Улыбка Амура

Настя подумав, что ее необоснованный отказ может показаться подозрительным, согласилась. Под упорным взглядом Никитиного друга она окончательно смутилась и уронила вилку. Молодые люди с готовностью кинулись ее поднимать и одновременно крепко стукнулись лбами под столом. Отпрянув, Никита вдобавок треснулся затылком о ножку стола. Наташка захихикала.

Настя встала, незаметно показала подруге кулак и, молча, направилась в соседнюю комнату, − Наташка, продолжая хихикать, поплелась следом. Там Настя отвесила подруге звучный тумак, после чего они немного поборолись и, наконец, сели за уроки. Но мысль о том, что Вадим так близко, сильно мешала Насте сосредоточиться. Из-за этого она сделала две ошибки, − ответ никак не сходился. Наконец, Наталья разозлилась.

− Ты или решай, или мечтай! − раздраженно заявила она. − Вечно на меня ворчишь, а сама?

− У меня голова болит, − не придумала ничего лучшего Настя, чтобы отвязаться. − Знаешь, я лучше, домой пойду. − И не глядя на надувшуюся подругу, собрала книги. Дома легла на диван и стала заново разбираться в своих чувствах.

Главное, размышляла она, чтобы никто не догадался, что я влюбилась по-настоящему. Боже упаси проговориться Наташке! Она, конечно, поклянется, что будет молчать, как акула, и тут же проболтается Никите. Может, и не тут же, но не утерпит − это точно. А он − Вадиму. Тогда хоть сквозь землю провались!

Она представила себе развитие событий: Наташка шепчет своему братцу потрясающую новость, тот другу, друг… о, нет! Что он подумает про нее, Настю? Скажет, вот идиотка! Или что похуже. Нет, ни за что на свете! − никто никогда не должен догадаться, что с ней происходит. Молчать, терпеть и по возможности не смотреть в его сторону. Может, само пройдет.

Хорошо Наташке, размышляла она. Как влюбится, сразу начинает вертеть перед парнем хвостом и хоть бы хны − совсем не боится, что тот догадается. Наоборот, даже жаждет этого. Почему же ей, Насте, так страшно? А может, пусть? Ну, догадается − и что здесь такого? Все влюбляются. Может, дать ему понять?

Она представила себе этот процесс: многозначительный взгляд, особую улыбку, вздох − и на нее нахлынула волна страха и восторга. А вдруг он ей ответит взаимностью? Как Борис. И тоже захочет ее поцеловать. Вот он протягивает к ней руки… прижимает к себе… его губы касаются ее губ.

Диван будто выскользнул из-под нее, и она ухнула куда-то в бездну. В ушах шумело, сердце стремилось выскочить из своей клетки, тело свела странная судорога. Потрясение было столь велико, что она долго приходила в себя.

Ого! − испуганно подумала Настя. Я ведь только представила. А если бы на самом деле? Может, я какая-то не такая? Наташка, наверно, уже сто раз целовалась, − и хоть бы хны. У кого бы спросить совета?

Спросить совета было не у кого. Мама? Да ни за что на свете! Такое поднимется! Вообразит себе чего и близко нет. Папа? Но ведь он мужчина, он такого никогда не испытывал. Он не поймет. Да и что он посоветует? Скажет, держи себя в руках, ты девушка, тебе надо быть скромной. Может, с Соколовой? − она уже все испытала. Может, она объяснит, что с ней, Настей, происходит, − и посоветует, как себя вести дальше.

А вдруг растреплется всему классу? Наверняка, растреплется. Нет, Ирочке нельзя.

Вадим! Вадим, что со мной? Вадим, почему ты все время перед глазами? И все время хочется тебя увидеть. А когда ты рядом, я как скованная. Почему так?

Что ты делаешь сейчас, Вадим? О чем думаешь? И что будет с нами дальше?

А предмет ее переживаний сидел с другом на кухне и вел беседу, − как вы думаете, о чем? Да все о том же. Потому что та же проблема их волновала больше всего на свете. Что поделаешь, такой у них был возраст.

− Похоже, мы с тобой тянемся к одному и тому же цветку, − ревниво сказал Никита, исподлобья глядя на друга. − Но учти: я давно на нее смотрю. Может, не будешь путаться под ногами?

− Мы друзья или мне показалось? − помолчав, спросил Вадим.

− Скажем так: приятели.

− А думал, друзья. Выходит, ошибался?

− Ты не увиливай! При чем здесь друзья? Я тебе ясно сказал: Настя мне нравится. Понял?

− Понял. Мне тоже.

− Так! − расстроился Никита. − И что теперь? Драться будем?

− Зачем драться? Мы что − неандертальцы? Кого она выберет, тот с ней и будет. И потом − она же еще девочка. Давай подождем. Обещаю со своей стороны ничего не предпринимать. Но если она сама… знай, я ей отвечу.

− А может, разойдемся по-хорошему? Ты исчезнешь, и все. Не будешь перед ней маячить.

− Нет!

− Ладно, ты прав: она еще школьница. Хотя… теперь такие школьницы! Больше нас с тобой знают.

− Не надо, Никита! Наш брат тоже хорош. Вон недавно пацаны девочку за гараж затащили и юбку ей задрали. Она стоит, плачет, а они… рассматривают. Хорошо, успел двоим дать по морде. Так они еще и угрожать начали: мол, какое мне дело, чего вмешиваюсь. В общем, так. Если хочешь, − могу к тебе больше не приходить. Хотя, если честно, − очень жаль!

− Нет, давай оставим все, как есть. По правде говоря, ты мне тоже… нужен. Ладно, забудем. А насчет тех пацанов − их можно понять. Им же интересно. Хорошо у кого младшие сестры есть. Я все успел увидеть, пока Наташка росла. Как ее пеленали, и сам трусы менял, когда заиграется. Она меня совершенно не стесняется.

− А Настя?

− Ну, Настя! Настя − другое дело. Она у нас принцесса!

− Хорошая девочка! − вздохнул Вадим.

− Очень! − грустно согласился Никита.

Глава 8. Туманы

− Настюха, ура! Дождались, дождались! Наконец-то! − Наташкин вопль по телефону заставил Настю продрать глаза и взглянуть на часы. Боже, еще только шесть утра! Как охота спать! И чего эта ненормальная дождалась?

− Чего ты дождалась? − зевая, спросила она.

− Как чего? Весны! Сегодня же первое марта − ты что, забыла?

− Натка, я тебя убью! Ты соображаешь, который час?

− Да какая разница?! Как ты можешь дрыхать, когда весна на дворе?

− Какая весна − минус восемь! Посмотри в окно − темень, хоть глаз выколи! Еще минимум час поспать можно.

− Ну и дрыхни, соня несчастная! А я музыку включу, − буду рассвет встречать. Первый весенний!

И Наташка бросила трубку. А Настя выключила свет, укрылась с головой одеялом и попыталась заснуть. Но сон пропал. Она полежала с закрытыми глазами, потом встала, снова зажгла свет и подошла к зеркалу. Из зеркала на нее смотрело худенькое взъерошенное существо: еще не девушка, но уже не девочка, − так, серединка на половинку.

Никакой фигуры! − огорченно думала Настя, придирчиво рассматривая свое отражение, − скелет в ночной сорочке и патлы дыбом. И ты еще мечтаешь ему понравиться.

Она прислушалась, не встали ли родители, потом скинула сорочку, и голенькая, поминутно оглядываясь, снова подошла к зеркалу. Увиденное огорчило ее еще больше. Ключицы торчат, коленки худые, грудь нулевого размера и никаких бедер. То ли дело Наташка: плечики покатые, ключиц почти не видно и кофточка на груди так красиво оттопыривается.

− Почему я такая? − мысленно спрашивала она, пытливо вглядываясь в свое отражение. − Отчего мне стало трудно жить? Я должна стать женщиной, родить детей. Но откуда это все возьмется? Из ничего?

«а потом их тела слились…» − внезапно всплыла в памяти фраза из недавно прочитанного романа. Господи, неужели… и с ней так будет? А вдруг… Вадим? Нет-нет, это невозможно! Значит − не Вадим? Другой? О, нет, ни за что на свете!

Вот если бы кто меня сейчас увидел, подумала она, заливаясь краской стыда, точно решил бы, что девка сбрендила. На неприличной почве.

− Настя, ты что, не слышишь? Возьми трубку! − Голос матери заставил Настю опрометью кинуться к кровати и нырнуть под одеяло. Еще не хватало, чтобы та застала ее в таком виде.

− Сейчас возьму, − сонным голосом отозвалась она. − Дай проснуться.

− А чего у тебя свет горит, если ты спишь?

− Да так − хотела вставать, а потом решила еще поваляться.

Настя схватила трубку. Ну, она сейчас Наташке покажет!

− Ты уймешься, уродина! − тихо зарычала она. − Уже родителей разбудила. Еще раз позвонишь, − убью!

− Настенька, с весною вас! − услышала она, холодея, голос Вадима. − Извините, что так рано, но уж очень не терпелось вас поздравить. Не знал, что вы еще спите.

− Ой, Вадим, простите! − залепетала Настя, пылая от смущения. − Я думала, это Натка, она мне уже звонила. Думала, снова она.

− Да мы уже все друг другу позвонили. Она и сказала мне, что вы проснулись. Еще раз, извините. У вас сегодня много уроков?

− Нет, всего четыре: алгебра, две литературы и химия. А что?

− Пойдемте вечером во Дворец культуры строителей? Там сегодня молодежная дискотека − весну отмечают.

− А кто еще? − спросила Настя, замирая от счастья. Неужели она с Вадимом − вдвоем?

− Никита с Наташей. Это его идея. У него там знакомый контрабас − он его и пригласил.

− А билеты?

− Сказал, проведет четверых бесплатно. Пойдешь? Завтра воскресенье − можно вечерок отдохнуть.

− Ладно, я спрошу у родителей. Если разрешат, пойду.

− А что, могут не разрешить?

− Да нет, это я так, для проформы. Раз Никита с Наташей идут, конечно, разрешат.

− Тогда до вечера? Зайду часиков в пять, − ты будешь готова?

− Да, конечно!

И он отключился. А Настя, счастливо улыбаясь, стала заново переживать их разговор. Какое замечательное утро! Он позвонил − и так рано! Значит, ему не терпелось ее услышать. Как он обращается к ней: то на «вы», то на «ты». Какой у него голос − ласковый, глубокий и такой… проникновенный. Проникает прямо в сердце! Ни у кого из знакомых ребят нет такого голоса.

Сегодня вечером я его снова увижу, радостно думала она. И, наверно, буду с ним танцевать. Хоть бы ничего не помешало. Надо маме сейчас сказать, а то вдруг они задержатся на работе и будут волноваться, что меня нет дома.

Родители без слов отпустили ее, только попросили возвращаться не очень поздно и чтоб не одна. Уроки пролетели как один миг, а химичка даже умудрилась поставить ей на одном уроке сразу две пятерки, − вот такой замечательный выдался день. Солнышко временами проглядывало из-за туч, температура к полудню поднялась до плюс десяти и лед на асфальте быстро растаял. Народ сразу расстегнул пальто и поснимал шапки, а улицы заполнили толпы гуляющих горожан. В общем, первый весенний денек удался.

Весь день Настя летала, как на крыльях, в предвкушении встречи. Но перед самым вечером эта выдра Наташка умудрилась напрочь испортить ей настроение.

− Ну да! − ни с того, ни с сего вдруг, заявила она. − Они, значит, оба будут за тобой увиваться, а я с боку припека? Меня это не устраивает!

− И что ты предлагаешь? − насторожилась Настя.

− Ты танцуй с Никитой, а я буду с Вадимом.

− А если Вадим меня пригласит?

− А ты ему откажи. Скажи, Никите обещала.

− Я что, все танцы ему обещала? С какой стати? Сама можешь танцевать со своим братцем!

− А какой мне интерес? Он мне и дома надоел! Нет уж, возьми его на этот вечер себе.

− Ах, так! В таком случае, я остаюсь дома!

Настя представила себя танцующей весь вечер с Наташкиным братом, и у нее начисто пропала охота идти на эту дискотеку. Действительно, чего она там не видела? Натку в паре с Вадимом? Вот удовольствие! Лучше позанимаюсь, решила она, до экзаменов чуть больше четырех месяцев осталось. А когда повторять?

− Ладно, так и быть, давай танцевать с Вадимом по очереди, − пошла на попятную Наташка. − Просто, я не хочу, пока ты с ним танцуешь, стенку подпирать. Вдруг меня никто не пригласит. А Никита со мной сам не захочет: найдет себе какую-нибудь мымру.

− Нет, Наташа, я не пойду, − твердо сказала Настя. − Я уже расхотела. Буду заниматься − до экзаменов осталось всего ничего. Иди сама, и танцуй, с кем хочешь.

− Какая ты, Настя, гадина! − закричала Наташка и вдруг бурно разревелась. − Все должно быть только по-твоему! Только тебе должно быть хорошо! Знай, если не пойдешь, ты мне больше не подруга! Лучше с Соколовой буду дружить!

− Вот и правильно! Дружи с Соколовой, а меня оставь в покое! Вы с ней очень друг другу подходите.

При этих словах Настин голос предательски дрогнул: она почувствовала, что еще немного и тоже расплачется. С трудом сдерживаясь, Настя выскочила из Наташкиной квартиры и заперлась у себя, твердо решив не открывать дверь и не отвечать ни на какие звонки.

Сначала было тихо, − но недолго. Когда затрезвонил звонок, Настя зажмурилась и зажала ладошками уши. Но это не помогло. Он звонил, звонил и звонил, не переставая, − потом вдруг смолк, и Настя услышала звук отпираемой двери. Только тогда до нее дошло, что это трезвонили родители, наверно, у них руки были заняты книгами или покупками.

И точно − выскочив в прихожую, она увидела папу и маму, державших каждый в одной руке по набитому книгами портфелю, а в другой − по ручке от огромного кулька с чем-то тяжелым. Учуяв волнующий запах, в коридор вышел Федор и требовательно заорал. Родители дружно поставили портфели под вешалку, выругали дочь, что та им не открыла, и потащили кулек на кухню.

− Что там? − спросила Настя, втягивая носом запах сырости. − Посмотрите на Федора: сейчас в обморок грохнется.

− Толстолоб. − И отец вывалил в раковину здоровенную рыбину. Рыбина шевелила широким хвостом и вопросительно смотрела на Настю.

− Где вы ее взяли?

− Купили, где ж еще. Только из института вышли, − машина подъехала с живой рыбой. Мы и разорились.

− И что с ней делать?

− Почистить и пожарить. Доверяем это тебе. Да, кстати − ты что, не идешь никуда? А говорила?

− Передумала. Но чистить я ее не буду. Как ее чистить? − она же совсем живая. Я не живодер, меня совесть замучает.

− Ладно, запусти ее в ванну. Вечером придем, и мама почистит. Почистишь, Галчонок?

− Попробую, − неуверенно отозвалась мать. − Но, если она будет так же вилять хвостом и смотреть мне в глаза, я тоже не смогу.

− Да вы что, обалдели? − возмутился отец. − В том то и ценность, что она живая! Кто же ест дохлую рыбу? Ладно, тащи ее в ванну и налей побольше воды. Вернемся, разберемся.

И они быстренько умотали. А Настя наполнила ванну водой и запустила туда толстолобика. Пока она его тащила, рыбина не шевелилась, − Настя с облегчением подумала, что та уснула. Но у края ванны толстолобик дернулся и резво плюхнулся в воду, окатив девочку целым снопом брызг. В ванне рыбина походила кругами, обживаясь, потом поднялась к поверхности и пошевелила губами, словно хотела что-то сказать. Федор, опираясь передними лапами о край ванны, с интересом следил за ней.

Может, она есть хочет, подумала девочка. Дать ей крошек, что ли? И только она нацелилась пойти на кухню, как в дверь снова зазвонили.

− Настенька, откройте, это я! − прозвучал самый прекрасный голос на свете. − Открой, пожалуйста!

Настя, конечно, открыла, − как не открыть собственному счастью?

− Настенька, что случилось? − огорченно спросил Вадим. − Наташа сказала, что ты не идешь. Вы что, поссорились?

− Понимаешь, Вадим, − начала Настя, лихорадочно придумывая, что бы такое соврать поприличнее, − но тут из ванны послышался истошный вопль Федора. Настя метнулась туда, Вадим за ней.

Картина, представшая перед ними, заставила обоих скорчиться от хохота. Федор с выпученными от ужаса глазами стоял на задних лапах в воде и ожесточенно скреб передними по скользкому краю ванны, безуспешно пытаясь выскочить, – а рыбина, пристроившись сзади, меланхолично жевала кончик его хвоста.

Вытащив мокрого и несчастного Федора, Настя замотала его в полотенце и отнесла в кресло. Затем пересадила рыбу в таз, − та, свернувшись калачиком, еле поместилась в нем, − и поменяла воду. Снова запустив в ванну толстолоба, она покрошила булку и они стали наблюдать за его действиями. Толстолоб, переплывая от одной крошки к другой, быстренько слопал все угощение и остановился у края ванны, просительно повиливая хвостом.

− Не наелся, − констатировал Вадим. − Надо дать ему что-нибудь посущественнее. Каких-нибудь насекомых.

− Мух сейчас нет, − улыбнулась Настя, − тараканов мы вывели. Может, колбасы?

− Попробуй.

Колбасу рыбина съела с не меньшим аппетитом, после чего опустилась на дно ванны и замерла.

− Теперь спать пошел. И что вы с ним собираетесь делать?

− Понятия не имею.

− Ладно. Настенька, одевайся быстрее − времени до начала всего ничего.

− Вадим, я не пойду.

− Но почему? Ведь утром ты согласилась. Что случилось?

− Настроение пропало.

− Из-за чего? Из-за подруги? У нее вообще глаза на мокром месте. Вы что, поссорились?

Ну, как ему объяснить? Ведь не скажешь: тебя не поделили. До чего же он красивый, просто, Олег Меньшиков, только еще красивее.

Хочу пойти, вдруг поняла Настя. Пусть эта выдра как хочет, а я пойду! Иначе буду весь вечер жалеть.

− Ладно, уговорил, − обрадовала она Вадима и пошла в другую комнату переодеваться. Открыв шифоньер, Настя остановилась в нерешительности. Что надеть? Наташкино платье? Что-то не хочется. Старое бархатное? Но оно такое допотопное! А если что-нибудь из маминых нарядов?

Она порылась в материнском гардеробе и неожиданно наткнулась на платье невиданной красоты. Бледно-голубое, из стрейча, поблескивающее разноцветными искорками. На груди вырез в виде трех длинных капель, и от плеча вдоль всего рукава тоже красивые разрезы. Ох, и платье! И где мать такое оторвала?

Торопливо натянув находку, она подошла к зеркалу. Почти впору, только на бедрах чуть-чуть широковато. Но с тонким серебристым пояском почти незаметно, как будто так и надо.

Однако к платью нужна соответствующая обувь. А лапа у дочки уже побольше маминой. Что же делать? Надеть старые лодочки? Нет, к такому платью они, пожалуй, не подойдут.

Она открыла нижний ящик с обувью матери, и сразу обнаружила новые серые туфли с серебряной пряжкой. И каблучок − просто загляденье! Но налезут ли?

Туфли налезли, правда, с трудом. Ничего, до Дворца она дойдет в сапогах, а там потерпит. Подойдя к зеркалу, Настя попыталась с помощью маминой косметики сделать себе макияж. Но из этого ничего хорошего не вышло: лицо стало грубым и излишне взрослым. Нет, ей, положительно, нельзя краситься.

Она старательно стерла следы косметики, спрятала туфли в сумку и вышла в прихожую.

− Ох, ты! − восхищенно воскликнул Вадим, глядя на нее во все глаза.

− Нравится? − смущенно спросила Настя.

− Нет слов! Супер! Ты ослепительна! Мы зайдем за Белоконевыми?

− А они идут?

− Собирались. Правда, Наташа сначала тоже заупрямилась, но потом согласилась. Так какая кошка между вами пробежала, если не секрет?

− Секрет! − отрезала Настя. − Ты звони им, а я внизу подожду.

По дороге во Дворец подруги старательно не смотрели друг на друга и помалкивали. Молодые люди сначала безуспешно пытались их рассмешить, но потом тоже примолкли, – так молча и дошагали до Дворца. И только в гардеробе, когда Вадим снял с Насти пальто, Наташка не удержалась.

− Ничего себе! − изумленно воскликнула она, вытаращив глаза на Настин наряд. − А прибеднялась: денег у предков нет! Небось, пол автомобиля стоит?

− Не знаю, − честно призналась Настя, − это мамино. Я стащила у нее из шкафа. Давай помиримся, а то перед ребятами неудобно?

− Давай, − сразу согласилась Наташка. − Отойдем к зеркалу. Хочешь, новость скажу.

− Ну?

− Ты давно видела своего Бориса?

− Да уже пару недель назад. Только он такой же мой, как и твой.

− Новиков сказал, что Бориса забрали в милицию. Он мне позвонил, когда ты ушла. Думал, ты у меня, у вас никто не брал трубку.

− Да ты что! А за что?

− Они с пацанами гуляли в Студенческом парке, а там у девчонки цепочку сняли. Ну, она сразу в крик, и милиция всех загребла. И вроде, она на Бориса указала и на еще одного парня. Теперь их судить будут.

− Какой ужас! А Борис что?

− Он, конечно, отказывается. Только, кто ж ему поверит. Говорят, его папаше втихую предложили: пятьдесят тысяч − и никакого суда.

− Кто предложил? Может, это провокация?

− Не знаю. Менты, наверно. Сережка говорит, что вообще это все подстроено. Знают, что у его папаши деньги водятся. Борис у них уже два дня сидит, но пока упирается, не признается.

− Наташа, ты соображаешь, что говоришь? Милиция − как можно?

− Ну да, ты еще веришь в сказки про доброго дядю Степу! Только в жизни все иначе.

− Не мог Борис это сделать, − уверенно сказала Настя. − Насколько я успела его узнать, не мог. Вот ужас! Чем же ему помочь? Может, в милицию сходить, заступиться? Сказать, что он человек порядочный, что мы его знаем.

− Ага, только тебя там не хватало! Не вздумай встревать! – тебе же еще и достанется. Зря я тебе сказала.

− Я с папой посоветуюсь, может, он чем поможет. Все-таки у него связи.

− Ох, Настя, не вмешивай ты в это дело родителей. Забудь! Пошли, ребята ждут.

Но настроение Насти резко упало. И дело было не только в Борисе. Этот парень ей не нравился, и его длительное отсутствие она восприняла с большим облегчением. Подумала, что он все понял и решил оставить ее в покое. А оказывается: вот, в чем дело!

Насте стало жутко. Жившая в ней безмятежная уверенность, что справедливость всегда торжествует, рухнула в одночасье. Выходит, человека можно обвинить в чем угодно, если это кому-то выгодно. Даже невиновного! И ничего не докажешь. Боже, в каком страшном мире она живет! И люди, которых она считала всесильными, даже такие, как ее отец, ничего с этим поделать не могут. Наоборот, сами могут нарваться на неприятности. Конечно, ведь их вмешательство может повредить чьим-то меркантильным интересам.

Бедный Борис! Как ему, наверно, там плохо и страшно! И не на кого надеяться. Ведь если даже его отец не может помочь, − иначе бы парень уже был на свободе, − то кто же может?

А она еще была с ним такой недоброй! Презирала его. А собственно − за что? За то, что нравилась ему, что он этого не скрывал. Но ведь он не виноват, что любил ее, − как умел. Разве за это презирают? Ведь она тоже любит, правда, другого. Но могла бы хоть попытаться понять Бориса, посочувствовать ему.

А вдруг это он сорвал цепочку? Ведь она его почти не знает. А если это правда?

− Настенька, что-то случилось? − Тревожный голос Вадима оторвал ее от тягостных размышлений. Рассказать ему или не стоит? Интересно, как он отнесется к чужой беде?

Едва подумав об этом, Настя уже поняла, как. Конечно, не останется равнодушным. Потому что − Настя вдруг ясно почувствовала − она тоже нравится Вадиму. От этой мысли состояние безнадежности сразу испарилось. У нее есть Вадим, он всегда ее защитит, не допустит, чтобы с ней случилась беда. И когда-нибудь они будут вместе.

Она взглянула ему в лицо, и горячая волна счастья хлынула ей в душу. Какой он красивый! Вроде бы в отдельности все обыкновенное: лоб, брови, глаза, губы… Но собранное воедино − нет прекраснее! Этот взгляд − внимательный и такой… острый, как укол в сердце. Его рука на ее талии, а в другой ее ладонь. И эта улыбка − сочувственная и все понимающая.

Наталья куда-то исчезла, и они остались вдвоем. На какое-то время мысли о Борисе покинули ее. Она наслаждалась музыкой, близостью Вадима, самим танцем − таким плавным и нежным. Танго. О, танго! − ты танец моей любви.

Краешком глаза она заметила Никиту, танцевавшего с незнакомой высокой девушкой. Он улыбнулся Насте, но его улыбка была какой-то невеселой. А может, ей показалось. Оркестр заиграл быстрее, пары разделились, и каждый стал танцевать, кто во что горазд. Настя залюбовалась ловкими красивыми движениями Вадима, тоже задвигалась в такт музыке – и вдруг почувствовала острую боль в пятке. Жавшие туфли, наконец, дали о себе знать.

Она отошла за колонну, стянула туфельку и потрогала кожу над пяткой. Мокро − и как больно! Водянка. Да такая здоровенная! Она попыталась натянуть туфельку и едва не вскрикнула от боли. Так и осталась стоять на одной ножке под сочувственным взглядом Вадима.

− Не могу надеть, пятку растерла, − жалобно сказала она и чуть не заплакала. Что теперь делать? Идти в раздевалку босиком или прыгать на одной ножке? Вот опозорилась!

− Давай номерок, я принесу сапоги, − распорядился Вадим. − Ничего страшного, пойдем, прогуляемся.

− Что случилось? − подошел к ним Никита. − Ногу растерла? Как тебя угораздило?

− У мамы туфли стянула, − призналась Настя, − а они жмут.

− Ну и лапы у вас с Натальей! Кстати, ты ее не видела?

− Она танцевала с каким-то рыжим парнем. Но это было еще в начале дискотеки. А больше не видела.

− Опять кого-то подцепила! Ведь договорились идти домой вместе. Ох, допрыгается моя сестренка!

− Извини, Никита, но мы тоже уходим. – Вадим прямо посмотрел другу в глаза. − Танцевать Настя больше не может. Пойдем потихоньку домой.

− Да, конечно. Я немного задержусь, одну девушку хочу проводить. Здесь недалеко. Знать бы только, где Наталья. Ладно, пока!