Императрица online

– Николай Константинович, добрый вечер, сэр! – Генри снял картуз и протянул тестю свободную руку. – Вижу, вы благополучно нашли "Дюма". Удался ваш секретный сюрприз? В чём он состоял, кстати, сейчас-то можете мне рассказать? Кейт сейчас ведь от счастья плачет?

– Как тебе сказать… – не нашёлся Николай Константинович. – Боюсь, наш сюрприз оказался слишком, э-э, сюрреалистическим.

– "Наш"?

– Наш с Василисой, – уточнил экс-император.

Генри, как в замедленном воспроизведении, повернул голову и присмотрелся.

– Василиса Прекрасная, – тихо сказал он. – Это вы. Это и в самом деле вы!

– Да, это я, – кокетливо повела плечиком супруга.

– Вы… вы мой кумир! – воскликнул Генри, опуская Кати обратно на скамью и завороженно подходя ближе к Василисе. – Василиса Ивановна, я же решил стать режиссёром благодаря вашим фильмам! Возил плакат с вашей фотографией по всему миру – брал с собой в путешествие зубную щётку и этот самый плакат! Я ваш самый преданный поклонник! Вы… Я… Поверить не могу!

– А я поверить не могу, что ты забываешь, сколько мама причинила мне боли! – схватила его за руку Кати. – Я запрещаю тебе с ней разговаривать!

– Что? – растерялся Генри. – Кейт, как же так? Ты же так ждала её возвращения!

– Зря, зря ждала, – горько рассмеялась Кати. – Пока я её ждала, она, оказывается, ещё одну дочку себе завела!

– О, – глаза зятя округлились. – Так вот почему тебе так плохо. Бедная моя девочка.

– Генри, а какие из моих фильмов вам больше всего запомнились? – светским тоном спросила Василиса. – Всегда приятно поболтать с фанатом! Надо же, какой милый муженёк достался Кати, несмотря на её дурной характер!

Генри переменился в лице.

– Знаете, Василиса Ивановна, я никогда не забуду ваш фильм "Плохая мать".

– Да как ты смеешь! – взвизгнула Василиса. – Ты что себе позволяешь?

Генри, не отвечая, сел рядом с Кати и обнял её за плечи.

– Никеша! – затрясла его Василиса. – Ты не хочешь вмешаться? Вообще-то твою супругу обижают!

Николай Константинович аккуратно снял её пальцы со своего запястья.

– Разве он сказал неправду?

– Ах так?! – голубые глаза Василисы излучали ярость. Она вскочила из-за стола. – Тогда я ухожу, раз здесь ко мне так относятся!

Николай Константинович молчал.

– Ты меня не остановишь, Никеша? Я ведь уйду и не вернусь, ты меня знаешь!

Николай Константинович молчал. Вся его великая любовь рассыпалась на части, столкнувшись с тяжёлым "матиасом" реальности. Разбилась на осколки, как зеркало от красной машинки. Чудесный образ, который он нарисовал себе за годы разлуки с женой, и пустая кокетка, стоявшая сейчас перед ним с перекошенным от злости лицом, – были неимоверно далеки друг от друга.

– В таком случае, я забираю свои вещи из отеля "Европа" и еду обратно в Испанию! – театрально объявила на весь обеденный зал Василиса. – И еду с комфортом! Куплю себе билет на самолет. А твой хвалёный "Фодиатор", Никешенька – я должна тебе это сказать на прощание – так вот, твой "Фодиатор" крошечный и жутко неудобный!

И Василиса, картинно покачивая бёдрами, удалилась с оскорбленным видом.

Мелисса переглянулась со Столыпиным. Генри гладил по голове плачущую Кати.

Николай Константинович посмотрел вслед Василисе, взял свой бокал вина и залпом его выпил.

– Друзья, предлагаю перейти к цели нашего собрания! – бодро сказал он и положил себе на тарелку целую гору шашлыка. – Мелисса Карловна, вы не надумали насчёт мяса?

Премьер-министр отставила в сторону пустую чашку кофе.

– А знаете, Николас, – попробую.

– Ну вот, другое дело, – удовлетворённо кивнул Николай Константинович. – Семён, Генри, не стесняйтесь, налетайте! Кати, а тебе просто необходимо поесть.

– Папенька, не смогу я ни кусочка проглотить, пока ты меня не простишь за то, что я потеряла трон! – окончательно расклеилась дочь.

– Да ладно! – легкомысленно махнул рукой Николай Константинович и заодно подхватил себе пару овощей. – Сам виноват, взвалил на ребёнка целое государство. Ничего, сейчас мы с Мелиссой Карловной что-нибудь придумаем и вся держава окажется у тебя в ладошке, как вот этот помидорчик!

– Видимо, это и есть тема нашего совещания, Николас? – с интересом спросила Мелисса.

– Именно, – кивнул Николай Константинович. – Но давайте будем осторожны. С современными технологиями нас легко могут подслушать даже из Зимнего – и привлечь к ответственности как заговорщиков. Агенты Третьего отделения вездесущи… Поэтому предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию иносказательно.

– Может, вообще не будем обсуждать? – пискнул насмерть перепуганный Столыпин, ухватившись за свой галстук, как за спасательный круг. – Что скажет мамочка, если узнает, что меня забрали в Третье отделение по обвинению в организации заговора против…

– Тш-ш! – шикнула на него Мелисса. – Не глупи, Семён. Никто ничего не организует. Никаких заговоров. Просто Николас сочинил одну увлекательную сказку и хочет нам её рассказать, вот и всё. Верно, Николас?

– Именно так, Мелисса Карловна, – подмигнул ей Николай Константинович. Он никогда никому не подмигивал, это было не в его характере (однажды только подмигнул Кати, когда устроил ей встречу-сюрприз с Генри), но тут вдруг захотелось. – Сочинить-то я сказочку сочинил, но вот конец ещё не придумал. Вы мне в этом поможете.

– Всенепременно, – подмигнула ему в ответ Мелисса. Она была чертовски хорошенькой, вдруг заметил экс-император. И как он только мог отказаться от этой роскошной женщины в своей опочивальне? Дурак, какой дурак!

– В некотором царстве, в некотором государстве, – начал Николай Константинович, усилием воли погасив соблазнительные видения из прошлого, – жила-была одна красавица-царица. Всё было у царицы хорошо, все её любили: и народ, и муж молодой-удалой…

Генри хмыкнул.

– Процветало царство-государство, – голосом деревенской бабульки продолжал Николай Константинович, – и люди в нём жили-не тужили. На завтрак красную икру кушали, на обед – чёрную, а на ужин – блины прямиком из "Омелы" заказывали, с малиновым вареньем и кедровыми орешками…

Тут уже фыркнула Мелисса.

– Заскучал народ от сытой жизни, – назидательно сказал экс-император. Кати перестала всхлипывать и прислушалась. – Блинов с вареньем было – сколько угодно, а зрелищ не хватало. Вот и обрадовались люди, когда придворный шут дурачество затеял – вздумал венчаться на царство, пока красавица-царица в дальние страны уехала, на туманный остров Альбион.

– У вас тут в Петербурге туманов не меньше, – вставил Генри, запивая шашлык винцом.

– Возвращается царица с далёкого острова – а трон-то шутом занят! – подошёл к кульминации Николай Константинович. – И нипочём шут не желает с него слезать. Кричит на весь дворец: меня, дескать, народ больше любит, чем царицу! Значит, я и буду им отныне править. Ну, тут царица-красавица разревелась и говорит: "Ух ты! Вот этого я точно не ожидала", – и Николай Константинович, специально для Кати, ухнул, как совка из детского блокнотика.

Дочь наконец улыбнулась:

– Что же было дальше, папенька? Потом, когда царица перестала реветь?

– А вот это вы, друзья, скажите мне! – Николай Константинович по-командорски положил локти на стол и оглядел свою "команду мечты". – Я лично думаю, что царица и шут вместе вышли на крыльцо царского терема, созвали всех своих подданных и попросили: рассудите наш спор, люди добрые! Кто из нас должен сидеть на троне? Кто достоин вами править?

– Вы говорите о… – догадалась Мелисса.

– Конечно! О референдуме! – Николай Константинович выпрямился, забыв о необходимости подбирать слова. – В нашей стране народ решает всё. С тысяча девятьсот пятого года Россия – это демократическая монархия, пусть это и звучит оксюмороном. Так постановил мой прадедушка Николай Второй, так будет всегда! Это самая гибкая и современная система государственного управления. Пусть люди скажут, кого они хотят видеть в Зимнем. У нас с вами осталась последняя карта – так разыграем её!

– Дума будет рада инициировать референдум в оперативном порядке, они там все в шоке после воцарения Ангела. Представители других религий выразили протест после коронации – а толку-то?.. В общем, справлюсь с подготовкой голосования за три недели, – деловито сказала Мелисса. – Если Семён подключится – там много возни с бумагами и информационным сопровождением – то за десять дней.

– Я готов! – Столыпин был ужасно воодушевлён. – Идея, достойная древних Афин! Я очень хочу участвовать в этом историческом событии! Если, конечно, её величество меня отпустит…

– Семён, не просто отпущу. – Кати тоже воспряла духом. – Я сама прошу тебя присоединиться к Мелиссе Карловне! Это наш единственный шанс на возвращение в Зимний! Но только… Папенька, а вдруг меня не выберут?

– Напишешь книгу о своём разбитом сердце, продашь миллион экземпляров и будешь жить припеваючи, – отозвался Николай Константинович. – Давай решать проблемы по мере поступления, как говорят американцы.

– Тут упоминалось об информационном сопровождении референдума, – присоединился к разговору Генри. – Мне кажется, я могу в этом помочь, сэр. Я тут собрал кое-какой видеоматериал, выставляющий, э-э, придворного шута в не самом лестном свете…

– Прекрасно, Генри, просто превосходно! – обрадовался Николай Константинович. – Общественное мнение – как и вот этот шашлык – не растёт на деревьях, его нужно тщательно замариновать, а потом как следует приготовить, на максимальном огне!

– А давайте выпьем за нашу будущую победу! – предложил Столыпин, раскрасневшийся от вина и волнения.

С готовностью зазвенели бокалы. Николай Константинович чувствовал невероятную, ни с чем не сравнимую лёгкость. Даже после отречения от престола ему не было так хорошо. Словно много лет, почти всю жизнь, он был неизлечимо болен – и вдруг болезнь бесследно прошла. Растворилась. Исчезла, забрав свои вещи из номера в отеле "Европа".

Генри выразил сомнение, что ему удастся быстро пристроить видеоматериал на телевидение. Информационная бомба сработает правильно только в нужных руках, сказал он.

– Вы всё ещё общаетесь с Левинсоном? – преследуя двойную цель, спросил у Мелиссы Николай Константинович. Он хотел, чтобы она ответила "нет" (никогда ещё Романов не участвовал в банальном споре из-за женщины, что за дикость – отбивать чужую подругу!), хотя для общего дела было бы лучше, если бы она ответила "да".

– Я передам ему видео, – после секундной задержки ответила Мелисса.

Радость Николая Константиновича резко пошла на убыль.

– Что ж, полагаю, господин Левинсон сумеет правильно распорядиться доставшимся ему подарком судьбы. – Он поймал взгляд Мелиссы. – Надеюсь, господин Левинсон будет с ним – я имею в виду видеоролик, конечно – чутким и деликатным. Этот видеоролик заслуживает бережного к себе отношения.

Глава 19. Друзьяшки познаются в референдуме

– К другим новостям. Русский конфуз на французской выставке. Сегодня на международной экспозиции в Париже компания "Емеля" представила свою последнюю разработку – самоходную печь, являющуюся современным вариантом беспилотного танка. Торжественность церемонии была изрядно смазана скандальной выходкой российского посла. Граф Роберт Вяземский, недавно назначенный амбассадором империи во Франции, во время показательных испытаний прорвался на полигон, забрался на печь и принялся кричать, цитирую: "По щучьему веленью, по моему хотенью, стать мне добрым молодцем, писаным красавцем и похудеть на два килограмма восемьсот граммов", конец цитаты. Предлагаем посмотреть эти шокирующие кадры…

Ангел пребывал в беспокойстве. Новоявленный император без конца смотрел "Всемогущий", почти не вникая в смысл увиденного, и нервно расчёсывал красное пятно у себя на щеке.

Встреть он сейчас волшебную щуку – попросил бы у неё, нет, потребовал бы две вещи: чудо-мазь от беспрестанного зуда и чтобы "Всемогущий" не показывал тот самый документальный фильм.

Анонс проклятущей документалки он случайно поймал ещё утром, бесцельно щёлкая пультом от телевизора. "Кто вы, ваше императорское величество?" – вдруг загремел голос диктора "Всемогущего". Головастиков вздрогнул и перестал переключать каналы. "Что за человек возглавил самую могущественную страну мира?" – продолжал диктор, в то время как на экране мелькали кадры заселения Ангела в столичную резиденцию. «Каков наш монарх в быту и каковы его планы на наше будущее? Сенсационные съёмки в кулуарах Зимнего. Смотрите документальный фильм "Тёмная душа Ангела" – сегодня, сразу после "Финала дня"».

Государь охнул, перекрестился и – как был, в домашнем халате – бросился звонить Доброжиру. Патриарх не ответил. С тех пор, как объявили о проведении референдума, глава РПЦ где-то затаился – вместе со своими новыми ботинками. Игнорировал звонки и отчаянные письма своего подопечного. Близкие к Доброжиру архиепископы на все запросы туманно сообщали, что святой отец, мол, размышляет над бренностью всего сущего в монастыре и не следует мешать ему отрешаться от мирских забот.

В последнее время вообще всё было плохо.

Церемониймейстер, этот толстенький наглец, бяка эдакая, совсем отбился от рук. Объявлял ежеутреннюю и ежевечернюю церемонии чистки высочайших зубов с таким кислейшим видом, что у Ангела аж скулы сводило. А попробуй-ка разинуть как следует рот, если скулы сводит! Пару раз чуть не отхватил пальцы дворцового чистильщика высочайших зубов. И поделом ему! А нечего зевать! Неумёха! Раньше чистильщик был дворцовым системным администратором, которого государь низвёл до нынешней должности за то, что тот не смог взломать Катькино зеркало; более того – он даже не сумел подключить перстень-разумник своего повелителя к разумное системе управления Зимним! Всё бормотал про какую-то запароленную палочку-выручалочку. Закаляка бездарная!

А Катькин гироскутер, в свою очередь, совсем отбился от ног. Нипочём не желал слушаться нового хозяина. Ангел столько раз грохнулся с самоходной доски, что по синякам на его тщедушном тельце можно было бы составить новый алфавит наподобие египетского.

Мелисса эта тоже… Доброжир ей ясно сказал: не будет никакого «Второго солнца»! Кощунственная эта затея. Не надо раздражать Господа нашего, засылая к нему на небо разные непонятные штуковины из фольги. «Так вы же сами хотели разрисовать православными символами марсианский корабль!» – вскричала Мелисса. Но Доброжир был непреклонен. «Есть у нас одно одобренное Боженькой солнышко – и хватит, дочь моя». Так нет же, настырная Мелисса пробилась к самому Ангелу, требовала его подпись на проекте. Никак не могла понять, глупая, что государя не интересуют зеркала, в которые он не может глядеться.

Слушая вполуха по телевизору сбивчивые оправдания графа Вяземского (посол, немного смущённый, но в целом весьма воинственно настроенный, говорил: «А вдруг сработало бы? Кто бы тогда смеялся? Вы – или худой писаный красавец?»), Ангел ждал конца новостной программы и от нечего делать игрался с приложением «Судный день. Ждут ли вас в райских кущах?». Приложение не так давно запустил Доброжир – ещё до судьбоносной встречи с Головастиковым. Тогда он пытался популяризировать РПЦ среди молодёжи разными остроумными способами.

Программа была оформлена в виде небольшого теста, на вопросы которого следовало отвечать «как на исповеди», то есть максимально откровенно. По результатам анкеты виртуальный архангел Гавриил выносил вердикт: рай или ад ждёт данного пользователя на данный момент. Впрочем, сноска внизу предупреждала: «Приложение гарантирует лишь 50%-ную вероятность пророчества. Обратитесь к местному священнику за более точной информацией! Нажмите сюда, чтобы узнать адрес ближайшей православной церкви».

Сейчас приложение, не колеблясь, отправило Ангела прямиком в геенну огненную.

– Бог ты мой! – охнул государь, сорвал злой перстень с руки и швырнул в угол Малахитового будуара (хотел попасть в гадкое зеркало, но промахнулся), после чего закутался поплотнее в свой грязно-серый фланелевый халат, в котором так и проходил с самого утра. Галстук с машинками, заменявший ему пояс, сдавливал живот; Ангел бросил в зеркало и галстук тоже, и снова промахнулся.

«Финал дня» тем временем подошёл к финалу.

– Сейчас, сейчас начнётся! – забормотал Ангел, остервенело раздирая ногтями красное пятно.

– Покупайте! Уже в пассаже Второва! – радостно зазвенел женский голос из телевизора. Реклама, чёрт её раздери! – Новинка от ВАЗЗа: ваша верная помощница – подметалка-подмывалка! Вычистит весь дом без малейших усилий с вашей стороны! Позвольте себе немного дворцового комфорта!

– Ну сколько можно жилы тянуть?! – захныкал Ангел.

Наконец экран потемнел. Под пение серафимов проявились белые буквы: «Тёмная душа Ангела. Фильм Генри Спенсера».

Генри Спенсер? Генри Спенсер… Кто это вообще такой, во имя Господа?

Постойте! Постойте-ка! Разве не так звали Катькиного жениха – он же английский принц, он же бывший режиссёр «Всемогущего»? Всё-таки фотографическая память, которой всегда гордился Ангел, его не подвела – он сразу почувствовал, что где-то уже видел эту рыжую щетину!

Боженьки! Так вот как объясняется загадочное исчезновение личного оператора, чьё имя император даже не удосужился спросить. Значит, это и был тот самый Генри Спенсер. Подлец. Нет, каков подлец!

Ходил, бродил тут с камерой. Ангел потом вообще перестал его замечать. А чего стесняться, если при монтаже всё равно выберут лучшие кадры? Так думал монарх до сих пор.

Святые небеса! Как он ошибался! При монтаже выбрали всё самое плохое.

– Какие еще люди? – услышал он свой голос с экрана. Камера показывала перекошенное лицо императора. – Не знаю никаких людей! Плевать мне на людей!

Ой-ой.

Дальше стало только хуже. Следующий эпизод перенёс аудиторию "Всемогущего" в опочивальню Ангела.

– Православие – вот что спасёт империю! – вещал Доброжир.

– Так я не против. Вводите себе единую религию на здоровье, – говорил монарх.

Минутку, а там-то как Генри оказался? Это же был приватный разговор!

А теперь его слышат десятки миллионов зрителей.

"В ожидании принятия поправки об увеличении содержания монарха, – вкрадчиво сообщил голос за кадром, – новый император распорядился продать антикварную мебель из дворца. Ореховые стулья времён Александра Второго пошли на оплату свежих устриц для Ангела Первого", – тут, конечно, показали, как государь жадно высасывает моллюсков из раковин, сидя прямо в кровати.

"Фарфоровые чашки из приданого Марии Фёдоровны правитель обменял на фотосессию с лучшим фотографом мира", – это уже на фоне кадров из обновлённой опочивальни, увешанной портретами Ангела в самых экстравагантных позах.

"А батальные полотна из Фельдмаршальского зала император пустил на подготовку величайшего бала в истории Зимнего. Знаменуя тем самым конец победоносной романовской эпохи и начало эры декадентской роскоши Головастикова".

Ангел, охваченный чёрным ужасом, потянулся дрожащей рукой к пульту и выключил телевизор. Красное пятно на лице горело, как от пощёчины.

Всю ночь он просидел без сна перед тёмным экраном.

Следующий день – день всенародного референдума – прошёл как в тумане.

Ангел знал, что он обречён.

Не снимая халата, прямо в тапках выполз из дворца и в окружении суровых казаков-телохранителей дотащился до избирательного участка. Народ молча расступался перед ним.

Бюллетени выдавала какая-то подслеповатая и к тому же глуховатая старушенция, которая только с третьего раза поняла, кто перед ней. "Ась? Чегось?" – всё твердила. А потом: "Как вы сказали? Ангел?! Вы мне тут, молодой человек, не ёрничайте! Ангелы все на небесах!". Наконец Головастиков получил лист для голосования с переливающимся двуглавым орлом наверху. Поставил крестик напротив своей фамилии, кинул в урну. Вернулся во дворец.

Истерзанный переживаниями и недосыпом, он рухнул на кровать в опочивальне и отключился – в окружении множества счастливых Ангелов.

"Уважаемый господин Головастиков! В соответствии с итогами референдума, состоявшегося 09.05.2017г., и решением Сената от 10.05.2017г., предлагаем Вам покинуть Зимний дворец, являющийся резиденцией императора Российской империи, в срок, не превышающий 24 часа. В противном случае Ваше выселение будет произведено в принудительном порядке. С уважением и наилучшими пожеланиями, Служба судебных приставов Гражданского департамента Кассационного Сената".

Мерзкое сообщение пришло вскоре после полудня.

Услышав пищание перстня, Ангел с трудом разлепил глаза.

– С наилучшими пожеланиями… Вот гнуснятины, – сказал он вслух, адресуясь к Службе судебных приставов. Их вежливость была обиднее издёвки.

С кровати он встал уже не легитимным императором самой могущественной страны мира, а самым обычным самозванцем, которому дали сутки на сборы всех пожиток. Причём, заметьте – на самостоятельные сборы: все подлецы-слуги куда-то попрятались.

Скатывая радостных Ангелов в трубочку, мрачный и опухший после сна Головастиков прикидывал, куда бы ему теперь податься.

Никаких денег у него нет. Он всегда тратил всё и сразу. Значит, надо идти работать.

На "Елей"? После возвращения Екатерины на престол канал наверняка скатится обратно, в болото низких рейтингов и смехотворных зарплат. Но даже смехотворная зарплата лучше, чем никакая.

Ангел в очередной раз попробовал набрать номер патриарха. "Оставь сообщение, всяк сюда звонящий!" – энергично приветствовал телеведущего механический Доброжир. Снова автоответчик. "Бог с тобой! Пи-и-ип!".

Похоже, их отношениям с Доброжиром пришёл конец.

А это значило, что и запасной план Ангела – стать самым модным священником в истории православной церкви – накрывался серебряным блюдом для устриц, которое сегодня, кстати, так и осталось пустым: никто не позаботился о завтраке для отвергнутого народом страдальца.

Головастиков, волоча за собой здоровенный чемодан расцветки "розовая зебра", переместился в опочивальню Екатерины, которую он превратил в собственную гардеробную. Зимний будто вымер – по дороге не встретилось ни единой живой души. Только укоряюще смотрели со стен многочисленные усопшие Романовы. В анфиладах гулко отдавались шаги телеведущего и скрип колёсиков его чемодана.

Так, что же делать, что делать?

Трудно планировать будущее на голодный желудок. Ангел бросил на кровать Екатерины разноцветную кипу одежды, которую он безрезультатно пытался запихнуть в чемодан, и заказал из "Самолепной службы" доставку тридцати шести пельменей с изысканным соусом из французских трюфелей, а также литр клюквенного морса.

Квадрокоптер с вкусняшками влетел в открытое окно опочивальни уже через пятнадцать минут – едва не врезавшись в своего винтокрылого близнеца. Дрон из "Лавки Шрута" принёс ежедневную охапку тюльпанов от пожилой поклонницы. Всё же остались у него верные фанаты, остались! Примерно двенадцать процентов от всего населения империи, если верить опубликованным результатам референдума.

Подкрепившись пельменями и нанюхавшись цветов (ровно сто один тюльпан, всё как положено), Ангел несколько приободрился.

В конце концов, он всемирно известный, талантливый телеведущий – и он знает себе цену.

Его просто обязаны принять обратно на "Всемогущий".

Ангел пристроил на нечёсаную голову излюбленный золотой венец, достал из своей косметички зеркальце, увлажнил губы розовым блеском и замазал тональным кремом пятно на щеке. Теперь он во всеоружии. Вот только зубы не чищены – ну отвык он сам держать щётку!

Напоследок Головастиков вывел блеском "Катька – бяка" на бесстрастной поверхности разумного зеркала; пнул со всей силы императорский гироскутер – и навсегда покинул Зимний дворец.

– Добрый день-добрый день-добрый день! – снисходительно бросил он секретарше Левинсона спустя полчаса. Вакуумный трамвай довёз его до телецентра на Чапыгина меньше чем за минуту; всё остальное время Головастиков топтался у стеклянных дверей, настраивая себя: "Я победитель! Я войду туда с гордо поднятой головой! Я победитель, я Цезарь в венце, я гордый и красивый! Я пришёл, чтобы принять извинения Гаврюшки-дурашки!".

– О, – узнав Ангела, секретарша переменилась в лице и кинулась в кабинет начальника. Через приоткрытую дверь Головастиков разглядел идиллическую картину: креативный директор вольготно развалился в своём кожаном кресле с чашкой американо, а на ручке кресла пристроились Мелисса в ослепительно белой блузке и ультрамариновых шортах, открывающих немыслимый вид на её стройные ножки в алых туфлях на платформе.

Влиятельная парочка попивала кофеек, нежничала и улыбалась друг дружке.

– Пусть заползает, я ждал его, – донеслось до Ангела.

Секретарша вернулась и сделала приглашающий жест рукой:

– Господин Головастиков, прошу.