Полная версия
Вторжение деструктов. Новое житие
Вместе с Владимиром Николаевичем они спустились в буфет и выпили по чашке кофе.
– Ну как общие впечатления? – поинтересовался он. – Вы, я вижу, уже осваиваетесь.
– Да вот, пью с вами кофе, – заметил Миша.
– Хотя мысли где-то витают. Что-то связанное с девушкой. Притом – с красивой. У которой родители явно не из простых смертных, – Владимир Николаевич осторожно пригубил кофе. – Мы одобряем и этот выбор. Одно «но»: не торопитесь с ответом. Никаких обещаний. Это может плохо кончиться. Понимаете? Когда душа находится в стадии формирования, обещания неуместны. Тем более их немедленное исполнение. По вашему прошлому прослеживается один недостаток – чрезмерное чувство ответственности. Не так ли?
– Да-да, – Миша перестал чему бы то удивляться. – Но у меня и в мыслях не было обещать ей… то есть Ирине… Зачем? Всё ещё впереди. К тому же я не знаю её родителей. Так, шапочное знакомство. Они, по-моему, либо не интересуются мною, либо…
– Продолжайте, – ободрил его Владимир Николаевич. – Вы ведь хотели высказать предположение? Ну же?
– Ну да. Вот оно: по-моему, они давно уже собрали обо мне нужную информацию. И это известно кое-кому ещё, – Михаил прозрачно намекал на Центр.
– У меня нет слов, – полковник осторожно отодвинул от себя чашку на блюдечке. – Пойду хлопотать о вашем внеочередном повышении. Звоните, не забывайте, – он тряхнул его за локоть и был таков.
Миша допил свой кофе. Затем, посмотрев телевизор (показывали передачу очередного расследования терактов 11 сентября, где излагалась версия о заранее заложенной взрывчатке в небоскрёбах, отчего те сложились и рухнули), он решительно двинулся на выход. По пути ему пришлось демонстрировать своё новенькое, пахнущее краской удостоверение на двух внутренних КПП. На выходе из здания его ожидал сюрприз. На полу внешнего КПП лежал огромный, лохматый пёс неопределённой породы. Он загораживал своим грозным видом путь через турникет. При виде Миши собака встрепенулась и глухо зарычала. Охранник, молодой парень в сером пиджаке и тёмной водолазке читал книгу.
– Собака, так нельзя, – Миша спокойно вытянул правую руку. Ладонь он направил на пса. – Дай мне пройти.
Собака продолжила рычать. Однако уши встали торчком, а хвост приподнялся, что сулило благодушное настроение.
– Ну, дай же мне пройти, мой хороший? – повторил Миша свою просьбу.
– Дай пройти человеку, – отвлёкся от книги охранник.
Пёс нехотя встал и приблизился к Михаилу. Повиляв хвостом, он внезапно взял руку парня в открытую пасть и легонько сдавил её зубами.
***
Перед отправкой в Сочи Миша сдержал обещание, данное Ирине. Они побродили по Кремлю, заглянули в Третьяковскую галерею. Однако о предстоящей помолвке девушка предпочитала не вспоминать. Миша решил также не затрагивать эту щекотливую тему. Вспоминая проницательный взгляд Владимира Николаевича.
Гуляя по манежной площади, они думали зайти в Кремль. Но какая-то сила опустила незримую и непроницаемую стену. Складывалось впечатление (Миша улавливал это внутренним зрением, что приятной болью открывало «третий глаз»), что вокруг российской святыни клубилась грязно-серая масса. За красными зубчатыми стенами и башнями, в златоглавых соборах и где-то ещё, скрытый от простых глаз, жил невероятно-сильный источник неземного света. Он восходил искрящимся потоком в небеса. А вокруг, словно ограждая его от простого народа, клубилось омерзительное нечто… Проще-простого было списать это на «сатанинских» депутатов Думы, бесконечный клубок заговоров и козней, что зловещей аурой покрывал Кремль и всю Россию ещё задолго до октября-ноября 1917-го. Проще простого… Мише и не хотелось делать это. Крепко держа за локоть свою девушку, он с удовлетворением отмечал: ей также не хотелось идти на поводу этого грязного «киселя».
– Лично я совсем не замёрзла, – сказала Ира, распуская тесёмки на шапке-малахае. – А ты, мой милый?
– Ты меня греешь, – немного подумав, изрёк Миша. – Вот прижмёшься и согреешь. Но у меня такое предчувствие, что нам следует ещё пару минут здесь постоять. Так, на всякий случай.
– Ну, давай постоим коли так, – согласилась Ира, выпуская клубы морозного пара. – Я не против, – постучала она меховыми ботами в тигровых разводах.
В ответ на такое терпение Миша взял её ручки и стал растирать их своими. Через варежки, как говорится. Она нежно поцеловала его в нос. Вскоре Миша почувствовал спинным мозгом усиливающееся напряжение. Будто близилась опасность. И верно – кто-то сдавил его плечо рукой и как следует, тряхнул.
Вот так значит, подумал парень. В Москве, стало быть, так знакомятся. Явно, что бионегатив так проявился. Только чего ему надо? Сейчас выясним…
– Я вас слушаю, – сказал он как можно учтивее, не оборачиваясь.
– Слышь, это я тебя слушаю. Повернись, алло!
– Это можно, – встретившись глазами с Ирой, он, придерживая её за одну руку, слегка подался назад. – Так лучше?
Перед ним (а вообще-то за спиной) высился заправской амбал. Весь в чёрной кожанке. Несмотря на мороз, с непокрытой, выбритой до синевы головой. Глазки у этого переростка были узенькие и неопределённого цвета. Такая помесь гориллы с носорогом. Было видно, что мальчик, хоть и не привыкший много думать, на этот раз медлил. Что-то или кто-то стеснял его «безбашенные» действия.
– Ты чё здесь в натуре типа обжимаешься? Чё, в своих Сочах? Герла наша и неча её приватизировать. Понял или на пальцах объяснить?
– Мальчик, ты в каком классе учишься?
– Я не понял: здоровье чё – по барабану? К стоматологу охота? Чё ты здесь паришься? Гони отсюда в натуре!
«Кожаный» сделал попытку взять Мишу за грудки. Но тот умело сделал ему апперкот левой в почку. Правда, рассчитав удар – в пол силы. Зубы верзилы лязгнули, на глаза опустилась сизая поволока. Руки он всё же опустил. А Ира, крепче вцепившись руками в Михаила, едва не сорвала его рукав. В её глазах соседствовал ужас с восхищением.
– Слышь ты, гандон, – голосом полным плачущей неуверенности начал парнишка. – Я щас по мобиле вызову два грузовика РНЕ. Тебя щас в натуре оттрамбуют. Яйца на брусчатке будут! Понял? Граждане! Русские люди! – заорал он, озираясь. – Жиды руку подняли! На меня! На русского! Вы чё, в натуре, за меня не подписываетесь?
Пару-другую минут продолжалось это якобы патриотическое излияние. За это время, показавшееся ему Вечностью, Миша и Ира узнали о себе много нового. Ира, оказывается, предала русскую идею, путаясь с жидо-масоном. К тому же с заезжим, что было ещё хуже. (Вот бы с местным – тогда…) Миша, понятное дело, был в самом худшем положении. Ему давалось всего 24 часа. Собрать вещи, помыться, побриться, чтобы забыть сюда дорогу. Сюда, значит в Москву в частности и в Россию вообще. Улепётывать предлагалось непременно в Израиль. Иру от таких речей хватило сперва в жар, затем в холод, наконец, в хохот. Она громко хохотала, повиснув на Мишином плече. Сам же парень, собрав спокойствие в кулак, лишь покачивал головой. На каждую тираду бритоголового парировал: «Ну да, ну да. А, ну понятное дело! О, как всё запущено! А, ну Бог с тобой! Ой, прости нас Господи, рабов Твоих грешных».
Несмотря на то, что вокруг ходили люди, никто даже не остановился. Вдали маячил наряд милиции с дубинками и рацией. Но они также не думали подходить.
– Слышь ты, ушибленный! Что б я тя здесь больше не наблюдал. Понял? В поездах не ездей – под колёса бросим, – напоследок бросил бритый в пространство. Смачно плюнув, он заскрипел «берцами» к толпе таких же бритоголовых, в кожанках, притоптывающих у стеклянного подсвеченного купола Торгового центра. Они, вволю посмеявшись, сорвались с места. На Мишу с Ирой даже не посмотрели.
Ой, кто-то у меня дошутится, подумал Миша игриво. И про Сочи ему известно.
– Я не поняла, любимый, что это было? – обдала его белёсым паром девушка, что вволю насмеялась.
– Да так. Много силы – ума не надо, – филосовски изрёк он. – Ты мне сейчас точно рукав оборвёшь.
Пройдя через Кузнецкий мост, они вышли на набережную Москвы-реки. Шествуя по брусчатке Красной площади, Миша с удовлетворением отметил: грязно-серый полог, окружающий Кремль, будто ослаб и поредел. Неужто, и на мне закручена судьба Великой России? В толпе, на которую опускались сумерки (до поезда «Москва-Адлер» оставалось четыре часа), происходили мистические явления. То Мише казалось, что седое от мороза и снега Лобное место обступила толпа длиннобородых людей в сермяжных армяках и лаптях, в собольих шубах на золотых и серебряных застёжках; стрельцы с бёрдышами теснили её, а сверху думный дьяк нараспев читал указ Иоанна Васильевича IV об учреждении опричнины. То ему представлялось польско-литовское нашествие. По бревенчатой Москве с белокаменным Кремлём и златоглавым казанским собором, что своими куполами отображал созвездие Ориона, носились закованные в латы польское гусары с шумящими на ветру лебедиными крыльями. В амбразурах стен клубились залпами чугунные и медные пушки. Польские паны в парчовых кунтушах кричали из бойниц проклятия ратникам Минина и Пожарского, что, разгромив войска гетмана Ходкевича, осадили московский кремль, где был заперт будущий царь – Михаил Романов с чадами и домочадцами. То покрытая дымами столица («сердце России», по определению Наполеона Бонапарта) была заполнена армией «двунадесяти языков». Солдаты в разных мундирах и киверах, французы, пруссаки саксонцы, ганноверцы, итальянцы, швейцарцы, голландцы сновали по горящим улицам. Волокли тюки награбленной одежды, узлы золотой и серебряной посуды. Валялись пьяные и покрытые сажей. В пепле и грязи. Многие из них падут бездыханные по старому смоленскому тракту. Ведь они надругались над святынями русского и российского народа. Обесчестили церкви и соборы, где устраивали конюшни и отхожие места. Жалко и поделом…
Мише также представился парад ноября 1941-го. «Коробки» полков, уходящих на фронт. Ползущие по заснеженной брусчатке железные коробки игрушечно-малых Т-70 на бензинных двигателях, дизельных Т-34. Врезавшаяся по кинохронике шеренга красноармейцев в суконных шлемах, с американскими ручными пулемётами Льюис. Все проходящие смотрели на трибуну Мавзолея, седую от мороза, где в окружении вождей стоял Иосиф Сталин. Покачивая рукой над суконной фуражкой, в простой шинели, он провожал уходящих на фронт. Многим было суждено погибнуть. Но ещё многие выжили и отстояли Великую Россию. Но без злорадства российский народ вспоминает о 750 000 германцах, погибших в битве за Москву. О почти 10 миллионых потерях Германии, большинство из которых отдало Богу душу на Восточном фронте. Всё в руке Божьей.
Сколько же костей легло в Русскую Землю? Зачем? Сколько душ живёт и воплощается в ней? И у каждой своя судьба. Карма, так называемая, что на санскрите означает «мудрость». Не потому ли столь сложна судьба моего Великого Отечества, что столь сложны и многочисленны судьбы его народов? Настоящему поколению предстоит дать ответ.
– …Тю, привет, герла! – прервал ход его мыслей взбалмошный голос. Некая разряженная девица (чёрная с серебряной мишурой шубка, такие же лосины, серебряной парчи сумочка) выпорхнула на снежный тротуар из чёрного «ланд крузера». – Пыли сюда! А, это твой мен? Его тоже тащи! Едем вместе.
– Оксана, мне не до тебя. Отстань, пожалуйста, – взмолилась Ира, стиснув Мишин локоть.
– Я не поняла – ты что? – Оксана, хлопая накладными ресницами, уперла руки в боки. – Игнорируешь?
– Да нет, ты не так поняла. Просто не могу и всё.
– Мужчина, как вас зовут? – игриво поинтересовалась «герла» у Миши.
– Ален Делон, – не моргнув глазом, ответил он.
– А если серьёзно?
– Михаил, если так.
– Так вот, уважаемый Михаил, вы можете повоздействовать на Иру? Ради меня?
– Нет, не могу, – признался Миша, незаметно пожимая своей девушке руку. – Богородица не велит, – сказал он первое, что пришло на ум.
На ум пришла фраза юродивого из «Бориса Годунова», что, впрочем, приятно польстило ему. Надо же, запомнил…
– Мужчина, я не поняла: вы мясо едите? – не унималась Оксана, у которой поползла одна ресница. – Ира! Я не поняла, ты едешь или нет? В коем веке встретились две подруги, школьные друзья, а она? Нет, не понимаю, – она, выразительно покрутив пальцем, утонула в машине. Хлопнула дверка…
– Ну вот, слава Богу! – Ира, будто старушка, размашисто перекрестясь, рухнула коленями в снег. – Это она меня… ну, туда затянула. Помнишь, я тебе рассказала на первой встрече? Вот какое испытание. Надо же…
– Ну, особого испытания я не ощутил, – приподнимая её на ноги, заметил Михаил. – Разве что так, чуть-чуть. Когда мы вместе, разве нам трудно?
– Нет, милый, совсем легко. Ты как всегда прав, – она прильнула к его губам, не скрывая порыв.
***
По приезде в Сочи, первое, что сделал Миша – так связался с филиалом центра стратегических разработок. Тот снимал под офисы несколько помещений фешенебельной гостиницы города, что выступала в качестве прикрытия. Директор представительства назначил ему время, чтобы познакомить с коллективом, а коллектив соответственно с ним.
Вечером того же дня Миша приехал в гостиницу. Прошёл через роскошный вестибюль, поднялся на лифте. Он без труда нашёл офис номер «тридцать пять». После того, как представился в пульт охраны, массивная стальная дверь отомкнулась.
– Входите, – раздался звонкий женский голос.
Он, теряясь в догадках, ступил в просторное помещение. За длинным полированным столом, где был компьютер и принтер с телефонами, сидела девушка с пышной причёской и весёлыми карими глазами. Её аккуратные ноготочки так и прыгали по матово-белым клавишам приставки. Возле неё на вращающемся стуле сидел молодой человек в костюме и при галстуке. Его серьёзный, чуть насупленный взор мало гармонировал с настроением весёлой девушки. Молодой человек уставился в Мишину грудь. Некоторое время он изучал её. Затем «просканировал» Мишин лоб. После чего вернулся к, надо полагать, излюбленному занятию – созерцанию…
– К Александру Андреевичу? – живо спросила девушка, оторвавшись от своего занятия. – Вы, кажется… – она заглянула в настольный календарь. Для верности очертила одну из записей лакированным ноготком. – Вы Михаил Николаевич, так ли?
– Да именно так, – Миша не удивился причудливому обороту, заранее исключавшему всякое отрицание. – Мне пройти или подождать?
– Минуточку подождите, – улыбнулась девушка. – Он сейчас к вам выйдет. Пока хочу вам предложить чай и кофе на выбор. Будете?
– И то, и другое. Но без сахара.
Охранник снисходительно кивнул. У него глаза смеялись, но губы оставались прежними. Что у них по инструкции нельзя шутить? Вот люди… Тем временем страж вперился взглядом в стенку. Будто вознамерился изучить каждую из её шероховатостей. Вот бы спросить, что он чувствует в этот момент, подумал Миша. Отстранившись от всего… Хотя заглянуть во внутренний мир человека всё равно что заглянуть в центр Вселенной. (Если у Вселенной вообще он есть, этот центр. Ибо, так сказать, у этого центра должен быть свой центр, его породивший, а у «своего центра»…) Вторгаться в эту область, как сабантуй, никак нельзя. Можно разрушить или повредить само существо. Возможен лишь обмен взаимным опытом. Безусловно, такой славный опыт таинственного и славного внутреннего бытия есть у каждого. Не начать ли каждому со своего собственно?
– А пистолет у вас настоящий? – неожиданно поинтересовался Миша.
Когда охранник привстал, чтобы поправить стул, он заметил: за отворотом пиджака блеснула металлическая плоскость, вставленная в ребристую пластмассовую рукоятку.
– У нас всё настоящее, – вежливо пояснил ему парень.
Дверь полированного дерева внезапно распахнулась. В приёмную вошёл высокий полный человек с огромным мясистым лицом. В знак приветствия он пожал Мишину руку необычайно-крепкой «клешнёй». Жестом пригласил войти в кабинет, где за вытянутым столом с телефонами во главе и селектором внутренней связи, позаимствованным с советских времён, восседало несколько мужчин.
– Проходите, – Александр Андреевич, несмотря на зрелый возраст и стать, говорил вкрадчивым, любезным голосом. – Вот, прошу любить и жаловать. Наш новый сотрудник. А вы, Михаил Николаевич, познакомьтесь со своими коллегами.
Мужчины охотно протягивали ему свои руки и представлялись. Затем состоялась оперативная планёрка. В первую очередь Александр Андреевич предлагал своим сотрудникам повысить бдительность. Причём относительно тех контрмероприятий, что проводились структурами деструктов. Особенно в них преуспели религиозные тоталитарные секты и мистические школы сатанинского толка, что частенько скрывались под вывесками школ по биоэнергетике, космической йоги, «открою третий глаз одним ударом»… С начала распада СССР на отдельные государства, при содействии иностранных спецслужб (особливо Гарвардского университета, что является стратегической разведкой) была создана сеть деструктивных контор, финансируемых единым центром. «Чёрные технологии» со времён Ветхого и Нового Завета далеко не устарели, но обрели новую силу. Слепые продолжали оставаться вождями слепых. В массе людей, что неосознанно поддавалась деструктивному воздействию, ещё продолжало работать модель искажённого восприятия – «искривлённое зеркало». Иными словами, всё, что происходит с ними, продолжает восприниматься через негативную сетку.
– В качестве нашей основной контрпрограммы мы используем давний приём – тактику адверза, – Александр Андреевич испил воду из граненого стакана. – Если они используют метод разделяй и властвуй, то мы, соответственно, – соединяй и взаимодействуй. Всякая Божья тварь со всякой Божьей тварью. Ибо, бионегатив есмь сатана, а деструкты есть диавол. То бишь, «диа-вул», или двойная воля. Зомби, одержимые…
– Бесноватые! – подсказал один из сотрудников, сложив руки.
– Вот-вот… На всё Божья воля, конечно. Ведь не секрет – эта тёмная публика живёт за счёт того, что забирает психо-энергетические и биологические ресурсы. Иными словами, занимается элементарным вампиризмом. Воспрепятствовать сему только лишь силовыми методами мы не можем. Не имеем права. Мы в состоянии только предостеречь всякого сомневающегося. Провести соответствующие мероприятия, что помогут несознательным деструктам и несознательной массе бионегатива осознать, как их вульгарно используют. Тот, кто знает, тот уже защищён. Не так ли? Вот то-то…
Все тактично закивали. Кто-то потянулся к листикам бумаги, чтобы зарисовать первые же, пришедшие на ум знаки, цифры, записать то, что просилось на осознанный план из глубин подсознания.
– …Так вот, репрессии применяются не раньше, чем они осознают свою подлинную сущность. Это незыблемая аксиома тактики адверза. Именно для этого мы собираем на каждого из наших подопечных самое подробнейшее досье, – широкое лицо шефа расплылось в улыбке, – которое впоследствии может быть использовано как для них, так и против них.
– Александр Андреевич! Судя по всему, жизнеспособность сознательных бионегативов напрямую зависит от «поставок топлива», – заметил Миша, который входил в курс да дело. – На мой взгляд, необходимо акцентировать внимание на способы получения данного «топлива». Это, несомненно, ограничит данное явление. Сузит его радиус действия как у нас, на земле, так и во Вселенной. Честно говоря, – парень почесал надбровье, передавая шефу мысль о беседе с Терентьевым, – хотелось бы серьезно заняться именно этой темой. В своё время я облазил немало сект и вампирических школ (сотрудники живо отреагировав, тут же подключились к прежнему каналу), общался со многими одиозными гуру. Я пришёл к выводу, что у каждого из этих деструктов – своя излюбленная система подпитки. В незапамятные времена её модно было называть энергетическим вампиризмом. По-моему, необходимо выявить из этих разных систем подпитки нечто общее – единую закономерность, наличие которой позволит эффективно бороться с частными проявлениями…
– Мы этим собственно и занимаемся, – понимающе кивнул Александр Андреевич. – Все наши контрмероприятия прежде всего направлены на ликвидацию общей системы бионегатива. Усилиями «обманутых вкладчиков», так сказать. Ещё не пришло время переключать наши главные силы на детальный анализ зла. Мы должны будем для этого собрать, как мозаику, бионегативную программу человечества. Пока этого нет – пауки обитает в прикрытой ими же банке. Имя этой «крышке» – закон Жизни или воля Бога, породившей всё разумное и всё живое. Дескать, раз нас создали по образу и подобию – не моги нас трогать. Иначе – пожалуемся самому.
– Как сказал Ульянов-Ленин-Бланк, не бублик, а дырку от бублика они получат, – встрял тот же сотрудник. – Если пожалуются.
Александр Андреевич торжественно вручил новому сотруднику ключ с магнитной карточкой, что дублировала обычный замок. Сотрудники при этом обменивались впечатлениями. Краем уха Миша ловил: задача учреждения усложнялась связи с военными операциями НАТО в Ираке и Афганистане, а также эскалацией событий на Балканах. (Последний регион был в значительной степени под контролем британских «коллег», что защищали интересы косовских экстремистов, исповедующих ислам. В данном случае, США пытались перехватить пальму первенства у «старейшей демократии», что привело к невероятному осложнению между двумя странами. Уайт-холл всеми средствами пытался не допустить янки в Переднюю Азию, как и Россию.) Взрывы небоскрёбов Всемирного торгового центра грозили вылиться в кровопролитную, затяжную войну между европейским и арабским миром. Беспорядки арабских подростков, учинённые уже дважды в Париже, несмотря на обилие полицейского спецназа, лишь подчёркивали это. Бионегативам явно становилось тесно на этой планете. Как паукам в банке. И те, и другие, если не в состоянии выбраться наружу, обычно пожирали друг друга. В данном случае на съедение была выбрана «лакомая кость» под названием Британия. Поводом послужило движение Талибан. Созданное при поддержке МИ-6, эта боевая организация вскоре оказалась под колпаком у ЦРУ. Сам Бен Ладен, как выяснилось, оставался секретным агентом данной «фирмы». Он был внедрён в британскую «подкрышную структуру» для одной цели: взять её под контроль, чтобы затем, организовав теракты (они предполагались в ряде европейских столиц) дать повод «дядюшке Сэму» обвинить Британию в попустительстве.
Миша тут же вспомнил изречение в Новом Завете о сыне, что не предложит отцу змею вместо рыбы и камень вместо хлеба. Ему было важно знать мнение дьякона Дмитрия, что также являлся младшим научным сотрудником Центра стратегических разработок. Является ли данная притча скрытым мировым законом: всякое действие равно противодействию. В случае если произошёл неадекватный обмен энергиями между отдельными людьми, странами, континентами, планетами…
– Вынужден согласиться с вами, – заметил тот. – Хотя Библия и христианство как источник борьбы со злом, да и философское учение – явление уникальное. То, что они совмещают и то, и другое лишний раз доказывает их жизненность и божественность. Кстати, вы заметили, что, только, в последней книге Откровение Иоанна богослова, известной ещё как Апокалипсис, звучит окончательный приговор злу и его прородителю?
– Да-да… Как же, как же! Там ещё говорится о злых духах, сатане и диаволе, о древнем змее, что будет окован на тысячу лет. По истечении он, правда, выйдет из темницы и будет мучить святых. Но затем – навечно окажется в геенне огненной. А в конце данной книги есть и такое: сын утренней зари, он же денница и Люцифер…
– Давайте зачитаем, – Дмитрий незамедлительно извлёк из-за борта пиджака с крестиком в петлице карманную Библию. Зашуршал листами, расцвеченными закладками и пометками. – Вот, смотрите: «Я Иисус послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквях. Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя». Отбрасываем потомка Давида… Что это значит на ваш взгляд?
– Ну, что это значит… – напряг Миша лоб. – Значит лишь то, что Иисус становится на место павшего и нераскаявшегося Люцифера, обратившегося в сатану и диавола, управляющим нашей планеты. Её Ангелом.
– Всё и проще, и сложней. Бог как Великий Рецепиент, ни за что не согласиться принять от сатаны змею вместо рыбы и камень вместо хлеба. Иными словами, Господь откажется воспринимать неадекватную информацию, способную погубить программу Любви во Вселенной. «Возлюби Бога как самого себя» означает, что образ и подобие не отталкиваются, но притягиваются. Отторжение возникает в противном случае. Причём, разум сатаны ещё не до конца, – Дмитрий незаметно осенил себя крестом, – отторгнул светлый образ Люцифера, что является подобием Божиим. Путь к свету ещё не перекрыт. Это, кстати, наводит на мысль о другой притче.