Полная версия
6748
–Аrcem ex manubiis ornare58– Вдруг выпалил Арсений.
Герольд понимающе улыбнулся и широким жестом показал на поверженный шатёр ярла,– мол, тут и ищите. Лёша вдруг дёрнул за рукав куртки отрока и жестом показал на шатёр и сказал,– manubi.
Отрок понял и, взяв за руки Лёшу и Васю, пошел к шатру, где поднял полотнище и показал на лежащий, на земле этот самый manubiae, – состоящий: из двух свернутых шёлковых ковров, четырёх книг в свитках, и двух медных подсвечников. Видно было, что Ярл готовился к презентативным переговорам, где хотел поразить новгородцев своим богатством. Цепким взором, оценив хабар, Вася сказал,
– Всё берём, до конца жизни хватит!
Быстро и скоро собрав свои вещи и трофеи, друзья с князем, в сопровождении герольда и отрока, двинулись к лагерю русского войска.
Дойдя до середины пути, уже за линией шведских охранений, герольд остановился и, поклонившись, пожелав князю счастливого пути, пошёл обратно в лагерь, где шведское войско уже начало грузится на корабли.
Леша, повернувшись к отроку, показал ему рукой в сторону кораблей,– «иди к своим». Но отрок отказался и сказал,
– ich fahre auch fort.59
–Чего?– Переспросил Лёша.
–Уезжает он, тоже? – перевёл Василий.
–Куда?– Спросили Арсений и Алексей.
– Наверное, с нами, в Новгород, – ответил Вася.
Уставший князь, слышавший весь разговор, сказал,
– Берите парня к себе втроем прокормите, вдруг сгодится, добыча всё-таки. А нам ещё поработать придётся. Вась кистень верни, и дубинки поухватистей сладьте по пути. Княжескую долю воевать будем!
И маленький отряд, до конца сохранивший свою боеспособность, пошёл наводить порядок в еще одном лагере, который тоже стоял без боевого охранения.
Первыми под горячие руки князя и его охраны, попались пьяные ратники Миши Прушанина. Мише и его людям менее всего повезло разжиться товаром. Поэтому они решили возместить свою неудачливость пьянкой, чтобы было потом, что вспомнить, к примеру, сидя зимним вечером дома сказать, «а на ижоре так, гульнули, так гульнули после победы над свеем, что почти весь хабар пропили ». И посмотреть свысока, на других.
Пока князь разыскивал Мишу для очередного вразумления, Вася с Лёшой занялись протрезвлением буйных во хмелю воинов. Вскоре хоть и шатающееся, но всё-таки, боевое охранение стояло по периметру Мишиного стана. Сам Миша, повесив голову, шёл вместе с князем к стану, Гаврилы Олексича, где он и князь в четыре руки вскоре довели до сведения командира боевой единицы новгородского войска, что охрана необходима и до, и после боя.
Сбыслав Якунович услышав, какой-то шум и от греха подальше выслал трёх дозорных ратников посмотреть, что там, у Миши и Гаврилы. Не совсем трезвые дозорные, которые могли стоять на ногах, только опираясь на копья и щиты, ещё сильнее разозлили князя. А Миша и Гаврила, как только нашли Сбыслава, с радостью стали доказывать ему, что он такой же, как они и должен как они понести наказание от князя, а если не от князя, то от них, за компанию. Сбыслав получив свою долю дружеского вразумления, стал ретиво заниматься отрезвлением воинов, подготовкой к ужину, и похоронам павших.
Александр не нашёл только Никиту Захарьевича, что из Кучковичей, как выяснилось он никакого стана не сделал и тихо скрылся в неизвестном направлении.
–Вот сквалыга. На заимку вино повёз, чтобы князю долю не дать, – сказал злопамятный Миша.
– Всё одно вернется,– подытожил князь, направляясь к своей дружине, в страхе ожидающей его правежа за грех пьянства и беспечности. Однако князь так устал, что, как только увидел шалаш кем-то сделанный, залез туда, и не снимая сапог, уснул, доверив всё своё войско божьему помыслу. Его верные спутники, выполняя наказ Владыки, стали сторожить его сон, сменяясь через два часа. Первым заступил на пост Арсений как наименее уставший. Потом Леша как наиболее стойкий, последним был Василий, он был наиболее привычный к предутреннему бдению, так как любил рыбу ловить на удочку, в зорю. Отрок же, как только прислонился спиной к стене шалаша, сразу уснул и был тоже взят под охрану.
Лес живет своей жизнью, и вторжение человека переживает, болезненно. Разбив лагерь на стрелке Невы и Ижоры, человек вынудил семейство кабанов, кормившееся на этом месте вот уже три поколения, с голодной тоской наблюдать, из прибрежных зарослей, как люди втаптывают в землю вкусные желуди и прошлогодние шишки. Медведица с пестуном и годовалым медвежонком, учуяв запах человеков, ворча, повела свой выводок к дальнему болоту, где можно было наловить лягушек, а им так хотелось красной рыбы, которую они оставили там дозревать на солнце два дня назад. Вкусный запах тухлой рыбы щекотал им ноздри и сводил с ума, поэтому медведица, что бы как-то успокоится, дала две затрещины пестуну, что бы тот бежал быстрее. Остались одни белки, так как сезон охоты еще не пришёл и они были облезлые и серые и поэтому никому ненужные, да любопытные синицы знающие, что после человеков еды останется много.
Шалаш, где изволил почивать князь, находился как раз под гнездом синицы, которой было интересно узнать, какой такой зверь захотел пожить на её территории, не спрашивая её позволения. Кабаны, и те, всегда, добродушным похрюкиванием, просили её позволения, на время, остановиться под её деревом. Вот, еле дождавшись утра, любопытная птица – синица слетела вниз, посмотреть на невиданного нахала. Клюнув два раза сапог, она не найдя его вкусным, небольшими прыжками направилась вглубь шалаша на поиски вкусного завтрака.
Князь был неприятно удивлен, когда кто-то бесцеремонно начал дёргать его за усы. Сжав кулак, он спросонья хотел наказать нахала ударом в ухо. Но рука только рассекла воздух, а сила удара заставила его повернуться на бок и окончательно проснуться. Нахальная птица синица, что-то возмущенно чирикая, сидела на сучке над его головой и внимательно его рассматривала. Ей, божьему созданию, было невдомёк, что разбудила она победителя шведов, спасителя земли Русской, князя Александра Ярославича. Синице новый сосед не понравился, но, будучи птицей вежливой она только немного по-возмущалась и улетела к себе на дерево.
Проснувшийся князь вылез из шалаша, и, взяв с собой недремлющего Василя, пошел к ближайшим лопухам, а потом мыться в реку.
Вернувшийся князь подбросил в затухающий костёр дров, открыл ларь с шведским окороком, сладил рожны с окороком вокруг костра, и пока те грелись, успел прочитать три раза Отче. Василий увидя такое утреннее рвение князя сам себя отпустил с поста и, считая, что всё плохое уже позади, разбудил Арсения, сказав,
– Вставай отче, на службу пора,– сам лёг на его нагретое за ночь место спать.
Отрок проснулся вслед за князем, и смущенно улыбнувшись Арсению, тоже побежал в лопухи, и мыться. Вернулся он скоро, весёлый и бодрый. Увидев, как князь разогревает ветчину, отрок вытащил хлеб и положил его к костру, прогреется. От вкусного запаха проснулся Алексей и сел к костру, потом он взял шмат окорока и хлеба и ни от кого не получая приказаний, пошёл проверять посты. После молитвы и завтрака князь первым делом отправил охотников на поиски шведского флота, потом приказал копать могилы для павших в битве, умерших от ран. Арсению велел готовиться к отпеванию. Князь решил мертвых в Новгород не везти. Он боялся морового поветрия, которое почти всегда терзало город, когда войско привозили павших воинов.
Ближе к вечеру, после отпевания, князь, созвав: Мишу Прушанина, Сбыслава Якуновича, Гаврилу Олексича, выслушал краткие сообщения о состоянии дружины, немного подумав, сказал,
– Если шведа завтра не найдём то послезавтра идём домой. Добычу разделим поровну, так нести легче. Чтобы обид и драк не было, пусть каждый своё клеймо на свою долю поставит. Вы тысяцкие проследите, что бы всё честно было, и сиротскую, и вдовью доли товарищи погибших себе не умыкнули. Кучковича не искать, доли ему не выделять, он и так много взял. Всё!!! Свободны. Дружине роздых,– отчеканил князь.
Приняв судьбоносное решение, о возвращении рати домой, князь пошел рыбу ловить на удочку, в тайне от Васьки, которому страшно завидовал, как один рыбак другому. Очень князю хотелось поймать на удочку рыбину в шесть фунтов весом, а потом, похваляясь утереть нос Василию. Отрок увязался за ним, князь не возражал, вдвоём рыбачить интереснее тем более, что удочек было три, одну из которых Александр отдал отроку. Отрок понимающе улыбнулся и весело пошёл за князем, насвистывая какую-то песенку.
Друзья собрались вместе только после отпевания. Уставший Арсений пришёл отобедать, после выполнения скорбных обязанностей. Чин отпевания долог. Васька отоспался, сидел у костра и просто хотел есть. Леша, проверив посты, а именно обойдя лагерь, раз шесть по периметру в самую жару очень хотел пить. В общем, все собрались возле княжьего шалаша и шведских коробов с припасами. Князя ждать не стали, не известно, где его носит. Отрока тоже ждать не стали, с князем ушел ну пусть с князем и столуется. Отведывая шведских окороков и солонину, они запивали их красным вином, которое принёс Алексей. Вино ему подарили люди Сбыслава Якуновича, за то что Лёша не выдал их князю за утренний сон на посту. Алексей сначала опробовал подношение, потом часа через два на обратном пути милостиво согласился не делать доклад князю. За что ему дали два кожаных ведра охлаждённого вина. Друзья, молча, сосредоточенно ели, шумно запивая окорок и солонину большими глотками красного. Арсений первый прервал молчание,
–Вечерю служить не буду понедельник сегодня.
–Ага,– поддержали друзья.
–Тут проблема есть, слышали приказ князя, всё разделить? – продолжал Арсений
–Ну,– протянули друзья, занятыми едой ртами
–Так, князь доли своей лишился! – доложил Арсений
–Где?– удивлённо переспросил Василий, которому странно было слышать, что Рюриковичи себя обделили.
–Так, ту часть своей доли, что у Кучковича, князь не востребовал и в результате без вина совсем остался. Причащать чем я его буду в Никольском соборе на праздник двунадесятый. Кислятиной рябиновой, она тоже красная, авось князь не разберёт. Да только мне стыдно будет!!!– быстро проговорил возмущённый Арсений.
– Ты к чему клонишь Сеня? – спросил Лёха.
–Я не клоню, я прямо говорю, надо княжескую долю у Кучковича взять и князю отдать,– сказал Арсений.
–Ты прав, но где тут княжья доля решить трудно,– вставил свое виденье проблемы Василий,– Князь имеет власть только в лагере, потому, что Гаврила Олексич, Сбыслав Якунович, Миша Прушанин, и Никита Захарьевич, сами добровольно согласились под его руку встать. В Новгороде князь правит согласно ряду, если ряд нарушит, то прогнан вон будет. А Кучкович на своём сидит его никто прогнать не может потому, что его это земля– земля рода Кобылы, и здесь на Неве, и на Москва реке, что рядом с Клязьмой течёт. А Рюрик пришлый сюда был. Поэтому у нас говорят, – «Неизвестно кто главней, Рюриково семя или Кобылино племя!» И значит это, что Кучкович своё взял, на своей земле, по праву земли.
–Ну и что, что по праву земли, всё одно доля княжья есть, даже согласно ряду – есть. Он с князем сюда пришел. Кораблики грабил под стягом княжьим – вот! И ещё Кучкович должен князю, хотя бы потому, что князь ему голову, за непослушание на поля боя, не снёс. Предку его Юрий Долгорукий голову снёс, ведь так? – не унимался Арсений.
–Дак, да, но времена не те,– сказал Вася.
–Времена всегда не те, зато вино всегда – То, особенно из Галлии – выдвинул последний аргумент Арсений.
– Возьмём две лодки спустимся до острова, до заимки, долю свою – княжескую возьмём, и назад за день управимся. В Новгород заставим Пелгусьевых христиан вино нести, – изложил свой план Арсений.
–Ну да, как это по-русски, «Пусти козла в огород», они всё по пути и выпьют, бочки пустые принесут или воду туда нальют. Знаем бывали. Хотя я от вина бы не отказался– добавил своё мнение Лёша.
–Действительно пошли! Чего зря сидеть день тратить, только отрока возьмём с собой незачем ему с князем общаться. Князьям люди всегда нужны, посулами перетянут отрока к себе, и поминай, как звали. Что князь ему даст? Жизнь, какую? Сегодня в Новгороде, завтра в Переяславле, послезавтра в Суздале. Ни семьи нормальной, ни хозяйства, да и убить могут еще до женитьбы. Жаль его. Возьмём с собой. В Новгороде подрастёт, мы ему ватагу поможем собрать. В поход за костью или за мехом сходит. Потом землицы прикупит, детей народит, будет жить как мы, нет лучше нас. Вы как ребята?– спросил Василий.
Сам не понимая, зачем он берёт на себя ответственность за судьбу человека, которого он знает только несколько часов. Потом он часто задумывался, что заставило его взять мальца с собой, большие серо-зелёные глаза ребёнка полные слёз и мольбы о помощи или воспитание папеньки, который вожжами вбил в голову Васи, через зад его, что маленьких и слабых обижать нельзя? Уже в Колмове, перечитывая Эригену, он думал, кто вложил слова о помощи отроку в уста его бесы или ангелы? После долгих размышлений всё таки был вынужден признать, что, скорее всего ангелы, так как бесы за просто так о добре просить не будут.
–Мы не против, пошли лодки и отрока искать, – ответил за двоих сытый и поэтому великодушный Лёха, который, как и Василий не мог объяснить, какая муха его укусила и заставила быть добрым.
Арсений просто молчал. Он верил в Божье провидение и подчинился ему безоговорочно. Хотя, если быть честным то ему отрок, тоже понравился. Арсений кроме всего прочего считал, что красота и грех вещи не совместимые. Из этого положения он делал вывод, что красота есть благодать богом данная, для укрепления людей в вере. Сохранение красоты, есть его прямая обязанность, так как постижение и сохранение красоты есть путь к познанию божественного откровения даже для грешников! (Арсений отделял красоту богом данную от прельщения дьявольского, на погибель душ христианских, сделанного).
Не берусь судить Арсения, хотя может эти его мысли немного еретичны. Не знаю!
Подчиняясь соборному решению, друзья единогласно покинули место трапезы.
Лодки были взяты шведские, на них никто из победителей, ещё свои права вразумительно объявить не смог. Отрок пришёл сам с удочкой и тремя четырёх фунтовыми хариусами и одной небольшой осетринкой в шесть фунтов.
–На перекус хватит,– похвалил отрока покровительственным тоном Василий и, махнув рукой, пригласил отрока следовать с ними, на «Спацирганг»60.
Погрузившись на одну, другую взяли на буксир с помощью двух багров. Вставив вёсла в уключины, друзья дружно крякнули, опустили вёсла в воду и понеслись в низ по Неве. Пройти им нужно было верст 20. Часа за три дойти до острова было можно, не очень напрягаясь. Василий считал, что даже и не вспотев.
Минут двадцать друзья молчали, потом Арсений спросил, глядя на отрока сидевшего в середине лодки, между ним, сидящем на руле, и Васькой с Лёхой, сидящих на вёслах.
–Как зовут тебя? Name?
– Christian.
–Христя, по-русски, – перевёл Вася
– В бога веруешь? И како веруешь, ответствуй?– суровой скороговоркой спросил Арсений.
– CREDO, – просто перевел Василий!
– Ну да! Credo-есть, символ веры. Хитрый какой, это всякий скажет. Пусть истинный символ покажет,– допытывался Арсений.
– oratio dominica61– ответил отрок и испуганно перекрестился двумя перстами.
–Ты чего пристал, чего мальца пугаешь, чернец,– спросил Алексей.
–Лучше бы о себе ему рассказал да про нас с Васей. Ему же жить с нами. Спроси у него ещё, язык учить будет??
–Ладно, ладно,– успокоил друга монах.
И он, старательно подбирая латинские слова начал рассказывать отроку: о себе, о своих друзьях, о Великом Новгороде и князе Александре. В беседе время пролетело незаметно, когда до острова оставалось сажений 100, Василий вынужден был окатить их водой, что бы Арсений заткнулся, а отрок закрыл рот, который был открыт большую часть пути от удивления.
– Сейчас туман спустится, и мы подойдём. Берег пологий. Лодки удобно ставить. Людей не вижу, значит стеречь лодки не надо. К Кучковичу пойдём все вместе, так весомей,– командовал Вася, – наиболее опытный ушкуйник из всех.
Песок жалобно скрипнул, нос лодки с тупым звуком уперся в береговые валуны. Арсений, опытный кормчий, развернул лодки вдоль по течению, закрепив руль, так что бы лодки течением прибивало к берегу, а не уносило в море. Все вместе, разом, тихо, крадучись, стараясь не греметь оружием, стали подниматься в сторону ворот заимки. Когда до ворот оставалось две, три сажени, створки ворот широко распахнулись и сам хозяин Никита Захарьевич, предстал перед ними, босой в длиннополой исподней рубахе, подпоясанной жёлтым шёлковым поясом, византийской работы. Глаза его смотрели прямо перед собой, немигающим горящим взором вурдалака, напившегося вдоволь крови.
– Вы, дурни чего раньше прийти не могли, обязательно надо с горшка хозяина снять и перед сном душу вытрясти? – вместо приветствия сказал хозяин.
–Входите быстрей, холодно мне босому стоять, годы не те. В терем идите, там дверь открыта, всё, что на столе ваше ешьте, пейте. Я сейчас,– сказал Никита Захарьевич, пропуская ошеломлённых гостей во двор и закрывая за ними ворота. Проследив взглядом как, незваные гости, поднялись на крыльцо, он чуть не бегом побежал к едва приметному среди зарослей ивняка строению с косой односкатной крышей.
Друзья в неком смущении вошли в светелку, освещённую шестью свечами, где действительно стоял стол. На столе стояли блюда с рыбой и дичью лежали горкой варёные яйца и чуть в стороне, ближе к хозяйскому месту два каравая хлеба и нож. На окне Василий разглядел кувшины и кружки. Все разом вздохнули и посмотрели вопросительно на Арсения. Арсений сразу понял, в чём проблема, и быстро решил ее, прочитав скороговоркой молитву. Потом призывно махнув рукой, не дожидаясь хозяина сел за стол. Вася молча поставил на стол кувшины и разлил содержимое самого большого по кружкам. Шумно выпил первым, и сказал,
–Пиво, свежее, вчерась сваренное.
Налил еще кружку, сел за стол, что бы уже, не торопясь выпить её с друзьями. Однако беседы не получилось, пришёл хозяин,
–Чего пожаловали? – спросил он не церемонясь – За княжьей долей или себе бельмы красным вином залить?
–А, хоть и себе, тебе то, что ты же делиться не хочешь???– начал возмущаться Алексей, почему-то ставший быстро хмелеть от двух кружок пива.
–Помолчи морда Боспорская, не хами, не на Боспоре, и там не хами,– одёрнул Лёшу Кучкович.
–Мы за княжьей долей. На причастие вина нам надо красного, для службы в соборном Николе. Вина дашь, приглашу к причастию, вместе с князем Благодать получишь,– сказал наставительным тоном Арсений.
–Ну, без князя Рюрикова племени мне конечно благодати не видать. Эх ты рожа церковная. Мои пращуры ещё за сто лет до Рюрика на этом острове церковь поставили, так что благодать меня и без тебя, и без них, всех скопом взятых, коснётся. Одно нравится мне. Не для себя просите. Значит, не всё пропьёте. Две бочки дам. Грузить будите сами,– ответил тоном праведника, потерявшего надежду на спасение сего мира, хозяин.
–Как выйдите, за углом стоят. Да не торопитесь!!! Куда побежали?? Поешьте. Попейте. Скучно мне тут одному, – жалостливо добавил хозяин.
– И не страшно?– спросил Василий.
–Нет, привык. Я уже как три года один. Разве вы не знали?– поинтересовался Кучкович.
–Расскажи, облегчи душу,– предложил Арсений.
–Налей Васька, всем из того кувшина, что в красном углу под иконами. Поговорим,– предложил хозяин острова.
Затем Кучкович подробно, в лицах, рассказал историю, как отдал Рюриковичам он всех своих сыновей, и как ни один ещё не вернулся с княжей службы. Вместо благодарности молодой князь его – старика в походы зовет, не смотря на возраст и положение. Друзья внимательно слушали Кучковича, всё больше укрепляясь в суждении о том, что отрока вообще к каким-либо князьям отдавать нельзя. Пропадёт отрок. Только отрок этого понять не мог, так как уснул, положив голову на каравай хлеба. Мирно сопел носиком, прикрыв его ладошкой
–Ну, просто ангел,– сказал Никита Захарьевич в конце описания своей семейной эпопеи,– мой тоже таким ангелом к князю в Киев ушел……, Налей Вась,– и прослезился украдкой.
Туман полосами стелился над водой, превращаясь в серую мглу, и сливался с серым небом в единую, серую промозглую хмарь. Поэтому Василий сам себя поставил кормчим, доверив наименее благодарную работу, махать вёслами против течения, Арсению и Лёхе. Они не возражали. В туман, когда нос лодки тонет в белёсой мгле, ни один из них не мог вести лодку, ориентируясь только по току воды. Отрока решили не будить положили спать в лодку на кипу верёвок, которые Вася позаимствовал у Кучковича для погрузки двух бочек вина. Неслышно отчалили. Связанные воедино лодки подобно большой сказочной птице, взмахивая вёслами как крыльям, полетели вперёд, в серое безмолвие.
–Вася, скажи, что с Никитой, десять лет я в Новгороде, все годы его знал, но таким странным и добрым не видел,– тихо, что бы не разбудить Христю, спросил Алексей.
–Пьяный он Лёша, сильно пьяный, если завтра не помрёт от угара пьяного, значит, повезло ему. Он жить не хочет. Поэтому и пьёт. Ты думаешь, сколько ему лет? Шестьдесят? Семьдесят? Нет, он всего на три года меня старше. А он уже жить устал. Всё власть да служба, а жизни то и нет! Одиноко ему. Сам он, на тот свет не торопится, но и не откажется отправиться, если случай подходящий подвернётся. Он живет ещё, только ради людей своих – Поозёров,– князь он их. Душа его рода давно уже с Волховом слилась и сам он тоже. Найдёт наследника и защитника для своей земли, и людишек, и уйдёт в леса навеки. Ты Лёша хоть одну могилу Кучковича видел? Нет, и не увидишь. Нет у его рода могил, как нет и смерти. Их Волхов в этот мир привёл. Волхов и уведёт. Куда только, я не знаю, то ли в кущи райские, то ли в пекло огненное,– тихим голосом повествовал Василий о горе Кучковича.
Потом замолчал и молча сидел минут тридцать, чем обеспокоил друзей. Лёха, даже подумал, что Василия сон сморил, что бы разбудить друга, он брызнул на него водой. Василий спокойно вытер лицо рукавом,
–Ну, вы, там, на вёслах, налегайте,– в ответ на действие друга проворчал Василий, отгоняя скорбные мысли, навеянные рассказом Никиты Захарьевича, что из Кучковичей и своим ответом на вопрос Алексея.
Лодка, повинуясь единой воли гребцов и кормчего, легко скользила против течения, и с первым дуновением утреннего ветра, шурша днищем по береговому песку, остановилась у русского стана. Друзья тихо, не тревожа уснувших часовых, вытащили бочки на берег. Спрятали княжью долю возле шалаша князя, справедливо рассудив, чем ближе к князю, тем меньше вероятность кражи. Они прикрыли бочки лапником поверх, которого положили штук десять крупных рыбин, лежащих на видном месте возле шалаша, как будто для всеобщего обозрения и оценки умения рыболова. После чего, довольные результатом похода, то есть восстановлением попранной справедливости, начали скрупулезно готовить место для кратковременного отдыха. Они подбросили в затухающий костёр несколько крупных веток. Не торопясь, основательно выбрали место, куда шло тепло от костра, а дым не шёл. Заботливо укрыли отрока трофейной парусиной. Повернулись к костру спиной и погрузились в крепкий предутренний сон. Всё было сделано, так слажено и тихо, что не нарушило чуткий сон часовых охраняющих жизнь и покой князя.
Князь Александр был немало удивлен, когда после сна, увидел возле своего шалаша гору лапника, на которой лежали пойманные им вчера рыбы, горящий костёр и безмятежно спящую компанию. Князю было интересно узнать, где они пропадали, но пришедший от Пелгусия гонец с вестями, что свеи нигде не обнаружены, заставил его заняться будничными обязанностями полководца, а именно вести полки домой. К полудню войско четырьмя колоннами начало выдвижение в сторону Новгорода. В первой колонне были полки Гаврилы Олексича, во второй Сбыслава Якуновича, Миша Прушанин охранял обоз с добычей. В арьергарде, не отягощенный добычей шел единственно боеспособный из всего войска полк князя, охраняя от врагов, некрещёных еще племён еми и ижоры, войско, и обоз с добычей. Предосторожность необходимая в нашем случае, когда войско полностью деморализовано богатой добычей, а данники Новгорода емь и ижора мало, чем отличались от своих хозяев в вопросах пограбить.
Подготовка к обратному маршу не затронула заслуженный отдых друзей. Проспав до полудня, они не обращая внимание на суету собирающегося в обратный путь победоносного войска, после пробуждения занялись своими делами. Арсений молился, Алексей занимался с отроком, Василий, поминая не добрым словом все колена Рюрикова племени, чистил рыбу, которая была поймана князем, но не была им выпотрошена и готова была протухнуть. Разрезая брюхо очередного хариуса, Вася говорил,
– У них, у всех Рюриковичей так, руки только в сторону загребать поставлены, а чтоб не пропало, и сохранить загрёбленное, у них терпежа не хватает. Вот рыбу поймал, так выпотроши, зазорного нет ничего. Апостолы и те рыбу потрошили. Нет, не будет порядка на Руси, пока такие князья рыбу ловят. Вычистив рыбу, Вася пошёл искать подобающую для задуманного им блюда посуду. Глубокие сковороды были найдены в лодке Пелгусия, истребованы Василем под предлогом кормления князя. Затем Василий где-то раздобыл муки, масла сливочного, сметаны пол кринки и шесть головок лука. Травок пахучих он насобирал, не отходя далеко от лагеря. Распалив костёр посильнее, Василий положил стерлядок в одну сковородку, предварительно выложив дно сковороды нарезанным кольцами луком, пролитым сверху сметаной. Вместо крышки он закрыл сковородку травами. На вторую сковороду он растопив масло, всыпал туда муки, довел её до золотистого состояния, и затем положил обезглавленную рыбу, прикрыв сверху крышкой. Потом он поставил сковородки в костер, аккуратно обложив каждую сковороду ровным слоем угля. Минут через десять Леха с отроком сидели рядом в ожидании начала праздника, а Арсений в нетерпении читал молитву в благодарность Богу, что он дал им такой обед. Вытащив сковороды из огня, Вася стал скорбно наблюдать, как из его друзей уходит всё то – данное Богом, что делает человека – человеком и пробуждается звериная страсть к обжорству. Через час он осведомился у Арсения, что князю оставили, на что Арсений ответил,– Опоздавшим кости.