6748

– Лёша не рви. Греби ровно, на аз – веди70.

Они открыли глаза, увидели, что немного посветлело, изморозь белёсая немного разошлась, мачта была уже убрана, парус бережно свёрнут, а на дне лодки серебром отливали несколько больших рыбин.

– Грех без подарка идти,– пояснил Василий, сматывая сеть.

Через несколько мгновений нос лодки уткнулся в пологий берег, Василий повернул руль и развернул её по течению. Лодку плотно прижало к берегу течением, но Василий команду выходить не давал. Вдруг из мглы появились несколько фигур, которые вытянули лодку на берег и участливо осведомились,

– Как дошли Василий Валентинович?!!

–Сани запрягайте с повозком,– ответил владыка колмовский своим людям.

Кристине было интересно узнать, как живут благородные воины в этой стране, и поэтому она с интересом и вниманием осматривала двор и деревянный замок барона Базиля. Её поражали размах и количество построек, высота замковых стен, размер ворот и пристани к которой могли причалить большие суда – двадцати и или даже тридцати весельные. Но более всего её поразило отсутствие замка как такового, а именно: пристенных, воротных и угловых башен, а также Донжона, вместо которого она увидела большой деревянный дворец, в три этажа, с восьмискатной крышей, стоящий на глиняном, рукотворном, холме. Чуть далее размещались длинные одноэтажные дома, откуда выходили женщины с полными вёдрами молока, и раздавалось мычание.

–Сорок коров,– как бы нехотя пояснил Василий.

Ближе к берегу стояла баня, то что это была баня, Кристина знала точно, она уже научилась отличать баню от других построек. Ближе к дому – дворцу располагалась коптильня и кухня. Посреди двора стояли два столба с перекладиной наверху, с перекладины спускались две верёвки, к концам которых, в двух локтях от земли, была привязана довольно широкая доска,– «Виселица», догадалась Кристина. И прониклась еще большим уважением к строгому хозяину Колмова, который не боялся мести своих подданных, а творил справедливый суд и расправу, открыто, на своём дворе, в присутствии родственников провинившегося раба. Узнай Вася об этих мыслях, удивился бы он им несказанно, никого никогда на качелях в Колмове не вешали. В Колмове вообще никого, никогда не вешали, изредка лишь пороли детей-неслухов, да молодых наследников колмовских за нечаянное буйство во хмелю, выраженное, чаще всего в переносе годовалых бычков до Новгорода и обратно, на спор. Еще поразили Кристину окна Васькиного терема – большие со слюдяными оконцами, пропускавшие много света, так много, что днём свечи можно было и не зажигать. Пока Васька и его люди готовили сани, собирали гостинцы, Кристина присела на лавочку возле высокого резного крыльца и, прислонившись к стене терема, отдыхала. Людка, что то верещала на кухне, Лёха задумчиво писал, что то на Бересте. Наконец сани были поданы, подарки уложены. Людмила первая влезла в повозок, заботливо укладывая меха, устраивая удобные места для сидения себе и Кристине. Придирчиво осмотрев внутренности повозка, особенно бока и крышу, чтоб не дуло, она позвала Кристину. Кристя села рядом с ней, Леха расположился рядом с кучером. Васька взял в руки вожжи, свистнул и сани, чуть кренясь на поворотах, вылетели на широкую равнину, которая летом была непролазным болотом. Ехать им нужно было с две версты, лошадка рысью пробежала это расстояние минут за пятнадцать и остановилась еще не взмыленная возле большого островерхого холма из вершины которого шёл дым.

–Приехали,– сказал Василий.

–Почему быстро? – спросила Кристина.

–Потому, что зима, ехали прямо, летом верст шесть еще надо кругом болота обойти, чтобы дойти сюда,– пояснила Людмила.

–Ну, я первым пойду, земля-то моя,– сказал Василий, показывая всем остальным пример храбрости, так как не каждый смертный осмелится нарушать покой пророчицы – колдуньи. Стукнув кистенём по двери два раза, он бесцеремонно открыл её и в облаке пара вошёл внутрь. Дверь закрылась. Лёха вытащил свой кистень и, перекрестившись, встал рядом с закрытой дверью, чтобы в случае чего придти Василию на помощь. Через несколько минут, напряжённого, ожидания, не каждый же день грешить смертным грехом приходится, дверь открылась, и мальчик лет двенадцати с поклоном пригласил всех внутрь. Алексей подошел к повозку, помог выбраться из-под меховых одеял Кристине и Людмиле, потом каждой из них дал по коробу с подарками, сам же понёс два. Мальчик, что бы драгоценное тепло не выходило наружу, поспешно закрыл за ними дверь.

Кристина несмело вошла последней, она думала, что колдуньи все старые и страшные, потому, что бог в наказание за грехи отнимает у них красоту. Поэтому она, немного удивилась, когда за столом, стоявшим в середине круглого помещения, увидела миловидную женщину лет сорока, доброй улыбкой и серыми, немного пронзительными глазами. Над её левым плечом светилась лампадка, около левого плеча на полке спал рыжий кот большой и важный. Он даже не поинтересовался, кто это там пришел к хозяйке, потому, что считал, что действительным хозяином этого теплого и сытого места был он, а к нему никто до самого марта придти не должен и все остальное ему, поэтому было совсем не интересно. Он лишь повернулся на другой бок, урча от сытости. С потолка свисали связки трав, очаг горел, от кувшинов стоявших подле очага шел вкусный запах перловой каши с мясом и грибами. Ничего и никто не внушало страх в этом месте.

Кристя с интересом осматривала это странное жилище, не похожее ни на, что ранее ей видимое. Стены были сделаны из поставленных стоймя брёвен в полсажени высотой, которые стояли вкопанные в землю на две пяди. На вкопанные брёвна опиралась крыша, не имеющая поддерживающих опор.

На конструкции дома следует остановиться подробнее. Дом был построен по очень древней технологии. Сначала вырывалась круглая яма размером в шесть сажений и в сажень глубиной. Потом стены ямы обмазывались толстым слоем глины в полпяди толщиною. Как глина высыхала, внутри ямы разводили большой костёр, который горел около восьми часов. Строители внимательно следили за равномерным горением пламени. После того как костёр прогорал, строители еще долго наблюдали за остыванием глиняной ямы, чтобы глиняная стенка не треснула от резкого перепада температур. Получившуюся, уже терракотовую стену, в пол пяди толщиной, выставляли, вертикально стоящими полутора сажеными брёвнами с внутренней стороны. С внешней стороны строение обсыпали землёй и настилали крышу из досок, причём крышу ставили в распор, на бревна, из которых ставили стену, поэтому крыша держалась без внутренних опор. В итоге получалось тёплое строение, которое не боялось ни воды, ни морозов. В центре, как правило, устраивали очаг, а чтобы почвенные воды не заливали пол, в углу, для отвода вод, вырывалась яма, в которую ставили бочку с выбитым дном.

История этой женщины – хозяйки круглого дома до появления в Новгороде неизвестна. Известно лишь то, что появилась она весной, лет за десять до описываемых нами событий, причём не в самом Новгороде, а на берегу Веряжки. Там на холмике стояла землянка Васькиных косарей, которые всё лето должны были косить сено на болотах, в тех местах, где это было возможно. Если лето выдавалась сухое, то сена косили много, так как болото подсыхало, если же холодное или дождливое, то сена собирали не много. В любом случае сено отправляли в Колмово окружным путём по Веряжке, на лодках, так как везти его через болото, даже в засушливое лето было опасно. Так вот в конце мая, когда первая смена косарей прибыла на Веряжку, они обнаружили крохотную обжитую землянку и красивую женщину с младенцем на руках. Колмовчане люди православные и, следовательно, благостные. Поэтому трое косарей принялись угождать младенцу, предварительно отправив остальных в Колмово и в Новгород к Владыке, так как не знали, где искать Василия Валентиновича. Когда через неделю приехала новая смена, она обнаружила уже заготовленный лес для строительства, и выкопанную круглую яму для новой землянки. Недели через две, всё-таки дознавшись, где обитает последние дни неугомонный хозяин Колмовский, косари доложили ему о странном открытии, не преминув добавить, что женщина хороша как матерь Божья. Васька был тогда моложе и хотел, было овладеть, со временем, этой красавицей, поэтому не стал возражать против проживания этой женщины на его земле, по наивности, полагая, что за эту его доброту его отблагодарят лаской. Не прошло и месяца, с Васькиного позволения жить бедной скиталице на его земле, как однажды на Торгу, его окликнул дед Агафангел по прозвищу Дно и попросил дать ему позволения подняться по Веряжке к ясновидице, проживающей на земле Василия Валентиновича. Он ведь –Агафангел – по старости, конным путём не дойдет, а вверх по речке его довезут племянники с братом его младшим Агофодором по прозвищу Крышка. Удивляться таким прозвищам нечего братья имели бочарную мастерскую и делали бочки, не хуже немецких. Вася просьбе удивился, но так как дело было на Торгу, и время было послеобеденное, то он решил, что старый уже хватил свою меру пенного, но так как он уважал бывших папиных друзей-ватажников, ответил,

– Иди ты, с богом, куда хочешь, хоть вверх по Веряжке хоть вниз по Волхову.

И забыв о просьбе, пошел далее по своим делам. Дня через два прогуливаясь по Торгу и похваляясь своей новой желтой шелковой рубахой, и широким в локоть толщиною зелёным парчовым поясом. Василий неожиданно получил в подарок от Крышки – Агафодора маленький овальный бочонок на полведра, чудно сделанный из липы, с дубовой затычкой наверху и медным краником немецкой работы, врезанным в крышку бочонка.

– Вот Василий Валентинович, брат велел вам передать в благодарность за позволение к ясновидице идти. Прими не обижайся за скромный дар,– объяснил свой поступок Агафодор – Крышка. Вася оценил стоимость бочонка в десятую часть гривны и несказанно удивился такой щедрости, но что бы не терять вида важного с показным высокомерием и неохотой поблагодарил Крышку, и пошел, далее ловя восхищённые взгляды девиц, жаждавших иметь платки из такой парчи или такого шёлка. Уже дома, он молча взял короб положил туда пирогов и кринку сметаны и быстрым шагом по лишь ему известным тропам пошёл напрямки к Веряжке, где на его земле жила ясновидящая Ольга. Перемена произошедшая, за два последних месяца, с местом, где стояла лишь землянка косарей поразила его. На берегу Веряжки были устроены мостки, на островках земли, свободной от болотной жижи паслись четыре козы, в самой речке устроены ловы, рыба сушилась на солнце, а над островерхой кровлей круглого дома вился дым. Василий стукнул два раза ручкой кистеня по открытой двери и на правах хозяина зашёл внутрь. Увиденное его немного обескуражило, ясновидящая сидела за столом в компании Станислава Среднего – сотника с Ширковой улицы и неспешно вела беседу глядя на сотника глазами полными любви, уважения и доброты. Безо всякого приглашения Вася сел за стол. Сотник при виде Василия встал, поклонился в пояс хозяину, и, не стараясь срыть своего волнения, немного срывающимся голосом сказал.

– Ты Василий Валентинович прости нас с Олюшкой, не убереглись мы, а Федоровский поп грех на исповеди и заметил. У меня ведь тогда еще Прасковья жива была. Вот он наложил епитимью и выгнал меня, с полгода назад по Мсте идти за солью для всего прихода, иначе говорил, что всё владыке скажет и Ольгу как ведьму на правёж вызовут. Я привёз Ольгу с Биармии куда ходил дань, года два назад для князя и посадников, собирать. В лесу нашли мы друг-друга, она с ликом Богородицы в руках под сосной меня ждала. С ликом Матери Божьей, там до ближайшего креста дней пять идти.!!!! По имени ко мне обратилась, хотя никогда меня не знала и я её не видел. Я удивился, молиться стал от наваждения, и она со мной. Так в молитве мы и простояли пол дня. Там же и открылась она мне, что дар у неё. Про трудности наши будущие все рассказала. И про то, как родит она мне наследника, но без меня на берегу речки Верёвкой называемой. Вот видишь всё как сказано, так и случилось. Ты если хочешь, мы можем уйти, если нет, то давай договоримся, в какую цену пожилое ценишь?

Василий задумался, странно все это казалось ему, и ясновидение, и поп ширковский, и обещание на правёж к владыке за ведьмовство, однако новые мостки, новые ловы, пасущиеся козы – говорили ему, «Вася не продешеви!!». Васька решил рискнуть.

– Я денег с Ольги не возьму, молока и рыбы тоже хватает, но люди, которые захотят к ней идти, пусть по Веряжке идут, но только на моих лодочках. Лады?– предложил Василий.

– Лады,– ответил сотник.

–Теперь погляди, что видно там в моём грядущем? Скоро ли за буйство прищучат меня?– спросил Василий.

– Лет еще много проживёшь. Не бойся. Славу познаешь. Дружбу найдёшь по слову владыки. Любовь нераздельную. Нет, две любви. Смерть красивую встретишь утром с лазоревым щитом в руках своих.– Ответила Ольга смотря немигающим взором куда-то поверх Васькиной головы.

– Дети будут? – неверующим тоном спросил Василий.

– Будут, твой один и четверо пасынков,– ответила Ольга.

–Ну, это вообще невесть, что. Да что бы я за вдовицами бегал, когда девок молодых много, смех,– посмеялся над предсказанием Василий.

– Ладно, чего сбудется то, и сгодиться, на страшном суде, всё пригодиться. Давайте теперь гостинцев отпробуйте моих – Колмовских.

Вася открыл короб и широким жестом выставил на стол пироги и сметану. Сотник тоже не лыком шит, оказался и выставил на стол корчагу вина пенного красного. Вася аж от удовольствия чуть в пляс не пустился. Хорошо тогда посидели, к вечеру Вася так проникся проблемами вдовца Станислава и его неприкаянной любовью к ясновидящей Ольге, что решил непременно наказать виновника их бед.

На второй день Василий пытался научить попа ширковского, простым христианским истинам; что тайна исповеди нерушима, и что, нарушение тайны исповеди ведёт к бедам, но неуспешно. Виновный в злоключениях Ольги и Станислава-сотника поп, избегая вразумляющего мордобоя, успел спрятаться в лестничной башни каменного Федоровского храма, что на Ширкове улице. Вася дверь в башню выбить не смог, расстроился и пошёл сам добровольно сдаваться на правёж к владыке, за посягательство на особу духовного звания.

Так Ольга осталась жить на берегу Веряжки, принимая страждущих и помогая чем могла людям. Вскоре подросший сын стал помогать матери по хозяйству. Станислав настойчиво все это время просил переехать к нему в терем на Ширкову улицу, но получал отказ. Ольга объясняла ему, что привыкла к речке и уединению, правда сына отдала в ярославову школу, что рядом с владычьим двором, и разрешила жить с отцом в городе. Свадьбу кстати они сыграли, но венчаться не стали. Не сложилось как-то.

Как только дверь закрылась, Ольга для света велела подбросить сухих дров в очаг и зажечь две лишних свечи.

– Дело у нас, Вот пришли к тебе узнать, как лучше сделать,– доложил цель неурочного визита Василий.

– Ясно, только зря вы раньше времени подарки привезли, я могу ведь и не увидеть ничего,– ответила ясновидица.

–Ну, ты, уж постарайся, Владыка послушание дал, помочь послу Кристине, и князь тоже, но сделать всё нужно в тайне от козней новгородских, посадники узнают, могут князя раньше времени выгнать. Да и жаль нам её красивая она и несчастная, не по своей воле к нам пришла. Помоги ей, нам не надо, мы перемогнёмся если, что. А!? – просил Лёха. Ему в отличие от Васьки – хозяина земли, просить было можно, так как при отказе он не терял своего достоинства. В случае если Ольга откажет, то откажет она не своему благодетелю – Василию Валентиновичу колмовскому, а просто рядовому просителю – Алексею Раскорякину.

– Ой, ну беда с вами. Я князю говорила, слушай Владыку чаще, встретишь меньше напастей! Не слушают ведь ни князья, ни холопы. Вот вам скажу, и что вы? Послушаете? Скорее всего, нет! Ну и слушайте, да не прослушивайте. Вам ушкуйничкам слава грозит, товарищу вашему смерть праведная и кущи райские. А тебе девица любовь и смерть счастливая, – сказала Ольга, буднично, как будто это было и не пророчество, а обычная женская побасёнка.

– А мне чего?– Людка обиженно спросила.

– Тебе? А то не знаешь? Да молчала бы ты лучше, бесстыжая, еще нагрешишься, и нарожаешь посадским детям наследничков,– осадила Людку Ольга. Людмила фыркнула, и обиженно отвернулась от ясновидящей тоже ведь подруга.

– Теперь ваших гостинцев испробуем,– сказала Ольга, давая понять, что всё закончилось и пришло время завтракать.

Васька с Лёхой иронически-понимающе переглянулись, славы им и так хватало, а больше им и не хотелось. Людка сопела, обиженно хлопая большими ресницами, одна Кристина осмелилась, спросила еще раз.

– Дети мои?

– Дети твои тут вырастут, ничего с ними не станется,– Сказала, как отрезала Ольга. После все перекрестились, прочитали молитву, принялись завтракать своими же гостинцами, часа два длилось насыщение, так как Ольга выставляла на стол; то свои соления, то мочения, то медовые настойки, как хмельные, так и нет.

–Спасибо тебе,– ответил за всех сытый Василий, вставая из-за стола.

Обратно ехали в задумчивости. Когда стемнело, Васька привязывая к Людкиным мосткам лодку, вдруг сказал,

– Правду ведь Ольга про Кристю сказала, Надо место для терема искать, не век же ей по свету шляться неприкаянной. Терем выстроим, глядишь и она хозяйство вести будет, и так и детишек вырастит. И нам хорошо и Богу мило.

–Ладно, поживем, увидим, нам сейчас в баню опять лечиться, а вам есть, да спать, завтра дел много,– подытожила прожитый день Людка.

Вечер прошёл спокойно.

Утром Людмила внимательно осмотрела Кристину и сказала друзьям свой приговор. Кристе еще два дня нужно, чтобы хворь прогнать, потом они могут катиться на все четыре стороны, исполняя княжью волю и послушание владыки. Сказанное, правда, касалось только троих друзей, так как родную её сестру– Кристю, она никому не отдаст. А если хотят они идти, то пойдут либо все, либо они трое.

–Детей на кого оставишь? – смог только спросить обескураженный Арсений.

– Кирику Антониева монастыря,– не раздумывая, отчеканила Людмила, заканчивая этой фразой спор, казавшейся ей бесполезным. Она решила, и всё! Потому, что её сил и богатств хватит довести Кристю до любого известного людям места без помощи этих трёх нахлебников. Васька понял, что спор проигран еще и так, не начавшись, молча подтолкнул друзей к двери. Им надо было сегодня успеть к Кучковичу засветло и вернуться до полуночи.

Лодка весело и быстро как весёлая птица сойка, шла против течения Волхова в Ильмень, во владения Никиты Захарьевича, что из Кучковичей прямого наследника первых, исконных жителей земли Новгородской.

Васька был опытный кормчий, не боялся один ходить до Старой Руссы за солью, но в этот раз, как только лодка прошла Юрьев монастырь, он только и смог вымолвить,

– Молитесь братья, сильней молитесь.

Казалось, пройти им было вовсе ничего, только до Острова и обратно, но путь этот в эту предзимнюю пору, мог в любой момент стать последним.

Васька заставил сеть Леху с Арсением на вёсла и скомандовал им,

– Грести, как я скажу! На Аз – гребет Лёха, на Веди – Арсений! На, Глаголь – все разом! Поняли?? Проверим! Аз, Веди, Веди. Глаголь!

По команде Василия -Аз,– Леха сделал гребок, и застыл в ожидании с поднятым веслом, Арсений сделал три гребка и тоже остановился, как только они услышали – Веди,– так сразу два весла, слаженно сделали один, но мощный гребок. Василий, вроде, остался доволен проведенным в боевых условиях учением. Он приналёг на руль, поймал ветер в парус и бесстрашно вывел челн против коварной Ильменской волны. От всех других: рек озёр, морей волна Ильмень озера отличается своей дурной непредсказуемостью. Если ветер дует от берега, то это совсем не значит, что волна пойдёт от берега вслед за ветром как делают это все правильные волны, во всех правильных водоёмах. Она, как правило, в Ильмене, пойдёт и перпендикулярно ветру, а может пойти вовсе наперекосяк, под ей одной удобным углом. Волна и ветер на Ильмень озере жили каждый своей жизнью. Труднее всего людям было, в то время, когда часть озера уже была скована льдом, как это было уже сейчас, а другая часть бешено боролась с ветром и льдом за свою свободу. Ветер успевал разгуляться, на обширной ледяной равнине и, набрав силу, обрушивался, подобно плети, на непокорные волны идущие от берега, которые он силой хотел заставить броситься на несокрушимый берег. Выйти в Ильмень в такую погоду с надеждой пристать к берегу Острова было глупо и безрассудно. Для более спокойного передвижения новгородцами воль всего берега озера уже в то время были проложены хорошие дороги, и через каждые два поприща стояла гостеприимная изба, где путников ждала рыба на ужин и теплые одеяла для ночлега если, что. Однако нашим друзьям ввиду их опасной и тайной миссии пользоваться дорогами было нельзя. Им пришлось, с одной стороны бороться с сильным северным ветром, стремившимся прибить лодку к берегу, с другой с волнами бегущими, почему-то, в юго-западном направлении и стремившимися опрокинуть её. Но молитва Арсения, умноженная на умение Василия, да вера в правое дело позволили провести лодку через бушующее озеро, подойти к Острову с подветренной стороны, где не было ни волн, ни ветра.

Как только лодка стукнулась о мостки, Василий с радостью сказал,

–Приехали.

– Что верно, то верно. Только как назад пойдём?– спросил Арсений.

– А мы тебе сразу отходную закажем, чтоб сразу идти в Рай, чего тут святому задерживаться?– подшутил Лёха.

Шутки шуточками, но все понимали, что идти обратно по озеру никак нельзя. Идти по Бергу тоже, так это означало не только раскрыть всё дело, но отправить князя в досрочное изгнание. И то и другое было решительно не приемлемо для друзей, так как не позволяло им выполнить приказ князя и владычье послушание. Тут поневоле, пока крепили лодку к мосткам, все призадумались, и поэтому не заметили, как к ним подошёл сам хозяин.

Никита Захарьевич, что из Кучковичей был одет просто, по-домашнему, в шелковое желтое исподнее, поверх которого была надета парчовая рубаха, синего цвета в зеленых узорах, на рубаху был накинут бухарский халат синего цвета с черной изнанкой. На ногах были надеты сандалии из далёкого города Дамаска с серебряными пряжками, украшенными жемчугом среднего размера. Никита Захарьевича, что из Кучковичей, не любил показной и кричащей роскоши, поэтому обувь украшал лишь серебром и жемчугом, так чтобы было видно, что он человек со вкусом и не бедный. Васька, известный модник и щеголь, в тайне, боялся встретиться на Торгу с Никитой Захарьевичем, что из Кучковичей, так как подозревал, что если будут сравнивать красоту одеяний его и Никиты Захарьевича, то, скорее всего шепот восторга, и завистливые взгляды, будут идти в сторону Никиты Захарьевича, а не в его, не смотря на разницу в возрасте, красоту и стать.

– Ума нет, считай калека, а тут у троих ни одного золотника ума, считай, вообще, бедствие. Чего по воде пошли, решили подвиг Спасителя повторить или так по дурости? Бог дураков любит, авось пронесёт!?– вместо приветствия изрёк хозяин.

–Дело у нас к тебе,– ответил Арсений за всех троих сразу.

И не останавливаясь, продолжил,

– Мы в ничтожестве своём сомневались в тебе и твоей честности, но Господь бог, и Никола чудотворец надоумили, сначала тебе всё рассказать, потом лишь суды судить, да ряды рядить!!!

–Ну, так все про меня в Новгороде думают и на Городище тоже. Я же спрашиваю еще раз, «чего по воде пошли»? Жить надоело? Мне как с Юрьева сообщили, что Васька идет по волнам, так я с того времени людей поднял, чтоб вас – увальней городских – из воды спасти, если, что не так сложится!!! Что же я им объясню? Что Вася с друзьями по делу тайному пришли. Люди мои в церковь не пошли службы пропустили, а это грех. Владыка всё завтра узнает! На исповеди всё расскажут. Какая же это тайна будет и дело, следовательно, не того размаху. – Вещал хозяин.

–Так может, пригласишь, все-таки вместе ведь кровь проливали на Неве, – выдвинул последний тезис Арсений.

– Ну, что ж, проходи ватажнички, если кровь пролили, когда чужой хабар на Неве забирали,– припомнил хозяин друзьям их вояж на его заимку.

Место куда прибыли друзья нуждается в особом описании по причине своей исключительности.

Во первых – Остров – это название острова и места, и усадьбы.

Во вторых,– люди там живут до сих пор, так как в отличие от всех других островов Ильмень озера, этот никогда не подтоплялся, не смотря на любые, пусть даже катастрофические разливы Ильменя от которых даже по Антониеву монастырю на лодках ездили, а это уже четыре версты ниже от устья Ильменя.

В третьих, – оборону от супостатов новгородских на острове держать можно сколь хотелось долго, всё-таки это действительно остров. Из-за буйного нрава Ильмень озера полной блокады острова никак не получится. Как-то ещё Вещий Олег пытался с Рюрикова Городища, данью обложить Остров и его жителей, но был обложен матом и с тех пор князья новгородские островитян не трогали. Посадники же, те, которые отличались буйством во хмелю, шесть раз зимой под остров подступали и шесть раз отступали, со злости или от бессилия призывая, потом, в своих молитвах, владыку небесного, наказать строптивцев.