве речи не шло, это был регион дешёвой рабочей силы и цены за душу населения, которую можно потратить во имя достижения ещё большего влияния и богатства представителей мировых элит.

Всё это, конечно, случилось не сразу, потребовались десятилетия. В обществе постепенно росло недовольство. Всё меньше веры было в идею равенства и братства. У людей не было ни денег, ни возможности их заработать, ни доступа к социальным благам: медицине и образованию.


* * *

На данном этапе мнения историков расходятся, одни утверждают, что стремительно развивающиеся на тот момент Китай и страны Ближнего Востока видели в Хазарии потенциального экспортёра сырья, которое до этого им приходилось закупать через западных посредников. Также они были заинтересованы в ослаблении Запада, и распад ДНССВЕ напрямую означал крах западного главенства в мире.

Другие историки большее внимание уделяют самим гражданам Славии, Чернославии и Хазарии, росту протестных настроений, образованию так называемого общества краснотысячников – основанной потомками духовной касты, но быстро набирающей популярность подпольной террористической организации, выступавшей за независимость Хазарии, в основу своей идеологии ставящей принципы хазарского христианства, национализма, кастовости и ханства.

С обширной агентской сетью по всей стране, с подпольными типографиями они оказали огромное влияние на умы молодёжи, родившейся в шестидесятых годах двадцатого века. Кто-то считал, что организация финансируется Китаем, кто-то говорил, что организация финансировалась из-за границы бывшими высокопоставленными чинами Великого Синода, которые спрятали деньги национального банка в ожидании лучших времён, – версий было много. Однако факт остаётся фактом: в ряды краснотысячников вступало всё больше и больше хазар и хазарок. Они поджигали, подрывали и разбивали витрины западных коммерческих организаций, особенно страдали банки; учреждали еврейские погромы; устраивали теракты в государственных ведомственных зданиях, захватывали иностранцев в заложники, в какой-то момент оказались совершенно не управляемыми.

Так, уже в конце двадцатого века, в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, во всех трёх странах вспыхнули протестные акции за суверенитет Хазарии, Славии и Чернославии. В Хазарии разразилась настоящая революция. Сначала это были акции краснотысячников, потом их подхватили антиглобалистские и антикапиталистические студенческие протесты, их поддержала большая часть населения, требующая возвращения на независимый от кого-либо путь государственного развития.

Хазарское общество охватили прорелигиозные настроения, требования вернуть кастовую систему, вернуть власть Синоду (по мнению бастующих, именно религиозные догмы могли сдерживать алчность капиталистов и чиновников), установить главенство религиозного закона, социалистический строй, национализировать все крупные предприятия, занимающиеся добычей ресурсов: «Это наша общая земля, и всё её богатство принадлежит каждому из нас в равной степени!»

В Славии и Чернославии же люди требовали независимости не только от Запада, но и от Хазарии. Звучали националистические лозунги с требованиями обеспечить «независимым национальным государствам право на историческое самоопределение». Они получили то, что так хотели, став при этом некой буферной зоной между Востоком и Западом. Новые избранные народом правительства, национальные парламенты с разделением власти между прозападными и прохазарскими фракциями, система выборов, новые конституции. Однако осталась прежняя экономическая зависимость как от западных демократий, так и от религиозной социалистической Хазарии. Неизменными остались и привычные гербы лунницы и восьмиконечной звезды, которые укоризненно связывали прошлое с настоящим.

В Хазарии национализировали экономику, в том числе весь промышленный сектор, изгнаны были все иностранные компании, вернули дореволюционную систему – духовную, правящую, сведущую, воинскую и рабочую касты. В Хазарии был провозглашён новый строй – религиозный социализм с главным лозунгом: «всё что даёт земля Хазарская принадлежит хазарам!» И это была пленительная идея. Социальная справедливость, уверенность в завтрашнем дне, религиозная нравственность помноженные на равное распределение доходов от добычи ресурса и экспорта, осуществляемого государственными монополиями.

Люди говорили: «Сильный Восток – сильная Хазария!»; «Под Яром едины!»; «Сильная каста – независимая Хазария!», «Наконец наступила эра справедливости и спокойствия!» и т. д. Простые люди получили главное – надежду. Надежду на стабильность и развитие. На то, что можно будет спокойно растить своих детей, что образование, наука, медицина снова станут доступны, что они снова выйдут на передовую мировой экономики, как это было когда-то, когда деньги не правили всем и вся. Надеялись, что шелег снова станет сильной и независимой валютой, а спортивные достижения – предметом гордости для всех хазар. Что окрепнет армия, что быть причастным к касте воинов вновь будет почётным, как это было когда-то. Освобождение от капитализма казалось всем возможностью обращаться к более возвышенным материям. «Мы будем строить новое, уникальное общество!», «Беспрецедентный цивилизационный виток» – вещали краснотысячники с экранов телевизоров.

Люди верили и готовы были бороться за это. Люди вверили свои жизни Синоду с Ярпископом Добромиром (до революции носившим имя Калым Абырбаев), который на тот момент являлся ещё и главой общества краснотысячников.

И потекла история по совершенно иному руслу.


Глава 4. Маленькая империя

Компания «ХГМ-корп.», аббревиатура от вымученного Хазгидромонтажкорпорация, была принята Зораном Михайловичем и Тимуром Динаровичем в качестве итогового варианта названия после долгого поиска среди уже зарегистрированных в реестре: Хазгидросистемы, Хазгидромонтаж, Теплостарт, Гидротепломонтаж, Гидротех и проч. Все эти компании, как и «ХГМ-корп.», – шестерёнки огромной машины, неустанно отмывающей, распиливающей и рассовывающей по карманам бюджет гигантской страны, изобилующей ресурсами. Про плодородные почвы говорят: куда палку ни воткни – дерево вырастет. В Хазарии дело обстоит ещё лучше: где ни копни – бабла нароешь.

Компания «ХГМ-корп.» обслуживала энергетические объекты, прежде принадлежавшие частным иностранным компаниям, ныне – государству. Поставка и установка оборудования на гидроэлектростанции, проведение монтажных работ, инжиниринг, реконструкции всех видов ГЭС и ТЭЦ. Другими словами, небольшая компания-подрядчик, участвующая в государственных тендерах и выигрывающая их за счёт вербальных договорённостей с теми или иными «начальниками» из правящей касты (за приличный откат в случае победы). Главную роль в успехе компании играли: способность соответствовать государственной системе и талант руководителей налаживать связи. Как и многие хазарские компании, «ХГМ-корп.» началась со связей, а не уникального предложения на рынке.

Зоран, по окончании университета устроившийся работать в крупную государственную корпорацию на скромную должность, быстро зарекомендовал себя как исполнительный, честный, а главное – умный парень, про которых обычно говорят: «Далеко пойдёт». Через год он «подтащил» в компанию своего лучшего университетского друга Тимура, обладавшего совершенно иными, но не менее полезными качествами: Тим был общительный, не боялся рисковать, легко находил язык с «полезными людьми» и хорошо продавал. Была и ещё одна важная особенность: Тимур был плоть от плоти хазарский человек, коренной итилец, что открывало для этнического славийца Зорана многие хазарские двери.

Внешне – рафинированный столичный франт, кутила и мот; человек мира, прекрасно чувствующий себя за границей в обществе иностранцев (во времена, когда выехать из страны было ещё не так сложно), – в нём никогда не угадывали национальность: принимали Тимура то за француза, то за итальянца, то за англичанина (ещё бы – статный, с тонкими чертами лица, холёный мужчина, следящий за своей физической формой). Он вырос в центре Итиля; закончил французский лицей при посольстве (когда ещё открыты были посольства западных стран и при них были бесплатные школы), знал три языка – французский, английский и хазарский; выходец из касты сведущих (его отец был академиком, а мать доктором наук) – интеллигентная и обеспеченная семья, но сын выбрал другой путь, отказавшись от всех кастовых благ.

Ох какой скандал был в семье Тимура, когда молодой человек заявил, что оформит официальный переход в рабочую касту и последует за своим другом Зориком – простым работником итильской компании. Ему пророчили такое будущее! Рабочие парни редко поступают в высшие учебные заведения, чаще в средние специальные, а если и поступают, то учатся не дальше бакалавриата. Тимура с детства готовили к научной деятельности, с детства объясняли, кто он есть и какова роль сведущих в процветании Великой Хазарии.

Тимур Динарович же был другим человеком. Совершенно другим. Часто бывает так, что ожидания затмевают взгляд родителей на собственных детей. Мы не можем разглядеть истинную природу человека за тем, что хотим в нём видеть, за тем, что считаем правильным и лучшим для него.

– Будь проклято это чёртово разрешение на межклассовый переход! – кричал отец на сына. – Из-за него сведущих скоро не останется, никто не хочет работать головой, все хотят лёгких денег и жить для себя, забывая, что у нашей касты особая и важнейшая миссия – процветание нашей страны! На наши плечи ложится огромная ответственность, а ты отказываешься от неё! Ради чего? Ради сиюминутных удовольствий? Ты плоть от плоти представитель нашей касты, откуда в тебе эти низменные желания? Ты же был таким… таким умным и светлым мальчиком!

Возмущения, крики, увещевания отца и матери молодой юноша, каким тогда был Тимур Динарович, пропускал мимо ушей. Он понимал, кто он есть и чего хочет, лучше кого-либо другого. Казалось бы, где он и где простой рабочий народ? С самого детства до настоящего момента жил, не зная ни забот, ни лишений, вдали от нужды и тягот, но каким-то образом душа его всё это понимала и принимала, а сам он никогда не мог помыслить о своём существовании в отрыве от простого народа или за пределами родины.

Распад ДНССВЕ пришёлся на время, когда Тимур был ребёнком, но даже во времена демократии семья его принадлежала высшим слоям общества. Потомственные сведущие – прадед и дед – сколотили во времена демократии состояние на сотрудничестве с западными энергетическими компаниями, хозяйствующими тогда в Хазарии. Они отлично чувствовали дух времени, дух грядущих перемен – дали отцу Тимура Динару отличное заграничное образование и вернули его на родину, в Итиль, готовя к светлому будущему в христианском социализме.

Тимур сдружился с Зораном с самого первого курса университета. Они были из совершенно разных миров: Зоран – простой рабочий парень из Славии, еле-еле поступивший в университет, и он – гордый носитель благородной фамилии, молодой человек, перед которым открыты все двери, социальный рост для которого был не ступеньками лестницы, а гладкой дорогой, по которой тебе надо лишь прийти из пункта А в пункт Б.

Почему-то Тимур ненавидел эту гладкую дорогу. Ему не хватало острых ощущений, азарта, он стремился почувствовать себя причастным к простому рабочему народу своей страны, всегда мучился вынужденной отдалённостью от него, потому что всю жизнь душа его была именно такой – простой, открытой, готовой на безрассудства.

Тимура восхищал стержень в характере Зорана, которому изначально пришлось выгрызать зубами дорогу к лучшей жизни, казалось, ничто не могло его сломить, он был «настоящим мужиком», по мнению друга. Восхищала широта души Зорика, и он много раз говорил в пьяном порыве искренности:

– Брат, вот за это я тебя и люблю – ты настоящий хазарин!

На страницу:
4 из 9