Абсурд без границ. Антология бизарро, вирда и абсурдистского хоррора

На это ушло около получаса, но всё-таки Верёвкин поднялся на ноги. С большой осторожностью он приблизился к зарослям густого кустарника, куда отлетела проклятая шишка. Присев на корточки, стал шарить руками по земле. Вдруг он заметил свет, пробивавшийся из-под листьев. Приглядевшись, увидел, что это кнопка на шишке ярко светится странным малиновым светом. Некоторое время Верёвкин колебался, потом осторожно протянул к ней руку… И тут ему на спину упало что-то мягкое и живое.

Белка! Она ловко скользнула по его протянутой руке и рванулась к шишке. Маленькие лапки обхватили кнопку, Верёвкин с ужасом услышал звук открывающегося замка. Ничего не понимая, схватил шишку следом за белкой, зажмурился и с силой надавил. Раздался сухой треск. Со всех сторон налетел колючий снег и завертелся в воздухе. Когда снег закончился, под кустом никого не оказалось. Только на земле остались два серых пушистых бесформенных комочка. Они беспорядочно дёргались, кричали и колотили по снегу своими мохнатыми лапками.

Свет в лесу погас.

Денис Гербер

ДРЕССИРОВАННАЯ ЛУНА

Денис Гербер родился в 1977 г. в Ангарске. Окончил факультет филологии и журналистики Иркутского государственного университета. Писатель, журналист, радиоведущий. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Сибирские огни», «Традиции и Авангард», «Новый берег», «Сибирь», «Fantomas» и др. Автор трёх романов. Лауреат литературных премий: «Русский Гофман» (2021), «Прыжок над бездной» (2022), «ДИАС» (2021) и др. Пишет в разных жанрах, чаще с элементами фантастики и исторической прозы. Живёт в Ангарске.

1.

Каждый год в эту ночь луна становилась оранжевой. Кисияма помнил это с детства. Ещё будучи чахлым долговязым мальчишкой, он приходил к берегу ночью, ложился на специально захваченную подстилку и терпеливо ждал, когда ночное светило нальётся апельсиновым цветом. Затем он втыкал тростниковую палку в песок рядом с лицом – так, чтобы она перечёркивала полнеба, – и смотрел, как луна перебирается с одной стороны на другую. Он подгонял её усилием воли, заставлял двигаться по небосклону. Подчиняясь его приказу, луна неохотно ползла и в конце концов огибала тростниковую преграду, как ей и велели.

Позже он разочарованно признал, что луна способна выполнить лишь один трюк, да и то при условии, если тростник воткнуть в правильном месте. Возможно, она добровольно корячилась по ночному небу, внушая ему, Кисияме, будто это его желание. Должно быть, не он дрессировал луну, а она его.

Сколько оранжевых лун было в его жизни? Он уже давно сбился со счёта. Это было неважно. Теперь, когда волосы стали седыми, а кости предсказывали непогоду лучше любого синоптика, Кисияма уже не ложился на холодную землю и не вонзал палку в песок. На берег он приходил для того, чтобы убедиться в неизменности некоторых вещей в этом мире. Луна не подвела и на этот раз. Вновь окрасившись в апельсиновый цвет, она медленно ползла по небу, делая вид, что неподвижна.

Когда Кисияма двинулся от берега к деревне, в роще застрекотали цикады. «В ночное время?» – удивился старик. Не иначе как приняли холодную оранжевую луну за палящее солнце.

Возле дома пахло камелиями, посаженными в саду его супругой. Кисияма вошёл во двор через заднюю калитку, специально чтоб вдохнуть сладкий аромат. Кадзуко не спала, и в доме горел свет. Войдя внутрь, старик кивнул супруге и вдруг заметил гостью. Женщина в синем кимоно сидела в углу, виновато опустив взгляд. Это была госпожа Симамура – дальняя родственница Кадзуко, жившая на краю деревни.

– Простите, Кисияма-сан, что пришла так поздно, – произнесла она и снова замолчала.

– Госпоже Симамура очень нужна помощь, – пояснила Кадзуко.

– Помощь? – удивился Кисияма. – Чем мы можем помочь?

Дальняя родственница некоторое время молчала, затем осторожно подняла взгляд и будто бы со стыдом сказала:

– Я хочу, чтобы вы, Кисияма-сан, убили мою овцу.

Старик растерялся и не нашёл что ответить. Убить овцу? Странная просьба для этого времени суток.

– Кадзуко рассказывала, что когда-то вы работали ветеринаром, – пояснила ночная гостья. – Возможно, вас учили только лечить животных, но я подумала, что и умертвить вы тоже можете. Пожалуйста, Кисияма-сан, помогите мне!

– А откуда у вас овца?

– Мой муж год назад переслал некоторую сумму приятелю в городе, и тот купил несколько овец. Супруг, знаете ли, всегда хотел разводить овец, он планировал заняться этим, когда вернётся.

Муж госпожи Симамура полгода назад погиб в Корее. Об этом знали все в деревне, но вдова упорно делала вид, будто ничего не произошло. Ежедневно она пользовалась белилами и помадой, наводя красоту так, как нравилось супругу.

– Сейчас от овец осталась лишь одна, – продолжала она, – и та какая-то больная. Разводить больше некого, к тому же мы сильно голодаем в последнее время. Умоляю, помогите мне убить её!

– Хорошо, я зайду завтра, – пообещал Кисияма.

Гостья протестующе завертела головой.

– Сделайте сегодня, Кисияма-сан. Прошу вас!

Старик скосился на окно, за которым виднелась лишь плотная, как картон, темнота. «Почему бы и нет, – подумал он, – если цикады поют холодной ночью, а луна становится похожей на апельсин, почему бы мне не убить овцу?»

2.

При свете двух тусклых фонарей они дошли к дому госпожи Симамура.

– Хотите, я приготовлю чай? – спросила вдова. – Пока вы…

Она осеклась, и старику в темноте показалась, что женщина дрожит от страха.

– Спасибо, не стоит. Идите в дом, а я для начала взгляну на животное.

Кисияма зашёл в переделанный под овчарню сарайчик. «Пациента» не было видно – фонарь освещал лишь дощатые стены, заваленные сеном углы и полупустую поилку. «Может, и нет никакой овцы? – вдруг подумал Кисияма. – Что, если вдова считает её живой, как и покойного мужа?»

Из темноты что-то прыгнуло. Белая морда мелькнула в свете фонаря, и коричневые зубы лязгнули возле колена, пытаясь укусить. От неожиданности Кисияма оступился и навалился телом на полуоткрытую дверь, едва не упав. Что-то щёлкнуло в темноте, и он ощутил мокроту у себя на лице. Слюна? Или кровь? Второпях он захлопнул дверь и тут же почувствовал удар с той стороны. Овца стукнулась всем телом о хлипкие доски.

«Ничего себе, кроткая овечка! – удивился он. – Ещё нужно подумать, кто кого здесь собирается умерщвлять». Старик взял тряпку, висевшую на гвозде, и, набравшись решимости, опять зашёл внутрь. На этот раз луч фонаря чётко высветил овцу. Впрочем, то ли это было животное? Трясущееся от страха тело билось в дальнем углу овчарни, будто минуту назад оно и не кидалось на пришедшего человека.

Кисияма подошёл ближе и оглядел животное. Молодая овца, почти ягнёнок. Меринос с белой шерстью. Похоже, на этот раз она и не думала ни на кого нападать. Ей было не до этого. Конечности животного подёргивались, голова то и дело запрокидывалась назад.

Кисияма знал, в чём дело. Со времён учёбы и работы ветеринаром он хорошо помнил такие симптомы.

Внезапно животное успокоилось и робко взглянуло ему прямо в глаза. Старик погладил её по голове:

– Ничего, недолго мучиться тебе осталось.

Он пошёл в дом за ножом, но на выходе из овчарни замер.

– Не делай этого, – попросила овца.

3.

Когда-то у Кисиямы и Кадзуко было трое детей. От первого сына остались только прах в земле и небольшое надгробие. Он скончался от туберкулёза в возрасте тридцати пяти лет. От второго осталось лишь имя. Он погиб два года назад во время вторжения в Китай. Тело покойного не смогли доставить родным. Третий сын жил в городе со своей молодой супругой. Он руководил строительными работами на одном из военных аэродромов. Его звали К.

4.

– Чего я не должен делать? – спросил Кисияма.

– Убивать меня, – пояснила овца. – Ещё не все стадии пройдены. Если нарушить процесс, может случиться большая беда.

– Какие стадии?

– Ты не поймёшь.

Старик сел на кучку соломы, прислонившись спиной к стене сарая. Овца спокойно взирала на него карими глазами. Задние ноги животного всё ещё подёргивались редкими судорогами.

– Я обещал твоей хозяйке, что сделаю это.

– Не беда, – успокоило животное. – Сохрани мне немного жизни, чтобы всё закончилось само. Я расскажу тебе нечто ценное, если не станешь резать.

– Что?

– Расскажу, как и где ты умрёшь.

Кисияма взглянул на руки. Оказывается, всё это время он продолжал сжимать тряпку, снятую с наружной стены сарая.

– Откуда тебе это известно?

– Посмотри на меня, старик, – животное как будто бы усмехнулось, – кому как не полуживой овце лучше знать о смерти?

Кисияма задумался. Что такого ценного могло быть в дате его кончины? Он родился ещё во время «Войны года Дракона», когда сторонники сёгуната воевали с проимператорскими силами. Ужасы гражданской войны как будто впитались в него вместе с воздухом и пищей, каким-то образом повлияв на дальнейшую судьбу. Полжизни он провёл с оружием в руках: участвовал в битвах с маньчжурами и корейцами, в начале века сражался с русскими. Только сейчас, по причине преклонных лет, остался в стороне от идущей войны. Смерть всегда была где-то рядом.

– Что поменяют твои слова? – с грустью сказал он овце. – Мне всё равно недолго осталось.

– Возможно, что-то изменится, – ответило животное. – Речь идёт не только о твоей смерти. О многих смертях. Погибнут тысячи, включая твоего сына и его семью.

Услышав про родных, Кисияма встрепенулся. Он поднялся и некоторое время смотрел на овцу.

– Хорошо, рассказывай. Я не трону тебя.

– Сначала поговори с хозяйкой. Если ты откажешься, она попросит кого-нибудь ещё.

Старик согласно кивнул и вышел из сарая.

5.

Симамура всё же приготовила чай. Несколько минут Кисияма пил из фарфоровой чашки, а вдова терпеливо ждала.

– У вас получится? – не выдержав, спросила она. – Вы сможете, Кисияма-сан?

Похоже, она была напугана. Её руки без конца поправляли пояс из белого крепа, надетый поверх кимоно. Кисияма поставил чашку на стол и пристально оглядел вдову. Под его взглядом она как-то осунулась и покраснела, словно листья клёна осенью.

– Можно спросить вас, госпожа Симамура: почему вы на самом деле хотите избавиться от овцы?

– Что? – вздрогнула она. – Я же объяснила вам…

Кисияма поднялся из-за стола.

– В таком случае я вынужден оставить вас. Спасибо за чай.

Не успел он сделать и шаг в сторону двери, как госпожа Симамура вскочила со стула и бросилась на пол, прямо к ногам гостя.

– Нет, Кисияма-сан, не уходите! – кричала она. – Очень прошу вас: не оставляйте меня одну! Всё пропадёт!

– Да что пропадёт-то?

Он поднял вдову за плечи и вновь усадил на стул. По лицу госпожи Симамура текли слёзы, она утирала их тыльной стороной ладони.

– Она нападала на вас?

– Нет.

– Она… говорила с вами?

Женщина перестала плакать, удивлённо взглянула на него.

– Нет.

– Тогда, пожалуйста, объясните, в чём дело.

Вдова налила себе в кружку чай, трясущимися руками поднесла к губам и сделала несколько символических глотков.

– Я точно не знаю, в чём дело, – наконец проговорила она. – Просто в этом сарае происходит что-то странное. Не могу объяснить. Там что-то такое, чего раньше нигде и никогда не было. Что-то новое. Это началось, когда умерла первая овца. В тот же вечер я получила письмо от мужа. Это было обычное послание, в котором он рассказывал о службе, делился словами нежности и говорил, что скучает. Но в конце письма была странная приписка. Муж настоятельно просил, чтобы я больше никогда не смотрела на его фотографии. Ни при каких обстоятельствах. Иначе он может не вернуться. «Выбрасывать снимки не обязательно, – писал он, – можно показывать другим, но самой не смотреть».

Она прервалась ненадолго, вновь отпила из кружки.

– Затем скончалась вторая овца. И вновь я получила письмо от мужа. Теперь он просил, чтобы я собрала все медные предметы в доме и положила в один угол. Это очень важно, уверял он. Я сделала всё, как он просил, – сложила в угол все медные предметы и те, в которых не была уверена. Через месяц скончались ещё две овцы. На этот раз писем я не получала. Супруг перестал писать.

Вдова немного успокоилась, по крайней мере слёзы уже не бежали по её напудренным щекам.

– Почему вы думаете, что это связано с овцами? – спросил Кисияма.

Женщина посмотрела на него, словно опасаясь издёвки.

– Я не думаю, я чувствую. В этом сарае произошло что-то необычное.

– Вы думаете, это опасно?

– Не знаю.

Старик вновь сел за стол.

– Госпожа Симамура, – начал он осторожно, – все в деревне знают, что ваш супруг погиб полгода назад. Не сочтите за грубость, но я советую вам принять это и не делать вид, будто всё идёт по-прежнему. Возможно, тогда и странные вещи перестанут происходить.

Женщина взглянула на него с обидой.

– Вы думаете, Кисияма-сан, что я не знала про это? Напрасно. Я знала, как и все вы. Но письма-то продолжали приходить после этого.

Она вышла в другую комнату и через полминуты вернулась с двумя вскрытыми конвертами.

– Вот, взгляните, если не верите.

Отчего-то Кисияма побоялся прикоснуться к письмам. Он взглянул лишь на даты на конверте и понял, что вдова говорила правду.

– Извините, госпожа Симамура. Вероятно, вы правы. Но дело в том, что я не могу убить вашу овцу. Я не мясник. Но я ветеринар, и могу вылечить её. Возможно.

– Вылечить? – удивилась женщина.

– Да. Ваша овца больна. Судя по всему, у неё вертячка.

– Что это?

– Она заражена. Личинки цестозы пожирают её мозг. Даже если я убью животное, его мясо есть нельзя.

Похоже, вдова расстроилась. Она засеменила по комнате.

– Где же она могла заразиться?

– Да где угодно. Через корм, воду. Или от больной собаки на пастбище.

– Что мне теперь делать?

– Съездите в город и достаньте фенесал. Я постараюсь вылечить её.

Женщина кивнула несколько раз и, повторяя «хорошо, хорошо», продолжила беспокойно ходить по комнате.

– Если не возражаете, я ещё раз осмотрю животное, – сказал Кисияма, – а после пойду домой. И вы тоже ложитесь.

6.

Овца отпила немного воды из поилки, затем косо посмотрела на человека. «Спасти её не удастся, – подумал Кисияма. – Если это и в самом деле вертячка, то животное должно погибнуть со дня на день». Впрочем, сейчас овца меньше всего походила на больную.

«В этом сарае происходит что-то новое, чего никогда и нигде раньше не было», – вспомнились слова вдовы.

– Как тебя зовут? – неожиданно для себя спросил Кисияма.

– Моё имя – пустой звук на твоём языке, не стоит тратить дыхание, чтобы произносить его, – ответила овца. – К тому же скоро у нас появится новое имя. Общее имя.

– У нас с тобой?

– Нет. У меня и червей, что едят мой мозг. Тогда все стадии завершатся.

– Что происходит между тобой и червями?

– Ещё не создали слов, чтобы описать это. Это совершенно новое. Пока слово «стадии» – самое подходящее.

Кисияма почувствовал слабость в ногах и вновь присел на солому. «Пора возвращаться домой», – подумал он. Чего доброго, вдова направится к сараю и застанет их с овцой за разговором, да и Кадзуко, должно быть, уже спохватилась его.

– Теперь о главном, – продолжила овца, будто заглянув ему в голову. – Ты готов выслушать?

Старик кивнул.

– Произойдёт это после того, как четыре раза отцветёт сакура. Листья клёна ещё не успеют покраснеть. В этот день бог ветра Сусаноо отправит золотистого ангела со стальными крыльями в сторону святилища Ицукусима, для того чтобы привести сто тысяч человек в царство мёртвых. Одним из этих людей будешь ты, Кисияма-сан.

Овца немного помолчала, затем добавила:

– Никому не говори, что узнал это от меня… от нас. Иначе будет ещё хуже.

– Как я могу предотвратить это?

– Это не в твоих силах. Но ты можешь спастись. Бежать, ехать как можно дальше.

– Я всё равно скоро умру. Скажи: могу ли я спасти родных?

– Не знаю, попробуй. Мне это неизвестно.

Голова овцы вновь запрокинулась, животное упало набок и затряслось в конвульсиях. «Говорили ли мы на самом деле? – подумал Кисияма. – Или это магнетизм оранжевой луны так подействовал?»

7.

Будет ещё хуже… «Куда уж хуже! – размышлял Кисияма, возвращаясь домой. – Сто тысяч человек. Это же целый город!» Высвечивая путь фонарём, он продолжал повторять про себя предсказание овцы:

«Бог ветра Сусаноо отправит золотистого ангела со стальными крыльями в сторону святилища Ицукусима, для того чтобы привести сто тысяч человек в царство мёртвых».

Приближалось утро. Вершины холмов, окружающих деревню, уже озарились солнечным светом. Затем лучи коснулись самых высоких крыш. Кисияма выключил фонарь и присел передохнуть под сливовым деревом. «Что делать дальше? – думал он. – Как применить всю эту безумную информацию, порождённую больным мозгом животного?»

Удивительно, но спать совсем не хотелось. Вместо того чтобы вернуться домой к Кадзуко, он двинулся в сторону храма – синтоистский священник в это время обычно на ногах.

8.

Уединившись со священником в чайном домике возле храма, Кисияма рассказал о предсказании. Конечно, он умолчал про овцу, выдав всё за собственное ночное видение. Некоторое время священник сидел молча, переваривая информацию.

– Зачем бежать от кэгарэ, если можно идти ему навстречу? – спросил он.

– Что? – удивился Кисияма. – Для чего?

Священник медлил с ответом. Несколько минут он смотрел на окружающий пейзаж снаружи чайного домика. На деревню, расположенную у берега небольшого залива; на утлые домики, сползающие прямо к воде. Пёстрые крыши гармонично соединяли зелень холмов и синеву моря.

– Избегать смерти – значит идти у неё на поводу, – продолжил он. – Так можно навлечь пустые беды.

Священник посмотрел на Кисияму. Он был лет на десять моложе, но его голубоватые глаза, казалось, принадлежали тысячелетнему старцу.

– Знаешь ли ты, Кисияма, как спастись от преследующего ёкая? Только перестав от него бежать. Когда ты сам начнёшь преследовать ёкая, он будет спасаться от тебя. Третьего варианта не дано.

Старик призадумался, но не смог ухватить сути. Какой смысл в этой игре словами? Что, если овца, разговаривающая с ним в сарае, – это и есть злой дух? Может, вернуться и убить её?

– Ёкай преследует не меня одного, – ответил он священнику, – в видении говорилось о ста тысячах человек. Все они умрут. Возможно, мой долг – спасти их?

– Люди всегда умирают. Временно отодвинуть от них смерть – не выход. Что изменится? – священник вздохнул, словно набирался терпения для разговора с глупым ребёнком. – Мы воевали и продолжаем воевать. Убиваем друг друга. Ты, Кисияма, предлагаешь спасти какую-то часть людей и думаешь, будто это всё изменит?

Старик пожал плечами. Он всё ещё не понимал, к чему собеседник ведёт разговор.

– Мы не прекратим воевать, – продолжал священник, – войну не остановить, как ни пытайся. Единственное, что можно сделать, – это раздуть пламя, чтобы костёр прогорел. Наверное, это и делает бог ветра Сусаноо. Нужно довести размеры войны до абсурда, до крайности. Помочь ей захлебнуться в себе самой.

Кисияма молчал. Не за абстрактной философией он сюда пришёл. Ему нужен конкретный совет.

– Но ведь я могу спасти своих родных.

К его удивлению, священник несогласно завертел головой:

– Не стоит. Может случиться ещё хуже.

– Хуже?

– Да. Мы часто губим людей своей любовью. Когда отделяем их от всех остальных.

– Я не понимаю вас.

Священник вновь посмотрел на море.

– Я расскажу кое-что о себе, – сказал он. – Когда я был маленьким, я рос в такой же деревушке, как эта. Меня воспитывала бабка, я жил в её доме. Родители погибли. Половина жителей деревни занималась рыболовством, половина – земледелием. Моя бабка была стара и для того, и для другого. Она содержала лишь небольшой огород. Ещё были куры. Я очень любил этих птиц. Когда выдавалось свободное время, всегда играл с ними. Особенно мне нравились цыплята. Не те маленькие жёлтые комочки, которые жалобно пищат в коробках, а более взрослые птенцы, полные задора и сил. Я бросал им ягоду, наблюдая, как они носятся, перенимают её друг у друга, будто футбольный мяч. Один птенец нравился мне больше остальных. Чтобы не путать его с другими птицами и быстро находить, я повязал ему на лапку синюю ниточку. По нитке я отыскивал его, брал в руки и кормил персонально. А потом на время забыл про любимца и про остальных цыплят. Они превращались в кур и всё меньше годились для мальчишеских забав. Однажды в дом зашла бабка и сказала: «Странно, одна курица сдохла». Знаете почему? Её лапу перетянула синяя ниточка. Птица росла, пока ножка не воспалилась. Курицу убила моя прежняя любовь. Синяя ниточка, которая отличала её от остальных.

Священник замолчал и опустил голову.

– Что же теперь? – спросил Кисияма, не найдя другого подходящего вопроса.

– Теперь? – переспросил тот, выйдя из состояния прострации. – Теперь я люблю всех одинаково.

9.

На следующее утро Кисияма выбрался на шоссе, сел в гремучий жёлтый автобус и поехал в город. «Интересно, отправилась ли госпожа Симамура за лекарством? – думал он, трясясь на узеньком сиденье. – Пустая трата времени и денег – овце уже ничто не поможет. Никто не поможет. Разве что черви в голове подарят ей сатори».

Около часа автобус полз по шоссе, вбирая в себя дорожную пыль. Других автомобилей не было, лишь военные грузовики промчались навстречу уже на подъезде к городу.

На остановке с деревянным навесом Кисияма ступил на асфальт и, сориентировавшись, пошёл к дому сына. Уже восемь лет он не был в городе, но где жил К., прекрасно помнил. Это была небольшая квартирка в доме для военных. В двух комнатках они и ютились – К., его жена Азуми и их подрастающая забияка-дочка.

Дверь открыла Азуми. Она выглядела озадаченной – отчего-то морщила лоб, точно пыталась отогнать назойливую муху.

– Кисияма-сан, проходите.

В квартире всё было перевёрнуто с ног на голову: мебель сдвинута с места, вещи в беспорядке разбросаны по полу. Пахло чем-то ядовитым.

– К. сейчас нет дома – он на своём аэродроме пропадает днями и ночами. Уж не знаю, чем они там занимаются.

Кисияма присел на предложенный стул и ещё раз оглядел помещение.

– Давно вы к нам не заглядывали, – продолжала Азуми. – Год или два?

– Восемь лет.

– Да не может быть, Кисияма-сан! Неужели так долго?

– Восемь лет, – настаивал старик и добавил, глядя на кавардак: – А чем вы заняты?

Азуми вновь поморщила лоб и брезгливо осмотрелась.

– Пауки, – пояснила она, – никакого спасения от них нет!

– Пауки? – удивился Кисияма. – Так досаждают?

– Вы и не представляете, Кисияма-сан! Настоящая напасть! Я уже пятый раз вытравливаю – и всё впустую. Вновь появляются. Достаточно хоть одной паутинке остаться – как они снова образуются, будто из ниоткуда. Постоянно шуршат своими лапками и плетут, плетут…

Кисияма осмотрел ближайший угол, но ничего похожего на паутину не заметил.

– А когда К. вернётся? – спросил он сноху.

Азуми недовольно закачала головой.

– Даже не знаю, Кисияма-сан. В лучшем случае – поздно вечером, а скорее всего, завтра. Я уж сама по нему скучаю, но ничего не поделаешь – служба. К тому же я успею с пауками разобраться, пока его нет. Вы можете подождать на кухне. Там я всё обработала.

Около часа Кисияма просидел на кухне. Всё это время из комнат раздавались звуки передвигаемой мебели, а ядовитые запахи усиливались.

Старик понял, что терпения ему не хватит. К тому же К. может и не вернуться сегодня. Он выбрался из кухни, перешагивая через разбросанные по полу чемоданы и связки старых газет.

– Азуми, мне нужно передать кое-что очень важное, – сказал он.

Сноха смотрела на него с некоторым удивлением, сжимая в руке коричневую бутыль с химикатами.

– Может быть, вы сообщите это К.?

– Нет. Передайте ему, что всему городу угрожает опасность. Мне… поступила такая информация. Вы не должны долго оставаться здесь. Нужно подыскивать жильё в другом месте.

– Вот уж точно, Кисияма-сан! – Азуми аж просияла. – Об этом я ему и говорю! Невозможно жить среди этой паутины! Никаких сил не осталось. А сколько денег я на отраву извела!

– Постойте, – прервал её старик, – передайте К., чтобы он поскорее приехал к нам в деревню. И вы с дочкой приезжайте.

Азуми кивнула, но как-то неубедительно.

– Пусть К. приедет в деревню, как только сможет, – повторил он. – Это очень важно!

10.

Прежде чем направиться к автобусной остановке, Кисияма решил пройтись по городу – посмотреть, как расширились проспекты и вытянулись дома. Он двинулся в сторону центра по улочке, на которой толкались рикши с гружёными повозками. Город издавал много шума – гораздо больше, чем восемь лет назад. Здесь не пели цикады, не шуршали листья в роще, не цвели камелии. И луна наверняка не становилась оранжевой. А ведь это был далеко не самый большой город в стране, так – небольшой городишко, по сравнению с Киото или Осакой.