Полная версия
Невеста призрака
Закатив глаза, Изабель вытолкала его из кабинета, попутно пару раз ударив ладонью по плечу. Жиль не очень правдоподобно отыграл смертельно раненного.
– Какого дьявола ты не на репетиции?
– Ты как себе это представляешь?!
Действительно.
Закрыв глаза, Изабель сжала переносицу.
– Не волнуйся, – улыбнулся Жиль. – Гаскона мы выгнали с позором, освистав.
– Он меня уволит.
– Да ладно? Невесту…
– А из-за этого я уволюсь сама! – оборвала его Изабель. – Пошли!
Изабель слышала, что большинство режиссёров сварливые, вредные и вспыльчивые, но не ожидала, что её характер тоже однажды так сильно испортится.
До конца дня артисты и музыканты были покладистыми и послушными, словно сошедшие с небес ангелы, а от их лиц исходило сплошное благоговение. Даже Косет, которая казалась капризной и своевольной, сегодня ни разу не воспротивилась Изабель.
День был испорчен окончательно.
– Никуда не годится, – покачала головой девушка. – Мне не нужна кастрированная труппа.
Изабель часто заморгала. Она была до того раздражена, что грубость сама слетела с языка.
Напряжение, исходящее от артистов, было до того велико, что они от этой идиотской шутки сначала замерли.
А потом их смех прогремел раскатами грома в пустом зале.
– Чем ещё порадуете нас, сударыня? – задыхаясь, прохрипел Жиль. – Прочтёте лекцию о половом созревании?
Эта фраза была до того нелепой, такой идиотской, что Изабель успокоилась далеко не сразу. И что в этом было смешного? Неважно. Для уставших от страха людей что угодно может показаться смешным.
Утерев слёзы, девушка продолжила.
– Наше творчество – совместный процесс, – выдохнула она. – А я в этом театре новенькая. Либо вы мне помогаете, либо нас ждёт омерзительная постановка.
– Ага, – вновь не сдержался Жиль, – и Призрак каждому натянет глаз на задни…
– Жиль!
Парень в ответ скорчил гримасу. Оставалось только поразиться, как при такой активной работе лицевых мышц его физиономию не свело судорогой.
– О сегодняшнем случае, – Изабель провела ладонью по волосам, – не беспокойтесь. Просто… Гаскон решил стать рекламщиком.
– Это он любит, – кивнула Косет. – Даже копии масок… нашего таинственного гостя решил продавать.
– И что случилось? – спросила Изабель. – Сколько было убытков?
– Кто сказал, что они были? – улыбнулась артистка. – Гаскон на выручку купил себе новенькую машину, а для нас – костюмы с декорациями. Его идеи всегда приносят прибыль.
Изабель шёпотом выругалась.
– Ладно, – вздохнула она, переведя взгляд на часы на запястье у дирижёра. – По домам.
– А может, устроим вечеринку с чаепитием? – вновь подал голос Жиль. – Будем пить играть в куклы, разгадывать сканворды и положим на полку вставные челюсти.
– Ты весь день копил в себе шутки? – спросила Изабель.
– Если сейчас ты меня заткнёшь, я точно взорвусь!
– Только не рядом с занавесом. Его тяжело стирать.
Жиль казался расслабленным и весёлым, но после репетиции он всё равно на всякий случай проводил Изабель до кабинета.
– Не жди меня, – нахмурилась девушка. – Я не из тех девушек, которых нужно постоянно защищать и сдувать с них пылинки.
Жиль нахмурился, глядя на неё.
– Слушай, – произнёс он. – Я понимаю, что ты ни от кого не принимаешь помощи, но…
– Жиль, – ответила Изабель, опустив либретто на стол. – Если бы Призрак Оперы захотел меня похитить, как думаешь, он остановился бы из-за тебя?
Парень задумался, но в итоге пожал плечами.
– Что ж ладно. Бывай, Из. Если ты умрёшь, то больше одна шляться по театру не будешь.
Она закатила глаза. Действительно, Жиль слишком долго сдерживался без своих извечных шуток, и решил вывалить весь запас на неё одну.
Оставшись в одиночестве в кабинете, Изабель огляделась. Помещение по-прежнему казалось пустым, без каких-либо вещей от нового владельца. Неудивительно. Изабель от силы была в кабинете полчаса.
Она оставила в одном из шкафов плед. Репетиции рано или поздно подойдут к концу, начнётся театральный сезон, её постановку будут смотреть зрители, а Изабель в это время сможет заняться написанием сценария. И лучше всего писать текст в комфорте и уюте.
Здесь же она оставила чистый блокнот для заметок и большую тетрадь – для работы со сценарием. На этом преобразование завершилось.
Взяв свою сумочку, Изабель закусила губу.
Призрак Оперы приглашал её на малую сцену. Пойти или проигнорировать его, сославшись на усталость?
После первой встречи этот мужчина оставил слишком значительный след в её мыслях. Нельзя продолжать видеться. Нельзя с ним даже разговаривать. Он завораживал своими манерами, своей загадочностью, своей властью над всем вокруг.
Нет. Нужно время, чтобы оправиться после первой встречи, нужно успокоиться, разобраться в мыслях и чувствах.
А ещё лучше – познакомиться с кем-то менее сумасшедшим, увлечься им. Мысль Изабель тоже не нравилась, хотя этот способ и помог бы не думать о Призраке Оперы. Ничего. Работа тоже заставит её забыться.
К тому же, за его сегодняшнюю выходку Изабель имела право обидеться.
Она сжала ручку двери.
…но ведь он ждал встречи целый день.
Скрежетнув зубами, Изабель вышла из кабинета и направилась к малой сцене.
Глава 5
В темноте театр преображался. Прошлой ночью Изабель уже успела заметить, какими жуткими становились прекрасные статуи во мраке, какими зловещими были великолепные портреты, и как пробегали мурашки по коже от малейшего движения в зеркалах. Стараясь не обращать внимания на мрачную атмосферу, Изабель сосредоточилась на золотом луче фонарика.
Звуки с малой сцены она услышала раньше, чем обнаружила ведущую к ней дверь. Изабель замерла, прислушиваясь. Кто-то умело играл на органе, и эта музыка была зловещей, полной тревоги, злобы, агрессии. Музыкант играл великолепно, но в мрачном коридоре театра Изабель, услышав мелодию, свалилась бы в обморок, не будь у неё железных нервов.
Она неслышно вошла и выключила фонарик, стараясь не привлекать внимания.
Честно говоря, она надеялась, что застанет Призрака Оперы без маски, но он, видимо, с ней не расставался. Мужчина играл на сложном инструменте виртуозно, и его фигуру выхватывал из тьмы неровный свет свечей.
Дверь громко щёлкнула за её спиной, закрывшись на замок. Коротко вздохнув, Изабель дёрнула ручку. Не сработало. Дверь закрылась наглухо.
Ловушка захлопнулась.
Орган затих. Изабель обернулась, изо всех сил стараясь не выдать своей паники.
Паники ли?
Призрак Оперы улыбнулся ей той самой учтивой, холодной, будничной улыбкой аристократа. Он вновь был великолепно одет, вновь казался галантным и обаятельным.
Почему же Изабель было рядом с ним так страшно, так холодно?
– Милая Изабель, – улыбаясь, он подался вперёд и опёрся руками на свою дорогостоящую трость. – Я принёс шампанское, чтобы выпить за нашу помолвку.
Изабель перестала дышать от его наглости.
– Я уже сказала, что думаю об этом.
– Поправка: вы сказали это Гаскону, – он склонил голову, вглядываясь в её фигуру в зрительном зале, – а он… совершенно ничего не знает о женском сердце.
– И что же о нём знаете вы?
– Я? Право, даже меньше, чем дорогой Гаскон, – от его улыбки вновь повеяло холодком. – Кроме того, что ваше полно ненависти к себе самой.
Изабель вскинула брови, улыбка Призрака Оперы стала какой-то зловещей, хищнической.
– Каждого, кто отнесётся к вам по-доброму, каждого, кто посмеет помочь вам, вы воспримите враждебно, в штыки, испугаетесь, – он выдержал паузу. – Поэтому я вас презираю.
Изабель содрогнулась, коснувшись щеки. Она горела так, будто по ней зарядили пощёчину.
– Вы подойдёте, – он склонил голову набок, – или вам нужно время, чтобы… остыть от моего замечания и перестать краснеть?
Изабель до боли сжала зубы. Да как ему это удаётся?! Что ни фраза, то ее бросало то в жар, то в холод, что ни вопрос, то Изабель вспыхивала от стыда!
Стиснув кулаки, она подошла, точно фурия, прожигая Призрака ненавидящим взглядом.
В ответ мужчина элегантным жестом послал Изабель воздушный поцелуй, и её намерение наорать на него исчезло, словно дым. Она застыла в трёх шагах от Призрака Оперы, не зная, что ей делать и как реагировать.
– О чём я и говорил.
Сжав губы в линию, Изабель отвела от него взгляд. Долго смотреть в его проникновенные глаза она не могла – ей казалось, будто бы они проникали в её разум, будто пробирались под кожу, кости и вглядывались в нагую душу.
– Почему мы заперты здесь?
– А почему могут быть заперты в одной комнате мужчина и женщина?
Изабель вновь вздрогнула и попятилась назад, когда он поднялся со скамейки. Двигался Призрак Оперы неторопливо, приближаясь к ней, в то время как девушка дрожала всем телом и готова была сорваться с места, словно лань, заметившая тигра.
– Я закричу.
– Кто вас услышит? – он обходил её кругом, обозначая каждый шаг небрежным стуком трости об пол. – Быть может, мсье Жакоте? Он шумный и всегда раздражал меня. Я не буду по нему скучать.
Он приблизился, и Изабель застыла, не способная ни пошевелиться, ни отвести взгляд от чудовища в белой маске. Закричать? Ударить его? Бежать? Глядя в его карие глаза, Изабель дрожала от ужаса, совершенно забыв, как управлять своим телом.
Призрак Оперы коснулся её крупных каштановых кудрей, провёл костяшками пальцев по скуле, сжал подбородок, заставив ее поднять голову. Он был так близко, что жар его дыхания обжигал кожу девушки.
– Ваши глаза сияют, – произнёс он, – как бы сильно вы мне ни сопротивлялись.
Он отпустил её, брезгливо отстранил от себя. Ноги Изабель подкосились, и она схватилась за клавиатуру органа, чтобы не упасть. Инструмент издал пронзительный гул, но девушка не обратила на это внимания. Её трясло. Сердце так бешено колотилось в груди, что от этого становилось больно.
Призрак Оперы выпрямился, вновь став невозмутимой мраморной статуей, бесстрастным воплощением таланта. В свете свечей его глаза сияли инфернальным весельем.
Тяжело, надсадно дыша, Изабель мысленно наложила на него такое витиеватое проклятие, которому позавидовали бы все древнеегипетские мумии.
– Успокоительного?
– Идите, – выдохнула она, – к чёрту.
Он встретил такой ответ с улыбкой, держа руки за спиной. И его хладнокровие до того бесило Изабель, что ей хотелось избить Призрака Оперы его же дорогостоящей тростью.
– Мы здесь с другой целью, – он издевательски улыбнулся. – Впрочем, если желаете продолжить этот грубый флирт…
Если бы взглядом можно было метать молнии, мужчину пробил бы тысячевольтный разряд.
Он был доволен – о, этот ублюдок определённо был доволен произведённым эффектом!
Успокоившись, она выпрямилась и, не глядя на Призрака Оперы, оправила свои непослушные кудри. Её лицо до сих пор горело от его прикосновений.
– Умеете играть на органе?
Стоило мужчине обратиться к ней, как волнение вернулось с новой силой. Скосив на него взгляд, Изабель мотнула головой. Если бы она заговорила, голос предал бы её, сорвался бы, выдав истинные, сдерживаемые чувства.
– О, – он снисходительно улыбнулся. – Я мог бы вас научить. Подумайте об этом, когда, сидя в своей тесной мансарде, вновь пожелаете мне мучительной смерти.
Изабель отскочила от органа, когда Призрак Оперы подошёл к нему. Откинув фалды фрака, он сел за инструмент, опустил на клавиатуру изящные, длинные пальцы. Орган – один из тех инструментов, у которого есть ножные клавиши. Сощурившись, решив хоть как-то отомстить Призраку Оперы, Изабель заняла удобную позицию, чтобы видеть его ноги.
Она хотела, чтобы он играл отвратительно. Ничего в жизни Изабель так не желала, чтобы воочию убедиться, что живая легенда, Призрак Оперы – обыкновенная бездарность, пустышка, шут!
Но, как и в первый раз, играл он просто чудесно.
Его движения были точны, выверены, элегантны, его пальцы парили над клавишами с лёгкостью и изяществом. Входя сюда, Изабель слышала тревожную, страшную мелодию, но сейчас Призрак играл нечто очень мягкое, нежное, лиричное. Композиция была незнакома девушке, у мужчины перед глазами не было партитуры.
Неужели он импровизировал?
Улыбнувшись, скосив взгляд на Изабель, Призрак Оперы запел.
Его голос звучал вкрадчиво, лукаво, дразняще, чувственно. Завораживающе. С первых нот Изабель пробрало до мурашек, мысли оставили её, пустой и прохладный воздух наполнился силой, страстью и желанием, звучавшем в этом чистом, прекрасном вокале.
Злоба улетучилась. Изабель смотрела на Призрака Оперы и чувствовала, как по щекам текли слёзы. Словно этот голос был тем, чего она страстно желала, тем, чего ей не хватало всю её жизнь. Никогда прежде она не слышала ничего прекраснее.
Когда он остановился, Изабель со стоном вздохнула. Только сейчас девушка поняла, что всё это время не дышала.
– Господи… – прошептала она.
– Я прощён, мой ангел музыки? – улыбнувшись, Призрак Оперы подошёл и, сжав руку девушки, прижал к губам похолодевшие пальцы.
Она пыталась сказать хоть что-то, но слова не шли на ум. Спев, этот язвительный мерзавец предстал перед ней в новом воплощении.
Раньше Изабель считала его эксцентричным выскочкой, теперь же он превратился в сплошную загадку. Почему с таким невероятным талантом этот человек прятался в тени? Его голос мог бы покорить весь мир с той же лёгкостью…
С той же легкостью…
К чёрту! С той же лёгкостью, с какой он заворожил Изабель!
Что скрывала эта маска? Что пряталось за этими галантными манерами?
Кто он?
Изабель всхлипнула, глядя в сторону, утирая слёзы рукавом свитера. Сжимая её пальцы, Призрак Оперы с улыбкой накрыл её ладонь второй рукой.
– Изабель, – наконец, прервал тишину мужчина. – Ваш голос вызывает во мне точно такие же чувства.
Она помотала головой, не в силах успокоиться. Да как ему в голову пришло поставить их на одной линии? Как можно сравнивать её неумелое, неловкое пение с таким прекрасным, божественным исполнением?
– Изабель, – произнёс он, проведя жаркой ладонью по её щеке, большим пальцем утирая слезу. – Раз уж вы дали волю чувствам… Могу ли я рассчитывать, что однажды вы доверитесь мне? Расскажете, за что так сильно себя ненавидите?
Девушка дёрнула плечами. От его прикосновений Изабель больше не чувствовала тревоги.
Она чувствовала, что Призрак Оперы с триумфом сломал её последнюю линию обороны.
– Разве, – прерывисто выдохнула она, – одна я себя ненавижу?
Мужчина ответил ей натянутой улыбкой. Вздохнув, Изабель сжала его руку у себя на щеке и, закрыв глаза, позволила себе ненадолго насладиться её жаром. Впервые она коснулась его по своему желанию, и это действие не вызвало ужаса.
Наоборот.
– Вы не снимете маску?
– Нет.
– Тогда, – девушка сжала его ладонь чуть крепче, – могу я хотя бы узнать ваше имя?
Его взгляд стал мрачным, зловещим, ледяным.
– Я знаю, что уже спрашивала! – поспешила добавить Изабель. – Но…
– Но? – улыбка Призрака Оперы стала мягче, нежнее. – Изабель, час назад вы сгорали от ненависти ко мне, и вас точно не беспокоила тайна моей личности.
– Пожалуйста, – шепнула она. – Как же я смогу доверять вам, если вы не доверяете мне?
В этот раз он не нашёлся с ответом. Призрак посмотрел в сторону, потом на Изабель, обдумывая её предложение.
– Я доверю имя только своей невесте.
Изабель вздрогнула, вспомнив о сегодняшнем недоразумении.
– Почему вам вообще так нравится эта идея?
– Милая Изабель, раз вы так стыдитесь меня, на премьеру наденьте маску.
– Я не…
– Персонажа «Невеста Призрака» мы впишем вторым режиссёром в каждую постановку. Это понравится публике и заодно скроет вас от слишком любопытных глаз.
– Да подождите…
– Более того, Невеста Призрака будет мелькать в роскошных платьях, будет осыпана розами и бриллиантами. Зрительницам понравится такой чудесный, романтичный образ, и они придут в театр с надеждой, что однажды тоже станут моими возлюбленными. Лучше рекламы для вашего дебюта не придумаешь.
Изабель отвела взгляд в сторону. Призрак Оперы был прав. Она отказала Гаскону с его идиотской идеей, но стоило этому мужчине объяснить ей свою задумку, и девушка уже засомневалась. Действительно, заманчиво – гости придут на премьеру, творческий дебют хорошо окупится, а значит Изабель сможет какое-то время поработать над своим либретто и не беспокоиться ни о счетах, ни о еде, ни о нехватке денег.
– Итак..?
Изабель вновь нахмурилась.
– Теперь эта идиотская затея звучит здраво. Но почему Гаскон выбрал именно меня?
– Среди режиссёров не так много прелестных молодых девушек, – мужчина улыбнулся. – К тому же… наш друг Гаскон обделён музыкальным даром, но у него есть талант улавливать движения тонких струн человеческой души. Можете быть уверены, он знает о наших встречах.
– Но как?
– Вы слишком часто бросаете взгляд на мою ложу, – Призрак Оперы выдержал паузу. – Впрочем, я виноват куда больше.
Изабель встретилась с ним взглядом, но мужчина ничего не ответил, лишь загадочно покачал головой.
– Вскоре узнаете.
Изабель посмотрела в сторону. Призрак так и не объяснил ей, почему ему так сильно хотелось поскорее «вступить в брак».
– Шампанского? – вдруг предложил он.
В его улыбке не было ни холодности, ни вежливости, лишь учтивость и обаяние. Изабель кивнула и проследила за Призраком Оперы. Он умелым движением открыл бутылку, с громким хлопком, от которого девушка подпрыгнула.
Золотистое шампанское сверкало в свете свечей, словно драгоценный камень. Изабель осторожно взяла бокал за ножку.
– Вы… кормите меня, поите, отвозите домой, – произнесла она. – Чем я могу вам отплатить?
– Дорогая Изабель, требовать с вас плату было бы ниже моего достоинства.
– Я не об этом, – она провела ладонью по волосам. Призрак Оперы пристально проследил за движением её руки. – Что я могу для вас сделать?
Он улыбнулся, выразительно промолчав и поднеся бокал к губам, но пить не спешил.
– Опасно задавать такой вопрос одинокому мужчине, моя милая Изабель.
Густо покраснев, она отвела взгляд в сторону.
– Пойте мне, – хмыкнул Призрак Оперы, – и я буду скрежетать своей ржавой гортанью для вас. Играйте для меня, и я обучу вас всему, что умею сам. Будьте откровенны со мной, – он взглянул на Изабель сквозь золотистое шампанское, – и я одарю вас бесконечным вниманием.
Откровенны.
– Я даже сама с собой не откровенна.
– У нас много общего.
Мотнув головой, Изабель поднесла свой бокал к бокалу Призрака Оперы. Стекло звонко, даже весело ударилось о стекло.
– Будет вам и откровенность, и честность, и мой характер, – пробурчала Изабель, со злобой осушив бокал. – Но чтоб потом не жаловались.
– Ох, Изабель…
Голова закружилась.
Бокал выпал из руки девушки и разбился вдребезги. Её ноги подкосились, тело мгновенно стало тяжёлым, непослушным, вялым, болезненным. Призрак Оперы не позволил ей упасть. Он подхватил Изабель на руки, прижал к груди, стиснул в сильных объятиях.
Глаза Изабель закатились, перед ними всё стало мутным, серым, тусклым. И, проваливаясь в искусственный сон, она задавалась одним вопросом:
Что, чёрт возьми, он подмешал в шампанское?
Глава 6
Когда утром Изабель не явилась на работу, Гаскон Мартен, взяв ключи от кабинета новенькой сотрудницы, вошёл туда. Серый свет проникал сквозь стёкла, делая пустое помещение ещё более безжизненным, внутри не было ни погрома, ни борьбы.
Однако девчонку похитили. Гаскон прекрасно знал, кто это сделал, но не знал, почему. Обычно Призрак Оперы не объяснял причин своих поступков, если он что-либо делал, то начальнику оставалось только разбираться с последствиями.
Гаскон не надеялся найти на столе у Изабель даже маленькой записки.
Но на нём лежала одна из многочисленных масок Призрака Оперы.
Что такое? Главная легенда Парижа заботилась о новенькой? Он испугался, что Идо сделают выговор, что ей придётся объяснять своё отсутствие?
Или он уже убил её?
Закрыв глаза, Гаскон вздохнул и запер кабинет. Искать Идо бесполезно: здание театра было старым, да и изначально оно предназначалось не для искусства. Здесь был дворец, который изобретательный архитектор наполнил лабиринтами, ловушками, тупиками и скрытыми ходами.
Конечно, у Гаскона был план всех основных коммуникаций театра, но, увы, все секретные ходы и тайны дворца умерли вместе с архитектором.
А ключи от всех потайных ходов присвоил себе Призрак Оперы.
Взяв фонарик, Гаскон спустился в подвал. В театре был цокольный этаж, который предназначался для хранения ненужных, разобранных декораций, реквизита, сценариев, которые не одобрил ни один продюсер, инструментов. Подвал располагался глубже и, как правило, пустовал. Эти мрачные и пустые квадратные метры свободного пространства Гаскон планировал использовать, задействовать в общем деле, извлекать из этого прибыль, но Призрак не позволил. Его первое предупреждение было весьма красноречивым: он из темноты швырнул в подрядчика метательный нож.
Гаскон испытывал к местной легенде неоднозначные чувства. Он и сочувствовал ему, и желал избавиться, он и терпеть его не мог, и восхищался тем, какой доход Призрак Оперы приносил одним своим существованием.
Гаскон был почти уверен, что до того, как стать Призраком Оперы, этот человек зарабатывал в разы меньше.
Впрочем… до того дня о нём уже знала вся Европа.
Стоя в подвале, Гаскон скользнул лучом фонарика по стенам, потолку, полу. Обычно Призрак не покидал своей мрачной гробницы, обычно он посещал ложу, когда хотел поиздеваться над новеньким сотрудником или увидеть премьеру. Как правило, он общался письмами.
Он страшно не любил показываться на людях.
И потому Гаскон очень удивился, когда увидел его и новенькую, выходящими под руку из театра.
Впервые за долгие годы мрачный Призрак Оперы кем-то заинтересовался. И Гаскон хотел раздуть искорку интриги в пламя, хотел свести этих двоих вместе, хотел использовать хрупкую женщину, чтобы добиться своих целей. Изабель могла бы угомонить Призрака, сгладила бы острые углы его характера, быть может, исцелила бы его давнюю рану. Неважно, хотела она этого или нет, Гаскон уже решил, что так будет, а решения начальства либо выполняются, либо выполняются очень быстро.
Но если Призрак убил Изабель, если взял её силой, покалечил…
Такого скандала этот проклятый театр не переживёт.
– Я знаю, что ты меня слышишь, – прорычал Гаскон. – Ты не можешь быть ТАКИМ идиотом. Возвращай Идо. Немедленно. А я придумаю тебе алиби.
Никакого ответа. Как обычно.
Гаскон провёл рукой по волосам. Что вообще нашло на Призрака? Раньше он никого не похищал, только швырял в реквизитные гробы и придавливал крышку чем-то тяжёлым. Однажды ему до того не понравилось пение бывшей примадонны, что он подсыпал ей что-то в чай, из-за чего женщина сорвала голос прямо перед зрителями. В тот день Призрак Оперы громогласно хохотал на весь зал.
– Не хочешь, да? Ты же был не против, чтобы она стала твоей невестой. Так какого хрена ты её похитил?
Гаскон ждал ответа, хотя уже знал его. Призрак считал это романтичным. В своём одиночестве, самокопаниях и травмах он так сильно заблудился, что его восприятие реальности исказилось. Жизнь превратилась в театр, а театр – в жизнь.
И чем драматичнее было действие, чем сильнее оно травмировало обнажённые эмоции, тем лучше.
Ничего не добившись, Гаскон вернулся к себе, от досады швырнув фонарик на стол. Что делать? Вызвать полицию? Они здесь уже были, искали этого идиота с собаками, аппаратурой, осмотрели каждый сантиметр театра, но ничего не нашли. Этот идиот мог прятаться и вести себя тихо, если хотел этого.
А мог и избавиться от полиции наиболее кровавым способом. Правил для него не существовало.
Сев за стол, Гаскон принялся прокручивать в голове самые худшие варианты событий. Допустим, Изабель мертва. Смерть молодой девушки привлечёт внимание следователей, судмедэксперты выяснят, что она была убита, и где бы ни обнаружили её тело, все следы приведут в «Lacroix». Зеваки точно сочтут театр проклятым, а власти решат, что Гаскон попросту покрывает серийного убийцу. До этого смерти в театре легко объяснялись несчастными случаями, а участие Призрака Оперы в них не было доказано.
Другой итог: Идо жива, но над ней совершили насилие. Девчонка казалась нервной, замкнутой и пугливой, но молчать об этом не стала бы. Или, ещё хуже, стала бы, но тогда правду смог бы из неё выудить этот недоумок Жакоте. Он переживал обо всех, и малейшая тревога в лице девушки не скрылась бы от его глаз.
Гаскон скрипел зубами, держа в руке сигарету.
Обычно он не позволял себе курить в зрительном зале, но в этот день не сдержался. Придя на репетицию, он дымил с таким остервенением, будто от этого зависела его жизнь. Он велел артистам репетировать, но без указаний режиссёра это было неуклюже, нелепо, да и артисты заваливали Гаскона вопросами, на которые у него не было ответа.