Моя лучшая книга

Я ему говорю:

– А ты не пробовал молнию на брюках застегнуть?

Нам, конечно, многое непривычно, непонятно, особенно язык. То и дело слышишь в магазинах и на улице: «Ну козлы, ни шиша по-нашему не волокут. Слушай, сколько мы уже к ним ездим, а они все никак русский выучить не могут».

Некоторые из нас, конечно, учили иностранный язык, но то ли не так учили, то ли не тот язык.

Один «новый русский» мне рассказывал:

– Ты представляешь, я в Англии десять дней жил.

Они, англичане, тупые. Десять дней с ними по-английски разговаривал, хоть бы кто понял!

Да, теперь, чтобы ездить за границу, надо знать язык, ну хоть пол-языка. Иначе чего только не случается. Один наш «новый русский», здоровенный мужик, решил в Карловых Варах в бар сходить, разбавить карловарскую слабительную чешским пивком. Заходит в бар, а там сплошные немцы. Он пива взял у стойки и по пути, пока к столу шел, один хлебок сделал. А у него хлебок как раз полкружки. И он оставшиеся полкружки поставил и пошел селедочку искать. А уборщица увидела полкружки беспризорные и убрала. Мужик назад возвращается, а на его месте уже немец сидит и свое пиво пьет. Мужик нахмурился и говорит:

– Ты, что ли, мое пиво взял?

А немец радостный такой, говорит:

– Я, я, я!

Мужик говорит:

– Ты взял, а заплатил-то я!

Тот опять радостно:

– Я, я, я!

Мужик совсем озверел и говорит:

– А кто в глаз хочет получить?

Ну, это и было его последним «Я». Все остальное он видел уже с пола и одним глазом.

Другой «новый русский» возмущался ихними обычаями дурацкими. «Представляешь, – говорил он мне, – у них, оказывается, в Германии принято спать с женой в определенный день. Вот назначает субботу, и все – только в субботу. А если я в понедельник захотел, значит, сиди и жди. Вторник жди, среду, четверг, пятницу. Суббота приходит, а я уже не помню, чего я в понедельник хотел».

Американцы – тоже чудные мужики. У них перед Рождеством ставят Санта-Клауса с гномиками перед домом, и никто их не трогает. А представь себе, что ты этого Деда Мороза у нас поставил возле подъезда нашей хрущобы. Вот как думаешь, долго он простоит? Отвечу: пока ты двери не закроешь. А как закроешь, можешь сразу и открывать. Его уже нет. Ни Деда Мороза, ни гномиков, ни двери.

Не можем мы также категорически понять, как это они, французы, едят лягушек. Мы с одним русским попробовали. Заказали эту жабу. Взяли бутылку для храбрости. Выпили ее всю.

Я говорю:

– Ну, теперь, Вася, давай!

Он говорит:

– Не могу!

Я говорю:

– Надо, Федя, надо. Ешь, они, говорят, лягушки, по вкусу очень напоминают цыплят.

Он говорит:

– А нельзя нам съесть цыпленка, и пусть он нам по вкусу напоминает лягушку?

Узнают нас там и по одежде, и по языку, но главное – по манерам.

Вот рассказывал один:

– Были мы в Германии. Решил я кофейку попить. Сел, заказал, пью. Официант говорит:

– Вы русский.

– Как догадался?

– А вы, – говорит, – русские, когда кофе пьете, ложечку из чашки не вынимаете, да еще глаза прищуриваете, чтобы ложечка в глаз не попала.

На другой день привожу друга, приличный человек. Предупредил: ложечку вынь. Он вынул. А официант говорит:

– Вы русский.

Я из засады выскакиваю, спрашиваю, как догадался, он же ложечку вынул.

– Да, – говорит, – вынул, а глаз все равно прищуривает, чтобы ложечка в глаз не попала.

Взяли профессора, предупредили. Он все сделал: и ложечку вынул, и глаз не прищуривает. А этот все равно:

– Вы русский.

– Как догадался? Он ложечку вынул!

– Вынул и в карман положил!

Конечно, у нас многие воруют, практически все, есть человек триста, которые не воруют, – они уже сидят. Пьем. Многие пьют. Практически все до одного. Не пьет только тот, кто лечится. Но не надо думать, что мы хуже всех. Бывает, конечно, что мы держим нож в левой руке, а бифштекс в правой, но все же, извините, если за границей в ресторане сидит компания и все они не смеются, а ржут, то это не русские, а немцы; если человек кладет ботинки на стол, то это тоже не русский, а американец; если человек на ходу чешет при женщинах все, что попало под руку, то это не русский, а араб; если лежит прямо на газоне, а потом встает и писает прямо на улице, то это не русский, а индиец. А если вообще ничего не понимает и по сто раз переспрашивает на чудовищном английском языке, то это точно японец.

Про «новых русских» много анекдотов рассказывают. Мне особенно один понравился. Крутой такой мужик пришел в турбюро и говорит:

– Куда бы поехать отдохнуть, обстановку сменить?

Сотрудница говорит:

– Вот в Кению можно поехать, поохотиться, козлов пострелять!

Он говорит:

– Ты чего, ваще, что ли? Я тебе говорю, обстановку сменить, а ты опять – пострелять козлов!

Но все это ерунда, мы, конечно, научимся и вести себя там, и языкам, и обычаям. Лягушек, может, и не станем есть, а вот устриц уже наворачиваем килограммами. И как бы там к нам ни относились, а я лично испытываю чувство морального удовлетворения от того, что наши люди, пусть «новые», но русские, заставили всех относиться к нам с уважением. Мы теперь там водку с «Зенитами» не продаем и матрешек с кипятильниками не обмениваем. Мы теперь людьми себя за границей чувствуем, потому что он, этот «новый русский», теперь с деньгами туда едет, а это их, иностранцев, более всего убеждает. И правильно сказал когда-то поэт: «Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог!»

Людоед

(Письмо зрителя Г. Хазанову)

Уважаемый господин Хазанов!

Так получилось, что живу я в маленьком городке довольно средней полосы России. Вы никогда в нашем городке не были, о чем, я думаю, ни капли не жалеете. И напрасно, потому что в нашем городе, бывает, порой случаются события, достойные пера Николая Васильевича Гоголя.

Но последним писателем, посетившим наш город, был Радищев, проездом из Петербурга в Москву, так что придется мне, вашему покорному слуге, попробовать описать необыкновенное происшествие, случившееся не так давно в нашем замечательном Климовске.

Артисты у нас, как и писатели, – редкие гости. Предпоследний концерт был у нас в рамках предвыборной кампании в пятую Госдуму, и приезжала к нам тогда от «Вашего дома – Россия» Людмила Зыкина с хором. Концерт ее проходил на главной площади, где по-прежнему стоит, ожидая возвращения большевиков, вождь мирового пролетариата Ленин и указывает рукой на морг, будто говорит: «Верной дорогой идете, товарищи!»

Вот как раз посреди площади между Лениным и моргом построили сцену, на которой и пела Людмила Георгиевна с хором. Причем в хоре вначале народу было больше, чем зрителей на площади. Потом, конечно, набежали, а вначале никто не верил, что Зыкина настоящая. Поговаривали, что это двойник Зыкиной под фонограмму рот открывает. У нас уже было так – двойники приезжали Горбачева, Киркорова, Ельцина и Лайзы Минелли. Народ перепутал и пошел к Ельцину с прошениями, причем понесли вместе с прошениями яйца, кур, самогон, а тот все взял и сказал, что все вопросы решит, а ответ пришлет через Черномырдина. Тогда и остальные двойники – Горбачев, Киркоров и Лайза Минелли – тоже стали говорить, что все выполнят, если им принесут еду. Ну, Лайзе ничего не дали, потому что не знали, на кого она похожа, а те, кто знал, никаких особых просьб к Биллу Клинтону не имели. Один только мальчик-отличник попросил Лайзу передать привет Шварценеггеру, на что она ответила: «Щас, подпрыгни».

Киркорову преподнесли бутылку водки. У нас поговаривали, что Киркоров капли в рот не берет, вот и решили проверить. Может, сам Киркоров и не пьет, но двойник наклюкался так, что даже Муромову не снилось. Что касается Горбачева, то ему в качестве подарка два раза дали в глаз: один раз за гласность и второй – за перестройку. Ну а потом, когда разобрались, что это двойники, народ подарки отобрал, а поскольку у Горбачева отбирать было нечего, то ему дали во второй глаз – за Раису Максимовну. У нас в городе до сих пор считают, что если бы не она, то Горбачев вывел бы нас к победе коммунизма.

Да, так вот по аналогии с предыдущим случаем население нашего города твердо было убеждено, что и вместо Зыкиной поет двойник. Кто-то даже утверждал в публике, что двойник Зыкиной не женщина, а мужик, потому что женщин-двойников такого размера не бывает. И тут же после первой песни на сцену полез местный хулиган Сидорчук, чтобы лично в этом удостовериться. Он приблизился к великой певице и хотел было уже дотронуться до нее собственной рукой, но Людмила Георгиевна, не прерывая творческого процесса, так сама его тронула, что он слетел со сцены и так ударился головой об землю – хотели даже «скорую» вызвать. Но тут Зыкина своим неповторимым голосом запела: «Я – Земля, я – Земля, я своих посылаю питомцев…»

После этих слов Сидорчук очнулся и сказал:

– Гадом буду – Зыкина, мужик бы в жизни так не послал.

И было это все где-то в ноябре. А уж в конце марта к нам в рамках президентской кампании привезли зарубежного гастролера. Хоть бы почаще эти выборы были, все-таки и о нас вспоминают как о живых, а не о мертвых душах. Где-то числа 11 марта, как раз когда мужики протерли зенки после женских праздников, появились у нас в городе афиши. Написано было: всего один показ проездом из Африки в Улан-Удэ, навстречу президентским выборам, и, дескать, спонсирует эту гастроль независимый кандидат Зарубин Степан Андреевич, и представляет он знаменитого на весь мир людоеда Асафа Мугамбу, который уже съел там у себя в Африке восемнадцать человек, причем не в голодный год. И видели его уже в разных странах, и даже в одной стране под названием Бенилюкс он сбежал из клетки и сожрал еще троих бенилюксовцев. В общем, везде от него были в восторге, кроме Израиля, где он не стал никого жрать из чисто религиозных соображений.

И вот если этот людоед произведет на нас благоприятное впечатление, то мы должны будем проголосовать за Зарубина Степана Андреевича. Весь город, конечно, всполошился. Людоедов у нас не видели со времен Гражданской войны, да и тех практически никто уже не помнил. Город забурлил. Мы ведь люди не совсем темные, телевизор смотрим, помним, как в декабре прошлого года «Наш дом – Россия», чтобы помочь неокрепшей российской демократии, приглашал в Москву Клавдию Шиффер. У нас тогда еще слух прошел, что эту Шиффер к нам завезут по пути в Санкт-Петербург. Народ сбежался, думали, что под выборы шифер бесплатно давать будут, номерки уже на руках писать начали, но не то что шифера, а даже и рубероида паршивого никому не обломилось. А тут вдруг людоед. Все гадали, что он делать будет и кого у нас сожрет, если убежит из клетки. Надеялись, что кого-нибудь из местного рэкета, уж больно они всем на нервы действуют. А тут плакаты вывесили с физиономией не то людоеда, не то самого кандидата. Скорее все же людоеда, поскольку у нас вряд ли может быть кандидатом в президенты темнокожий и голый по пояс тип с кольцом в носу. Хотя, правда, сейчас чего хочешь уже можно ожидать. Но физиономия у него была препротивная и жутко напоминала одного нашего местного жителя, лет пятнадцать назад сбежавшего от Прасковьи Тарасовны Бегиной и с которого она безуспешно все эти пятнадцать лет пыталась получить алименты на сына, который, правда, был не от него, а от предыдущего ее мужа, который эти алименты исправно платил, не подозревая, что его преемник чадо усыновил.

А надо вам сказать, уважаемый Геннадий Викторович, что от этой Прасковьи кто только не сбегал. Она сама почище любого людоеда была. Да вы бы и сами, приведись вам, не дай бог, сойтись с ней, сбежали бы от нее на третий день, несмотря на все ваши возможности. Здоровая, горластая, всю жизнь в пивном ларьке проработала, пьяных шоферов без милиции скручивала. Весь город у нее в прошлые времена в долгу был: кто за водку, кто за пиво. Хорошо, перестройка пришла. Народ подождал, когда цены на водку подскочили. И уж когда водка по пять тысяч была, стали ей возвращать, кто десять рублей, кто двадцать. Ох уж она лютовала, скольких же она тогда людей покалечила! Муж ее теперешний тогда к ней в кабалу и попал. Парень безответный, золотые руки, в оборонке работал. А когда оборонка развалилась, из него ни коммерсант, ни бандит не получился, ну он и пошел к ней в подсобники, а там по пьянке и в постель к ней попал и должен ей был немало, так и втянулся. Как он с ней живет, никто понять не может. Она же, если он домой поддатый придет, так лупит его прямо батогом, колошматит его, а он только приговаривает: «Хорошо, что не война, а то бы всех выдал».

И вот, представляете, этот людоед в наш обойденный прогрессом город приезжает. Народ, конечно, в назначенный день на площадь хлынул, а площадь уже огорожена веревками, на входе у всех подписи собирают за будущего президента. Тут тебе уже не двойники, не Зыкина, тут уже гастролер зарубежный. На помосте клетка стоит, вся материей затянутая. Сначала девочки под музыку фигурами вертели, потом певец спел: «Выбери меня, выбери меня». А потом уже эта «Птица счастья завтрашнего дня» появилась. То есть кандидат вышел и начал излагать свои мысли вслух:

– Свободные граждане свободной России! Наконец-то вы можете проявить свою волю и выбрать того, кого вы хотите выбрать. Смотрите сами. Вы, конечно, можете выбрать Зюганова. Но спрашиваю я вас: привезет вам Зюганов в ваш замечательный город выдающегося людоеда современности? Я вижу, что печать задумчивости легла на ваши прекрасные и одухотворенные лица. Потому что вы знаете? Шиш он вам привезет. Они, коммуняки, всегда втихаря лопали свои пайки из распределителей. Сами смотрели всяких заграничных людоедов, а нам показывали Савелия Крамарова и шиш с маслом. Верно я говорю?

Мои земляки согнали задумчивость со своих прекрасных лиц и дружно заорали:

– Верно!

– Ну хорошо, – сказал кандидат, – пойдем дальше. Вы, конечно, можете выбрать Ельцина. И что же он вам привезет сюда – людоеда? Шиш он вам привезет. Он вам Чубайса привезет в лучшем случае. А что вам этот Чубайс? Ну вот если бы в этой клетке сидел Чубайс, сбежались бы вы на него смотреть?

Все дружно заорали:

– Да!

– То-то, – сказал кандидат. – А если бы он Шумейко сюда привез? Хрен бы вы сюда сбежались. Так вот Чубайса он вам не привезет, да и Шумейко тоже, я уже не говорю о людоеде. Тогда зачем он вам сдался? Верно я говорю?

– Верно! – заорали все. – Пущай сам приезжает вместо людоеда!

– Ну хорошо, – продолжал кандидат, – а если вы выберете Жириновского, то вместо людоеда он сам сюда прискачет и будет вам орать, что поведет вас всех мыть сапоги в Индийском океане. А зачем вам их там мыть? Пока вы вернетесь, сапоги опять будут грязные. Так, я вас спрашиваю? Нужно вам это Жири-жири, Хари-Хари?

– Нет! – заорали все.

– Так, – сказал кандидат, – а теперь скажите мне: нужен вам людоед?

– Нужен! – заорали все.

– Хотите вы посмотреть, как он будет есть все что ни попадя?

Толпа заревела:

– Хотим!

– Вот, – сказал депутат, – и если вы меня выберете, то будете весь мой президентский срок тоже есть все что ни попадя.

Все заорали: «Ура!» Включилась музыка, затрещал барабан, материю с клетки сдернули, и нашим изумленным взорам предстал жутко страшный, заросший волосами, с темным лицом, в одной набедренной повязке людоед – Асаф Мугамба. Геннадий Викторович, он как глянул на толпу, так все в ужасе замерли. Тишина стояла над площадью кладбищенская. И вдруг он с диким ревом бросился на решетку. Народ прямо так и шарахнулся от сцены. Людоед зарычал еще сильнее, а кандидат пояснил:

– Есть хочет, – и швырнул ему курицу.

Людоед моментально эту курицу разорвал и слопал. Причем чавкал так, что у всех на площади слюнки текли. Потом он оглядел долгим взглядом толпу и так рыгнул в ее сторону, что несколько женщин упали в обморок, а мужики стали быстро разливать и пить, не закусывая.

Депутат швырнул ему утку. И людоед даже не дал ей приземлиться, пожирал ее урча и все время зыркал глазами в сторону Прасковьи. Та аж затряслась и спросила у кандидата:

– А решетка-то у вас хоть крепкая?

Кандидат говорит:

– Почти ни разу не подводила. – Но на всякий случай швырнул людоеду еще гуся. Так людоед его, этого гуся, минут за пять до костей обглодал и остатки швырнул в толпу.

Народ аж взвыл от удовольствия.

– Нравится вам? Хотите так питаться? – крикнул кандидат.

Ну, все, конечно, издали возгласы одобрения. Поди плохо, в один день куру, утку и гуся!

– А теперь, – говорит кандидат, – может, кто-то из вас хочет войти в клетку к знаменитому людоеду?

Все, конечно, притихли.

– Все же понимаете, – продолжал кандидат, – что из соображений гуманности мы не можем поставлять ему человечину, но если кто-то хочет сам, то пожалуйста, милости прошу! Есть желающие? Ставлю миллион рублей на своего людоеда!

Желающих, конечно, не было. И уже хотели было закончить представление и начать отмечать это небывалое для нашего города событие, как муж Прасковьи, Николай, которому она уже на сегодня пообещала, вдруг говорит:

– Я желающий.

А ему уже, видать, все равно. Он уже поддатый был, и батога ему было не миновать к вечеру. Ну, он и решил, видно, таким способом закончить свое бренное существование. А может, подумал, что миллион его спасет от экономической зависимости. В общем, шагнул он вперед и заявил:

– Я желающий!

Кандидат говорит:

– А вы подумали, на что вы решились?!

Колюня говорит:

– Подумал!

– Вы понимаете, что идете на верную гибель?

– Понимаю, – твердит свое Колюня.

И тут раздается голос Прасковьи:

– Я тебе дам «понимаю»! – И она, засучив рукава, стала пробираться сквозь толпу.

Но толпа сомкнулась перед ней и заорала:

– А ну, не трожь, пущай идет!

Прасковья кричит:

– А что же вы своих-то к людоеду не посылаете?

А ей в ответ:

– А наши не рвутся!

– Ах так, – сказала Прасковья, – тогда я сама желающая!

Народ аж взвыл от радости.

– Давай! – заорали все. – Давай, Прасковья, покажи ему козью морду!

Прасковья ринулась к клетке. Кандидат закричал:

– Вы понимаете, на что вы идете? – и не пускает ее.

Тут толпа как заорет:

– А ну пусти ее к людоеду, а то голосовать за тебя не будем и людоеду и тебе задницу надерем.

– Ну и черт с вами, – сказал депутат, – жри ее! – И открыл клетку.

Прасковья рванула на себе рубаху и решительно ворвалась в клетку. И тут произошло самое неожиданное. Людоед упал на колени и закричал:

– Прасковья, прости, черт попутал!

Прасковья накинулась на него так, что от этого людоеда перья полетели. Людоед визжал так, будто его резали. Депутат попытался было войти в клетку, но Прасковья так ему заехала, что он заверещал еще сильнее своего людоеда. А тут и толпа нахлынула, клетку разнесла, так что депутат со своим людоедом еле ноги унесли. В общем, концерт этот с милицией заканчивали. На этом представление зарубежного гастролера и закончилось. А с тех пор никаких артистов к нам и не привозили. А жаль, хочется насладиться настоящим искусством. Так что приезжайте, Геннадий Викторович, вы ли или какой-нибудь другой Петросян. А то про нас вспоминают, только когда выборы, когда наши голоса нужны. А ведь мы еще не только голоса, а ведь мы люди живые, у нас еще и души есть. И, слава богу, пока не мертвые.

Аферисты

Сколько же у нас, граждане, аферистов развелось, просто можно экспортировать в другие страны. Иду по улице, никого не трогаю. Остановился возле телефонной будки. Мужик какой-то звонит. Жду. Мужик позвонил и пошел. Я в будку, глядь, а там бумажник. Я бумажник схватил и за мужиком кинулся. Тут какой-то парень мне дорогу преградил.

– Стой, – говорит.

Я стою.

– Ты чего? – говорю.

Он говорит:

– Я видел, как ты бумажник нашел.

Я говорю:

– Ну и что, я его вернуть хочу.

Он говорит:

– Стой с бумажником здесь, я его сейчас догоню.

Я как дурак стою. Парень возвращается.

– Не догнал, – говорит, – ну-ка посмотри, что там.

Открываю бумажник, там пачка денег.

Парень говорит:

– Ну, что будем делать? – Взял бумажник, пересчитал. – Здесь, – говорит, – полмиллиона.

Я бумажник у него забрал.

– Пойду, – говорю, – отдам в милицию.

Он говорит:

– Ты что, сдурел, они же деньги себе возьмут.

Я думаю: «А вдруг действительно возьмут?»

Парень говорит:

– Слушай, мы ведь не украли, мы ведь нашли. Давай делить.

И я, представляете, соглашаюсь. Ну а что, мужик пропал, а в милицию идти просто глупо. Заходим мы в подворотню, начинаем делить, и тут этот мужик возвращается.

– Бумажник с деньгами не находили? – спрашивает.

Только я хотел сказать: «Вот они», – как парень мне говорит:

– Заткнись, а то тебя посадят.

И я, представляете, молчу. Парень говорит:

– Нет, ничего не видели.

Мужик отходит, а парень тихо так, с опаской, говорит:

– Он наверняка за нами следит. Здесь в бумажнике пятьсот тысяч, давай в темпе двести пятьдесят, держи бумажник, и разбежались.

И я как дурак вынимаю свои кровные двести пятьдесят тысяч, сую ему и с бумажником ухожу. И только в метро, раскрыв бумажник этот потрепанный, вижу, что там нарезанная бумага и никаких денег. Я назад, а их уже и след простыл. Ну, думаю, убью! А потом поостыл и решил: на кого злиться? На себя. Сам же не отдал бумажник. Сам себя и наказал. «Ладно, – думаю, – в следующий раз буду умнее».

Месяц приблизительно проходит, и на том же самом месте прохожу возле той самой будки, а там тот же самый мужик звонит, и бумажник такой же самый задрипанный рядом лежит. Сначала хотел в рожу сразу заехать, а потом думаю: нет, погодите, я вам сейчас устрою козью морду. Мужик из будки выбегает, я беру бумажник, тут же подбегает тот же парень, меня, конечно, не узнает и сразу говорит:

– Раз нашли – делим.

Я говорю:

– Делим.

Зашли в подворотню. Он говорит:

– Здесь пятьсот тысяч, – при мне считает.

Тут вбегает мужик и говорит:

– Ребята, бумажник с деньгами не находили?

И не успевает парень ничего сказать, как я говорю:

– Как же не находили, вот он, – и отдаю ему бумажник.

Мужик обнимает меня.

– Родной, – говорит, – спасибо.

Я говорю:

– Вы пересчитайте, там пятьсот тысяч.

Он говорит:

– Да что там считать, я вам верю, вижу, вы честный человек.

А тот парень стоит, вы бы лицо его видели, не лицо, а козья морда.

Я говорю:

– Нет, вы пересчитайте.

Мужик говорит:

– Да чего там считать, – а сам открывает, считает и говорит: – А здесь только двести тысяч, а где же еще триста?

Парень говорит:

– Я бумажник вообще в руках не держал, значит, он спер, – и на меня показывает, – я свидетель.

Тут у меня лицо становится козьей мордой. Мужик говорит:

– Сам отдашь или в милицию тащить?

И я как миленький, возмущаясь, отдаю свои кровные триста тысяч и говорю:

– Ну, я вам устрою!

Злой домой еду, сил нет. Дурак дураком!

Полгода забыть не мог, но этих аферистов нигде не встречал. Наверное, в другой район перешли.

А тут где-то через полгода иду и на том же месте, в той же будке стоит мужик, я лица-то его не вижу, а вот бумажник тот же драный рядом лежит. Я к будке. Мужик позвонил, ушел. Бумажник, естественно, остался. Я из будки с бумажником выхожу и, пока тот второй не подбежал, хватаю первого попавшегося парня и говорю:

– Слышь, друг, помоги, будь свидетелем, мужик оставил, там полмиллиона, сейчас аферюга за ним прибежит.

И такой парень отзывчивый оказался.

– Ладно, – говорит, – помогу.

И тут этот самый мужик возвращается и говорит:

– Вы здесь бумажник не находили?

Я говорю:

– Еще как находили, а где же второй?

Он говорит:

– Какой еще второй, у меня только один бумажник.

Я говорю свидетелю:

– А ну, тащим его в милицию, а второго они сами найдут.

И вот приволакиваем мы этого мужика в милицию.