Манекенщики

– Лем 908-ой? Лем 908-ой?

– Малыш Щенг, присаживайся, угощайся.

– Что вы, лем? Я весь в трудах.

– Тебя опять послал ко мне господин Фыва?

– Да, лем 908-ой. Он разрешает вам употреблять алкоголь только после выполнения своих обязательств перед издательством.

– Вот так и сказал?

– Слово в слово.

– Вот ведь черт, а! Сдается мне, что я уже переборщил с выпивкой…

– Помилуйте, лем…

– Скажи, что я, наверное, собираюсь сначала выспаться.

И сила «36-708» вновь используется в качестве сравнения скорости Щенга.

– Да что этот бездарь о себе возомнил?!

И вдруг все услышали с площади Сида Вишеса брань через громкоговоритель.

908-ой зачитывал стихотворение, с максимальными удобствами водрузившись на памятнике экс-басиста:

«Посвящается Лейле Элси Айслэй:

Пожалуйста, срывайся на мне,

Избегай, бей посуду, ругайся!

Пожалуйста, срывайся на мне.

Старайся!

Пожалуйста, прошу, проклинай,

Шантажируй, с петель сорви дверь.

Пожалуйста, прошу, проклинай,

Убей!

Пожалуйста, душу терзай мне, реви,

Рви волосы, режь, ударь по лицу.

Пожалуйста, душу терзай мне, реви.

Не к концу!

Пожалуйста, навсегда уйти обещай,

Выбрасывай вещи из дома, сожги.

Пожалуйста, навсегда уйти обещай,

Но люби!»

И потом сладко уснул.

2113 год

12 июня

Вы когда-нибудь бывали в «Доме Наоборот», где все наоборот? Настолько наоборот, что здравый смысл граничит с абсурдностью, а невиданные глупости приравниваются к проявлениям гениальности. Место, где правит полная деградация, как наивысшая степень совершенства и расцвета человеческого индивида. Психбольница, где из лекарств, прописывают табак и алкоголь. «Выкидоны» врачей, а вернее бесшабашных медиков, которые: то залезут на столбы линий электропередач и примутся гоготать, изображая киберптиц; то обвешаются оголенными проводами и пустят по ним ток; либо изобьют до смерти какого-нибудь пациента. Здесь все было наоборот: вместо нормальной еды подавали порошки, которые надо было заливать кипятком; вместо душа – отправляли ополаскиваться специальным химическим раствором, отталкивающим грязь. А на ночь стены обливали высокооктановым бензином, чтобы поджечь в случае бунта или побега.

Ни у кого не было особой охоты попасть сюда, особенно у 908-ого, начитавшегося романов Рэя Бредбери и, преисполненному красно-розовыми представлениями о жизни. И первое, с чем он столкнулся, став постояльцем этого места – с невозможностью выделиться своей эксцентричностью в «лиге первостатейных психов». Эти сорвиголовы целыми днями только и делали, что «ставили на уши» весь персонал: играли в шахматы, пили текилу, обсуждали назначение морей и океанов и разгадывали кроссворды. И, если делать как они, то отличиться не получится. А, ведь, для 908-ого главным критерием являлось быть не похожим на остальных.

Однажды ночью, проживая еще в Звериной Клетке, пристрелив тридцать шестого за свою жизнь человека, он уныло побрел домой, осознавая всю обыкновенность этих преступлений. Людей в Звериной Клетке убивали чаще, чем они обзаводились автолоджиями. Лицензии на убийства имели многие: йорклиционеры, манекенщики, межконтинентальные бизнесмены, аппаратчики…

Законы стали такими изощренными и гибкими, что, как ни старайся, лишение жизни имело все шансы приравниваться к благодетели. Сначала все шло хорошо, у 908-ого в кармане был пистолет, а точнее револьвер, которым он и сносил «башни» обитателям своего района – неплохой образец превосходства над человеческой жизнью, так сказать, подаренный ему однажды сестрой, постоянно напоминающий о наличии спасительного метода. А потом он разочаровался.

Поэтому, в «Доме Наоборот» парень решил проводить свое время за такими исключительными занятиями, вроде распития текилы, повествования своей жизни и написания статей.

Вот, кстати, еще одна из них:

«Все свои самые лучшие вещи я создал под действием алкоголя. Мало кто знает, но это так. Алкоголь был и остается моей музой на протяжении самой мать ее бесконечности, самой мать ее гордого величества вечности и прочей е*отни, что подразумевает бытие. Наша жизнь это дерзкая су*а, выпрашивающая жертвы для подпитки своего сволочного эго. Вот ты рад сейчас, а плата будет потом. Платят все. И платят в этой жизни, в этой форме своего жалкого плачевного существования. Как только отказался платить, жизнь тут же бросает карты и покидает стол. Это жизнь не умеет бороться, а не ты.

Жизнь боится дерзких.

Алкоголь помогал мне сочинять стихи, он помогал придумывать статьи, и он согревал меня, когда никого рядом не было. Почему я кому-то должен в этой жизни быть обязан? Я должен быть обязан "чему-то". Стеклянные и жестяные "подруги" заботливо несли мой творческий порыв в дикое поле фантастических заготовок, и вот тут-то папа разгуливался и чувствовал себя как дома. Именно алкоголь давал воплощение моему духу написания, именно он повлек за собой драйв потрясений, испытываемых от красочности и эстетической пошлости слога. Именно он и был причиной этого, и как безмолвная бабочка, несущаяся на потоках андеграунда, придавала вкус и смысл нечленораздельным крикам побитой души.

Когда боги просили, а порой и вымаливали энергию для своего тщеславия, воздух сотрясался от конвульсий моего мозга, и рука просто порхала на бумаге, как крылья колибри, незаметные даже временем и его сопутствующей заразе знаменовать достославный конец всему, что не начиналось бы.

Именно алкоголь помогает писать эти строки и стирать согласно геометрической прогрессии чувства ответственности за вопиющую наглость при надругательстве над собственной совестью, и растлевать попытки разума одержать высоту.

И кому же я пою оду? Алкоголю и его волшебной способности превращать сумбурную гамму эмоций в упорядоченный поток созерцательных мыслей и "креатива". Бедный мой друг, мне нечем тебе отплатить кроме слепой верности, кроме искренних побуждений угождать твоей силе и надежде на справедливый итог от череды нелепых действий под влиянием твоего присутствия и твоей поддержки.

Милый мой друг, твоя эпоха переживет человеческую цивилизацию, и стимул, который ты даешь, пусть и взаймы, оправдает твое назначение и умастит твою скорбь по утерянным душам.

Милый мой друг»…

Потом он отхлебнул немного текилы, расплющил жидкий карандаш об стекло и призадумался.

Постъядерный «72-33» вот уже сто двадцать «объятий» лил не переставая. Мерзкий неприятный «шесть, мать его, один ноль ноль» Что-то среднее между «как из ведра» и мелким «моросящим пакостником». Чертова погода. Небо так и просило плевка в рыло.

– У тебя идиотский смех! – раздраженно выпалил 908-ой и попросил у Консиллера сигаретку.

Санитар с ловкостью фокусника осуществил его желание.

– Так о чем это я рассказывал? Ах да! Недавно тут вспоминал его. Слышал когда-нибудь о Пыльном Иоанне? Его называли Пыльным потому, что он часто сидел в библиотеке, полной грязных и пыльных книг, получая от этого эстетическое наслаждение. Он никому не разрешал прибираться в ней. В поддержании настоящей чистоты, по его мнению, нуждались только сердце и разум. Пыльный Иоанн часто бывал в баре на 2564-ом километре (это был единственный известный мне бар с настоящим камином в зале). Он любил нахлестаться самыми дорогими спиртными напитками и танцевать с глупыми барышнями джайв под музыку из автоматов. У него был заводной джайв. Это такой быстрый танец со свободными движениями. Потом Пыльный Иоанн возвращался домой, набивал свою деревянную трубку табаком и пускал дым за игрой на рояле. Заканчивая вечер электронными коктейлями, он ложился спать, а на следующий день продолжал кутить по новой. Откуда я все это знаю? Я тоже кутил вместе с ним. В наше веселье входило: бегать по крышам припаркованных автолоджий, встречать рассвет на крышах жилых домов, производить впечатление на барышней; а еще я брал у него уроки игры на рояле. Мы разучивали «Битлов», «Титаника», «Девять Дюймов» и еще всяких – чудесное время, что еще сказать… Я мечтал выступить концертом в одном мексиканском баре. Ты никогда не слышал о мексиканских барах? Я очень хотел быть похожим на Брэндона Флауэрса, только вот галстук с жилеткой и с рубашкой на мне плохо смотрелись, а еще чертова борода никак не росла, хотя, это уже не так важно. Все бы шло гладко, не перестань Пыльный Иоанн контролировать себя в употреблении алкоголя, женщин и впечатлений. В таких случаях, приходилось мне брать, арендованный в прокате автолоджий, и везти его до Кактус-сити к одному нашему знакомому инженеру, в редкие разы составлявшему нам компанию. А от бара на 2564-ом километре до Кактус-сити, скажу я тебе, ни х**на не ближний путь. Наш разгульный образ жизни продолжался больше полугода, пока его не застрелили. Конечно, Брэндон Флауэрс из меня не получился, а вот к Пыльному Иоанну я проникнулся симпатией. Он научил меня игре на рояле и джайву. Достойную жизнь он прожил. Позднее я очень гордился знакомству с ним. Разумеется, я спросил его однажды: «Пыльный Иоанн, почему бы тебе не завести семью? Ну, знаешь там остепениться, как говорят?» и, догадайся, что он ответил? «На**ен надо!» – были его слова. «Человек, – говорил он, – вырастает, обзаводится этой так называемой «семьей», детей штампует, ходит на работу – и все дела, по той простой причине, что не знает больше, чем можно занять себя в жизни, либо боится быть не как все. Все, что он делает – притворство, отвлекающий маневр от его подлинных желаний. А самое страшное для человека, вовсе, не одиночество, не горе, не болезни, – говорил он, – самое страшное для него – это прожить фальшивую жизнь»… Про себя он говорил, что знает, чего он хочет, и не бежит от своих желаний, а они у него заключались в том, чтобы не заниматься всякой х**нёй, а быть настоящим человеком и получать от жизни «кайф». Вот такая вот история о Пыльном Иоанне и она подошла к концу. Так что… спасибо за внимание.

Глава третья

«От того с чего все это началось до того, чем это так и не закончилось»

2112 год

13 апреля

Герцогство «Капустные Гряды»

В тот день, с рассветом, ну, то есть около одиннадцати часов утра, в дверь дома по адресу: «Герцогство Капустные Гряды, улица Зе Тедди Варриорс, 2020», постучали.

Когда телохранитель Олд'жа Айслэя открывает дверь, то два человека в серебристых костюмах оповещают ему о возложенном на них Аппаратным Домом поручении, исполнить кое они явились. Телохранитель с почтительной вежливостью приглашает их в дом и информирует о том, что известный изобретатель будет рад принять их в гостиной.

– Переезжаете? – указывает один из гостей с белобрысой взрывной шевелюрой как у сошедшего с ума ученого на полупустую гостиную и складированные вдоль стен упакованные коробки, когда они уже сидят за столом и угощаются чаем с печеньем,

– Расширяюсь. Хочу оборудовать здесь второй этаж мастерской. В подвале уже мало места, – говорит хозяин трехэтажного особняка, мужчина сорока пяти тире пятидесяти лет с идеально уложенными серебристыми волосами. Он улыбается, а потом восхитительным тоном интересуется:

– Так и о каком же поручении идет речь, лемы?

– Аппаратный Дом …кхм… хотел бы поближе познакомиться с вашим новым детищем, – деловитым голосом оповещает тот же аппаратчик – если вы, конечно, не возражаете.

– Что ж! Почту за честь, – с умеренным удовлетворением благодарит Айслэй, на нем классная серая рубашка и черные брюки с подтяжками, – творцу всегда приятно рассказывать о своих творениях, – после небольшого отступления он добавляет, – вы еще не наведывались к Замысловату? – смеется, – простите, это всего лишь шутка. – Аппаратчиков, судя по их безмятежным лицам, это не смущает. – Однако, был бы премного благодарен за уточнение: о каком именно детище идет речь? – с непрекращающимся энтузиазмом продолжает он, и вновь расплывается в добродушной улыбке.

Аппаратчик, тот самый, что с белобрысой взрывной шевелюрой как у сумасшедшего ученого закидывает ногу на ногу.

– У вас замечательный настрой, лем Айслэй.

– Да и день сегодня дивный, – отмечает тот, и бросает мимолетный взгляд на пасмурное небо, готовое закатить потоп как в старые добрые библейские времена.

– Но вернемся к делу.

– Осмелюсь предположить, что речь ведется об «Аэрохоккее»? – тут же подхватывает Олд'ж, как ни в чем не бывало.

– Это занятная вещица, лем Айслей, но не о нем. Об устройстве гораздо большей мощности и куда больших возможностей.

– Избавьте меня, прошу, от смелых и неприличных догадок, – снова смеется хозяин трехэтажного особняка еще и с посадочной площадкой для автолоджий на крыше.

Лицо собеседника слегка добреет.

– Мы имеем в виду «источник бесконечной энергии», лем Айслэй. Не могли бы вы удовлетворить любопытство госслужащих Аппаратного Дома?

– Простите, лемы, мне послышалось или вы и вправду сказали «источник бесконечной энергии»? – лем Айслэй даже ерзает на стуле от любопытства и удивления, – было бы очень славно обзавестись такой штукой.

– Интересно вы выразились: «было бы славно»? Звучит так, будто у вас его нет?

– Ну, конечно же, нет, господа, – изобретатель веселится, принимая такие домыслы за шутку, само собой, с должной учтивостью, – с чего вы решили?

– Интуиция!

– Прошу прощения…

Аппаратчик, ни разу за все время не притронувшийся к угощениям, отодвигает кружку еще дальше, словно хочет удвоить шансы не поддаться на соблазн, и облокачивается на освободившееся место локтями обеих рук. Собственнику первоклассного коттеджа с бассейном и русской баней на верхнем этаже становится немного неловко, но он не подает виду. Следующее действие кое выполняет представитель интересов Аппаратного Дома, это пристально смотрит Олд'жу в глаза.

– На основе совокупности практически усвоенных знаний, иными словами, опыта, мы в состоянии предугадывать последствия ситуации, в которой пребывали. Впервые, поднесся руку к горячему чайнику и, получив ожог, в следующий раз мы позаботимся о том, чтобы не хватать его голыми руками, верно? Но наш мозг помнит последствия не только того, что происходило непосредственно с нами, но и то, что происходило с нашими предками. Эти знания передались по генам, они бессознательны. И как только алгоритм повторяется, мозг реагирует. Эти слабые и едва различимые сигналы человек называет – интуицией.

На этом месте аппаратчик вытаскивает из нагрудного внутреннего кармана портативный планшет и включает его. Спустя несколько секунд государственный служащий представляет на обозрение изобретателя таблицу.

– Это что, таблица статистики? – предполагает Олд'ж.

– Совершенно верно! – с какой-то странной для обладателя единственных четырех восьмичастотных автолоджий в мире помпезностью восклицает гость.

– Бенджамин Франклин, Александр Хартдеген, Никола Тесла – это изобретатели, жившие в восемнадцатом и девятнадцатом веках, – подтверждает Олд'ж после того, как вычитывает имена из таблицы.

– Все верно – соглашается аппаратчик, – здесь он сделал что-то наподобие кривой улыбки.

–А что здесь делают «The Killers»? Они тоже что-то изобрели? – любопытствует Айслэй, отхлебывая из кружечки с надписью «лучшей подружке невесты».

– …Музыку, – отвечает аппаратчик. На что его коллега, который до чая был не дурак, и допивает уже третью чашку, одобрительно качает головой.

– Хорошо. Но как все это связано…?

– …С «источником бесконечной энергии»?

– …С интуицией?

– Статистику составлял интуитивный искусственный интеллект – «ИИИ».

– То есть машина предположила, что я изобрету «источник вечной энергии»?

– Не изобретете, а уже изобрели.

– С таким же успехом можно предсказывать выпавшие в лотерее числа.

– Даже результаты лотереи можно математически спрогнозировать, лем Айслэй. Все очень просто: на базе статистических данных о количестве изобретателей за всю историю человечества, их попыток изобрести вечный двигатель; о количестве изобретений за определенный период истории; беря в расчет темпы технологического развития, модные тенденции, степень популярности технических наук, человеческий фактор и многие другие переменные, наша электронно-вычислительная машина с точностью до 99,999 процентов составила прогноз об изобретении «источника вечной энергии» в период с декабря 2110 года по март 2112 года включительно.

«Лучшей подружке невесты» ставится на стол потому, что Олд'ж решает погладить обеими руками свои залакированные седые волосы, а левой потом потрясти, чтобы поправить наручные часы. Сначала он хочет поинтересоваться: дескать, какого это черта? Потом он хочет сказать: «что это за бред»? В итоге из множества перебранных вариантов реакций останавливается на тактичном:

– Весьма любопытно, лемы. Весьма, весьма и весьма любопытная вещь, о которой мне ни разу не приходилось слышать за период со дня моего рождения до сегодняшнего момента. Я бы хотел сказать, что у меня нет слов, но даже на эту фразу у меня нет слов. Что происходит, господа? Простите, мне, возможно, мою необразованность, но как можно доверять машине столь иррациональные прогнозы?

– Поверьте можно, лем Айслэй. Машина прошла испытания даже на более сложно-прогнозируемых явлениях…

– А войну она предсказала?

– Что-что?

Второй напарник перестает поглощать печенья и в недоумении уставляется на изобретателя. Белобрысый аппаратчик протаскивает взор на своего коллегу, и мгновение спустя аналогичным образом возвращается к зрительному контакту с Олд'жом.

– Я ошибся. Прошу прощения. Предсказала ли она Катастрофу? – именно это я имел в виду.

– Она не могла предсказать Катастрофу так, как была изобретена после нее.

– Но ведь можно было смоделировать такую ситуацию.

– Допустим, но в этом не было необходимости.

– И сейчас вы хотите сказать, что у меня в подвале накрытый тентом «Perpetuum Mobile»?

– Согласно нашим статистическим данным, нам известен факт его изобретения. Местонахождение же подобных объектов вычислять наша техника еще не научилась.

– Немыслимо.

– Это Будущее, лем Айслэй.

– Я не об этом, а о том, чтобы допускать такую вероятность, как изобретение «источника вечной энергии» в принципе.

– Разъясните, пожалуйста.

– Охотно.

Лем Айслэй расставляет ноги и кладет локти рук на колени с готовностью произнести очень сосредоточенный монолог:

– Даже при таком высокотехнологичном уровне, какой нам предоставляет природа постапокалиптического мира, «источник бесконечной энергии» создать не получится. Физиками было экспериментально доказано, что в условиях нашей реальности ничто не может работать вечно, и любая энергия конечна. Изобретение любого производителя неисчерпаемых ресурсов, по крайней мере, такой примитивной цивилизацией как нашей, с вселенской точки зрения, сродни изобретению «машины времени». Такой проект осуществим, если только сами боги рок-н-ролла спустятся и вручат нам чертежи. И я был бы безмерно счастлив: отдать Источник Аппаратному Дому и вписать свое имя в историю потому, что с таким бесконечным поставщиком энергоресурсов любая гонка вооружений с государствами-соперниками будет выиграна раз и навсегда и положит конец всем… катастрофам.

– Весьма вкусный чай, – этот факт отмечает про себя второй, менее разговорчивый представитель интересов власти, и наливает четвертую порцию.

– Мы, конечно, не физики, лем Айслэй, и не политики, – аппаратчик с шевелюрой опять переглядывается со своим ненасытным напарником, – но, во-первых, осведомлены, что структура реальности после Катастрофы была слегка изменена, один из примеров – ускорение вращения Земли; а, во-вторых, – он опять смотрит на любителя чая, а потом с довольной физиономией и прищуренным взглядом на изобретателя, и внушительным тоном подытоживает, – нам известно про «источник» наверняка, ведь, мы как никак работаем в Аппаратном Доме.

– Может быть, Машина ошиблась совсем на чуточку? – продолжал отбиваться седовласый мужчина, – я, отнюдь, не единственный изобретатель в мире. Создателем «источника», например, может быть Операционист – знаете такого лема из Звериной Клетки? Братья Гайд… Или тот, кто создал эту вашу предсказывающую машину…

– Исключено! – хладнокровно отрезает аппаратчик, – мы знаем, что это вы. Мы в курсе о ваших контактах с австралийскими агентами, а также о том, что вы собираетесь перевозить «источник вечной энергии» завтрашним рейсом на «Пуле».

Олд'ж вытягивается в кресле и, не теряя хорошего расположения духа, как ни в чем не бывало, интересуется: не результат ли это очередного пророчества Машины?

Аппаратчик с высоко вознесенным подбородком объявляет о бесполезности отрицать данный факт, подкрепленный физическими доказательствами. На планшете, любезно им предоставленном, появляется половины фигуры странного большеголового существа голубого цвета и с квадратными глазами. Непонятного происхождения форма жизни поглощала какао из белой фарфоровой кружки и издавала звуки, похожие на мелодичное бормотание, по типу: «па-па-па-пам-пам-па».

Пожалуй, сорокавосьмилетнему изобретателю еще было чему удивляться в этой жизни. Он хочет рассмотреть интересное видео более детально, и наклоняет голову поближе к экрану планшета. Существо жестикулирует, макает в варенье вафли и продолжает бормотать в веселой тональности. Олд'ж замечает, что при каждом движении оно мерцает слабым светом, а глаза меняют цвет.

– Кто это? – голос изобретателя дрожит от восторга.

– О чем это вы?

Аппаратчик поворачивает планшет к себе, и со словами: «не это», нажимает на пару кнопок, а потом разворачивает воспроизводящее видео устройство обратно на обозрение лему. Теперь героем фильма становится сам Олд'ж. Его реакция как всегда достойна описания, но в этот раз описывать было нечего. Потому, что лем Айслэй наблюдает зафиксированное им же самим испытания на видеоклонитор с абсолютно равнодушным выражением. У него не дергается ни один мускул на лице и совершенным образом невозможно определить дышит ли он в принципе. Оба аппаратчика безмолвно наблюдают эту картину, в то время как хозяин дома наблюдает картину другого сюжета. Печенье и чай перестают поглощаться. Казалось, на улице стих сам «29-90» и киберптицы застыли в «36-8-5» и не садились на детонаторные деревья, а на территории герцогства, в виду колоссальных площадей с засаженной всеми возможными видами капусты, их здесь обитало невероятно много.

– Наше руководство не придало бы этому значения, не коснись бы это дело национальной безопасности.

– Безопасности планеты, – вносит поправку его напарник.

– Да, именно.

Аппаратчик становится менее обходительным. Он будто бы считает, что теперь может позволить себе легкую наглость в общении, но старина Олд'ж дает понять, что он не из пугливых.

– Возможно, я полагаю ошибочно, но не сохраняет ли бизнесмен за собой право не разглашать информацию о своих клиентах, как минимум по этическим соображениям?

– Все верно, лем Айслэй, – аппаратчик, так ни разу все-таки и не притронувшийся к угощениям, скрещивает пальцы обеих рук – если только сделки совершаются между законопослушными лицами.

– Искренне прошу не сомневаться в моей преданности законам!

– Тогда как же вы объясните все это?!

Аппаратчик забирает, а точнее выхватывает планшет из рук изобретателя и потряхивает им в воздухе словно маракасами. В этот момент его напарник выпрямляется на стуле. Телохранитель, стоявший рядом, тоже подходит ближе, готовый вмешаться. Но он лишь на миг отвлекает всеобщее внимание.

– Все хорошо, Чек, – произносит Айслэй, подняв руку.

– Учитывая ваш социальный статус и вклад в индустрию, Аппаратный дом готов закрыть глаза на этот случай и, даже, в состоянии предложить вам щедрую сумму за такое изобретение.

– Искренне благодарю, – с умеренным удовлетворением говорит мужчина, и слегка покачивается. – Правильно ли я понял: Аппаратный Дом устанавливает контроль над частной сделкой, и, не вдаваясь в суть и подробности, выдвигает обвинение в сокрытии изобретения, предсказанного электронно-вычислительной машиной?

Обладатель шевелюры как у сумасшедшего ученого кивает головой и дает утвердительный ответ. Коллега как всегда с ним солидарен. После чего образуется недолгое молчание, которое сопровождается короткими отрывистыми звуками по лестнице со второго этажа дома. Андромеда в ярко-малиновом пышном платье до щиколоток заостряет на себе любопытные взгляды, как и гостей, так и отца с телохранителем. Чистый звонкий голос разливается по всем ста квадратным метрам гостиной: