Блуждающие в мирах. Маршал Конфедерации. Книга вторая. Академия

– К чему, к чему?!

– К серверу, мишуген поц! – у Рола, похоже, кончалось терпение. – Хорош дурака уже валять, и так уйму времени потеряли!

– Кто ж это его… так… обозвал?

– Я!!! Ещё есть идиотские вопросы?!

– Нет, нет! Уже подключаюсь! А-а-а-а… собственно, зачем?

– Ну, ты, бл*дь, меня достал! – бош взревел. – Щас я тебе башку-то отверну, дрек мит…

– Спокойствие, Ролушка, только спокойствие! – Назарова подсела к Максику. – Где тут наш волшебный чемоданчик? Просила же захватить! …Здесь? …Превосходно! Доставай программку, что ты для меня делал. Помнишь? Я тогда к Туве Янссон в Муми-дол наведывалась…

– Но-о-о-о…

– Никаких «но»! За всё уплочено! Боишься, на собственность твою шибко интеллектуальскую позарюсь? Так она ж наполовину моя! Я – заказчица, и я же спинкой отрабатывала! Не забыл, поди? А давай-ка теперь у Ролика спросим? Барин – добрый, он рассудит. Сама справедливость! Ха-ха! …Ладно, ладно! Успокойся, малыш! Разворачивайся на своём кристалле, мастурбашка, никто кроме тебя и пальцем его не тронет. – Украдкой хитро подмигнула Роланду. – Только шевелись быстрее уже, эта твоя кваказябра дольше самой матрицы инсталлироваться будет! Договорились? Вот и славненько. Так! Всё! Собрались! За дело, мальчики!

Минут, наверное, сорок стояла относительная тишина, не считая каких-то странных переливчатых шумов в аппаратуре. Каждый занимался своим делом, не до болтовни, короче, было. Первым, вполне предсказуемо, отстрелялся Роланд:

– Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы, кто хочет сегодня поработать? А? Источник загружен, базовая матрица более-менее стабильна, реперов относительно немного… Точнее… Всего-то девяносто три штучки! Гм… Придётся, конечно, немного повозиться и даже попотеть… Шайссе!

– Ролушка, будь добр, малыш, графику результирующую выведи мне на второй монитор, пожалуйста! – Жанна Сергеевна спокойна и сосредоточенна, значит, всё пока по плану. – Только трёхмерных… этих… обструкций… абсракций, тьфу! – абстракций своих любимых не нагромождай, очень тебя прошу, и по двум осям вполне наглядно! …В цветах, если не трудно, зелёных и красных. Мне так привычнее… Коэффициенты наши сохранил, как я просила? …Умничка, перекидывай сюда! Корреляторы тож. …Максик, ты как там?

– Работайте, рабы галерные, работайте, солнце ещё высоко! Займитесь уже чем-нибудь полезным! – в Хрюкотанском голосе проскальзывали трудно скрываемые нотки раздражения. – Вычислитель этот ваш… Зато – самый Главный! О-о-о-о! Еле-еле шевелится, ёта мать! До утра нипочём не управимся! Знал бы, ни за какие…

– Не бухти, мармыга! Нормальный аппарат у нас. Ну… подустал маненько, надо понимать, в последнее время от перегрузок. С кем не бывает? И потом чего вы хотели-то, батенька? Раскручиваетесь на внешнем носителе и ждёте через медленный порт какой-то немыслимой производительности?! Развеселил старика! Хе-хе-хе! Откуда в ректуме, скажите на милость, полезные ископаемые, а?! Это вам не кимберлитовая трубка. Нету их там, не-е-ету-у-у! И не ищите! Так что трудитесь, молодой человек, трудитесь не покладая рук. Хе-хе! Труд облагораживает! Ди арбайт хат ден менщн гешаффн 64! – браво отрезюмировал Рол, обернувшись к Назаровой. – Давай-ка мы, Сергеевна, слоечку, что ли, сварим, пока суд да дело? А то Юрик проснётся невзначай и-и-и-и… Пиши пропало! Накроется твоё пари греховодное!

– Наше, котёнок, наше! Думаешь, слюни твои липкие до полу никто не заметил? Ошибаешься! Как ты на голую-то меня пялился, охальник рыжий, дух захватывало! Уа-а-ау! Аж мурашки по мартышке!

– Где-где мурашки? …Вы мне это бросьте, разлюбезнейшая Д’Жаннэт! – сконфузился фон Штауфен. – Я этого не люблю! Давайте-ка лучше-е-е… м-м-м-м… Коэффициентики желаете перекинуть, корреляторы? Эт можно! Это мы мигом! …Тэ-э-эк-с! …Получите-с, шахер-махер, парикмахер! Сдачи не надо!

– И мне не надо! Ха! Глянь лучше сюда, Ролик. Картинка-то процентов эдак на шестьдесят – семьдесят вполне себе ничего, зелёненькая. Ощущаешь? Красных секторов не так уж много, согласись. Девяносто три репера совершенно точно «натягивать» не придётся! Учись, студент, как слойки констрылять надобно! Ха-ха! …Вот и всё! А ты боялась! – нараспев продекламировала Жанна, прихлопывая в ладошки. – Только юбочка помялась. А теперь иди к врачу, я ребёночка хочу!

– Хотеть не вредно! Работать будем?!

– Бум, бум! Заряжай таблицу корреляторов! …Пли по моей команде! …Приготовились! …Огонь, мазафака!

Следующие часа полтора выдались на редкость событийными. Нда-а-а-а… Совместное творчество ведь, согласитесь, вообще – штука замечательная, то, понимаешь, роднит участников, и тогда, будто голубки влюблённые, воркуют они, льнут друг к дружке, противно лобызаясь чмоки-чмоки в дёсны, то – глянь-ка! – тельники ни с того ни с сего рвут на себе – в драку лезут. Да так яро, иной раз водой студёной не разлить, бисовы души! Вот и у нас нешуточные страсти-мордасти эпизодически накалялись, вторя недавним постельным баталиям, и тут же утихали, откатываясь, словно морской прибой. Жаркие дебаты перемежались криками, орами, уговорами, заверениями в гениальности, конгениальности, взаимных обвинениях в беспросветной тупости, и даже чуть-чуть не дошло дело до серьёзного оскорбления личности посредством рукоприкладства. Или ногоприкладства, без особой разницы. Всё одно ж – больно! В результате фон Штауфену ничего иного не оставалось, как признать-таки за Назаровой право немного порулить. Её инициатива, ей, соответственно, и карты в руки. Весьма неохотно уступил бош бразды правления, вроде того: мели, Емеля, твоя неделя! Меж тем, к немалому его удивлению, спустя непродолжительное время красные сектора на экране можно было уже по пальцам одной руки пересчитать. Вот это да! Слойка-то клеилась, ёта мать! Засим немец наблюдал с всё возрастающим интересом, ибо им с Ширяевым столь близко к заветной цели подобраться так и не удалось. В то же время нет-нет, а всплывала откуда-то из глубины кишечника лёгкая досада на собственную несостоятельность, точнее, на её, Жанин, необычайную удачливость и везение. А чем ещё прикажете объяснять странную девичью успешность? Женским умом-разумом, что ли? Прекратите дурачка валять! Кому, согласно всем известной поговорке, везёт? То-то же! Впрочем, довольно скоро выяснилось: одного лишь везенья здесь явно недостаточно. Не тот случай, господа присяжные заседатели!

– Готов, Максик?

– Жду ваших указаний, миледи!

– Ролик, смотри, котёнок, где-то здесь вы с Ширяевым и забуксовали.

– Наверное, да. Трудно сказать. Мне кажется, несколько дальше…

– Слушай! Нам-то ладно, самому себе хватит уже завирать, умник! Если б вы ещё хоть на один самый малюсенький шажочек малипусенький продвинулись, сварилась бы слойка, мазафака! Сто пудов! Въезжаешь?

– Всё обидеть норовишь, Сергеевна?

– И в мыслях не держала! Подсаживайся, раз такой умный. Слушаю и повинуюсь! Рули, друг-сосиска! Каковы наши дальнейшие действия, мон женераль?

Полчаса тщетных потуг сдвинуться с мёртвой точки энтузиазма участникам вечеринки, сами понимаете, не прибавили. Нда-а-а-а… Зато сильно поубавили гонору заносчивому уроженцу Саксонии, что само по себе уже, согласитесь, какой-никакой, а результат. В конце концов, окончательно убедившись в бесполезности многозначительного морщения лба и дальнейшего пустого надувания щёк, вынужден был бош таки сдаться на милость победительницы:

– Шайссе! Сдаюсь! Сама рули. Если, конечно, знаешь куда.

– Кажется, знаю. По крайней мере, однажды мне нечто подобное удалось… Тут такая штуковина, значит… Короче, дело не в реперах вовсе.

– Да?! А в чём?! В чём вообще может быть дело кроме реперов?

– Сейчас, сейчас… Выбери любой проблемный красный сектор. …Выбрал? Покажи трёхмерную графику, плиз! …Зачем? …Пойми, малыш, двумерная картинка нам уже неинтересна, роем глубже!

– Куда глубже-то? Реперы не совпадают, причём разнятся очень, очень здорово! В разы, холи ш-ш-шит! Всё уже с Юркой перепробовали, не натягиваются, лопни моя селезёнка!

– Спокойствие, только спокойствие! Показывай давай красоту свою вселенскую, не тяни резину.

На основном мониторе к тому времени стараниями гражданина фон Штауфена уже возникло нечто фантастическое – отдалённо напоминающее марсианский пейзаж изображение бесконечной, уходящей за горизонт, красновато-коричневой холмистой равнины. С тем лишь явным отличием, что ряды холмов располагались ровно, словно по линеечке. Зато высота разнилась у всех, ни одного равновеликого! Это и было так называемое «одеяло», то бишь графическое представление сектора, в нашем случае, кстати, – весьма проблемного, результирующей матрицы Седова, где каждый «холмик», извините за неприличные слова, есть результирующий экстремум функций базового и резидентного элементов. Всё понятно? Не очень? Хм… Представьте себе, для простоты восприятия, толстое стёганое скомканное одеяло, грубо говоря – прошитые насквозь два куска ткани и проложенный между ними слой ваты. Представили? Соответственно по аналогии: нижний кусок ткани – исходная, базовая психоматрица, верхний – резидентная. Вата – возникающее при их взаимодействии психостатическое поле перехода. Всё вместе – пресловутая слойка Седова. Анкерные элементы матрицы (согласно классической психостатике), именуемые в народе реперами, играют примерно ту же роль, что и прострочка, – обеспечивают устойчивую функциональность конструкции. В случае с одеялом это надёжная равномерная фиксация утеплителя по всей площади с целью максимального сохранения тепла. О как! Особенно когда индеец под ним один-одинёшенек. Хе-хе! Без индейки! Согласитесь, ежели одеялко не простегать или попросту, к примеру, напихать ваты в пододеяльник, оченно скоро вся она скомкается, сваляется, и проку уж точно никакого не будет! В психостатике, поверьте, всё схоже. Склеить результирующую матрицу означает, используя различные нехитрые технические приспособы, так сказать, «натянуть», то есть нивелировать резидентные реперы до базовых значений, вследствие чего в определённый момент и возникает более-менее устойчивое психостатическое поле перехода. Причём реперы, в отличие от остальных элементов, никогда не совпадают, а лишь стремятся друг к другу в пределе на бесконечности. Таким образом, результирующая слойка состоит из двух, осторожненько так их назовём, матриц-энантиомеров, «простёганных» по реперам между собой. Вот, собственно, пока и всё. Нет, не всё? Тяжёлый случай! Хм… Для людей, абсолютно несведущих в психостатике, придётся, пожалуй, добавить кое-что. И хотя таковых, по причине стремительно повышающегося самосознания масс как движущей силы любой, в том числе и научно-технической, революции, остаётся всё меньше и меньше, естествоиспытатели-очевидцы поговаривают, что в джунглях Амазонии, пустынях африканских, в Антарктиде средь пингвинов некрещёных встречаются ещё иногда дремучие индивиды, особливо ежели последние вдруг, паче чаяния, по причинам недоразвитости лишены счастливой возможности состоять в Конфедерации. Нда-а-а… Так вот значится, Первоисточник, чтоб вы правильно понимали, дорогие товарищи, есть массив информации, с той или иной степенью достоверности определяющей некую, отличную от настоящей, реальность. Причём абсолютно не важно: книга ль это, картина, фильм какой, устное повествование, другой какой-либо источник психостатического поля, без разницы. Исходная, базовая матрица, сконструированная на основе этого поля, является, по сути, «входной дверью» в ту самую, иную, реальность. Соответственно, аналогичная матрица, созданная в текущей действительности и практически являющаяся, после, разумеется, серьёзной обстоятельной «натяжки», стереоизомером вышеозначенной «исходной», так называемая резидентная матрица, по всему выходит, есть «дверь» из мира нынешнего. В свою очередь, поле перехода, при наличии малой толики воображения, вполне можно дорисовать себе как некое подобие шлюзовой камеры. Получилось? Ну, значит, где-то так…

– Пожалуйте, вам одеялко, милая Жанин! Тёпленькое ещё, грейтесь на здоровье!

– Спасибки, мышастик! Теперь, господа, прошу всех сосредоточиться на ближайших к реперам максимальных расхождениях элементов по экстремумам. Задача ясна? И так далее, и тому подобное… Что тут у нас? Та-а-а-ак… Кстати, какой хоть репер-то натягиваем?

– А? Репер? Это… Адаптация.

– Общая?! Ого, плохи наши дела!

– Не-е-ет, что ты! Всего-навсего репер интеллектуальной адаптации. Говно вопрос!

– Уф! Отлегло! Ролушка, котёнок, постарайся больше без особой надобности никого не пугать! Ладно? Мы же не в мир Хичкока погружаемся! …Так, Максик, запускай скорее монстра своего. Задачка плёвая, второй класс церковно-приходской школы. Ищем максимальные расхождения в секторе. Поэлементно! Обязательно в граничных областях пошарься, там частенько…

– Хм! Зачем тебе поэлементно, мать? Что ещё за глупости? – скептически скривился Рол. – Что делать-то с ними будешь? Доннерветтер! Они же жёстко по алгоритму Марковича выставляются для каждой базовой конфигурации.

– Алгоритм Марковича, как, к слову, и Эвклидова геометрия, физика Ньютона, вообще всё во вселенной, имеет свойство устаревать, и давно уже, можешь мне поверить, не есть истина в последней инстанции! Бесспорно, реперы всегда первичны, их коррекция однозначно влечёт за собой изменение остальных элементов. Так-то оно, конечно, так… Это, знаешь ли, как в старом детском анекдоте о слоне: съесть-то он, как говорится, съесть… Но… Кто ж ему дасть-то, животине ненасытной? Существуют, оказывается, и иные механизмы, закономерности…

– Что-что?!

– А то! Не мешай, скоро сам всё узнаешь! Есть что-нибудь интересное, Максик?

– Вагон и маленькая тележка, ёта мать!

– Никакая я не ёта! Зовите меня… Просто… Мать. Выкатывай по одному! …Да не торопись ты, хороняка, не успеваю! Та-а-ак… Неинтересно… Мимо… Дальше… Следующий… – минуло ещё минуточек десять – пятнадцать. – Стоп! Ни фига се! Что ещё за хрень?!

– Погоди. Сейчас. М-м-м-м… Строка семьсот восемнадцать, столбец триста восемьдесят девять. Тэ-э-э-к-с… О, кажись, нашёл! Гм! Показатель уровня интеллектуальности… среды.

– Какой ещё среды? Почему не вторника, к слову, не четверга?

– Да не в том смысле! В смысле, типа, среды обитания.

– Так бы и говорил: показатель уровня интеллектуальности среды обитания, темнило! Знакомый элемент, рабочий!

– Вот те дудки, Назарова, знакомый! Я же сказал: «типа»! Просто чтобы понятней было. Показатель уровня интеллектуальности среды обитания – та же строка, столбец, правда, другой – триста девяносто первый. Через один, выходит, от нашего. Уяснила? А здесь просто: показатель уровня интеллектуальности среды. И всё тут! Причём первой части или главы – я пока не понял. В других, судя по всему, иначе будет.

– Бл*дь! Дело ясное, что дело тёмное! Хорошо, пусть пока так. Ролик, малыш, что-то можно подправить? Коэффициенты какие-нибудь применить там, корреляторы?

– Всё уже применено. – Роланд неохотно рылся в толстенном справочнике-гроссбухе. – Тэ-э-э-к-с… Вышеозначенный элемент, с грустью и печалью сообщаю вам, сам по себе и не выделен-то нигде. По всему выходит – сущая безделица! Максимальная же групповая коррекция – на уровне трёх, максимум трёх с полтиной условных единиц.

– Сущая безделица? Смеёшься, котёнок?! Разуй глаза! Посмотри внимательно на графики: здесь минимум десятка выплясывает! Базовая конфигурация исходной матрицы – «Сказка», правильно? …На любой другой базе вообще ни черта не склеится! Плавали, знаем! …Поэтому ваш так называемый показатель уровня какой-то там невнятной интеллектуальности автоматически и выставляется алгоритмом Марковича по шкале обычных сказок: от единички у простеньких народных блатных хороводных до четвёрки – максимального значения – где-то у Гауфа или Хоффмана. Между тем трёшка, пускай – четвёрка, я отчего-то уверена, даже для Карло Коллоди и Туве Янссон не прохонде, а тут, понимаешь, такое дело – братья Стругацкие! Маловато будет, мазафака! Маловато! Это вам не какой-то там паршивый Оле Лукойе, знаете ли, хундерт швэнце ин майнер келе!

– Ага, я так и понял… Швэнце именно туда и все хундерт сразу! Мне собственной башкой прикажете об эту железяку биться, повышающие коэффициенты выколачивать?! – потихоньку вскипал Рол. – Всё равно не выйдет ни шиша! Шайссе! В ейные же мозги кристаллические нипочём не влезть!

– Прямо так уж и не влезть? – Жанна кокетливо потупила глазки. – Сдаётся мне, ты нас недооцениваешь, малыш!

– Хоть прямо, хоть криво! На это я пойтить не могу! И ни с каким начальством советоваться не стану! – в притворном ужасе замахал бош руками. – Категорически запрещено всеми… на свете… техническими… регламентами, о! Кое-где, к слову, за гораздо меньшие… хм… «шалости» серьёзная уголовка светит, если запамятовали, милая девушка! – и тут до немца начало потихоньку доходить. – Постойте-ка, братцы-хурензоны, уж не хотите ли вы сказать…

– «Мириться?! На х*й эти штуки, наганы взять прошу я в руки» 65! – Жанна Сергеевна теперь фонтанировала матерными нетленками, искря, словно Магнето из второразрядных комиксов Джека Кирби. – Ха-ха! Регламенты? На то они и регламенты, чтобы их это… того… «На рею!!! Виси и не дыши. Забей заряд и вставь-ка фитиля, купчина лезет прямо на рожон. За тесаки, ребята, помолясь, ведь с нами бог и шкипер дядя Джон!» 66 Максик, значится так: слушай мою команду! Внедряешься в стандартную программу проектирования результирующей матрицы, локализуешь указанный элемент, корректируешь его до состояния полного нестояния, то бишь, извините, совпадения, и фиксируешь с максимальной надёжностью. Поехали! Ха-ха! Ролик, рот закрой! Муха ШеШе залетит, станет в животе жужжать, спать не даст! Ха! Надеюсь, мы не в сети, Хрюкотаньчик?

– Как можно, миледи? Давно уж всё заблокировано.

– Холи ш-ш-шит! Вы что, ребята, реально Марковича взломали?! – злой тевтон наконец-то конкретно проникся ситуацией. – С ума сбрендили?! Да за подобные делишки самое малое – из Академии пинком под арш…

– Ну… Не то чтобы сильно взломали. Так, чуть-чуть… На экран смотрите, гражданин Борзохрюк! Всем смотреть на экран, мазафака! О чём тебе битый час талдычили?! Те самые иные механизмы и это… закономерности тож! Мы сейчас что изменяем? …Совершенно верно! Обычный элемент, который даже в справочнике упомянуть лениво! А что происходит? Реперы поползли навстречу! Разве не видно?! Да как борзо! Сектор-то теперича почти зелёный! Ещё чуток… Что я тебе говорила? Тютелька в тютельку! Съел? Поехали следующий! Быстро, быстро, мальчишки! Шнеллер!

– Фак! Фак! Фак! Холи ш-ш-шит! – в сердцах тихонько выругался фон Штауфен. – О майн гот, что ж вы натворили-то?! – схватился за голову. – Мит гутн форзэтцн вег цур хёле гепфластерт 67! Хотя… В чём-то, наверное, гениально. Гм… Ежели в результате слойка склеится, впору дырку под орден ковырять! О-о-о-о! – окреп голос, бравурные нотки появились. – На докторскую, кстати, легко потянет, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы! С удовольствием бы в соавторы как-нибудь присоседился! Ладно, – окончательно успокоившись, махнул бош рукой, – сами утонем, так хоть науку вперёд чутка двинем, а может, и Юрку Ширяева вытащим. Чем чёрт не шутит! Мы точно не в сети? Бог даст, проскочим. Короче, какие наши действия?

– Процесс понятен, да? Уверена, мальчишки, вы теперь и без девочек достойно выступите. Ха-ха! Справитесь, не волнуйтесь! Главное, друг дружкой не увлекитесь ненароком! Тут такая штуковина, значит… Никого я не бросаю! Пуф-ф-ф! Просто душ хочу принять, усталость смыть. Мне ж ещё Юрочку в «психоход» собирать! Кстати, к стыду своему вынуждена признаться, не читала ваша покорная слуга «Понедельник начинается в субботу», каюсь! Какая там эпоха? Девки местные нижнее бельё-то хоть носють?

– Это, как и везде, смотря по ситуации. Хе-хе! Ты, вона, иногда тоже… того… балуешь! …Эпоха? Мнэ-э-э-э… – призадумался Роланд. – Где-то… Ближе к концу вашего двадцатого века, наверное. Джинсы-трубочки – куцый вариант до щиколоток, носки белые, ботики на «манной каше». Хм! Дефицит, не достать… Фигня! – кеды китайские вполне сойдут, Гленн Миллер, одномоментно прославивший на веки вечные мухосранскую Чаттанугу, Билл Хейли со своими Кометами, Элвис и всё такое прочее. Одним словом – стиляги! Хе! Штатники. Дрек мит пфеффер! Не волнуйся, Сергеевна, собрали вещмешок уже, лежит там, в шкафу, валяется, что твой ужик высоко в горах.

– Не мой, а Пешкова Алексея Максимовича, если уж на то пошло! Чужого, пусть и великого, не шейте мне тут, понимаешь! Ладно, нет меня. Надеюсь, к моему возвращению покончите, наконец, со всей этой постылой шнягой?! Надоело, чесс слово, блин горелый!

Не успели, однако. Два оставшихся сектора опять всем кагалом пришлось выправлять. И всё-таки оно случилось! Ура, товарищи! Слойка склеилась! Ну… Практически… Жанин по понятным причинам пребывала в лёгкой эйфории: ходила-бродила пританцовывая, о чём-то щебетала беспрестанно, взъерошивала «малышам» волосы и улыбалась, улыбалась, улыбалась с удовольствием от хорошо проделанной работы, предвкушая сладкое.

М-м-м-м! Оно и понятно, без пяти минут выигранное пари обещало ведь интригующий плезир со строптивым саксонцем! Не забыли, поди, ещё? В свою очередь, к некоторому удивлению фон Штауфена, обнаружилось, что и без «боевой раскраски ирокеза» девушка вполне себе ничего смотрелась: иногда свет божий днём затмевала и даже ночью довольно сносно освещала местами матушку сыру землю. Где только раньше гляделки тевтонские были? Гм… Вопрос! Оставалось лишь дождаться окончательной стабилизации результирующей матрицы, рассчитать длительность плутониады, после чего запулить Ширяева на недельку до второго, куда Макар, соответственно, телят не гонял, и-и-и-и… Не тут-то было! Как говорят у них там, в Саксонии: «Руфе нищт «Хазе» бист ду ин им саке хаст» 68. Причём, дорогие мои любители препротивного японского бухла, в слове «саке», просим обратить внимание, ударение ставится на первый слог.

– Эй! Эй! Эй! Идите-ка скорее сюда! – в голосе Максика слышались неподдельно тревожные нотки. – Что-то случилось! Самсинг… это… типа, хэппинед, бл*дь!

– Ну, что там у тебя опять стряслось, а?! Мазафака! – как-то уж очень недовольно, раздражённо отреагировала госпожа Назарова.

Устала, наверное… Обычно, при ближайшем рассмотрении, недовольство, раздражение, иные формы гневливости оказываются сплошь делом напускным. Всего-навсего ширмой, скрывающей болезненность, испуг, обиду, безволие, душевную слабость либо полнейшее бессилие. Сильный человек никогда ведь не поддастся гневу, согласитесь, не изрыгнёт на окружающих, тем более – близких ему людей омерзительную гневливость свою, не опустится до банального вздорного тявканья. Он попросту проходит мимо мелких дрязг, прощает незлобивые ошибки, дурашливое ребячество, прочие, в общем-то несущественные, вполне безобидные штучки и, в отличие от подавляющего большинства склочных сограждан, при необходимости действует жёстко, но без лишних слов. Или бездействует молча, что, кстати, весьма относительно и зачастую равнозначно. Хороши ли, плохи ли, правильны, неправильны поступки его – решать не нам, хоть мы и очень любим судить, осуждать, обрекая порой сильных людей на бесчеловечные муки и унижения. Особенно когда не удаётся сломить их непокорную волю. Гиены всегда с особым остервенением набрасываются на израненного льва, заживо грызя его, долго и жестоко. Лев, справедливости ради отметим, почти всегда убивает подлую гиену довольно быстро, практически одним ударом. На то он, собственно, и благородный лев, недаром царём зверей наречён! Что ж! Всё это словоблудие, конечно же, никакого отношения к делу не имеет, и у милой Жанин, разумеется, с гиенами ничегошеньки общего, только вот занервничала девица реально, ой, реально! Хе-хе! Прям львица!

– Сами смотрите! – Хрюкотаньчик тоже не косуля, ему лишнее на себя брать без надобности. – А то сделаю что-нибудь не так, с говном меня потом сожрёте! И с тапками.

В самом деле, происходило нечто странное. На только что сплошь зелёной холмистой равнине то тут, то там вспыхивали теперь ярко-красные огоньки-ягодки, будто раскинулись бескрайние битловские земляничные поляны форева, а индикатор уровня стабилизации результирующей матрицы замер, сука, на отметке восемьдесят с хвостиком процентов и ни с места! От же ситуёвина, растудыть её! Закачаешься!

– Кто-нибудь разъяснит мне, что это ещё за фигнюшки-помигушки? – лицо Жанны Сергеевны как-то сразу осунулось и глаза сделались пустые-пустые, точно стеклянные. – Я вас спрашиваю или кого?! Хоть кто-нибудь!

– Чертовщина какая-то! – Максик ошарашенно пялился в экран. – Впервые в жизни подобное вижу! Гм! Что-то сегодня долго не клеится… Негоже так, кирдык, похоже, слойке!

– Типун тебе на язык, Хрюкотан! М-м-м-м… – Роланд, видимо, решился отработать немного громоотводом. – Я, возможно, попытаюсь объяснить, однако не уверен…

Но Жанна уже ничего и никого не слышала. Девушка сидела, спрятав лицо в ладошки, из-под которых ручьями текли слёзы горшие. При каждом всхлипывании плечи её вздрагивали, и Ролику вдруг отчётливо вспомнились похороны матери, где вот так же плакала навзрыд его младшая сестрёнка, и он, совсем ещё тогда мальчишка, утешал сестру, обняв за худенькие трясущиеся плечи, и тоже украдкой нет-нет, а промакивал платком глаза…